На языке цветов

Петуния вырывается из дома, яростно застегивая пальто. Сейчас 9:32 вечера, по часам, которые запотели, и это худшее Рождество в её жизни. Прошлый год был их первым Рождеством без мамы, и это было тяжело, но они стиснули зубы и пережили его, как будто несли что-то тяжёлое и невероятно хрупкое. Никто не хотел опозорить её память. В этом году всё иначе. Лили и Робби расстались в начале ноября, и она явно ещё не пережила это, судя по её настроению. Петуния расспрашивала её о том, что произошло, кто кого бросил, но Лили только говорит, что у них не было будущего, и что так будет лучше. Конечно, она говорит это с гневным видом, так что у Петунии есть сомнения насчёт этого. Но это не её дело, как бы ей ни хотелось, и скрывать своё тайное облегчение сложно. Ей не нравилось делить Лили с парнем. Она писала реже, и она стала относиться к Петунии как к ребёнку, который ничего не понимает в мальчиках. Петунии хотелось несколько раз сказать ей, что она кое-что понимает в мальчиках, потому что она и Сириус поцеловались дважды за первый семестр пятого курса. Один раз в пустом классе, второй — в одной из башен. В последний раз она чуть не позволила ему засунуть руку под её рубашку, и сама мысль об этом всё ещё заставляет её краснеть. Это так глупо. Не то чтобы… это просто физическое влечение. Несмотря на то что за ним бегают девушки, она знает, что ему трудно… ну, он скрывает всё это за высокомерной маской. Его семья заставляет его чувствовать себя никчёмным. Постыдным. Неудачником. Вероятно, его лишат наследства. Нечистое пятно на доме Блэков — toujours pur. Петуния достаточно знает французский, чтобы понимать, что это значит. Но он говорит об этих вещах только после или между приступами бессмысленных поцелуев, и низким напряжённым голосом, который даёт понять, что он делится этим с очень немногими — с его друзьями, как она подозревает, возможно, только с Джеймсом, с которым он чувствует себя братьями. Она рассказала ему о Лили, в основном. И о папе. И о маме. И потом она начала плакать о маме, немного, и ей было стыдно, зная, что это его заставит чувствовать себя неловко, но он просто обнял её, что она посчитала очень зрелым с его стороны. Звук его дыхания, ровного и спокойного, помог успокоиться так же, как всегда успокаивал её и Лили. Дело не в том, что они пара или встречаются. Она не думает, что кто-то знает, хотя Марлин перестала дразнить её насчёт Ремуса, а она встретила Доркас, возвращаясь после поцелуя с Сириусом, и, возможно, её волосы были немного… взъерошены. Тем не менее, Доркас только приподняла бровь и указала на это. Мэри, вероятно, слишком занята тайными встречами с Дорианом Пьюси, чтобы заботиться о чем-то. Но теперь она дома на каникулах, и после нескольких месяцев в Хогвартсе реальность маленького, тёмного дома с папой и Лили, которая отказывается с ним разговаривать, словно кирпичом по лицу. Дело не в том, что они ругаются, а просто Петуния знает, что Лили больше не приезжает домой на выходные, а папа никогда не хотел, чтобы она встречалась с Робби. Если быть честными, он не хочет, чтобы ни одна из них встречалась, потому что для него они всё ещё его маленькие девочки. Но теперь мамы нет, и он отвечает за обеих, и Петуния очень любит своего отца, но понимать подростков — это не одна из его сильных сторон. Он всё ещё горюет, как и они, только его горе проявляется в раздражении и чрезмерной защите, которая временами бывает более удушающей, чем что-либо другое. Рождественский ужин был катастрофой. Лили всегда ужасно вела светские беседы, когда была не в духе, и сегодняшний вечер не стал исключением. Папа был бы доволен поесть в тишине. Лили хотела поставить пластинку. Петунии хотелось бросить в них что-нибудь. Вместе они кое-как что-то приготовили, но это что-то не сравнивается с тем, что готовила мама. Теперь папа смотрит телевизор в тишине с бокалом виски, а Лили наверху, запертая в своей комнате, вероятно, строит планы, как никогда больше не вернуться домой. Она ежедневно напоминает, что у неё остался всего один год перед университетом. Конечно, она не знает, что хочет делать, несмотря на то что во всём хороша. Папа хочет, чтобы она стала учительницей или медсестрой. Такими темпами, Петуния думает, что Лили может стать сварщицей просто назло ему. На улице нет снега, но тротуары покрыты пятнами льда, и она осторожно обходит их, благодарная, что ветер стих. Тихая, спокойная ночь, тусклая луна в небе. Они слишком близки к городу, чтобы видеть звезды; в Хогвартсе она и