Рисую запятую

Кай придирчиво оглядывает гостиную. Донхёк третий день живёт у Сехуна, так что в свободное время альфа полностью предоставлен своим мыслям. Совсем не к месту вспоминается и старший сын. Как там его звали? «Ли Тэён, альфа, девятнадцать лет, выпускник школы уже» — мужчина отрывает себя от дивана и принимается кружить вокруг того, перевязывая узлы пояса халата то так, то эдак. Кай помнит сынишку очаровательным подростком, совсем невысоким, с яркой улыбкой — как у Кёнсу. Тэён всегда казался Чонину мягким, удивительно непохожим на озорника-альфу, хотя когда-то любимый омега нет-нет да и закатывал глаза, на якобы напускную скромность ребёнка. Сам омега уже лет десять как законный супруг отличного человека, беты правда, но их любовь такая прекрасная, что у Тэёна есть даже сводный младший брат… «Богатый на братьев мальчишка, на омег, я бы даже сказал» — альфа хмыкает, снова падая на диван. У Кёнсу никогда не было претензий к Каю, не было просьб — только понимание и какая-то удивительно чистая влюблённость. Когда им было по двадцать, начинающему танцору было не до брака и сына, зато омега так вдохновился своей беременностью, что даже не обратил внимания на уход альфы. Даже когда Чонин сам настоял на ежемесячных выплатах, сам приезжал по возможности к ребёнку, дарил дорогие подарки любимому омеге… Нельзя откупиться деньгами от чувств. Но с чувствами к Кёнсу Кай справился. Как и с чувствами к тому ребёнку. Так как же Сехун смог удержать его? И он ли держал альфу рядом, или всё же тот сам сделал осознанный выбор? Чонина разрывают мысли, скачущие от одного омеги к другу, невольно сравнивая их, ища хоть какую-нибудь зацепку о своих предпочтениях и причинах свиданий. Причинах собственного побега от ответственности.  — Наверное, с Сехуном я достаточно вырос и изрядно помотался по свету, чтобы хоть немного остепе-…., — Кай смеётся сам с себя, Потому что в браке с Сехуном не было уютного тепла, были такие же измены и постоянное отсутствие в доме. Если так подумать, то, что Донхёк, что Тэён, одинаково часто видели отца, буквально несколько раз в год: Рождество, Чусок, собственный день рождения, и ещё пара-тройка раз, когда у известного хореографа было хорошее настроение или свободный день. Нет, ну может, младшему повезло чуть больше банально из-за статуса. Альфа снова подрывается с места. Он смотрит на время с экрана телефона и психует. Потому что ещё пять часов до подъёма, семь — до работы. Ни один фильм не отвлекает, для танцев не хватает сил, а напиться банально нельзя перед началом занятий. Везде ловушка — на каждом шагу. Мысли заживо едят его душу, остервенело грызут остатки разумного в такой час. Запоздалое раскаяние обрушивается на голову когда-то самолично повешенным Дамокловым мечом. Пощёчина за пощёчиной каждая оплошность прошлого опускается на лицо альфы громким ударом, болезненным, с оттяжкой на последующие выкрутасы и ложь. Карточный домик на песке разлетается, размякает, оставляя мужчину одного в собственной ультрасовременной крепости не королём, но пленником. Пленником своих мыслей, ошибок, трусости, незрелого поведения и праздности, упоением секундных успехов на сцене и последующих преодолений на грани провала, расшатанных нервов и