Утонет мир в конце июня, а ты ударишься в бега

      Зимняя стужа. Снег орошает не только поверхности, но и проникает в саму глубь человеческой души. Широкоплечий мужчина, сливающийся с погодой бледностью кожи, грубо, без толики заботы держит потерявшую сознание женщину из светского общества, глаза которой уже закатились, а предсмертный выдох едва соскользает с уст. Острые клыки прямо внутри тонкой шеи опустошают её, словно пакетик с кровью, коим для Итачи она и являлась.              — Господин Учиха, — удручённый, подкравшийся сзади голос тревожит юношу, от чего он переводит безэмоциональный взгляд прямо на незнакомку, — извольте не скидывать более дам в этот обрыв, это мешает мне работать.       Отбрасывая испитый до дна сосуд прямо в то место, о котром ему только поведали, Итачи легко поворачивается в сторону девы.       — Вы можете оказаться там же, если не будете следить за речами. — Подробно осматривая женский силуэт он дивится тому, что единственным одеянием форменного тела является тёмное, тонкое платье еле покрывающее лодыжки и запястья. Переводит своё внимание прямо на раздражённое лицо Акаши, обрамлённое румяными щеками, о которых мечтала каждая в столице.       Отблески в чёрной радужке эфемерны, ощущаются ей на ином уровне, пока неведомая бодрящая дрожь прогуливается по всему телу, а в голове мелькает: «Ведьма», — их он уже встречал, но эта… Хочется коснуться, прочувствовать женскую силу, струящуюся из недр её духа. Кажется, что властным над ней не стать.              — Увы, но с такой же вероятностью кануть в лету можете и вы. — Развернувшись, Морико сразу же направляется к спуску, чтобы убрать за аристократом, иначе вся работа ещё более пойдёт наперекосяк.              — Вы слишком много себе позволяете. — Холодный, как и мороз на улице, тон раздаётся по её правое плечо, проникая в само сознание. Она понимает, что он делает, ещё как, и это не вызывает радости, лишь горькую усмешку на нежных губах.              — Вы глупы, господин Учиха, раз так и не поняли, за какой силой я изволю стоять. — Пристальный взор направлен на него, в тот момент, пока спокойствие так и пропитало всё существо юноши, поразившего своей красотой почти сразу, и дева останавливается, устало опускает голову, внемля исходящему от вандала дурманящему запаху.                     «Гадёныш», — читается не только в мыслях, так и в слегка пренебрежительно приподнятом уголке губ. Но впервой подобные махинации запускают давно дремлющий девичий механизм и жажду чьего-то внимания.              — Я давно это понял, госпожа. Не беспокойтесь, наша семья позаботится о порядке в селении. — Надменность пропадает, сменяясь лёгкой улыбкой, что приятно согревает саму девушку. Вновь трюки? Подхватив несопротивляющуюся спутницу на руки, Итачи мигом спрыгивает с обрыва под оглушительные потоки ветра.              — Жажду узреть из какого холодного расчёта вы действуете. — Расслабленно приоткрыв веки, Морико сталкивается с пристальным, наглым взглядом. Впервые нечто поглотило её внимание, так чтобы неотрывно наслаждаться картиной.       Итачи не намеревался сей же час отпускать таинственную колдунью, от чего оба естества не сдвигались, погружаясь в противоположные очи, словно тянущие в неведомую пустоту, затягивающие в поток неизведанных, будущих чувств. И оба связываемые когда-то давно алой нитью судьбы, будто обретя потерянную родственную душу.       Столкнулись два мира, разных, но единых.