Рисую запятую

Кто-то заунывно давит на звуковой сигнал. Дождь остужает весеннюю теплоту мира, а гром добавляет мрачности цветущим деревьям. Донхёк рисует пальцем на стекле автомобиля домик с трубой и дымом, мечтая о тепле и уюте, очередном прогуле уроков где-нибудь под одеялом. По салону раздаётся до тошноты бодрый голос утреннего ведущего.  — Сегодня отвратительный день, — бросает подросток, поворачиваясь лицом к отцу,  — Почему? Мы ещё не опаздываем даже, — мужчина касается пальцем сенсорной панели, проверяя время, — Ещё полчаса до звонка, опоздаешь из-за переобувки так-то, Мальчишка цокает языком и гасит радио. В укачивающей тишине они добираются до школы, и Кай выбегает на улицу к багажнику — за зонтиком. Альфа учтиво раскрывает зонт и открывает дверь автомобиля.  — А ты? — Донхёк медленно моргает, скользя пальцами по пластиковой ручке,  — А я — на машине, — Чонин усмехается и толкает сына в сторону школьных ворот, тут же ныряя на переднее сидение, хлопает дверью и перебирается за руль. За секунды дождь снова превращается в противный ливень, на глазах альфы сталкиваются две легковушки, и патрульные уже оцепляют их красно-белой лентой. «Будто бы ждали» — мужчина сильнее сжимает пальцами руль — слишком вовремя для заноса. Он выруливает, и продолжает движение, сбавляя скорость до смешных сорока километров в час. Хореограф паркуется на прежнем месте и проверяет время — не хочется под дождём бежать через всё пространство Академии до хореографического корпуса. «Вспомним молодость!» — Кай выпрыгивает из машины, не оборачиваясь блокирует ту, и бежит. О позабытой сумке со сменкой и парочкой других важных вещей он вспоминает уже около корпуса, топчется на месте, разрываясь от желания вернуться к машине и войти в тепло.  — Постой! — голос альфы звучит тихо сквозь шум дождя и визги парочки ранних студентов, а потому он просто бежит за человеком под белым зонтом. Бежит, чтобы замереть за углом в «слепой зоне», наблюдая знакомые карие глаза, бордовый шарф и чёрное пальто, коричневые брюки и черные балморалы. Господин Бён Бэкхён стоял под белым зонтом за углом хореографического корпуса, растерянно разглядывая своего стремительно мокнущего друга.  — Ты, ты проходи! — бета всё же оживает, приподнимая повыше зонт, Кай пользуется приглашением — срывается с места, в пару прыжков оказываясь рядом с Бэком. Он выжимает чёлку и смотрит на свой шерстяной свитер с сожалением — такое не выжать просто так на улице.  — Что ты тут делаешь? — у альфы зуб на зуб не попадает, но он спрашивает, потому что очень любопытно, не праздно, но — по-настоящему,  — Настраиваясь на работу,  — На работу?  — Фантазирую, — заведующий устремляет взгляд куда-то за горизонт, за песочного цвета кирпичный забор Академии и верхушки близстоящих деревьев, — По средам у меня квикстеп и слоуфокс у второго курса «бальников». Поэтому я настраиваюсь на рабочий лад: фантазирую о том, как танцую сам. Бета тяжко вздыхает и провожает взглядом стекающий с края зонта ручей.  — Ты так красиво танцевал. Я всё думал, что кто-нибудь из твоих партнёров станет тебе супругом, — Кай растирает свои запястья и кривит губы от вибрации в заднем кармане джинс телефона — совсем не до этого сейчас; но вместо ответа Бэкхён хмыкает, — Я же не мешаю тебе?  — Нет, не очень. Скажи что-нибудь хорошее,  — Хорошее? Ну, Донхёк-и сказал, что сегодня — отвратительный день, — Чонин улыбается, когда слышит тяжкий вздох друга, — У тебя яркий белый зонт, сахарный,  — У тебя странное понятие «чего-нибудь хорошего», — бета хмыкает и поднимает глаза на альфу, Ким чуть наклоняет голову к плечу, чтобы поймать взгляд Бёна. Ему хочется сказать что-то другое, действительно хорошее, но в голову ничего не лезет, кроме этого шарфа.  — Ты сменил духи?  — Что? — брови заведующего подскакивают,  — Я не ощущаю прежней карамели, — хореограф также вскидывает бровями, не замечая за собой флирта, Но Бэкхён замечает. Он щурится на Чонина, отводит взгляд в сторону и пытается подобрать верные слова для описания непроходимой глупости Кая. Но альфа хватает рукой его шарф, чуть ослабляет узел и наклоняется, касаясь носом шеи. Бета зажмуривается, замирает на месте и, кажется, даже не дышит. Да, его родной аромат — синтетическая карамель, достаточно привлекательная, но слишком тонкая, легко перебиваемая простой туалетной водой или дезодорантом, потом или чужими ароматами. А ещё дыхание альфы на шее чувствуется слишком приятно. Сам момент сейчас — куда интимнее поцелуя. Это грубо, требовательно, но в то же время — чувственно, порывисто-искренне. А потому Бэкхён продолжает стоять статуей, небольшими, но резкими порциями втягивая через нос спасительный воздух, пока Чонин крепче сжимает бордовую пряжу пальцами, убеждаясь в естественном карамельном аромате. И всё же Ким отстраняется. Он не смотрит на лицо Бёна, просто отворачивается, не замечая, как ранит этим.  — Я был прав, — альфа скрещивает руки, касаясь своим плечом плеча беты,  — Нормальные люди так не делают, — с холодным нажимом отвечает заведующий, — Всегда думай перед тем, как что-то сделать,  — Ты один в своей фантазии? — Кай непрошибаем,  — Что?  — Ты сказал, что фантазируешь; и я спрашиваю: когда ты фантазируешь, то ты воображаешь себе партнёра, или ты один? — Чонин роняет подбородок на своё плечо, чтобы только краем глаза увидеть скудную реакцию Бэкхёна, Заведующий пыхтит какое-то время, а потом выдаёт:  — Сегодня отвратительный день. Пошли уже: звонок через минуту, Хореограф недоверчиво хмыкает, но стоит им переступить порог корпуса, как раздаётся трель электрического звонка и по коридорам начинают бежать толпы студентов. /  — Удивительно длинный день, — Доён кусает собственное запястье в порыве непонятной окружающим эмоции, а потом оборачивается к хореографу, — Учитель Ким, отпустите пораньше!  — Волшебное слово забыл, — Кай бросает взгляд на свой уже высохший свитер на батарее, а потом оборачивается к первокурсникам, — Никаких вам «пораньше», Во главе с тем же Донёном группа начинает ныть и просить продлить перерыв, но Чонин отвлекается на уже сотый звонок по телефону: с чего он должен брать незнакомый номер.  — У вас пять минут, пока я посылаю очередного пранкера далеко и надолго, — с этими словами альфа скрывается за дверью и снимает входящий вызов, — Слушаю, кто это?  — Ты не сохранил мой номер,  — Сехун? — мужчина замирает в коридоре, вся его бравада пропадает, он вмиг смиряет запал на разнос, — Что-то случилось?  — «Случилось»? — омега всхлипывает в трубку, — Донхёк-и пропал!  — Как это так? — для Кая сынишка не пропал: он же у него живёт, утром только вот на учёбу отвёз,  — Я оставил его на дедушек Ли, попросил господина Кана приглядывать за Донхёк-и, но….! Но он сказал, что Хёк-и жил у дедушек, а дедушки сказали, что он гостит у них только по выходным!  — О Сехун, Донхёк-и живёт у меня, — альфа звучит робко,  — Что? — между ними повисает неуютное молчание, прерываемое всхлипами омеги,  — Донхёк-и уже около месяца живёт со мной, В ответ Чонин слышит непривычно истерический смех бывшего супруга:  — Как он может жить у тебя? Ты это себе вообще представляешь?  — Да, потому что он живёт со мной. Скажу больше — он сам пришёл ко мне,  — Он? Да он в пространстве не ориентируется, — хмыкает Сехун,  — Современные технологии, карты в телефоне? — хореограф пожимает плечами,  — Донхёк и технологии: как смешно. А ещё разобрался с электричками и автобусами, ага, охотно верю! Альфа вспоминает, как Донхёк целенаправленно и вполне осознанно повернулся лицом к камере в первый день.  — Я тоже не особо верю, — альфа сомневается несколько секунд, но потом оживает, — Ему друг подсказал!  — Какой друг? < — Который мне больше не друг! — сказал омежка в тот же день, но в последующие — часто вспоминал с улыбкой на губах> Кай сжимает зубы и отвечает:  — Марк,  — Ох уж этот Марк, чтоб его!  — Тоже думаешь, что он тот ещё типчик?  — А то! Науськивает нашего сына непонятно на что! — одна истерика омеги переходит в другую,  — Кстати об этом, Марк — он альфа?  — Ты шутишь что ли? Это так мой сын живёт у тебя около месяца?  — Это ты такой внимательный, что заметил пропажу только сейчас? Между ними повисает справедливое молчание.  — Каждый раз, когда я звонил дедушкам Ли, он был рядом с ними, — оправдывается Сехун, меняя разгневанный тон на привычно мягкий, рассудительный,  — Значит, ты звонил только по выходным. Потому что каждые выходные я лично отвозил Хёк-и к ним, а потом забирал,  — Да ты сочиняешь на ходу!  — А вот и нет! Мы ещё покупаем всегда творог, < — Потому что они в почтенном возрасте: для костей важно — Донхёк закатывает глаза и кладёт в тележку пакет творога>  — И что ещё вы так весело делаете? — в голосе Сенхуна насмешка, Но Кай принимается перечислять. Он говорит о том, как каждое утро отвозит сына на учёбу; как они прогуляли один денёчек; как Донхёк готовит и старательно прячет в чёрные пакеты неудавшиеся блюда, свято веря в то, что отец не заметит по вскрытым упаковкам и очисткам; как омежка убирается по дому и перетряс все вещи родителя, нашёл коробку с кассетами и мультфильмами на них, с горем пополам разобрался с онлайн-кинотеатром; и всё-таки угробил Чонину стиральную машинку. Альфа перечисляет, захлёбываясь словами, будто доказывая свою правоту, будто боясь, что его бывший супруг сейчас приедет и отнимет сына, увезёт навсегда в другую страну… «Кстати об этом» — мужчина замирает на полуслове, когда спрашивает:  — Как прошла твоя поездка?  — Ого, так интересно? Я вот послушал тебя и начинаю раздумывать: не вернуться ли к тебе? — Сехун приятно коротко смеётся, а потом продолжает, — Но есть золотое правило жизни: если однажды была измена, она повторится вновь, так что извини,  — Я не против, так что не переживай, — хореограф падает плечом на стенку в коридоре,  — На самом деле, я отлично съездил, только вот переживаю из-за Донхёк-и. Но ведь он уже взрослый мальчик? Стоило аппе переступить порог, как этот мальчишка прикатил к тебе, навёл тут суеты и разобрался с третью заморочек взрослой жизни…. Так и пышит энергией и энтузиазмом — в своего отца!  — И такой же умный, как его аппа, — голос альфы смягчается от незамысловатого комплимента, — Ты уже приехал? Что будешь делать дальше?  — Наверное, буду разговаривать с вами двумя на выходных? — Сехун будто спрашивает, «Но ведь уже всё тщательно продумал и решил» — Чонин грустно ухмыляется в самую трубку.  — Думаю, что нам предстоит многое обсудить втроём, да?  — Да, Между бывшими супругами повисают секунды напряжённого молчания. Но потом альфа приходит в себя и назначает время встречи на субботу, обещая не говорить сыну об их встрече, но настаивает на том, чтобы мальчишка не перевозил своих вещей, даже если вернётся жить к Сехуну. И после этой реплики они снова молчат: не ясно, будет ли сам омега жить на прежнем месте, или навсегда переедет в другую страну.  — Отвратительный день, — Кай бьёт кулаком стену, сбросив вызов. Он поджимает губы и касается лбом противно бежевых обоев. «Я не хочу тебя терять, Донхёк-и» / Донхёк крепче сжимает пальчиками огромную ладонь отца, когда они на лифте поднимаются на нужный этаж.  — Если он захочет увезти меня за Океан, то не позволь ему, — омежка поднимает свои круглые глаза на Чонина,  — Почему?  — Я хочу спокойно окончить тут школу. И не хочу лезть в чужую семью. Мне уж проще самому по себе, чем быть пятым колесом в телеге, Они оба синхронно усмехаются, когда двери лифта раскрываются в прихожей апартаментов. Сехун стоит в просторном коридоре: удивительно собранный даже в простой чёрной футболке и домашних шортах. Донхёк срывается к нему в объятия, начинает плакать не к делу, говорит, как скучал. В ответ омега чуть склоняет голову и целует лицо ребёнка с частыми звонкими чмоками.  — Пройдёмте на кухню? — спустя какое-то время предлагает Сехун, поднимая лицо на бывшего супруга. Кай скидывает кроссы и вглядывается в лицо когда-то законного мужа. Сехун стал краше: он покрасил волосы в тёмно-рыжий, густые брови, прежде казавшиеся мягкими, теперь добавляли солидности, нос и скулы покраснели от проявленной к ребёнку нежности и, кажется даже — сдержанных слёз. Чонин скользит носками по линолеуму, пытаясь вспомнить, каким был Сехун в дни начала их отношений, в день свадьбы. На стенках — ни одной подсказки, ни одного фото или картины. А раньше они были? Что-то вообще напоминает о том, что тут кто-то живёт? Ну, кроме кое-где разбросанных вещей. Омега раскрытой ладонью приглашает «семью» за стол, первым занимая место у окна за прямоугольным дубовым столом под жёлтой скатертью. Судя по тому, как расставлены чашки, он решил и от сына и от бывшего мужа держать дистанцию. «Потому что кто-нибудь из нас точно не сдержится» — альфа усмехается, садясь наискосок от бывшего супруга, пока их сын — через два места от аппы. Какое-то время каждый из них разглядывает вальс чаинок в собственной чашке, но потом Сехун прерывает это занимательное занятие:  — Значит, вы здорово поладили?  — Да, — Донхёк делает первый глоток и чуть хмурится,  — Но вы же понимаете, что я не могу просто так оставить своего ребёнка в этой стране, когда сам поеду в другую? К будущему мужу и за новой работой, Омежка подскакивает с места, а потом опрокидывает содержимое чашки на аппу, тут же срываясь в свою комнату, хлопая кухонной дверью. Кай шокировано смотрит на невозмутимое лицо бывшего супруга, который просто запястьем вытирает лицо и поправляет волосы.  — Он не хочет уезжать, — робко начинает альфа,  — Я знаю: мы спорим об этом с того самого момента, как мой парень предложил переехать, — омега откидывается на спинку стула и отставляет свою чашку подальше от края, — То, что вы поладили, добавляет проблем. Я не ожидал, что всё окажется настолько… — он поднимает кисть и одним движением описывает круг у своего мокрого лица, — … настолько серьёзным,  — Тот человек, он — альфа, он хороший?  — Альфа-альфа! — Сехун коротко смеётся, а потом на его губах появляется мечтательная улыбка, — Он любит меня, многое уже сделал для меня, рассчитывает на настоящую семью и крепкий брак. Я бы хотел жить с ним в уютном доме, небольшом, но — уютном. Он немного младше, но вполне себе приятный человек. Возможно, что брак с ним — мой шанс на счастье. И я до последнего не хотел выбирать между ним и Донхёк-и, Чонин понимающе кивает:  — Давай оформим документы Донхёк-и на меня? Пусть он хотя бы школу окончит тут?  — Ему самому потом же будет труднее адаптироваться, — омега жёстко ударяет ладонями по столу — вот и наследственность Донхёка: что отец, что аппа — харАктерная пара, — Почему вы оба этого не можете понять? Лучше начать привыкать заранее, пока в школе, пока тут нет никого и ничего важного! Сехун хмурится и заглядывает в самую душу бывшего супруга.  — А почему ты не хочешь оставить Донхёк-и на меня?  — На тебя? — О хмыкает и отворачивается к окну, — Как ты себе представляешь, что его родной аппа бросит его тут?  — На месяц же ты оставил его,  — Это — на месяц,  — А потом на пару лет — на другого ребёнка. Пропустишь его выпускной, а потом и вовсе упустишь из виду, будешь мучиться муками совести, наблюдая, как он, находясь всегда перед глазами, стал тебе чужим,  — Тебе это так знакомо, да? — голос Сехуна вновь становится привычно-мягким, и он продолжает уже более спокойным тоном, — Знаешь, я могу продать это всё и уехать за Океан, могу оставить Донхёк-и на тебя, могу приезжать к вам на праздники… Могу стать как ты, — прыскает смехом, — Чтобы потом что? Спустя ещё десять лет, так же, как ты, знакомиться со своим ребёнком, как с чужим человеком? Смотреть, как он обустраивает личную жизнь через экран телефона? Я заберу его,  — Ты не потеряешь его! — Чонин вскипает за секунду, — Потому что ты — самый дорогой ему человек, потому что заботился всё это время, прислушивался, давал ценные советы… Да просто потому что ты — аппа! Если не будешь приезжать ты, то мы с Хёк-и сами будем пересекать Океан каждые выходные. Он выучит язык, он