неуверенности не то, чтобы в жестах, а в каждом шаге. Голова кружится покруче, чем после трёх банок пива. Сотни коллег, десяток знакомых, когда-то любимые и дорогие люди превращаются в памяти в жалкую пыль, и ветряной песок разбрасывает мысли дальше предыдущего, не позволяя сосредоточиться на чём-нибудь конкретном, заземлиться. Не получается ухватиться хоть за что-нибудь. Мысленно Кай уже падает в бездну, не надеясь на спасение, поддержку. Каким он будет завтра? Какой он сегодня? Каким его запомнили прежде? Альфа забывается беспокойным сном, в котором до болезненного прокручиваются образы гордо улыбающихся родителей; мягкий взгляд Кёнсу и зазывающий пальцем в гримёрку случайный напарник по танцам; нахмурившийся Сехун и чьи-то пышные бёдра под розовой юбкой; круглые глаза восьмилетнего Тэёна, получившего в подарок кроссовки — Кай сам тогда догадался об этом; и цоканье Донхёка из-за непрекращающегося дождя; тяжкий вздох Бэкхёна. Чонин подскакивает с места, тут же падая на пол — из-за сидячего положения затекли ноги. Будильник противно начинает оповещать о начале нового дня где-то в ванной, и альфа на коленях ползёт в нужную сторону, выключая «сигналку». Он сидит на ледяном кафеле, пытаясь прийти в себя, но понимает — не придёт. Тут нужна срочная терапия, желательно — близкого душевного контакта. Мужчина смотрит на душевую кабину и вдруг осознаёт, что проснулся за секунду до телефона — хотел оглянуться и посмотреть на того, кто так тяжко вздохнул, кто всегда так делает, всегда недоговаривает и промаргивается, строит рожицы за чужой спиной, но всегда сдержан и собран, как бы жизнь не мотала. Это начинает походить на помешательство: потому что альфа хочет увидеть-увидеть-увидеть того особенного человека, встряхнуть его и попросить досказать, попросить открыться, и самому выложить всю душу, показать каждую полочку, не постесняться самых ужасных уголков — пусть прибирается, пусть делает, что вздумается, только бы дал себя узнать ближе, только бы позволил с высоты своих невысоких каблуков. Кай поднимается на ноги и хватается за зубную щётку. Он полирует зубы, умывает лицо, но не пытается смотреться в зеркало — и без того понимает, насколько «красавчик». На выходе из ванной альфа хватает телефон и снимает ключ. Он замирает над заметками, где среди прочих указаны все его «грехи» с комментариями. Самая большая, конечно же, по Донхёку: список содержит не только общие параметры, вроде аромата и пола, адреса школы и номера телефона, но и Марка со знаком вопроса, и ещё ряд подобных строк:

/// Марк -? /// Пение, он поёт? /// Он не любит сладкое? /// Почему так не хочет уезжать? /// Как он находит общий язык с дедушками Ли? Ему нравится такая жизнь? /// Он не хочет сводного брата? /// Он знает, что у него есть старший брат? Как он может отнестись к этому?

Ким хмурится и открывает вторую заметку — по Бэкхёну: как бета того и просил. Тут вопросов ещё больше, так что альфа даже не заморачивается, а открывает Тэёна:

/// Ли Тэён, альфа, 19 лет, дата рождения: 1 июля. ///???

Вот и всё. Кай даже не знает, что хотел бы узнать об этом ребёнке, но всё же проходит на кухню, садится на свой стул и, опрокинув в себя стакан воды, печатает:

/// Он сможет дать мне второй шанс?

