L’appel du vide

Самолет приземляется в Шарль-де-Голль около восьми часов утра. Перелет оказался неумолимо долгим и скучным. Молодой парень, придерживая одной рукой ручку вализы на колесиках, второй останавливает первое попавшееся такси, ломанным французским объясняя, куда ему нужно добраться. Погода на улице восхитительная: конец апреля, теплое солнце, чистое небо. Романтичный Париж. Мин Юнги — двадцатитрехлетний студент университета изящных искусств Флоренции. Начинающий, подающий большие надежды художник, самый знаменитый и талантливый ученик факультета. По крайней мере, так ему говорят старые преподаватели. На большинстве картин парня изображены мраморные скульптуры, никогда прежде не виданные. Смотря на них издалека, складывается впечатление, будто это самые настоящие люди, но, подойдя ближе, мгновенно замечаешь ледяной холод куска безжизненного камня. Почему-то у многих подобный эффект вызывает шокирующий восторг. Юнги же считает такую манеру рисования просто занимательной. Считал, пока один из уважаемых мировых критиков ему не сказал, что картины мертвые. Лишенные эмоций. В чем вообще смысл? Разве художник не должен сублимировать собственные переживания в иллюстрации? «Вы не знакомы с действительно глубокими чувствами, ваши картины всего-то красиво написанные и ничего более. Где жизнь? К сожалению, я ее не вижу. Как и не вижу смысла», — прямо сказал ему мужчина. И Юнги впервые поверил чьим-то словам. Вот оно. Наконец-то сказали правду, а не слепо восхитились. Парень, на удивление критика, воодушевленно поблагодарил за те грубые несколько слов. Не хватает жизни, эмоций, чувств… А откуда было им взяться, если Юнги обыкновенной жизни не знает? Никогда не посещал вечеринки, никогда не совершал ничего запоминающегося, дикого, глупого, никогда ни с кем не встречался, не целовался, не занимался любовью. Что он может в картинах показать? Мрачные, серые, спокойные и равнодушные лица скульптур. Иногда их тела — это получается замечательно. Анатомию парень знает лучше любой естественной науки. Выучить строение — да без проблем. Изобразить чувственность в изгибах, в линиях, в напряжении мышц и… лице для него катастрофа. Что, в конце-то концов, означают эти ваши чувства? Юнги за ними прилетел в Париж. Вот такси останавливается возле старого пятиэтажного дома, выпускает наружу задумчивого человека с его вещами, тихо уезжая обратно на дорогу. Через знакомых парню удалось снять на два месяца небольшую двухкомнатную квартиру в тихом районе, из окна которой открывается захватывающий вид на Париж. Внутри его приветливо встречает пожилая владелица, помогает добраться на четвертый этаж, вручает связку ключей и, услышав от молодого человека, что дальше он разберется сам, неохотно удаляется. Квартира оказалась достаточно приятной: большие стеклянные окна, кремовые обои, белые занавески, мебель почти вся молочного цвета, пол из эпоксидной смолы с мягкими разводами. В гостиной на комоде стоит большой плазменный телевизор, возле него по бокам два стеллажа, забитые французскими книгами, растениями и непонятными безделушками. Напротив стоит объемный диван, под которым удивительно пушистый ковер. Юнги любопытно двигается в спальню, рассматривает и ее интерьер: широкая двуспальная кровать, тумбочки, светильники, несколько безвкусных картин, пара растений на полу и ничего более интересного. Сильнее всего удивила терраса, выход на которую открывается прямиком из кухни. Юнги небрежно оставляет свои вещи в коридоре, неторопливо принимает душ, заваривает кофе и с блаженным лицом опускается за столик на террасе, большими глазами рассматривая открывшийся вид. После кружки горького напитка в губах вспыхивает тонкая сигарета. Парень, удобнее располагаясь на деревянном кресле, задумчиво выдыхает клубок никотинового дыма. Он спросил тогда у пожилого критика, что может дать необходимую дозу эмоций. Ответ последовал такой: «Заведите какой-нибудь хороший роман. Неприличный, бурный, раскрепощающий роман». Но как? — поинтересовался Юнги. «Съездите в Париж — и поймете», а после: «Вы ведь хорошо владеете французским? Хотя, поверьте, для романтических отношений это не столь важно». Что он хотел этим сказать? Может, мужчина на самом деле вообще псих какой-то. Советовать студенту ехать в Париж и заниматься сексом с первым попавшимся французом… достаточно специфическая техника обучения. Юнги первое время колебался, поскольку данный совет действительно звучал дико, но после решил, а почему бы и нет? Пора бы хоть когда-нибудь сделать что-то запоминающееся, а не только рисовать часами напролет. Роман с французом в Париже? Юнги пораженно опускает бледное лицо на ладони. Сигарета практически догорела, последняя затяжка — и тлеющий фильтр оказывается на дне пепельницы. И где же ему искать готового на роман с первым встречным француза? Только сейчас идея кажется жутко ненормальной.