подготовится к поступлению в хороший вуз там. Ты же понимаешь, что каких-то два-три года, и Хёк всё равно уедет от тебя? В общежитие, к другу, к любимому человеку, в другой город на учёбу — куда угодно. Не потому, что хочет убежать от тебя, а просто потому, что вырос. Ты понимаешь, что он не хочет пока становиться старше? Он хочет быть таким же игривым ребёнком, каким он был всё это время рядом со мной. И ему тяжело угнаться за твоим темпом. Сейчас, по крайней мере. Однажды он обязательно станет больше похожим на тебя, разберётся со своими желаниями и будет даже умнее, чем ты! Но позволь ему сейчас эти два-три года, позволь самому себе насладиться «медовым месяцем» с тем человеком! Ты не можешь вечно быть умнее всех, Сехун! Потому что уже сейчас твой сын составляет тебе хорошую конкуренцию, так легко водя за нос целый месяц! Кай даже не заметил, как в пылу своей речи поднялся на ноги, уже тыкал пальцем на бывшего супруга или просто махал руками, очерчивая в воздухе круги. Он хотел бы встряхнуть омегу за плечи, хотел бы просто украсть сына. Но альфа впервые подумал, что должен выговориться, должен надавить на человека рядом, должен не положиться на его природные ум и хитрость, а — на собственные чувства. Чонину впервые был кто-то настолько дорог, чтобы он боролся до последнего. Чтобы не ушёл, отмахнувшись мечтой. Чтобы не просто выплачивал кому-то алименты и виделся на праздниках. Чтобы не пожал плечами на предложение о разводе. Чтобы не меланхолично кивнул на очередной отказ в постановке и — также поникше кивнул — на предложение о работе хореографом в Академии Искусств. Он очень хочет оставить Донкхёк-и себе хотя бы на эти краткие два-три года. Сехун поднимает брови, видя это отчаяние, эту борьбу и удивительный душевный порыв бывшего супруга. Аура альфы давит на него, но омега стоически терпит. Он смотрит в карие глаза Кая с вызовом, пытаясь хотя бы так надавить, настоять на своём. Но Ким выдерживает этот взгляд. Омега отворачивается к окну со странной улыбкой на губах. Всё ещё подозрительно спокойный, до пугающего сосредоточенный и уже о чём-то размышляющий.  — Только попробуй не выполнить данное мне сейчас обещание,  — Что? — Кай падает на стул,  — Я хочу видеть Донхёка в каждую удобную ему минуту. Я буду сам навещать его так часто, как смогу. Он должен изучить язык и готовиться к поступлению за Океаном. Ты должен проследить, чтобы за эти, как ты говоришь: «два-три года» — с ним ничего не произошло. Под «ничего не произошло» я подразумеваю плохую успеваемость или глубокие романтические отношения с кем-нибудь, плохую компанию и пагубные привычки. Если он поймёт, что не справляется рядом с тобой, то ты лично довезёшь его до аэропорта. Если ты поймёшь, что не справляешься с ним, что упускаешь его, то дождёшься, пока я заберу его, Сехун говорит удивительно спокойно, до пугающего логично и — как и всегда — мудро. Чонин сжимает руки в кулаки, невольно восхищаясь этой стороной бывшего супруга. Он женился на нём из-за этого? Из-за аналитического ума? Из-за умения думать на холодную голову, невзирая на окружающий хаос вокруг? Или из-за этого строгого взгляда, властности и умения получать то, чего омега хочет? Альфа теряется в мыслях и упускает момент, когда надо что-то ответить. Он растерянно хлопает глазами, а Сехун коротко смеётся и поправляет свои ещё влажные волосы, зачёсывая короткую чёлку назад.  — Ты такой дурачок, Чонин-а!  — Почему ты обзываешься? — Кай роняет голову на грудь, пряча улыбку и уязвлённый взгляд,  — Потому что ты — всё ещё глупый подросток в душе. Когда ты станешь взрослым?  — Никогда, Сехун, я никогда не повзрослею. Жаль, что я один тусуюсь в этой Нетландии,  — Теперь у тебя есть Донхёк-и, — омега придвигает к себе чашку чая и только сейчас делает первый глоток, — Я буду в стране ещё около месяца. Пускай Донхёк-и тогда побудет со мной. Разрешаешь?  — Да, — альфа также хватается за свою чашку, но останавливается на разглядывании собственного отражения.