/  — Бэк! — дверь ударяется об стену, закипающий чайник подскакивает на своём месте, рука заведующего дёргается, и линия стрелки идёт пунктиром вверх, Бета тяжко вздыхает и опускает руки с карандашом и небольшим зеркальцем на стол, с некой мольбой смотря на обычного своего визитёра. Альфа ярко улыбается, до отвратительного ярко, с такими-то синяками под глазами, потом подходит ближе и смотрит на кривой макияж:  — У-у-у! Бэк, чего это тебя торкнуло разрисовываться? Или всё же парня нашёл какого? — Кай тыкает пальцем около самого глаза Бэкхёна, так что тот замирает, прикрыв глаза,  — Чайник вскипел, — Бён как всегда съехал с темы, только вот «Не сегодня!» — Ким усмехается и вырывает из рук старшего предметы, усаживается на стол. Какое-то время они просто смотрят друг на друга, но потом альфа всё же опускает глаза на стол, замечая небольшой бутылёк мицеллярной воды и ватные диски. Он осторожно кладёт зеркало на стол, и хватает всё необходимое для снятия макияжа. Совсем с нетипичным для себя спокойствием Чонин промакивает ватный диск в жидкости, и подносит тот к лицу зажмурившегося Бэкхёна.  — Я осторожно; не жмурься, итак морщины — куда ещё больше-то, — голос у Кима тихий, вкрадчивый, так что Бён расслабляет мышцы лица, послушно принимая навязанную столь внезапно заботу. Альфа до конца смывает неудавшуюся линию, затем просушивает кожу и только после этого перекладывает чёрный карандаш из одной руки в другую. Он привычным движением рисует тонкую стрелку, но потом переводит взгляд на правый глаз, и проводит ещё несколько раз — бета рисует широкие. «Пусть рисует, раз так нравится» — он хмыкает, в который раз просит старшего открыть глаза и перестать трястись.  — Готово, — Кай проводит большим пальцем по скуле выше, повторяя ход чёрной линии. Так бета выглядит иначе: моложе, милее, чувственнее. Он поднимает глаза на альфу и чуть улыбается. Всегда эти полуулыбки, полувзгляды, недосказанности, уловки и соскоки с тем, ловкость рук и гибкость тела и характера. Что из этого Ким Чонин постоянно упускает из виду? Наверное, всё. Всё, что касается Бэкхёна — какое-то «полу», какое-то «смутно», «непонятно», «непредсказуемо». На первых порах это жутко отталкивает, но потом начинает притягивать. «Если разобраться как, то можно и через чёрные дыры скакать по Вселенным» — Кай усмехается и убирает руку от чужого лица.  — А где мой чай? Я просил тебя о чайнике, — бета собирает вещички во что-то отдалённо напоминающее косметичку, и прячет ту во второй ящичек,  — Я сделал кое-что важнее чая. Или весь твой мир крутится вокруг одного него? Тогда, в чём мы с тобой отличаемся? Двое помешанных, — альфа продолжает сидеть на столе, заглядывая в лицо старшего, намеренно ловя его взгляд,  — Я не обременён бессонными ночами, только — суетными буднями и отсутствием выходных,  — Не хочешь узнать, что такое мне приснилось, что я и уснуть потом не смог?  — Я не думал спрашивать — это нетактично, но если ты позволяешь, то что? Чонин спрыгивает со стола, разворачивается и упирается ладонями о гладкую поверхность. Он наклоняется всё ниже и ниже, так, что уже исподлобья приходится заглядывать в чёрные глаза напротив:  — Среди прочего шума и невнятных лиц, я услышал тебя, и поэтому проснулся, вышел из кошмара, — голос альфы ниже обычного, гораздо тише. Он говорит так спокойно, так искренне, что бета теряется. Его рот чуть приоткрывается, брови снова ползут вверх. И прежде, чем он снова закусит мысль своей губой, Ким шёпотом приказывает, отчаянно надеясь, что его послушаются:  — Скажи, что хочешь сказать. Прямо то, что сейчас в твоей голове. Всё, что потребуется — просто скажи это,  — Я думаю, что это — нелепость, с утра…  — Не то: ты думал о другом, Бета теряется. В комнате становится жутко жарко из-за продолжающего кипеть чайника, закрытого окна, давления альфы по всем фронтам: от позы до слов, от энергетики до собственного желания высказать всё, что лежит где-то глубоко.  — Ты читаешь всё, что написано на заборах? Нет, вот и не советую лезть в чужие мысли! — Бэкхён резко поднимается, — Иди и веди свои пары, не отвлекай от работы и не нарушай своими снами моего рабочего настроя,  — Всё дело в этом — в рабочем настрое? — Чонин выпрямляется, — Ты говорил тогда, что фантазируешь. Наверное, тебе надо дать пространства и для этой мысли, для этой фантазии?  — Иди уже! — бета срывается на крик, Впервые срывается. Он поднимает руку, указывая в направлении двери, смотрит поверх альфы, куда-то мимо, гневно пыхтит и ждёт.  — Я хочу растрясти тебя, — Кай делает только один шаг назад, всё ещё скользя взглядом по лицу Бэка, — Хочу вытрясти все твои секреты, хочу узнать их, хоть чем-нибудь помочь тебе, как обычно ты помогаешь мне. Если ты снова будешь рисовать «глазки» — зови меня, На этих словах хореограф покидает кабинет заведующего. Он идёт на занятие, и потому не слышит крика и прыжков беты. Бэкхён пытается выплеснуть напряжение в крохотной комнате так, как может, на что хватает фантазии. Он пытается утомиться физически — ментально он уже не отдыхал годами. Потому что для самого Бэкхёна собственные чувства — та ещё загадка. Он не из тех, кто может просто «подошёл-взял за руку-повёл к венцу». Бете трудно заводить новые знакомства, тяжело поддерживать старые связи, невозможно было спать со своими партнёрами по танцам. Такова сущность его натуры, приправленная кучей нравственных принципов и собственным моральным кодексом, которому он безукоризненно следует годами, выбрав путь наименьшего сопротивления всему: людям вокруг и себе самому, своим чувствам и канители «ярмарки жизни». Порой ночами Бён фантазировал себя роботом, и что он первый такой — модифицированный образец, который отправили на изучение в естественную среду обитания остальных людей для проверки их наблюдательности и записи его функционала. Возможно, что именно поэтому с годами яркий бета стал тускнеть, чувства окончательно покинули сердце, желания сбежали из разума. Всё это время Бэкхён был уверен, что ничего уже не осталось. Что даже старый друг — всего лишь надоеда, который как-никак, скрашивает будни. Одно время Бён даже фантазировал, что на пенсии тот будет также заваливаться к нему домой, требовать чай и что-нибудь разбивать. Бета бы специально ставил каждую неделю новую вазу на край стола. Только теперь Чонин стал всё чаще стучаться в двери сердца Бэкхёна, пытаясь их также — с ноги или плеча. И бета понимает, что сдаётся. Потому что чего-то похожего он искал когда-то давно, но не мог найти, а потом — не требовалось, не было нужды. Каково это: получить то, чего хотел когда-то давно? Люди говорят: хороша ложка к обеду. Но есть Кай, который пытается исправить ошибки прошлого. Одной из которых стал и Бэкхён. И именно из-за него бете придётся рисовать запятую в этой истории. / Донхёк шмыгает носом и отворачивается к окну, моментально оживая:  — О, тот зелёный стал теперь белым! Папа, смотри-смотри! Давай окно опустим и познакомимся? Кай усмехается и молча опускает стекло: а какая разница, если они стоят в пробке? Так хоть веселее, да и, в самом деле, тот мужчина уже как родной им.  — Эй, дядя, окно открой! — омежка едва с окна не вываливается, привлекая к себе внимание относительно знакомого человека, — О, драсьтя! А давайте знакомиться? Уже почти два месяца вместе тут стоим!  — Сон Минхо! — мужчина протягивает руку, которую Донхёк пожимает,  — Я — Донхёк, а там мой папа — Ким Чонин. Мы так в школу ездим,  — Доброго утра! — громче положенного кричит Минхо, вываливаясь из окна, протягивая руку и водителю «Саньёна», которую Кай со смешком пожимает, — А я так на работу катаюсь,  — А кем Вы работаете? — школьник развлекает себя, как может,  — Ты не поверишь, Донхёк! Я — инженер-светотехник: ставлю лампы в фотостудии, планирую правильное освещение для предприятий,  — Так Вы что-то вроде дизайнера?  — Нет, я что-то типа инженера, который учился на эту фигню пять долгих лет, — мужчина смеётся и проезжает чуть вперёд. — Как-нибудь ещё так встанем, я тебе расскажу и о плюсах, и о минусах этой профессии! До свидания, Чонин-щи!  — Пока-пока! — Донхёк падает спиной на спинку кресла и поворачивается к родителю, — Вау, в мире столько всяких профессий. Я-то думал, что всей этой фигнёй фотограф занимается, ну или там — дизайнеры, а тут вот оно как!  — Давай каждое утро так с кем-нибудь знакомиться? Мне кажется, — мужчина жмёт педаль газа и тут же — тормоз, шипит и посылает впереди едущего далеко и надолго — в мыслях, конечно же; но всё же продолжает, — Я думаю, что владельцы машин, в основном, представители интересных профессий; особенно, если марка хорошая, необычная, ну и сами водители такие яркие, — альфа хмыкает, вспоминая первую встречу сына с этим инженером,  — Слушай, я не против! — глаза мальчишки горят золотыми огнями, он радостно утыкивается в телефон, что-то печатая, а потом выдаёт, — Вот отстой: Марк заболел! Вот и с кем мне обедать, а?  — Слушай, — Кай рычит из-за того, что едва не поцеловал капотом багажник впереди плетущейся «Киа», а потом продолжает, — А кто этот Марк? По сущности, имею в виду,  — Омега, — мальчишка цокает и закатывает глаза — почти комбо, — То есть, тебя не волнует, что твой сын будет обедать в одиночестве?  — Волнует. Но я думаю, что ты справишься с этим, — альфа выдыхает: наконец-то узнал, кто такой этот Марк Ли, — По крайней мере, день начался с нового знакомства, почему бы тебе не продолжить в том же духе? Найти кого-нибудь из параллели, старше или младше?  — А когда Марк выйдет, я с ними как связь буду поддерживать?  — Я как-то не подумал, — мужчина хмурится, только сейчас задумываясь об этом, но выкручивается, — А нельзя дружить втроём?  — Третий лишний, — мальчишка дует губы и возвращается к телефону, включая в этот раз новый клип той самой группы, айдол которой стоит на заставке телефона. Чонин порывается спросить и об этом, но потом осаждает себя: хорошего понемножку. По крайней мере, на один вопрос в списке стало меньше и можно двигаться к следующим. У него каких-то три года на то, чтобы пробежаться по уже имеющимся вопросам, задать кучу новых и получить на них все ответы. /  — Раз-два-три, раз-два-три… — Кай считает ритм, наблюдая за стараниями первокурсников в новом танце. Альфа закатывает глаза, когда видит, как его особенный студент — Ким Донён — вновь выпендривается, переиначивая движение. Омега намеренно усложняет их, пытаясь повторить оригинал уже на этапе разучивания. «Идеалист» — хореограф хмыкает, наблюдая за тем, как студент Ким дует щёки под удивлённые взгляды одногруппников. Этот старательный ребёнок вызывает кучу вопросов. Во-первых, потому что Кай давно не видел таких сумасшедших, таких похожих на него. Во-вторых, такая строгость к себе и пренебрежение межличностными отношениями в коллективе. «Вот серьёзно, что за молодёжь пошла? Не хотят дружить большими компаниями, заводить новые знакомства! Да чтоб на вас всех ириски-парни нашлись: прилипли и не отстали!» — мужчина продолжает считать, вдруг вспоминая, что его сыну по наказу Сехуна как бы нельзя заводить романтических отношений. Альфа какие-то секунды паникует, но потом расслабляется — какие чувства его ребёнку прямо сейчас, если пропажа друга-омеги становится целой катастрофой. Да и наследственность у него хорошая: что Сехун, что он сам…. Мда, они оба состояли в отношениях до брака. Конечно, господин О был умнее, но это не отменяет того факта, что господин Ким был даже не вторым в его списке, хотя и стал первым мужем. Да и сам Кай, он сам-то: «родил» ребёнка в двадцать лет. Мужчина всё же сбивается с ритма, наблюдает, как студенты начинают двигаться асинхронно, и только этот самый Ким Донён продолжает с бараньим упорством двигаться под собственный ритм, не подчиняющийся дрогнувшему голосу преподавателя. Альфа ориентируется по нему, возвращая счёт в прежний темп, а мысли — в спокойное русло. Когда группа уходит, Кай ещё долго сидит в танцевальном классе, раздумывая о браке вообще, абстрактно. Он начинает ковыряться в мыслях до противной крови, от которой всё становится только мутнее. Но не останавливается. Так что спустя пятнадцать минут альфа находит себя на полу у колонки, крутящим телефон с открытым контактом Кёнсу. Что он ему скажет, когда позвонит? Если узнает настоящий, новый номер омеги? Что он скажет? Что может спросить? Сразу ли Кёнсу сбросит звонок? Если они уже в другой стране и даже не созвонятся? А Тэён давным-давно не хочет его видеть, возненавидел? Но мысли как-то резко сворачивают на Донхёка. И ведь вся фишка в том, что Чонина всегда окружают умные омеги, а значит, ему стоит сперва посоветоваться с сыном. Он открывает заметку по Донхёку и останавливает взгляд на вопросе:

/// Он знает, что у него есть старший брат? Как он может отнестись к этому?

