Рисую запятую

Каю сорок один год, за плечами один развод и точно двое детей. О старшем он мало чего знает: по глупой молодости было достаточно информации об имени и принадлежности к полу, и что забеременевший омега не будет трепать нервы. Зато со вторым чадом возникла куча проблем. Начиная от упёртого Сехуна, заканчивая самим очаровательным малышом, требующим по малости лет постоянного внимания и ухода. Не тех, которые «Внимание, я ухожу!» — а в них Кай был всегда особенно хорош — а постоянных играх, помощи при рисовании и первых домашних заданиях. С каждым таким разом Чонин всё больше хотел свалить подальше — он не художник, отвратителен в учёбе и не мог тогда выделить пары часов в плотном графике звёздного статуса на повтор давно позабытого материала начальных знаний математики и природоведения. А после развода альфа и вовсе понял, что так даже лучше получилось: он видится с условной семьёй пару раз в месяц, дарит им вроде как прикольные подарки, всегда заранее узнавая о нужном, а потом также успешно сваливает и напивается дома до состояния нестояния. После каждой такой встречи. Поэтому видеть на ступенях собственного дома своего сына кажется явлением непонятным. Мужчина охотнее бы поверил в призраков, чем в шестнадцатилетнего подростка под жёлтым плащом. Он выходит из машины и нависает над сыном, поднося электронный ключ к двери:  — Что-то произошло?  — Мог бы поздороваться для начала, — бурчит Донхёк,  — Мы и без этого с тобой здоровы. Давай, проходи, — альфа хлопает ребёнка по плечу, призывая того подняться и зайти уже — самому противно мокнуть, а вот подростку — нравится: ох уж этот юношеский максимализм, — Не спи, Донхёк-и! Омега подскакивает на ноги и залетает в дом, слыша, как за спиной закрывается дверь. Извините, конечно, воссоединение семьи — это хорошо, но у господина Кима есть автомобиль, который нужно загнать в гараж! Мужчина нервно стучит пальцами по рулю, а потом проверяет телефон. Гаражная дверь опускается, мягкий боковой свет освещает дорожку в дом, а альфа зависает над контактом Сехуна: после рождественских поздравлений нет новых сообщений, или звонков.  — Интересно получается, — Кай выходит из машины, ставит на сигнализацию — паранойя — и поднимается по ступеням в дом. Он входит через боковую дверь, пугая своим появлением осевшего на тумбочке в прихожей Донхёка. Мальчишка не разулся, не разделся, просто сидел и обнимал небольшой рюкзачок, надув щёчки, пока не заметил родителя.  — Ты что? — альфа разводит руки в стороны, пытаясь подобрать слова, лишь отдалённо догадываясь о причинах явления сына ему,  — Ну чего? Я, может быть, соскучился, — омежка носком одного ботинка скидывает другой за пятку, а потом спрыгивает на пол, тут же роняет рюкзачок и снимает плащик, также небрежно роняя на обувь, после чего делает пару шагов по длинному коридору и замирает — банально не знает, куда идти, За Донхёком на паркете остаются мокрые следы: вина промокших носков и мокрых до середины бедра джинс, с волос под белый свитер стекают дождевые капли, но мальчишка продолжает уверенно стоять на месте. Так что Кай просто тыкает пальцем на устроенный беспорядок в прихожей и спрашивает:  — Что это?  — Где ванная?  — Как ты относишься к своим вещам?  — Это не мои вещи, Альфа опускает руку и ещё раз оглядывает ботинки, плащ и рюкзак:  — Как это: «не мои вещи»? А чьи это вещи?  — Моего друга, который мне больше не друг. Где ванная? Кай впервые хочет как Бэкхён — спокойно на всё ответить и лениво потянуться, махнуть рукой в нужную сторону и пойти греть чайник, но всё равно делает то, что делает. А именно: также небрежно скидывает ботинки в коридоре, куртку вешает на вешалку, потом подходит к сыну, хватает того за локоть и тянет во вторую дверь по коридору. Достаточно резко тыкает пальцем на смесители, на шкафчик с кучей полотенец и парой новых халатов, достаёт из нижнего ящика мягкие, лавандового цвета тапки и даже — о чудо — выуживает откуда-то оттуда же из-под слоя пыли нераскрытую упаковку с зубной щёткой. Омежка молча принимает каждый жест родителя, всего лишь надув губки, а потом также молча скидывает свитер — смачно тряпкой приземлившийся на пол, и провожает взглядом выпрыгнувшего из ванной альфу. Оставшись наедине с собой, Донхёк довольно улыбается и продолжает раздеваться. Горячий душ — всё, что ему сейчас нужно. Оказавшись за дверью, Кай пытается прийти в себя. Он думал, что такая дичь только в фильмах бывает: заявилось потерянное чадо на порог отчего дома, сейчас ещё права начнёт качать. Если только всё — как в кино — не влечёт за собой какой-нибудь трагедии со стороны второго родителя. Мужчина проходит дальше по коридору — в свою спальню, берёт любимый синий халат с кресла, когда замирает перед небольшим настенным зеркалом и смеётся сам с себя: такой растерянный. Донхёк только переступил порог его дома, а уже из родителя верёвки вьёт. Ох уж эти омеги — в любом возрасте коварны, а конкретно у этого ещё и наследственность весьма занимательная. Альфа просто переодевается в домашнее и возвращается в коридор, останавливаясь прямо под дверью ванной, прислушиваясь к звукам за стенкой. За звуконепроницаемой стенкой. Кай усмехается и проходит через зал на кухню. Придирчиво оглядывает утварь, открывает холодильник и замирает: унылый салат из шпината, протеиновый батончик на чёрный день, даже молока или риса не стоит. Всё согласно старым привычкам диеты, которую он, кажется, до глубоких седин не сможет теперь даже мысленно нарушить. Так что Чонин плюёт на это всё: Донхёк же знал к кому шёл? Знал. А значит, пусть пьёт зелёный чай и ест протеиновый батончик, и всё — также молча. За-ме-ча-тель-но! Омежка как раз выходит в коридор в белоснежном, будто отельном, халате и круглыми глазами смотрит на родителя.  — Ну чего? Проходи, садись, чаёк сейчас будет, — альфа чуть склоняет голову и как-то неловко потирает шею,  — Отлично, — Донхёк проходит и садится за небольшой деревянный столик на один из четырёх плетёных стульев, — Слушай, я же не сильно отвлёк тебя от чего-нибудь важного?  — Вау, вот это забота, — Кай бурчит под нос,  — Что? — мальчишка приподнимается с места, явно не расслышав,  — С работы ты меня сдёрнул, — громче говорит альфа, — Что-то произошло?  — И да, и нет,  — С Сехуном всё в порядке? — и сам замирает на этом вопросе, А почему он так волнуется? Из-за здоровья когда-то любимого омеги? Или из-за перспективы теперь всё жизнь тащить на себе сыночку-корзиночку?  — Да, — ответ уверенный, но растерянный, однако вполне себе удовлетворивший Чонина, — Просто он пока уехал, на пару месяцев, а мне …. Мне страшно там одному жить,  — Ты хочешь сказать, — мужчина выключает чайник, отвернувшись от ребёнка, — Что ты пришёл ко мне, в этот двухэтажный дом, потому, что тебе было страшно в апартаментах Сехуна с дядюшкой Каном? Кстати, как он там?  — Кто такой дядюшка Кан? Если ты про моего гувернёра, то он давно вышел замуж, и уже лет пять не навещает нас, занимаясь своей семьёй, Кай утвердительно кивает, в очередной раз убеждаясь в размере пропасти между ним и сыном.  — Если ты думаешь, что у меня тут веселее, то сразу разочарую тебя: на работу я уезжаю к девяти, домой возвращаюсь ближе к одиннадцати. Дискотек проводить не разрешаю, альф водить — тоже! — альфа оборачивается к сыну и грозит тому пальцем, — Так что ты также будешь тут один куковать,  — Но ты же ночуешь тут? — Донхёк спрашивает с такой отчаянной надеждой, что сердце Чонина на секунду пропускает удар, Ким с двумя кружками в руках подходит к столику и замирает, положительно кивает, моментально впитывая вид расслабляющегося ребёнка. Только потом задаётся вопросом: а когда, собственно, он стал всегда ночевать дома, в любое время дня и ночи возвращаться в свою обитель в строгом одиночестве? Это так выучка Сехуна сказалась, или что? Типа семейность или уже — старость?  — Твой дом, как крепость, так что я могу тут спокойно спать, особенно, зная, что за стенкой есть кто-то родной, — Донхёк тянет ладони к горячему фарфору и мягко улыбается из-под светлеющей под белым светом лампы чёлкой. «Слишком очаровательный ребёнок» — думает Чонин и садится напротив, просто наблюдая за сыном, чтобы добавить: «Слишком похож на меня». Мужчина ухмыляется этой мысли и ловит точно такую же ухмылку на губах напротив. /  — Слушай, а тебе так прям важно сегодня на уроки? — Кай поворачивается к сидящему на соседнем сидении Донхёку, — Какие сегодня уроки?  — Две математики, корейский, литература отечественная и зарубежная, дополнительные по обществознанию и социологии, — перечисляет мальчишка, загибая пальцы, Позади них кто-то сигналит, из впереди стоящей синей «Тойоты» высовывается мужчина и оглядывает вереницу машин, застывших в этой пробке в столь ранние семь утра.  — И всё это прям важно? — повторяет альфа вопрос сыну,  — Да, это очень важно! Я должен получить хорошее образование и получить потом хорошую работу, — омежка дует губы и отворачивается от водителя, но затем резко поворачивается обратно, поясняя свой поступок с круглыми глазами, — Тот придурок высунул язык, Чонин наклоняется к Донхёку и видит за рулём соседнего авто какого-то мужика с зелёным ирокезом.  — Не, ну от этого типа чего-то подобного стоило ожидать, — хмыкает альфа, а потом на несколько сантиметров сдвигает машину вперёд, Молчание начинает угнетать, поэтому Кай принимается отбивать ритм по рулю, боковым зрением улавливая, как нервничает сын. Донхёк проводит языком по нижней губе и подпирает ладонью щёку, пыхтит и ёрзает.  — В последний раз спрашиваю, Хёк-и, такой уж важный сегодня для учёбы день? — небо пересекает жёлтая молния, и на машины начинает литься дождь, за секунды превращаясь в ливень, Омежка закатывает глаза, тонко стонет и поворачивается к родителю:  — Возможно, не такой уж и важный,  — Отлично! — мужчина радостно хлопает ладонью по рулю, а потом поворачивается к подростку, — Тогда сегодня у нас с тобой день непослушания, и мы поедем на море,  — Какое море? — Донхёк выпрямляется на сидении, — Ты погоду видишь?  — На моей детке можно пересечь пару мысов, — альфа любовно гладит панель и дверь автомобиля, а затем снова чуть приближается к светофору, — А ещё не каждый день мой Хёк-и навещает меня,  — Это ты должен навещать меня, ты же в курсе? Или аппа запрещает?  — Сехун? Нет, он наоборот — подсказывает, что тебе подарить, — Чонин закусывает язык, понимая, как оплошал, — Иначе, без его помощи, я бы видел тебя ещё реже, Донхёк цокает и снова отворачивается от родителя, в этот раз первым показывая язык тому зелёному типу. Кай какое-то время наблюдает, как эти двое успешно налаживают дружеские связи, поочерёдно корча друг другу рожицы, а потом всё же прокашливается и сворачивает с главной дороги во дворы, чтобы услышать радостное:  — Я победил! Хе-хе-хе! Мужчина игнорирует эту реплику, внимательно следя за дорогой: в дожди становится сколько, плохая видимость и пешеходы, к которым надо проявить хоть каплю понимания.  — Так куда уехал Сехун? — спрашивает альфа, когда они уже выезжают за город, попадая в очередную пробку,  — Я бы тоже хотел знать, — бормочет мальчишка, но тут же поправляется, — Там что-то по работе,  — А если я позвоню ему?  — Звони, Кай знает, что его берут на понт, и Донхёк знает, что его хотели взять на понт. Патовая ситуация. Потому что Чонин не наберёт Сехуна, а мальчишке только этого и надо.  — Я потом заберу ещё вещи для учёбы: учебники, форму, — продолжает омежка, вытягивая ноги, насколько то позволяет пространство,  — А то есть, ты хотел идти в школу не в форме? И всё равно хотел идти? Глупость какая, — альфа просто не понимает, а потому распаляется, — Как вообще можно хотеть ходить в школу? Каждый день одно и то же, и так целых одиннадцать — или сколько там — лет? Скучная форма, пресные учителя, куча домашки и все эти дополнительные! — он отвлекается только на то, чтобы на пару метров сдвинуть машину вперёд, — Образование! Ха! Я слышал, что в университетах веселее — у нас в Академии как-то всё строго — но потом же начнётся работа! Офисная работа, Хёк! Где опять каждый день колючая униформа и с «девяти до пяти» за столом и бумагами, ха! Это то, чем ты хочешь заниматься всё жизнь? — мужчина выруливает из-за грузовика, уверенно ведя по трассе, — Я не самый лучший советчик, но мне кажется, что ты заслуживаешь большего, В ответ на такую тираду Кай не слышит ни возмущённого вздоха, ни слов поддержки или опровержения его идей: со стороны мальчишки подозрительно тихо. Так что альфа на секунду отворачивается от дороги и видит надутые щёки, после чего усмехается:  — Тебе нравится такая жизнь?  — Да, папа, мне нравится спокойная, стабильная жизнь. Я хочу простой жизни, Они оба наблюдают проблеск солнца из-за туч, мелькнувшую молнию и указатель к побережью. Тишина вновь становится унылой и колючей, неприятной. Так что Кай спрашивает:  — О вещах. Что за история с вещами? У кого ты одолжил вещи и с кем поругался, надеюсь, что не из-за них? Кстати, сегодня ты снова в них. Мне начать беспокоиться? Кто этот….  — Почему ты такой болтливый? — Донхёк протяжно стонет и раздосадовано цокает языком, — Неужели так любопытно?  — Очень,  — У тебя тут нет разве радио? — омежка тянет руку к сенсорной панели, но альфа перехватывает ладонь, несильно сжимая,  — Давай я сам, чуть позже, когда ты ответишь, Подросток долгие секунды сверлит родителя взглядом, потом издаёт какой-то явно обиженно-вредный звук — чтобы не выражаться — и отворачивается, скрещивая руки на груди. Чонин на это только хмыкает и включает радио. Судя по всему, у них ещё будет время поговорить. /  — Чего не идёшь делать селфи? — Кай указывает пальцем через лобовое стекло на бушующую стихию, а потом со смешком оборачивается на надувшегося Донхёка, Тихую музыку из радио прерывает входящий звонок. Альфа проводит пальцем по панели и шепчет сыну: «тише, это по работе», потом уже радостнее и громче:  — Бэк!  — Ты где? — Чонин с улыбкой наблюдает, как Донхёк наклоняется к панели, чтобы прочитать название контакта «3Б-хён» и нахмуриться,  — Я это… В полиции заявление на вора пишу! — омежка в негодовании приоткрывает рот,  — Кай, я понимаю, но ты мог бы «эс-эм-эс» скинуть, — тяжкий вздох Бэкхёна, — Тут у меня за дверьми толпа мокрых, и оттого очень злых студентов, которые требуют проведения твоей пары, Мальчишка закрывает рот двумя ладонями, сдерживая смех — его отец, преподаватель Академии Искусств, прогуливает собственные занятия, врёт о чём-то начальнику, контакт которого сохранен до невероятности нелепо.  — А знаешь, — продолжает заведующий, — Оставь этого воришку в покое: смог взломать твой дом и даже что-то вынести. Что он мог унести того, что было бы так нужно тебе? Посуду? Разве много тебе надо на одного? Одежду? Твои костюмы разве так важны сейчас? Что же он унёс такого, что ты в полиции? Я просто, просто не понимаю, Донхёк продолжает заливаться смехом, пока Кай глубоко задумывается. А что есть в его доме особенно ценного? Из-за чего он наставил все эти системы безопасности, от кого хранит и прячет богатства? С кем разделит партию в бильярд и разопьёт вино? С отражением? Вроде как налюбовался в молодости.  — Знаешь, Бэк, а ты прав,  — Я всегда прав, — бубнит бета, — Когда будешь на работе?  — А я не приду сегодня — у меня сын приехал, — альфа опускает локти на руль, роняя голову под удивлённый взгляд сынишки,  — Какой сын?  — Донхёк,  — О, понимаю, но ты мог бы «эс-эм-эс» скинуть, — Бэкхён снова вздыхает, Так что Донхёк уже не сдерживает громкого смешка, а потом и вовсе заливается, наклоняется к панели:  — У тебя там какая-то записка, по которой ты читаешь? Ну, знаешь, как сотрудники колл-центра?  — Донхёк, я правильно, понимаю?  — Ага! — мальчишка снова смеётся под удивлённый взгляд родителя,  — Очень приятно, Бён Бэкхён, прямое начальство твоего папочки, который не только сам прогуливает работу, но ещё и тебя отлучает от школы! — бета какое-то время молчит, слушая в трубке смешки удивительно весёлых в такой-то дождливый день отца и сына, а потом продолжает, — Ай-йа, знаете, один день можно и балду попинать, но потом чтобы хорошо работали и … и учились! Бэкхён сбрасывает вызов, доводя Кая с Донхёком до настоящей истерики, так что альфа открывает окно, проветривая пространство машины. Они какое-то время любуются пейзажем в уютной тишине.  — А знаешь, — омежка проверяет время на телефоне с фоткой какого-то айдола на заставке, — Давай заедем к нам за одеждой и учебниками, я обустроюсь у тебя, еду приготовлю, вечером фильмы посмотрим,  — А давай! — альфа поднимает стёкла и разворачивает машину по мокрому песку обратно на трассу и — в город. / Кай нервно отбивает дробь по рулю, надеясь только, что не поседеет раньше своего заведующего с такими-то поворотами в жизни. Но если честно, то ему с детства нравится вот такая беззаботность, безответственность, свобода идти куда хочешь и делать, что вздумается. Получать деньги за свой талант и тщательно развитые внешние данные. Альфа бы не смог заработать на хлеб головой, не продержался бы на одном месте дольше трёх месяцев. И это настоящее чудо, что все эти четыре года он продолжает работать хореографом в Академии. Возможно, дело в постоянно что-то вытворяющих студентах, или конкурсах и возможности выиграть очередной грант с восходящей звёздочкой балета — вновь доказать, кто такой Кай, и насколько он прекрасный танцор! Под окнами прежней многоэтажки Сехуна альфа ощущает себя каким-то ущемлённым, жалким, крошечным. Он сам выбирал эту квартиру тогда ещё супругу, с намёком на хорошую и долгую совместную жизнь, продолжая уезжать на другой конец города в свой частный дом, проводить в дискотеках ночи и до рассвета целовать кого-нибудь ещё.  — Да, разумеется, что Хёку там плохо! — мужчина ещё ниже склоняется к рулю — выцепить глазами двадцатый этаж не так уж и просто, — О чём я тогда думал?  — Вряд ли обо мне, прямо, как и сейчас! — Донхёк пинает носком полосатого кроссовка машину под дно, держа в руках по небольшому тканевому пакету, пока из-за спины торчит школьный рюкзак,  — Это самое, — Кай спускает стекло и осматривает сына, — Ты насовсем ко мне переезжаешь, или на несколько дней?  — На пару неделек,  — Зачем столько вещей?  — Они все нужны, тут куча учебников и тетрадей,  — Раз они тебе все нужны, то ты их и тащишь, могу только дверь открыть, — альфа тут же тянет руку к противоположной двери, открывая ту с приглашающей улыбкой, И хотя омежка дует щёчки, что-то бурчит в огромный красный шарф, всё же послушно закидывает вещички на задние сидения сам и садится.  — А теперь давай в магазин: я утром посмотрел твои запасы, из которых буквально ничего. Чем ты питаешься? — Донхёк пристёгивается, впервые пристёгивается и смотрит на родителя,  — Я, как бы это сказать, не зависим от еды — особенность профессии, — Кай хмыкает, отъезжая от дома бывшего супруга, — Но куплю всё, что тебе может понадобиться. Рассчитывай только на себя, окей?  — Окей.