Я тебе это обещаю

«Выпей может, выйдет толк Обретёшь своё добро Был волчонок — станет волк Ветер, кровь и серебро Так уж вышло — не крестись Когти золотом ковать Был котёнок — станет рысь Мягко стелет, жёстко спать, спать, спать!»

— Мельница «Волкодав»

      В какой-то момент моя четко налаженная жизнь поменялась, Док стал появляться в разы чаще, а «учеба» стала еще хуже. Вместо обычных тренировочных спаррингов начались гладиаторские бои в животной форме. Я как сейчас помню первый из них.

***

      Меня разбудили, судя по внутренним часам, глубокой ночью (увы, солнце я не видела уже несколько лет) и за шкирку притащили на арену. Сидя на влажном от пота и крови песке, я мрачно оглядывалась по сторонам — ничего хорошего я не ждала. Годы пустых ожиданий отучили меня от этой безусловно наивной привычке.       На арене было довольно прохладно, впервые. К тому же, через несколько минут нахождения здесь я различила среди солено-кислого запаха скрутившейся крови, который был уже привычным, гниющего запаха от Альта и травянистого запаха Дока, оттиравшегося видимо где-то поблизости, какой-то новый: он накрывал тяжелым покрывалом, заставлял меня насторожиться. Зверь внутри меня нервничал, тревожился, что мне крайне не нравилось. Еще мне крайне не нравилось присутствие Дока и еще сильнее то, что его было не видно. За годы нахождения здесь я твердо уяснила, что Альт сам по себе не имеет никакой фантазии, все что он делает — подчиняется приказам Дока, а раз он появился снова — значит назревает какая-то грандиозная гадость.       Альт сегодня был в невероятно приподнятом настроении, если можно это так назвать: его обычная ухмылка превратилась в полноценный оскал, он периодически над чем-то хмыкал и все расхаживал взад-вперед по арене. Вообще, я была удивлена тем, что уже пять минут нахожусь на арене и ничего плохого не случилось. Обычно, как только я появлялась в этой проклятой вонючей комнате, меня старались практически умертвить. Все это подтверждало мои догадки — мы ждали Дока. Блять!       Выдохнув сквозь зубы, я попыталась успокоить зверя, но ничего не помогало: она чувствовала что-то новое и это «что-то» вызывало у нее двойственные чувства — с одной стороны это был практически панический страх, с другой — некую беспричинную радость. Не сказать, что контакт между мной и ней был тесным, нет — у нас скорее были деловые отношения, мы старались не сдохнуть. И все это вкупе выводило меня из себя, а проявлять эмоции было очень опасно: Альт хоть и выглядел погруженным в свои извращенно-маньячные грезы, следил за мной непрерывно.       Вскоре послышались легкие шаги Дока, и я заскрипела зубами. Это человек уже давно не вызывал во мне ничего кроме ненависти, а причин для этого было очень много. Забренчала металлическая задвижка с той стороны стены, открылась входная дверь. Он зашел на арену.       Ну что ж, сейчас опять начнется…       Док, как всегда, был в своей белой маске и его эмоции и мысли были сокрыты от меня. Может и к лучшему. Он подошел ко мне ближе, присел на корточки, глаза его блестели как у человека довольного жизнью.       — С сегодняшнего дня ты будешь тренировать взаимодействие со своим вторым «я», зверушка.       — А что, если я не хочу? — не вытерпела и прорычала я. Тут же получила пощечину с замахом, смачную такую, я бы сказала качественную — пол-лица сразу запульсировало и начало опухать. Я практически видела, как она наливается цветом сумрачного неба.       — Интересно, а когда это я интересовался твоим мнением, зверушка? — Спокойно проговорил он, брезгливо отряхивая руку, которой отвесил мне пощечину, — видимо, ты ещё не поняла того, что оно мне не интересно, и с тобой действительно надо обращаться как с животным. Жаль.        — То есть до этого ты обращался со мной как с человеком, так что ли? — Я вперила свой взгляд в прорези маски. Как же мне хотелось, чтобы он сдох, не умер, нет, именно подох, как последняя тварь. Он молчал. — Эй, отвечай! — Я получила ещё одну пощечину, но меня это не остановило, и сразу после этого почувствовала иглу в затылке. Альт не терял времени зря. Ледяная жидкость начала проникать в мою шею, принося с собой боль и ужас. Боль нарастала с каждой секундой, она сжигала мое тело, ломала его. Ужас схлестнулся с паникой, которую я до этого успешно давила, и вместе они создали непередаваемые ощущения, душащие меня, погружающие в самые страшные мысли и воспоминания. Волчица тем временем выла, все громче и громче: все начиналось как шепот, раздражающий тебя, на грани восприятия, затем перешло в гул, который повысил громкость до такого уровня, что из ушей начала литься кровь. Я потеряла сознание.       Очнулась уже в привычном мне облике волчонка, только он теперь был не щенком, а подростком: тощий, с несуразно длинными лапами и большими ушами. Но теперь я уже не управляла телом, им управляла волчица — а поскольку мы не ладили, я была сторонним наблюдателем, способным лишь вернуться в человеческое обличье. Она бросилась на Дока, стараясь перегрызть ему горло и получила плетью по спине — с железными крючками на каждом конце плети, которые с удовольствием впились в наше с ней тело, вырывая куски мяса, покрытые черной шерстью. Но это не заставило ее сдаться — она пригнулась и утробно зарычала, я ее даже уважала — никогда не слышала от нее скулежа в окружении этих людей, им нельзя показывать как тебе больно, страшно и так далее, только хуже будет.       Док тем временем отошел к противоположной стене и прислонился к ней, скрестив руки на груди.       — Сегодня у тебя появится компания, зверушка, надеюсь ты научишься хорошим манерам, — заскрипела какая-то скрытая дверь и на арену забежал матерый волчара. Его морда была покрыта шрамами, а белоснежные бока кровью. Он мрачно осмотрел комнату и начал медленно приближаться к нам. Тем временем Док и Альт покинули арену.       Было очень страшно. Мы не знали, что нам делать, и тоненько заскулили от страха. Волк рыкнул и ускорился. Подойдя к нам, он нас обнюхал и улегся рядом, закрыл глаза и всячески показывал, что безобиден. Волчица успокоилась и устроилась к нему под теплый бок, так мы и уснули.       Проснувшись, я увидела, что волк внимательно смотрит нам в глаза. Волк повёл носом, и я насторожилась. Что же он хочет унюхать, а? За ночь наше тело хорошенько окрепло, практически вернувшись в прежнюю форму. Повторялась та же история, что после побоев Альта: волчье тело излечивалось практически молниеносно, не обращая внимание на тяжесть ран и живо напитываясь энергией и силой. Белый одобрительно заворчал, и мне подумалось, что доволен он именно здоровьем, о котором явно докладывал наш запах.       «Не к добру это», — подумала я, и тут на нас кинулся Белый.       В запахе волка ни на миг не возникло ноток агрессии, и оттого неожиданней было нападение. Волчица отскочила в сторону и в тот же миг с её боком поравнялось широкое плечо Белого. Скользящий удар — и мы покатились по песку. На нас встали лапами, придавили, в горло впились клыки, больно прищемив шкуру.       До смерти перепуганные мы не могли даже заскулить, настолько сильно он сдавил глотку. Не разжимая челюстей, волк грозно поворчал и отпустил нас. Отступил на шаг и так повелительно рыкнул, что тело среагировало на инстинктах: взметнулось вверх и застыло.       В ворчании волка проскользнула слабая, еле различимая нотка одобрения. Я старалась сообразить, чем вызвано внезапное нападение. Волчица в то же время неуверенно попятилась, втянув голову в плечи и прижав уши к голове, припала к полу и замела по нему хвостом, заискивающе предлагая вернуться к мирному сосуществованию.       Несмотря на её покорный, извиняющийся вид, волк нехорошо прищурился, ощетинился и присел на задние лапы, готовясь к новому прыжку.       Нас прежним манером сбили с ног, и он укусил нас яростней, чем в первый раз. Отступив, Белый внезапно сам отпрыгнул: отпрыгнул строго назад, пристально смотря глаза в глаза. Постоял и еще раз отпрыгнул, после чего вновь повелительно рыкнул, требуя встать.       В голове появилось смутное подозрение…       При новом наскоке волка мы не стали уходить в бок, а отдёрнулись назад, оскалившись на противника морда к морде. Белый замер, фыркнул и.