* * *

Спустя час угрызений совести, безответных вопросов и совершенной растерянности Юнги решается куда-то выйти. Он открывает свой чемодан, достает оттуда молочные широкие тканевые брюки с завышенной талией, белую рубашку, большой джемпер, аккуратно все надевает, педантично поправляет воротник, на плечи накидывает прямое коричневое пальто в клетку, длинной чуть ниже колена, и остается существенно довольным. Свои пшеничные волосы просто причесывает пальцами, решая чересчур не усердствовать над внешним видом. На улице по-прежнему раннее утро. Юнги давно ничего не ел, поэтому сходить в кафе позавтракать — многообещающее начало отдыха. Он с собой по привычке берет небольшой блокнот, карандаш, убийственно-остро заточенный, а потом остальные необходимые вещи. Обувается в массивные белые кроссовки и расслабленно выходит из квартиры. Любовные дела подождут. Ему сначала хочется отдохнуть, прийти в себя после утомительного перелета, нормально поесть, насладиться атмосферой Парижа, а уж потом наблюдать и действовать по ситуации. На самом деле цель, с которой он приехал сюда, немного озадачивает. Как такие вещи работают? Как заводить романы? Вдруг ему не понравится? Какой ужас… Юнги настойчиво отмахивается и заходит в красивое кафе за углом дома. Садится за столик на улице, открывает меню, с трудом понимая состав половины предложенных блюд. Французский язык — один из обязательных предметов в университете, но это же не значит, что Юнги его прилежно учил. В итоге парень ткнул пальцем в меню наугад, тем самым вызывая у официанта понимающую улыбку. Криво спросил, можно ли ему здесь закурить. В ответ кивок и специально предоставленная увесистая пепельница. Юнги недолгим взглядом обвел посетителей кафе, достал новую сигарету и закурил. Курение для него хорошая возможность отвлечься, подумать, да и сам процесс довольно приятный. Юнги часто, когда рисует, параллельно держит в губах сигарету. Подобным образом вдохновение длится дольше. Или это просто глупая зависимость. Но какой же творческий человек без вредных зависимостей? Парень лениво себе улыбнулся и достал из бежевого рюкзака блокнот с карандашом. Из этого места открывается живописный вид на улицу: дорога здесь выстелена брусчаткой, через каждые пять метров красуются большие старые фонари, недалеко стоит какая-то скульптура на постаменте в виде привлекательного мужчины, везде деревья, чья листва деликатно прикрывает солнечный свет. Юнги принимается невесомо делать наброски местности, симметрично чертит численные многолетние дома, изящно передает архитектуру, не упускает ни единой детали. Ему за это время успели принести порцию шоколадных блинчиков с фруктами, чашку кофе и щедрую нарезку сыра. Видимо, хаотично указывать официанту на предлагаемые блюда было не лучшей затеей. Юнги, плавно выдыхая порцию дыма, делает последний набросок и с аппетитом принимается есть масляный блинчик. Когда очередь доходит до сыра, парень огорченно вздыхает. Ну и зачем ему сыр? Тут к нему снова подходит улыбчивый официант и кладет на стол бокал красного вина. — Подождите, вино я точно не заказывал, — уверенно говорит мальчик, получая в ответ снисходительный взгляд. — Вас угостили. — Кто? — официант лишь загадочно улыбается и медленно уходит обратно внутрь кафе. Юнги ошарашенными глазами смотрит на бокал вина, не замечая того, как на щеках проступает милый румянец. Он неуверенно подносит вино к губам, делает маленький глоток и бессознательно смыкает веки от наслаждения. Господи, как вкусно. Никогда еще парень не пил алкоголь вкуснее. — Вам нравится? — спрашивает у него кто-то на красивом