Римус несколько раз сидели и выискивали целые созвездия, несмотря на её нелюбовь к астрономии. Ей не хватает звёзд. В основном, ей не хватает мамы. Ей не хватает того, как всё было раньше. Война всё ещё кипит. В начале декабря было нападение в Лондоне; 16 маглов и два аврора были убиты. Сами-Знаете-Кто хочет уничтожить Министерство, шепчутся люди, и, более того, он всё ближе и ближе к своей цели. Сколько авроров, магловедов и боевых волшебников погибло за последние несколько лет? Они не успевают готовить замену. Люди уезжают в страны как Франция, Испания или даже США. Петуния чувствует себя в безопасности здесь, пока. Пожиратели смерти концентрируются на известных семьях, или на известных «предателях крови», или на выдающихся маглорожденных. Они точно не будут тратить время на нападения на случайные магловские кварталы. Но в конечном итоге они могут. «Пророк» утверждает, что у Волдеморта сотни последователей. Некоторые из них — целые семьи. Она часто думает о Снейпе и о том, что он живет всего в нескольких улицах от неё. Он никогда не причинит вреда Лили. Она уверена в этом, несмотря на его принадлежность. Он любит её сестру. Но его друзья — и их друзья — Петуния не думает, что разделяют его сомнения. Для них Петуния — просто ещё одна маглорожденная, её сестра — просто ещё один магл, и, что ещё хуже, магл, который хорошо осведомлён о их мире и который отчаянно ищет в нём место. Она оказывается у Паучьего Тупика, глядя на чёрную, замёрзшую реку. Здесь почти нет огоньков на праздники, и вдалеке слышится звук пьяных колядок. Петуния проводит пальцами по своей палочке в кармане пальто и думает о том, чего бы ей хотелось — но она не знает, чего именно. Вот в чём проблема. Она не знает, чего хочет. Она не уверена, что теперь считать нормой. Она никогда не знала магического мира без войны, и никогда не знала своего мира без вмешательства магии. Она хочет, чтобы война закончилась. Она хочет, чтобы Лили и папа перестали ссориться. Она хочет… она не знает, чего она хочет от Сириуса. Она хочет получить хорошие оценки на экзаменах. И она хочет, чтобы её мама вернулась. Она так сильно хочет вернуть свою маму. От всхлипа её горло сжимается. Она не плакала месяцами. Но так холодно, что она сдерживает слёзы. — Лили? — кто-то спрашивает совсем рядом, и она издаёт звук, похожий на подавленный вскрик, и быстро оборачивается, чтобы оказаться лицом к лицу с ошарашенным Северусом Снейпом. Его выражение лица немедленно меняется на враждебную, горькую ненависть, и она понимает, что отражает его точно так же. Ни один из них не настолько глуп, чтобы вытаскивать палочку против другого, но оба моментально напрягаются. Петуния гиперосознаёт, что, сделай она несколько шагов назад, она могла бы упасть с обрыва на лёд. Снейп сильно дрожит от холода, его пальто слишком большое для него и изношено, у него нет шапки и перчаток. Руки он засунул в карманы. На углу его лица синяк, и она сразу понимает, почему он бродит по улицам в канун Рождества. На мгновение ей кажется, что это Сириус. Они более похожи, чем они оба думают. Но у Сириуса есть друзья. У Снейпа есть только союзники. Они молча смотрят друг на друга, дыхание клубится в воздухе между ними, и Петуния говорит коротким тоном: — Держись подальше от моей сестры. Взгляд Снейпа темнеет, его тонкие губы кривятся. — Я не слушаюсь тебя, Эванс. — Она не нуждается в том, чтобы ты тусовался вокруг, — резко говорит Петуния. — У нас и так хватает проблем без того, чтобы ты постоянно появлялся… — Лили хочет быть со мной, — прерывает её он, его тон одновременно злобный и полный надежды. — Ты не сможешь её остановить. — Не так, как тебе бы хотелось, — отвечает Петуния и видит, что она задела его, судя по выражению его длинного лица. — Ты что, думал, что она побежит к тебе после Робби? Она жалеет, что произнесла его имя, потому что Снейп выглядит так, будто готов запустить в неё заклятие, не взирая на Статут, если не просто ударить. — Этот магл, — говорит он низким, яростным голосом, — не заслуживал её… — Но она тоже магл, Северус, — насмехается Петуния. — Ты любишь это забывать. Что бы сказал Мальсибер или Розье, узнав, что ты уже давно влюблён в «грязного магла»…? — Замолчи, — говорит он быстро, яростно, — просто замолчи, Эванс. — Что будет, когда ты вступишь в их ряды? — требует она. — Ты просто оставишь это за кадром? Они убьют её. Ты знаешь, что они это сделают. Они убьют её без всяких раздумий… — Замолчи! — рычит он, вытаскивая руки из карманов. Петуния не может позволить себе