Рисую запятую

Около одиннадцати вечера. Фиолетовый небесный мрак прорезают городские огни, отсветы машинных фар и детских лазерных указок. Одна из которых так противно светит прямо в глаза водителю чёрного SsangYong Rexton пятилетнего пробега. Каю сорок один год, и его бесят вот такие дети! Так что альфа опускает стекло и кричит:  — Если не перестанешь, я вставлю её тебе в жопу: будут глазки-лазеры! Мальчишка хмурится, показывает средний палец и скрывается в темноте кварталов. Кай только радостно выдыхает, бормочет в духе «шпана недоделанная, по улицам в такое время в таком возрасте!», давя педаль в пол: цена жизни в частном доме — долгие поездки на работу и обратно. Хотя, это неплохо так проветривает голову, позволяет дышать полной грудью. Если так можно сказать о пространстве даже такой большой машины. Мужчина стучит пальцами по рулю, ожидая, пока автоматическая дверь гаража поднимется достаточно, после чего заезжает и закрывает все двери. Современные технологии удобны! А ещё роскошны, и не по зубам кому попало. О, мы живём в прекрасном мире, где за годы трудолюбивой работы можно наслаждаться всеми благами цивилизации! Начиная от удалённого доступа к дому, системе «Умный дом», джакузи на втором этаже и бильярдной — в подвале, над которой как-то опрометчиво расположена кухня, с баром, за дубовыми дверьми которого таится не один десяток изысканных и дорогих, подарочных напитков с многолетней выдержкой. Всего в доме альфы около десяти комнат — он до сих пор сомневается в их количестве. Кай давно вышел из возраста, когда всю эту красоту можно было показывать самым разнообразным любовникам, когда сам игрался на приставках и с различными комбинациями музыки на мощных колонках в подвале, когда дискотеки господина Кая гремели на весь район: э-ге-гей! Или часы в джакузи, а виды с крыши? Жизнь удалась, полностью отблагодарив альфу за годы усердного труда в индустрии искусства. И нынешняя работа хореографом в элитной Академии Искусств — всего лишь право пройти через триумфальную арку перед выходом на пенсию. Простой-домашний Ким Чонин падает в огромном синем халате на диван перед плазмой, обращая внимание на поздний час и даже не включает телевизор — в молодости на жизнь вперёд насмотрелся, на-у-час-т-во-вал-ся. Альфа просто смотрит в чёрное зеркало, хмурится искажённому отражению. Мужчина смеётся, вспоминая ушедшее прошлое, но потом снова хмурится. Потому что из того прошлого он ничего не оставил для себя нынешнего. Ни дружочка, ни прислуги, ни достойного друга. На периферии сознания, конечно, всплывает брак с красавцем О Сехуном, необычайно умным, ласковым омегой; их общий ребёнок — омежка Донхёк, и счастливые двенадцать лет жизни. Вроде как. Потому что люди не разводятся просто так. Удивительно, что они разошлись абсолютно спокойно — как в море корабли. Чонин запахивает халат, вспоминая причину свадьбы, а потом хмыкает: разве двум любящим людям нужна причина? А у него она была. Причины для развода зато не было. Он знает, что, несмотря на все жизненные трудности и просьбы бывшего супруга «звони, если что», ни за что не наберёт, как и сам Сехун. Кай пару раз за это время подрывался набрать сыну, но всегда останавливал себя. Что он скажет стремительно взрослеющему ребёнку? «Привет, сладкий, как идут твои дела? Тебе ещё нравятся блёстки и папкины костюмы? Нет, а что так?». Мужчина закидывает ноги на стеклянный столик, грустно хмыкая. Он ничего не знает о бывшем и их общем ребёнке. Тогда почему играли свадьбу, пытались видеться на выходных? Все эти подарки, тонна обещаний Хёк-и? Ребёнок так верил отцу, что противно. Кай щёлкает пальцами и поднимается на ноги. Сегодня был длинный день, а какое будет завтра — открытый вопрос. / Кай вваливается на кафедру, швыряет журнал на стол и оглядывает вечно сонного бету-заведующего. Тот поднимает свои грустные глаза на нарушителя спокойствия, лениво зевает, а потом спрашивает:  — Что сегодня тебя так расстроило?  — Дети, Бэк! Что ещё меня может расстроить? — хореограф садится напротив заведующего и осторожно тыкает пальцем тому в морщинки у глаз, — Если они продолжат в том же духе, то через несколько месяцев будем устраивать соревнования по глубине каньонов, Бён Бэкхён улыбается, смаргивая усталость, и повторяет вопрос:  — Так что же произошло?  — Один балбес сбежал с занятия, потому что «ой, как не вовремя ко мне пришла течка»! Да сколько можно?! Толпа врачей следят за их здоровьем; родители трясутся так, что даже мелочь выпадает из сумок на пол в особо крупных купюрах; все эти приложения на смартфоны, а они всё равно срывают мне занятия! — альфа в истинном обличии, самом искреннем бешенстве, В глубине души Кай понимает, что ничего тут такого нет: у всех бывают случайные сбои в организме, надо сказать новому поколению «спасибо» за отсутствие массовых ранних беременностей, хорошую осведомленность о предохранении, но… Кай просто бесится. Потому что его омеги были дотошными до чёртиков, отвратительно педантичными. Хуже них — только он сам, строго отслеживающий качество работы мышц тазового дна. Заведующий тяжко вздыхает и поправляет рукава нежно-голубой рубашки. Ещё только среда, а он уже устал. И от такого Чонина, и от десятка других преподавателей с закидонами — в хороших Академиях других не бывает. Он всего лишь заведующий отделением классического танца, так — мелкая сошка, а те, кто работает с художниками, а с актёрами — ооооо!  — Бэк! Эй! — Чонин щёлкает пальцами перед носом беты и широко улыбается, — Неужели личной жизнью обзавёлся, а? Вот прохвост! А я даже и не в курсе, мог бы рассказать коллеге!  — Коллеге? — Бэкхён чуть ведёт подбородком в сторону, — Я старше тебя по положению, какой бы крутой шишкой ты ни был,  — Вечно у этого беты всё на мази, — альфа со смехом поднимается на ноги и собирается уходить, когда всё же оборачивается и добавляет, — Я заходил, чтоб ты отметил отсутствие Ким Донена на ближайшую неделю,  — Хорошо, я понял, спасибо, Кай хмыкает и выходит за дверь. Дети, дети, вокруг толпа детей. Странно называть людей в возрасте от двадцати до двадцати пяти «детьми», но для Кая, с высоты его прожитых лет, его опыта, его птичьего — куда там — стратосферного полёта, это всё — дети. Пусть в нём до сих пор сражаются собственный ребёнок с ответственным взрослым; так что альфа не особо переживает, расталкивая нерасторопных людей в коридоре плечом. / За окном льёт как из ведра. Начался сезон весенних дождей, толпа студентов массово опаздывает, сушит вещи и волосы прямо в танцклассе под сдерживаемой яростью «Кай-нима». Так что преподаватель с трудом дожидается окна между парами, забегая на третий этаж в кабинет заведующего кафедрой, желая в пустой беседе утихомирить внутреннего зверя.  — Бэк! Бета роняет печенье прямо в кружку ромашкового чая, наблюдает, как то разбухает, превращая содержимое в отвратительное, не пригодное ни к питью, ни к еде, месиво.  — Что там у тебя? — хореограф заглядывает в кружку и дует губы, — О-ооо! Под ползущие на лоб глаза Бэкхёна Чонин хватает несчастную кружку и несёт ту в раковину, в секунду выливая содержимое, тщательно ополаскивает и на обратном пути к столу заведующего щёлкает кнопку потёртого электрического чайника. Бета скрещивает руки на груди и берёт новое печенье. Он подозрительно тщательно рассматривает круглое сахарное явление, а затем обхватывает потрескавшимися губами сладость. И именно на этом моменте Кай роняет себя на стул напротив. Он пытается что-то сказать, но молчит, наблюдая за поглощением коллегой печенья. Это странно: думать об отсутствующем аромате старого друга-беты? Потому что прямо сейчас альфа активнее положенного предаётся размышлениям об аромате жженого сахара в радиусе Бэка. Или это всё духи, или вечные сладости вокруг заведующего? Чайник оповещает о закипевшей воде, так что хореограф подрывается с места и наливает в прежнюю кружку побольше кипятка — раз бете так нравится размачивать там печеньки, то пусть так и делает, только вот температура воды должна быть достаточной для такого любопытнейшего занятия. Альфа осторожно ставит кружку на какой-то — очевидно по подскочившим бровям заведующего — важный документ, и вновь усаживается напротив. Если Бэкхён не кричит сразу — значит, всё в порядке. Заведующий открывает ящичек стола, наощупь достаёт чайный пакетик и кидает на стол.  — О-ооо! В твоих чудо-ящичках много всего интересного, да? — Кай широко улыбается, скорее даже скаблится, но Бэкхён размеренно работает челюстями, привычно игнорируя собеседника, который привычно достаёт из брючного кармана телефон, Чонин крутит тот в пальцах и видит уведомления от приложения «Умный дом». Мужчина моментально снимает пароль и читает сообщение о постороннем присутствии. Удалённый доступ через камеры показывает подростка. Мальчишка лет пятнадцати-семнадцати под жёлтым дождевиком ходит от входной двери к гаражной и — обратно. Затем неизвестный подозрительно замирает прямо перед глазком камеры, скидывает капюшон, позволяя дождю мочить свои светлые кучерявые волосы, и с улыбкой поворачивается лицом, машет ручкой и вновь накидывает капюшон. Но даже этой секунды хватает, чтобы родной отец признал своего ребёнка. Бэкхён размеренно опускает печенье в кружку, когда Кай задевает коленом стол, подскакивая на ноги:  — Бэк! Я побежал! У меня экстренная ситуация: дом грабят! Заведующий со вздохом провожает взглядом очередное размякшее печенье в последний путь на мутном чайном дне, пока хореограф в ознаменование своего ухода громко ударяет дверью. Несвойственно себе, Кай бежит к парковке, запрыгивает в машину и, не отключаясь от прежней камеры, давит педаль газа. Дожди создают кучу пробок на дороге, так что альфа начинает только сильнее нервничать: на экране телефона жёлтый плащик сидит на ступенях, уронив голову на колено.  — Пора менять место работы или место жительства! — господин Ким кулаком бьёт по кнопке звукового сигнала, слыша в ответ крики таких же дорожных торопыг с угрозой «забибикать до смерти». Через долгий час Кай останавливает машину перед домом.