французском, и Юнги неожиданно резко распахивает серые глаза. Перед ним стоит безобразно привлекательный брюнет, сдержанно улыбается и вопросительно смотрит. Мальчик на мгновение забывает, что ему несколькими секундами ранее задали вопрос. — Безумно, — выдыхает хриплым из-за сигарет голосом. — Разрешите составить компанию? — Конечно, — как дурачок кивает, внимательным взглядом изучая обескураживающего незнакомца. Все французы такие? Хотя внешность у мужчины не европейская — азиатская, что вызывает необъяснимое покалывание на кончиках пальцев. — Это от вас вино? Незнакомец утвердительно моргает. — Не хочу показаться подхалимом, но от вас трудно отвести взгляд, — он обворожительно растягивает губы в улыбке. — Как вас зовут? Парень рассеянно смотрит, настойчиво вспоминает все уроки французского, снова краснеет, не сразу тихо отвечая: — Юнги, — короткая пауза. — А вас? — Чонгук, — он уверенно протягивает мальчику ладонь и, как только чувствует осторожное касание, неожиданно подносит тыльную часть руки к губам, оставляя на мраморной коже теплый поцелуй. Юнги дергается, но руку не убирает. Ему непривычно нравится развернувшийся ход событий. — Вы художник? — мужчина заинтересованно переводит глаза на открытый блокнот. — Слишком громко сказано, пока только учусь, — взволнованно улыбается и разворачивает блокнот в сторону пристально наблюдающего француза. — Знаете, вы очень обходительный и манерный. — Вас подобное утруждает? — Чонгук неопределенно сужает глаза и переводит внимание на черно-белые рисунки. На большинстве страниц изображены тонко прорисованные части тела, лица, где-то даже целостные портреты есть, несколько пейзажей (вероятнее всего, Италия), два натюрморта и одна завораживающая абстракция. Мужчина не пытается скрыть, как глубоко его поразили численные рисунки. — Нет, напротив, — Юнги удовлетворенно считывает реакцию незнакомца и заметно расслабляется. — Это невероятно, — еще несколько раз листает изрисованные страницы и лукаво улыбается. — Вот теперь похоже на подхалимство, — невзначай шутит, получая от мужчины обжигающий взгляд. — Я лишь озвучил мысли, — возвращает блокнот молодому парню и лениво достает из серебряного портсигара сигарету. — Вы ведь не будете против, если я закурю? — Отнюдь. — Вы разговариваете очень литературным французским, — замечает мужчина. Юнги не сразу понимает, комплимент ли это. — Нас в университете только такому учили, — делает неопределенный жест рукой. — Но имитировать достойный акцент я по-прежнему не научился. — Ошибаетесь, — Чонгук загадочно улыбается и расслабленно выдыхает густой никотиновый дым. Юнги только сейчас замечает, как роскошно одет новый знакомый: черная водолазка, такого же цвета классический костюм и удлиненное двубортное пальто. На запястье откровенно дорогие часы, на шее — серебренная цепочка. Угольные волосы аккуратно уложены в косой пробор. На столе возле него стоит какая-то книга в твердой обложке и кожаное портмоне. Парень чересчур долго засматривается на эти любопытные детали. — Вы живете в Париже? — дабы прервать смущающую паузу, интересуется Юнги. — Почти всю жизнь, — он непростительно красиво делает затяжку. — А вы здесь какими судьбами? — Ищу вдохновение, — не сразу отвечает, стараясь подобрать максимально нейтральный аналог к «ищу любовника». — В конце учебного года мне нужно сдать три картины. Вот я и… вдохновляюсь. Чонгук легким жестом тушит сигарету в пепельнице. — Я случайно не мешаю вдохновению? — озадаченно поднимает глаза на мальчишку. Юнги совершенно не думает над следующими словами. — Все как раз-таки наоборот, — и только