… лизнул нас в нос! Ошарашенная волчица спрятала клыки и машинально ответила тем же. Белый забавно передёрнул ушами, вновь вздыбил холку, заставив нас в панике отступить подальше, и накинулся на нас, хватая за переднюю лапу. Волчица отдёрнула лапу, но стоило ей остаться на трёх ногах, как нас тут же легко сбили на пол и ухватили за шею.       Нас больно укусили за каждую из четырёх лап, прежде чем мы усвоила второе правило: нельзя отрывать лапу от земли, просто отдёргивая её прочь от врага! Устоять на трёх лапах практически невозможно даже при слабом ударе. Надо не отдергивать лапу в сторону, а стараться ударить ею противника.       Сообразив, что требуется сделать, волчица при очередной атаке так лихо полоснула Белого когтями по морде, что безмерно удивила их обоих. Белый ошарашено присел и помотал головой, волчица виновато зализала нанесённую ему царапину. На неё скосили насмешливые глаза и рыкнули, повелевая продолжить.       До меня наконец дошло, что он делает — учит нас выживать и бороться! После этого я сама была готова расцеловать ему всю морду.       На арене мы прожили вместе неделю. Белый стал для нас мудрым дядюшкой, который обучал тому, что должны уметь все волки: как сражаться, как выслеживать добычу (в качестве добычи был шмат мяса, который Альт нам швырял раз в день), как экономить энергию и силы. Рядом с ним я смогла наконец расслабиться и начать сливаться с волчицей, мы стали гораздо ближе, чем раньше — теперь я могла использовать ее слух, нюх и зрение, превращение стало менее болезненным, но превратиться в одно целое не получилось. Я наконец смогла побыть ребенком и поиграть, Белый снисходительно смотрел на все мои попытки вывести его из себя. Я забыла обо всем, что тревожило меня ранее, и радовалась каждой минуте относительной свободы и дружбы с этим удивительно мудрым животным.       Волчица оказалась жизнерадостной, доброй и упорной. Она все всегда понимала и не настаивала на слиянии, поскольку видела, что я не готова. За эти дни мы с ней примирились, подружились и сроднились, отныне я практически не разделяла себя на человека и зверя. Я поняла, что волчица — это я, и роднее нее у меня никого не будет.       Но всегда есть это проклятое «но»! Ровно через семь дней Альт подкинул к нам новорожденного волчонка. Он был маленький, трясся от каждого шороха, попискивающий, слепой — совершенно беззащитный. Я с мольбой посмотрела на Белого, он заворчал.       — У тебя есть выбор, зверушка, но остаться сможет только один, — и, захохотав, вышел.       Я завыла от горя. У меня опять отбирали близкое существо, я даже практически возненавидела волчонка за то, что он появился тогда, когда вроде бы все наладилось. Белый толкнул меня своей лобастой головой и заворчал. Я посмотрела в его глаза и поняла, что он предлагает, завыла еще горше, вздыбила холку и приготовилась к битве.       Мы кусали друг друга за лапы, за шею, драли когтями. Я выплескивала на Белого всю боль, весь свой гнев на такое решение, но при этом понимала, что убить волчонка просто не смогу. Сердце разрывалось на части, а слезы текли по морде. Я перекусила сухожилия Белого, которые он мне любезно подставил, и завалила его на спину, смотрела в его глаза, невозможно мудрые, всепонимающие и одобряющие и осознала, что часть меня умрет вместе с ним. Мне пришлось перегрызть ему горло, затем я вернулась (впервые за неделю) в облик человека и попыталась прижать руки к ране, чтобы хоть как-то остановить кровь. Я никогда не забуду его потухший взгляд. Заметив, что он погиб, я закричала, затем быстро заткнулась и вырвала клык из его пасти — все, что осталось у меня от моего мудрого дядюшки. Его я сжала в ладони, намереваясь скрыть, и поползла к волчонку. Мы остались вдвоем.       Дверной механизм вновь заскрипел и впустил Альта, который, осмотрев место побоища, ухмыльнулся и отнес меня с волчонком в камеру.       — Теперь помни, зверушка, что все последствия твоих действий будут отражаться на нем, — и ушел.