взглянуть вниз, чтобы увидеть, есть ли у него палочка. — Почему моя сестра — исключение? — шипит Петуния. — Потому что ты думаешь, что ты влюблён в неё? Потому что ты одержим ею? Она не любит тебя, Северус. И никогда не полюбит. — ЗАТКНИСЬ! — кричит он практически, его слюна летит, — ЗАТКНИСЬ, ТЫ ГРЯЗНАЯ ГРЯЗНОКРОВКА. Ты… — он почти задыхается от ярости, как рыба, выброшенная на берег, барахтаясь в гневе, — ты ничего не знаешь. Ты не знаешь меня. Ты не знаешь, на что я способен — на что способен Тёмный Лорд, — и здесь он звучит так страстно, так убеждённо, что вся надежда на то, что она сможет заставить его стыдиться, давно исчезла. — Что будет дальше? Он изменит мир. Наш мир. Навсегда, — плюёт Снейп. — На этот раз — хотя бы один раз мы будем теми, кто будет решать, а они будут скрываться, прятаться. Потому что так должно быть. Так всегда должно было быть. — Он смотрит на неё с полным отвращением. — Ты не принадлежишь к нашему миру, — говорит он, — ты никогда не принадлежала. Его палочка в руках, но он ещё не поднял её. Его сжатыми кулаками трясёт от ярости. Петуния соглашается с ним. Он прав. Она не принадлежит. И никогда не будет. И в его ярости есть что-то пугающе знакомое. Он был наказан за свою магию всю свою жизнь. А теперь он собирается наказать всех остальных. Ей хочется одновременно и плакать, и смеяться от всей абсурдности этого. Таких, как он, сотни, если не тысячи. Он точно не может быть единственным, кто познал ненависть в магловской семье. — Это должна была быть Лили, — его голос опускается. — Это должна была быть она. Она была предназначена — она была предназначена для… — Предназначена для тебя? — Они оба быстро оборачиваются, и вот Лили, всего в нескольких ярдах, пальто наполовину застёгнуто, шарф развязан, её рыжие волосы странно выглядят в свете луны. Её лицо — маска холодной ярости. Петуния никогда не видела её такой. Она не уверена, как долго она стояла там, наблюдая за ними. Снейп выглядит так, как будто он только что встретился с Богом. С ужасным, мстительным богом с потрескавшимися губами и изношенными ботинками. — Лили, — выдавливает он. — Я… Лили, пожалуйста, я не… — Нет, — говорит она, твёрдо и ровно, и он умолкает. — Хватит, Сев. Я достаточно наслушалась. Я слышала достаточно от тебя. Я думала… — она делает паузу, затем качает головой. — Я думала, что смогу тебе помочь. Что смогу помочь тебе стать… таким, каким ты был. Потому что тот мальчик, которого я знала, был хорошим. Умным. Добрым. Всегда добрым ко мне. Но это не ты. Это не ты уже давно, давно, Северус. Я не знаю, что с ним случилось. Но я не думаю, что смогу его найти. — Я не изменился, — возражает Снейп, — Лили, ну послушай — я всё тот же… Я твой друг! Я всегда был твоим другом! Твоим лучшим… — Ты был, — перебивает его она. — Ты был моим другом. Но это всё. Я больше не буду притворяться, что человек, которым ты являешься в школе, отличается от человека, которым ты являешься со мной. Потому что это не так. Это просто две стороны одной медали, Северус. И я больше не могу это выносить. Я не хочу быть твоим исключением, — говорит она, и в её голосе слышится твёрдое принятие, как холодная сталь. — Я не хочу быть ничьим исключением. Ты выбрал свой путь. Я это принимаю. Но если ты когда-нибудь, — её зелёные глаза блестят, — если ты только коснёшься хотя бы одного волоска на голове моей сестры, я заставлю тебя заплатить за это, грязная магла, какой бы я ни была. Это тот путь, который я выбираю. Петунья, — и Петунья уже поднимается по откосу, чтобы присоединиться к ней, — пошли, мы идём домой. Снейп стоит молча, и когда он всё-таки кричит, хрипло. — Лили, пожалуйста, прости! — это звучит одиноко и пусто, и они уже на полпути вниз по улице. Лили идёт так быстро, что Петунье трудно успевать за ней, пока они не завернут за угол, и она вдруг останавливается под фонарём и берёт Петунью за руку. — Что с тобой не так? — требует она. — Он… он мог тебя ранить! Ты не можешь так просто гулять по ночам! — Она почти плачет. — Он не единственный с палочкой тут, — Петунья вырывается из её захвата, но остаётся на месте. — Ты серьезно говорила там? — Туни, — Лили говорит с ужасом. — Я твоя СЕСТРА. Ты что, думаешь, я когда-нибудь выберу кого-то другого вместо тебя? Я тебя люблю. Петуния смотрит на неё мгновение, а затем съёживается и прячет лицо в холодном, влажном плаще Лили. Волосы её сестры развеваются вокруг неё, как вуаль, и мир снова становится очень маленьким, как когда они были маленькими девочками, играющими на этих улицах.