после растерянно опускает голову вниз. Мужчина незаметно ухмыляется. — А чем вы занимаетесь в Париже? — Я владею компанией по производству вина. Парень бестактно округляет глаза. — Это вино… — указывает взглядом на пустой бокал, — ваш продукт? — Да. — А как называется? — «L’appel du vide», — Чонгук небрежно морщит нос. — Но название не я придумал: компания перешла по наследству. Юнги тихо смеется и в протестующем жесте вскидывает брови. — Вы зря недовольны, название очень красивое, — заверяет мальчик, вызывая у собеседника скромную улыбку. После короткой паузы нерешительно следует наиболее интересующий вопрос: — А почему вы вообще решили ко мне подойти? Чонгук внимательно посмотрел на парня и низким голосом произнес: — От вас исходит аура великого человека, было бы глупо упустить такую возможность, — он недолго думает, подбирает правильное выражение. — А еще вы опьяняюще красивы. Юнги неожиданно лучезарно улыбается. — Вы меня смущаете. — Прошу прощения, — в голосе ни намека на сожаление. Мужчина автоматическим движением смотрит на циферблат часов и озадаченно хмурится. — К сожалению, буду вынужден вас покинуть: у меня встреча на другом конце города. Парень не замечает, как расстраивается больше положенного. — Ничего страшного, я тоже собирался уходить, — беззастенчиво лжет. Чонгук неторопливо поднимается со своего места, берет книгу, дорогое портмоне и галантно протягивает молодому художнику руку. — Могу я вас проводить? — Юнги отвечает согласием быстрее, нежели до него доходит смысл услышанной фразы. — И еще один вопрос: зачем вы заказали нарезку сыра? Мальчик рефлекторно начинает заливисто смеяться. — В меню она была под каким-то красивым названием! — Уверяю вас, нарезка сыра в меню называется «нарезка сыра», — Чонгук с легкой издевкой следит за мило покрасневшим компаньоном. — Не издевайтесь: я плохо читаю по-французски, — отнекивается и, хотел было пойти рассчитаться за завтрак, как слышит спокойное: — Я уже заплатил. Юнги, дабы скрыть беспрерывно краснеющие щеки, прячет блокнот в рюкзак и выходит из кафе следом за мужчиной. — Не стоило… — Пустяки. Чонгук естественным движением просит мальчика взять его под руку, и когда последний нерешительно исполняет просьбу, его осторожно пододвигают ближе. — Вы далеко живете? — Буквально за поворотом, — легко отвечает Юнги, незаметно вдыхая тяжелый аромат духов незнакомца. Пахнет чувственностью, вином, сигаретами… Первая пришедшая ассоциация — жаркий секс на белых простынях отеля с умопомрачительным видом на Эйфелеву башню. У Юнги за всю жизнь подобных ассоциаций не возникало. Спустя семь минут они подходят к ветхому подъезду парижского дома. Чонгук останавливается, не слишком торопится выпутывать локоть из мягкой хватки. — Здесь? — Да, — Юнги неосознанно продолжает сжимать кончиками пальцев кашемир чужого пальто. — Какой этаж? — Четвертый. — Я запомню, — он совершенно внезапно касается ладонью тонкой шеи паренька, вызывая у последнего кроткий румянец. — Был очень рад познакомиться, — и лениво нагибается, оставляя смазанный поцелуй на щеке. Юнги шумно выдыхает высокому мужчине в плечо. — Я тоже рад, — язык специально прилипает к небу, — очень, — шепотом добавляет. — Завтра вечером вы свободны? — Абсолютно, — Чонгук, кажется, довольный ответом. Он, перед тем как мальчик успевает убрать руку, перехватывает ее и снова целует, только теперь непростительно дольше. — Я совершенно вами очарован. И только после этого уходит, заставляя окаменевшего Юнги лихорадочно вдыхать переполненный ароматом духов воздух. Идея завести в Париже роман совсем не кажется ненормальной.