«Вот сегодня и проверим» — мужчина поднимается с места, собирает вещи и замирает перед дверью. По ту сторону в коридоре раздаётся до боли знакомый стук каблука, особенный темп шага. Который прерывается прямо перед дверью. По сути, два человека стоят в метре друг от друга, разделённые какой-то жалкой деревяшкой. Кай обводит взглядом потухшие потолочные лампы и выключенную технику, размышляя о вероятности наличия его тени по ту сторону. Почему Бэкхён остановился? Он хочет поговорить? Вспоминает: идёт ли пара у господина Кима, и если идёт, то — у какого курса? Он пришёл по рабочему вопросу или просто так свернул, желая немного прогуляться? «Открой дверь, ну же, ну же!» — в нетерпении альфа упускает момент, как скручивает лямку спортивной сумки в тончайшую нить, как собственный аромат терпкого имбиря раскрывается ярче, позволяя угадать присутствие человека в комнате. Однако бета делает шаг по коридору. И ещё один, и ещё…. Он ушёл. Господин Бён Бэкхён просто, как и всегда, ушёл. Не сказав ни слова, ничего не сделав. Просто. Ушёл. Кай разочарованно выдыхает и поправляет сумку на плече. Он ещё раз оглядывает танцевальный класс и всё же открывает дверь. «В любых отношениях важно, чтобы люди шли навстречу друг другу. Если он не хочет — пусть будет так» — альфа закрывает дверь на ключ, поднимает рычаг сигнализации и уходит. Он оставляет ключ на вахте пожилому охраннику, ставит подпись о сдаче кабинета в 20-03 и идёт на парковку. Привычно садится за руль и едет домой. Городской закат отвратителен: уйма машин, подростки на дорогах, лучей заходящего солнца не видно из-за обилия серых многоэтажек — противный лабиринт картонной жизни за такими же картонными стенами. Поэтому господин Ким живёт в частном доме — что-то своё, настоящее и тёплое. Сейчас в его доме живёт крошка-Донхёк, который ещё ждёт отца к позднему ужину, доделывает уроки, спорит с телефоном и подвисающими видео с рецептами очередного простого блюда. Сам факт присутствия дома ребёнка заставляет альфу стремиться уйти с работы в срок, сокращать путь всеми возможными путями — поскорее бы оказаться рядом. Кай останавливает машину около медленно поднимающейся железки гаража, размышляя о своём помешательстве в последнее время. Загоняет авто в гараж и гасит зажигание. Сидит. Помешался на Донхёке: будто по щелчку пальцев стал зависимым от общения с ним, от возможности проводить вместе время. Помешался на бывших омегах: ночными часами размышляет об их счастье с кем-то другим, их новой семье. Помешался на Бэкхёне: когда-то случайном знакомом, с годами — надёжным другом, а теперь он ему — кто? Помешался на Тэёне: когда он там последний раз видел старшего сына, лет пять назад? Чонину хочется быть рядом-рядом с Донхёком. Хочется хоть что-то сделать для Тэёна. Хочется раскачать Бэкхёна и узнать ближе, чем тот позволяет. Альфа открывает заметки и решается начать с того, что проще: с разговора с Донхёком. Они уже построили вполне себе хорошие отношения, возможно, что мальчишка подскажет, как лучше поступить. А потому Кай вываливается из машины и поднимается в дом. Он скидывает обувь в прихожей, вешает шерстяной свитер за петельку на крючок рядом со школьным пиджаком сына. Проходит в зал, где и застаёт омежку, играющим во что-то на телефоне.  — Привет! — альфа сворачивает в ванную,  — Папа, — мальчишка лишь на секунду отрывается от игры, но потом возвращается к экрану,  — У нас сегодня сперва ужин, а потом разговор: или как? — Чонин стряхивает воду с рук, проходя мимо Донхёка на кухню. Омежка что-то бубнит под нос, всё ещё не отрываясь от игры, так что его родитель решает начать с еды. Он открывает крышку кастрюли на плите, узнавая по запаху водорослевый суп, достаёт приборы, разливает бульон с крупно нарезанными овощами и ставит тарелку с ложкой на стол. Альфа улыбается, замечая появление на столе упаковки с каким-то печеньем — делает мысленную пометку вычеркнуть из списка вопрос про сладости. Принимается есть. «Кисло, чтоб тебя! — мужчина жмурится, но глотает, — Ел и похуже, наверное. По крайней мере, Донхёк учится, старается. А таблетки от изжоги всегда есть в аптечке — не беда. Завтра сам попробует и выльет куда-нибудь» Подросток проходит на кухню, роняет «приятного аппетита», падает на свой стул и наблюдает за родителем как-то равнодушно. «Он пробовал это, или не пробовал?» — Кай старательно глотает слёзы и подавляет желание морщиться.  — Так о чём ты там хотел поговорить, ещё так — с порога? — омежка разрывает пачку печенья по шву, и достаёт одно,  — Ты же знаешь, что до свадьбы с Сехуном у меня были другие отношения? — мужчина опускает ложку и отодвигает тарелку, ликуя в мыслях от возможности избавиться от странной еды таким простым способом — беседой,  — Знаю, аппа говорил. И что у меня старший брат есть. И, может быть, ещё десяток, — мальчишка вмиг тускнеет и скрещивает руки на груди,  — А вот и нет! — альфа выпрямляется, — Я всегда был осторожен, всегда думал о последствиях! После первого случая, всегда думал наперёд и был осторожен! — он закипает за секунду, — У меня только двое детей, и за вас двоих я несу ответственность, выплачивая на тебя алименты, подключил нехилый такой автоперевод на счёт старшего; всегда навещал вас по возможности! Донхёк дует губы и опускает глаза.  — Я поэтому тебе не нравлюсь? — Чонин успокаивается и спрашивает гораздо тише, но в ответ получает яркую реакцию,  — «Не нравлюсь»? Да что за мысли живут в твоей голове? Как мой собственный отец может мне не нравиться? Конечно, отношусь я к тебе как к дурачку — ты уж извини, но ведёшь ты себя соответственно! Иначе, как объяснить всё то, что ты уже натворил, и что делаешь сейчас?  — А что я делаю сейчас?  — Да какой придурок стал бы заботиться о сыне, когда его так просто можно спихнуть на бывшего, ещё и в другую страну? Кто стал бы заморачиваться о первом, случайном ребёнке? Особенно столько лет спустя?! — мальчишка активно жестикулирует, кроша печенье на стол и на пол,  — Тебе не нравится?  — Да почему всё такое категоричное: «нравится — не нравится»? — Донхёк с протяжным «оух» выдыхает и падает спиной на спинку стула, — Делай то, что считаешь нужным, потому что пока что, меня всё более, чем устраивает,  — Я хотел спросить: хочешь ли ты познакомиться с Тэёном, тем самым старшим братом?  — Да как-то., — омежка обводит кухню взглядом, задерживая взгляд на кастрюле супа, тут же меняясь в лице, — Ты это ел, да? Вот в твоей тарелке, да?  — Да,  — Я переборщил с уксусом. Может, сразу таблеточку? Только уронив себя на кровать, Чонин вдруг понимает, что сынишка перевёл тему их разговора и ускользнул от ответа. «Я очень тупой» — альфа прокашливается и кивает. Тем не менее, ещё парочку вопросов за один только день альфа вычеркнул.