Рисую запятую

Донхёк мурчит себе песенку под нос, кружится по кухне крошечным ураганчиком, удивительным образом избегая всяких кипящих-шипящих штук, орудует ложками, палочками и половником так, будто родился с кухонными приборами в руках. Кай наблюдает за сыном, потягивая матча из небольшой фарфоровой чашечки, когда спрашивает:  — Мы разве ждём гостей?  — Пока у меня нет дедлайнов по учёбе, я хочу приготовить всё, что хотелось сделать на неделе, — Донхёк умело разбивает яйцо в кипящую воду, уже отработанным движением отправляет скорлупу в урну, — Завтра поедем к дедушкам Ли, угощу их, порадую. Кстати, я уже собрал тебе на обед, — он разворачивается к холодильнику и достаёт пару ланч-боксов, ставит на стол перед отцом, — Тут немного риса и кимчи — не слишком острых, вам двоим пойдёт,  — Ты такой заботливый, — альфа улыбается, но потом начинает думать о встрече с Бэкхёном, когда его мысли прерывает сынишка:  — Да и надо как-то привыкать готовить порции побольше: на троих,  — На троих?  — Ну, я же правильно понимаю, что скоро к нам переедет и Тэён? Глаза Чонина вмиг округляются. Он не особо понимает, за что это утро субботы так эмоционально мотает из угла в угол. Мужчина делает ещё глоток чая и отвечает:  — Я ещё не знаю, согласится ли он жить … Жить с нами. Он очень взрослый, имеет право взбрыкнуть и послать меня далеко и надолго,  — Окей. Так что, мы едем или не едем в Академию? Альфа отставляет пустую чашечку к центру стола, и с суеверным ужасом смотрит на сына, когда врёт:  — Вообще, сегодня у меня были кое-какие планы, я не рассчитывал на обед с Бэком,  — О, а чего раньше не сказал? — мальчишка слишком спокойно продолжает мешать суп и снимает с плиты мясо,  — Ну-у-у, я не подумал, — альфа усмехается, — Вот такой я бестолковый! Но, если хочешь, то могу подкинуть тебя до Академии и забрать через пару часов — сразу отвезу и к дедушкам Ли, как тебе такой план? Чтобы завтра не мотыляться почём зря,  — И это ты называешь «не подумал»? — омежка хмыкает и оценивает взглядом хаос на кухне, потом кивает, — Вези меня к дяде Бёну, или как его называть?  — «Дядя» подойдёт, — Кай поднимается на ноги и выходит с кухни. / Донхёк закатывает глаза, когда Чонин в третий раз объясняет, куда идти. Мальчишка уже сто раз пожалел, что согласился на план отца, но уже из принципа не отступит от идеи познакомиться с тем самым господином Бёном.  — Ещё раз — третий этаж.,  — Ой, да разберусь! — вскрикивает омежка и выпрыгивает из машины, не закрыв дверь. Альфа какое-то время смотрит ему вслед, а затем закрывает дверь авто и давит на педаль газа. Донхёк идёт по кампусу, постоянно оглядываясь — красивое место, большие площади. Тут и там бегают, обедают, что-то зубрят студенты самых разнообразных направлений. Их мир кажется омежке каким-то потусторонним, как будто всё это сошло с экрана американского кино двухтысячных: ярко, громко, кипение чувств и события на каждом шагу. «Если это — студенческая жизнь, то я готов терпеть школу» — Ли вприпрыжку идёт по тропинке из жёлтого кирпича, снова усмехаясь с этой сказочной шаблонности.  — Эй! Эй ты! Да ты! — школьник оборачивается на голос, молясь, чтобы этот «ты» был всё-таки не он, Но Донхёк видит уже перед собой невысокого парня с ярко-красными волосами. Это первое и, пожалуй, единственное, что омежка увидел, и что теперь запомнит до момента встречи с тем самым господином Бёном.  — Еле догнал! Ты куда так торопишься: сегодня же суббота! — парень замирает перед Ли с широкой улыбкой на губах, — Почему молчишь? За щёчкой секрет держишь?  — Что? — омежка всё же приходит в себя, до конца осознавая, что прямо сейчас с ним разговаривает какой-то левый тип, да ещё и так легко, будто они сто лет знакомы,  — Ты так торопился, что потерял студенческий, — незнакомец протягивает какой-то документ в кислотно-голубой обложке,  — Это не моё, извините, — Донхёк с трудом разворачивает себя на пятках, когда слышит в спину:  — В самом деле, не твоё. Погоди-погоди, а куда ты идёшь?  — На хореографический, — школьник поднимает голову и вдруг понимает, что перед ним совсем другой корпус — музыкальный. Ли разочарованно стонет: потерялся в трёх соснах, хотя и шёл по тропинке. Вот куда ему идти дальше? Ещё и этот клоун увязался.  — Эй, я могу проводить тебя на хореографический, идёт, а? — предлагает студент, играясь с обложкой, — Да не переживай, сейчас кого-нибудь поймаю с художественного. Тут всё недалеко, просто нужен курьер. Пошли, — парень сворачивает с тропы на газон с первыми жалкими травинками и машет рукой, — Пошли-пошли! Омежка пожимает плечами и идёт следом, когда его проводник вдруг срывается вправо с криками:  — Эй! Слушай! Ты, да ты! Ты не в художественный идёшь?  — Именно туда! — долговязый парень перепрыгивает через скамейку и подходит ближе,  — Слушай, по-братски, передай вот это Вону, или на вахте хоть оставь, окей? — парень вручает долговязому в ладонь студенческий, потом приобнимает того и улыбается шире прежнего, — Спасибо, друг!  — Всегда пожалуйста, хён! Красноволосый оборачивается к Донхёку и улыбается:  — Кстати, тебя как зовут? Не видел тебя раньше,  — А я тут в первый раз. Ты можешь просто ткнуть пальцем, куда идти?  — Нет, это не вежливо,  — А кричать «эй ты» — вежливо?  — Ты же не говоришь своего имени! Омежка цокает и ускоряет шаг, продолжая слышать в спину едва ли не на каждый шаг:  — Не туда… Не сворачивай… Почему такое стремление повернуть направо? Тебе надо прямо. И что, что тут тропы нет — если будешь по тропе ходить, то только к следующему утру доберёшься.  — Да чего ты привязался?! — вдруг Донхёк вскрикивает и разворачивается к студенту, ударяя того пакетом по плечу, Однако парень нисколько не тушуется, только шипит и трёт ушибленное место:  — Ты чего дерёшься? Мои руки, может, золотые! Я помогаю тебе!  — Тебе нечем больше заняться?! — школьник снова повышает голос, не обращая внимания на прохожих,  — Да у меня куча дел, я — весь в делах! Но это не значит, что я не могу помочь тебе! Тебе вообще, сколько лет? Что ты тут делаешь? Выглядишь, как старшеклассник, а приёмная комиссия только через месяц открывается. Неужели взятку уже сейчас тащишь?  — Взятку? — глаза мальчишки округляются, но вместо ответа он закатывает глаза и продолжает идти в сторону замеченного здания хореографического факультета,  — Эй! Прости меня! По-братски! Я же не хотел! — красноволосый снова следует за омежкой, покрикивая тому в спину, — Чтобы я не говорил «эй», ты должен сказать мне своё имя!  — Хёк! Ли Донхёк! — Донхёк на миг разворачивается к студенту и в дверях уже слышит:  — Мун Тэиль! Омежка останавливается на вахте и протягивает отцовский пропуск к турникету, удивляясь, что тот работает (а почему, собственно, нет?), и что охранник не обращает на него ни малейшего внимания. Мальчишка сразу идёт к лестницам и поднимается на третий этаж, ещё и тут теряясь во множестве кабинетов. Длинный светлый коридор больше походит на что-то больничное, чем учебное. От этого во рту появляется кислый привкус утренней овсянки с досадой на собственную невнимательность и вечные плутания на местности.  — Хотя бы подписали, — хмыкает Ли, проходя от одной двери к другой, когда замирает под табличкой «Бён Бэкхён, заведующий кафедрой классического танца». Омежка поправляет свою рубашку, отряхивает от невидимой пыли джинсы и стучится. В ответ раздаётся удивлённое «проходите», так что Донхёк входит. Небольшой кабинет с парой тумбочек, на одной из которых стоит электрический чайник, а прямо напротив — раковина. Вдоль стен стоит ещё пара шкафов, а под самым окном — рабочий стол, разделяющий пространство между двумя стульями.  — А Вы кто, молодой человек? — заведующий моргает и проверяет время на экране телефона,  — Ли Донхёк, господин Бён Бэкхён, — школьник низко кланяется, а потом выпрямляется с улыбкой, — Давно хотел с Вами познакомиться, узнать, так ли сильно Вам нравится моя готовка, или папа сочиняет на ходу,  — Это ты? А где, а где Кай?  — О, он уехал по делам, — Донхёк отмахивается и садится за стол, тут же доставая из пакета два ланч-бокса, чтобы протянуть один из них бете, — Давайте отобедаем вместе?  — Хорошо, — Бэкхён растерянно моргает, но всё же опускает руку в нижний ящичек, выуживая палочки, протирает те салфеткой и наблюдает, как мальчишка уже облизывает свою домашнюю ложку, — Тебе стоило бы помыть руки, Донхёк-и,  — Стоило бы, но у меня стресс!  — Нет, погоди. Тогда тем более обязательно смыть уличную грязь вместе с нервами,  — Вы знаете, что так можно заработать какое-то там расстройство? — Донхёк закатывает глаза и поднимается с места, плетётся к раковине, тщательно моет руки под внимательный взгляд старшего, а потом возвращается на место, — Окей?  — Да, оки-доки. Приятного аппетита! — мужчина первым пробует еду и чуть морщит носик — не любит такое острое, — Ты хорошо разбираешься в специях,  — Правда? Спасибо. Но мне всё равно кажется, что я вечно что-то забываю, или перебарщиваю. Понимаете, — мальчишка отправляет крупный лист капусты за щёку, — Папа ест всё подряд, и всё-то ему нравится. А потом я пробую и понимаю, что там ничего съедобного нет,  — Как по мне, то у тебя всё очень острое, — тут же вставляет бета,  — Может быть, — омежка играется ложкой, с улыбкой наблюдая за краснеющими из-за специй щеками старшего, — Впредь для Вас я буду готовить что-нибудь более пресное, Бён тут же широко улыбается и ставит локоть на стол. Он ворочает палочками овощи, размышляя о самых разнообразных вещах, почему-то не глядя на своего неожиданного гостя.  — Вы давно тут работаете? Или это неправильный вопрос?  — Нет, всё в порядке, — Бэкхён кивает, — Давно работаю. Неужели, хочешь учиться тут?  — Нет! Никакого творчества в моей жизни! Стабильный заработок и уверенность в завтрашнем дне — вот два приоритета в моей жизни!  — Подозрительно странно у тебя проходит подростковый бунт. Тебе точно шестнадцать? Под широкую улыбку Бёна Ли смеётся с такого замечания, а потом объясняет:  — Хочу крепкую семью, без всякой жести, чтобы дети росли на глазах, при двух родителях и куче дедушек,  — Это хорошее желание, — голос беты вмиг становится серьёзнее, на несколько тонов ниже,  — А у Вас есть семья? Или Вы живёте работой, как папа?  — Я живу работой, но не как твой папа, Донхёк кивает, понимая, что Бэкхён просто съехал с неудобного вопроса. Если так подумать, то они впервые видят друг друга, имеют ряд собственных предубеждений из-за рассказов Чонина. Тем не менее, омежка вдруг осознаёт, что ему комфортно рядом с бетой. С тем парнем на улице было странно, с ребятами из параллели — неприятно, со случайными людьми, в основном — противно. А тут вмиг такой комфорт. Дело в обеде, или какой-то особенной атмосфере? Мальчишка с любопытством принимается рассматривать Бэкхёна. Прядки неуложенной чёлки падают на глаза, ресницы колышутся до смешного часто, торчащие уши движутся в такт работы челюстей. Белая рубашка с высоким воротником застёгнута на все пуговицы, намекая на отсутствующий галстук. Вполне себе приятный человек, вокруг которого витает сладковатый аромат. Может, именно в нём было всё дело? Донхёк ловит себя на том, что разглядывает бету больше положенного, пристальнее позволительного, а потому возвращается к собственному обеду. Бэкхён же рассматривал мальчишку перед собой куда осторожнее — опыт. Светлые кучерявые волосы, сверкающие глаза и круглые губы. Приятный тембр голоса — самый отличный для омеги, и только набирающий обороты аналитический склад ума. Простая подростковая одежда, незамысловатые блюда на обед, вполне себе земные желания — Донхёк самый обычный подросток, которого не испортили родители: не избаловали, не затюкали, не застращали. Мужчина неожиданно тяжко вздыхает, размышляя о собственном туманном будущем. Он сам-то, когда в последний раз ощущал себя счастливым, надеющимся на какую-то там семью, верящим в детей и беззаботную старость? Бета так давно погряз в каких-то сиюминутных фантазиях, что стал упускать движения жизни вокруг. Уже просто вынужденный жить нереальным миром — разучился по-другому.  — А в воскресенье тут кто-нибудь работает? — Донхёк спрашивает только для того, чтобы заполнить возникшую тишину, скрыть своё подглядывание,  — Нет, но иногда студенты тренируются. Всё реже такие встречаются, правда,  — В воскресенье? Вы шутите?  — Нет, это правда. Знал бы ты, что настоящие танцоры живут по жизни танцем: всегда в движении, в каждом жесте и взгляде — всегда в действии. Те, кто начинает рано выступать, потом всю жизнь ощущают себя на сцене,  — Вы тоже ощущаете себя именно так?  — Скорее, я ощущаю себя сидящим на подмостках, — бета тянет уголок губ в сторону, роняя голову на плечо, — Я хотел бы вернуться, но не ощущаю прежнего запала. Я всё ещё в «рабочем состоянии» физически, но не способный к труду где-то внутри,  — Я слышал об этом от аппы — что-то вроде «выгорания», — Донхёк понимающе кивает, размышляя о трудностях взрослого мира,  — Может быть, очень может быть, — Бэкхён смотрит на остатки овощей и хмурится, — Почему ты так неожиданно спросил?  — А чего такого в том, что Вы ответили? Это разве секретная информация? Или Вы думаете, что я расскажу папе? Тогда, опять-таки, почему? — мальчишка роняет ложку в ланч-бокс и падает спиной на спинку стула,  — Это очень неожиданный вопрос, он сбил меня с толку. Ты же спрашивал про работу в выходные, и должен был спросить что-то другое, — мужчина чуть щурится, заглядывая в круглые глаза подростка, который до боли знакомо ухмыляется,  — Я так и думал, что у Вас в голове автоответчик! — Ли смеётся, — Я просто спрашиваю всё, что в голову приходит. Хаотично. Бум, бах, бабах! Вопрос созрел, и я его задал! — он смеётся ещё громче, когда замечает ползущие на лоб брови старшего, — Неужели Вы настолько не доверяете мне? А может, я не нравлюсь Вам?  — Нет, Донхёк-и, ты — хороший человек. Просто я так отвык общаться с людьми, особенно когда они задают такие вот вопросы, более глубокие,  — Я тоже не каждый день задаю такие вопросы всем подряд, Вы уж как-нибудь поверьте. Просто стало тихо: мне такое не нравится, Бён улыбается этим словам, узнавая в ребёнке напротив Чонина. Такой же непоследовательный, человек-момент, с точно такой же ухмылкой и оттенком кожи. Но Донхёк всё равно такой другой. Он кажется ближе. Это влияние возраста, пола, ума, обаяния или факта их первой встречи?  — Я понял, почему папа всегда обедает с Вами по субботам: у Вас тут скучно, как и ему — дома. Но всё-таки, что у него за планы на сегодня? — Донхёк поднимается и снова моет руки — вроде как, после еды тоже надо,  — Он не предупредил, «Хотя и о том, что он придёт, тоже никогда не предупреждает» — бета достаёт салфетки из первого ящичка, тщательно протирая каждый палец.  — Вот и я о том же! Знаете, — омежка возвращается на стул, — Я как-то смотрел сериал и вдруг подумал, что мы должны поладить. И поэтому сегодня напросился к Вам,  — Вот так значит?  — Ага, — Ли улыбается и передёргивает плечами, дуя губы, — Вы сильно-сильно заняты? А то папа приедет только через два часа за мной, не хотелось бы всё это время просто так тут сидеть, потолок разглядывать,  — Вполне себе хороший потолок, чего ты придираешься? — Бён прыскает и поднимает взгляд на частично осыпавшуюся побелку, — Хотя, обновить бы стоило,  — Покажете факультет? Ваши танцклассы, или как оно это всё называется? Я же в танцах вообще ни бум-бум! — мальчишка подскакивает на ноги и закидывает в прежний пакет два ланч-бокса,  — Как это? Я думал, что ты хоть немного должен разбираться в том, чем занимается Кай, — бета также поднимается на ноги и оглядывает рабочее место,  — Неа, перестал интересоваться лет в пять, когда аппа переключил канал с его выступлением и сказал «мог бы выдать билеты в первый ряд хоть разок», Бэкхён растерянно кивает и выходит за дверь следом за Донхёком. Они медленно бродят по зданию факультета, заведующий нет-нет да здоровается с кем-нибудь, заглядывает в кабинеты, давая короткие комментарии школьнику в духе «тут общие предметы, вроде истории искусств», «тут музыкальный класс», «святая святых — кабинет господина Кима», «тут хипхоперы, у них всегда весело». Ли семенит за Бёном, заглядывая в приоткрытые двери с завидным интересом. Бэкхён останавливает свой шаг, когда осознаёт, зачем мальчишка пришёл — знакомиться, конечно, тоже — но дело в другом: сыну интересно, чем живёт его отец, чем жил все эти годы, на что тот променял собственного ребёнка. От этой мысли Бёну становится неловко рассказывать дальше, но он пересиливает себя. И даже больше — расходится, принимаясь в красках описывать былые успехи Кая, показывает на кубок под стеклом в коридоре, а потом выделяет себя или старого друга на ленте фотографий на стенах с красным драпом на этаж выше. Бета вдруг забывается в этих воспоминаниях, не замечая человечка рядом — полностью в них:  — У меня было выступление, а на следующий день у Кая проходила премьера «Ледяного Рыцаря». Я не выспался, был жутко уставшим, но пришёл вечером, стоял во-он там, прямо на лестнице. Сесть как-то не позволяло воспитание; когда были «звонки», то я занимал место с краю, отдыхая хотя бы так, но потом снова вставал к стенке. Кстати, именно после той постановки за Чонином и закрепилось это — «Кай». Мальчик, поддавшийся чарам Ледяного Короля, которого спас Рыцарь. Журналисты были в шоке, узнав, что звезда — альфа. Тогда люди больше жили стереотипами, и были до возмущения удивлены тем, что хрупкую душу обыграл семнадцатилетний альфа, — Бэкхён замирает напротив фотографии танцующего Чонина в белоснежном костюме — совсем юного, с выбеленными волосами, такого невинного и трогательного, — А потом мы пошли с ним ужинать. Ни огня в городе, двое подростков — как и ты сейчас — мы зашли в какой-то бар, ко мне пытался приставать изрядно выпивший мужчина, но Чонин заступился. Это было так смешно! Тогда ещё я был выше, — он тяжко вздыхает и смотрит на стоящего рядом Донхёка, — У меня сотни историй где-то в голове, хватит на каждую ночь в году просматривать по воспоминанию перед сном,  — Господин Бён, Вы же понимаете, что нельзя вечно жить одними только воспоминаниями? — мальчишка поражённо шепчет, бросая взгляды то на фото, то на заведующего, — Жизнь, она же мимо проходит. Неужели Вам так сложно снова, как тогда, после долгого дня выйти на ночную прогулку, чтобы поддержать друга? Или самому постоянно пребывать в движении? Ваши фото — такие прекрасные, я даже знаю, что как-нибудь найду Ваши выступления и посмотрю и их, но…., Донхёк машет руками во все стороны, закипая юношеским негодованием, страстью к жизни. Бета рядом смотрит на него какое-то время снисходительно, но потом молча соглашается — про себя, в мыслях. Ему пора выходить из собственного мира, пора возвращаться в окружающий, внешний, наполненный событиями. Пора из позиции наблюдателя стать участником, зачинщиком. Иначе.…  — Да Вы же понимаете, что самое страшное — это остаться одному к семидесяти годам? Когда некому позвонить, некому готовить обед в выходные и не на кого потратить огромный заработок? — Ли подпрыгивает на месте, — Я даже рад, что мой папа принял меня, что решил наладить отношения и с Тэёном! Он осознал, что не хочет оставаться один, что пока есть силы и время, есть возможности, всё можно исправить. И делает для этого всё возможное! Я же тоже вижу, как ему тяжело со мной, Заведующий поправляет манжеты на рукавах рубашки, опуская глаза. Ему хочется сказать «да чтоб ты ещё понимал: ему с тобой так легко, так весело», но снова осекает сам себя, глотает мысль где-то далеко, потому что следом выплывает нелепое: «А откуда ты знаешь, какой Чонин дома? Когда в своих собственных стенах, когда не известный в уходящей славе танцор? Когда обычный человек? Он ведёт себя также нелепо, как и с тобой, или более серьёзен? Он же умеет быть серьёзнее, всегда был».  — Господин Бён, проводите меня до ворот, пожалуйста! Папа сказал, что скоро подъедет, а я боюсь опять тут потеряться: эти ваши жёлтые тропинки не приведут ни к чему хорошему!  — Разумеется, — мужчина сворачивает по нужному направлению длинного коридора, — Потому что тропинки — декоративные, прогулочные так сказать. Насколько я знаю, их проектировали, чтобы человек проходил по двенадцать километров,  — Серьёзно?! — глаза Донхёка округляются, — Кошмар какой! Кто это придумал только! Зачем? Кстати, а по газону ходить можно? Я, правда, уже находил,  — Можно.