На языке цветов

Петуния всегда любила линии, но не эту. Она смотрит на веснушчатую шею Марлен, стараясь не вырвать, пока первокурсники по одному заходят в Большой зал. Ей приятно, что они идут по одному, а не кучей, хотя в толпе она могла бы спрятаться. Сейчас спрятаться невозможно. И в таком положении невозможно разглядеть лица других первокурсников, хотя она на мгновение замечает впереди прямые волосы Снейпа. Поттер и Блэк уже называют его Нюниусом, и им смешно, что она его знает. Конечно, она старается не говорить глупости вроде «мы выросли вместе», потому что это совершенно не так — они выросли параллельно, она в маленьком, приятно пахнущем доме, он в грязной халупе. Она с родителями, он с жестокими призраками. Единственная связь между ними — Лили, и эта связь сомнительна. Снейп не может всерьез думать, что Лили захочет иметь с ним что-то общее через несколько лет, когда вокруг неё будут парни, а он останется тем же долговязым, жирноволосым призраком, который бродит в одиночестве. Петуния не может дождаться, когда эта связь будет разорвана. Она ясно дала понять, что думает о нем, скорее из-за самозащиты, чем от ненависти, хотя она его и ненавидит. Очевидно, что Джеймс Поттер и Сириус Блэк будут править школой, или, по крайней мере сейчас, первокурсниками, и она не настолько глупа, чтобы стать на сторону того, кого они уже не любят. Поттер — избалованный, окруженный любовью мальчишка с самодовольной наивностью того, кто всегда был уверен, что является драгоценным камнем. Блэк, возможно, хуже, потому что, хотя он явно аристократ, с тем гордым акцентом, который он уже пытается скрыть, он не похож на того, кто был испорчен или защищен. Скорее, он злой. Даже когда он улыбается, он злой. Петуния чувствовала себя так, словно сидела в поезде рядом с оголённым проводом. Не сомневайтесь, Поттер вспыльчив, дерзок и слегка самодоволен, но Блэк из тех, кто не кричит, а рычит. Его гнев — взрослый, а не детские ссоры Поттера. И Петуния хочет держаться подальше от обоих. Может, они и не заставляют её кожу покрываться мурашками, как Снейп, но они заставляют её нервничать и вздрагивать от их шумных жестов и громких шуток. Они не пугают её, не совсем, но она боится того, что они могут о ней подумать, эти парни, которые говорят без умолку и решают, кто нормальный, а кто урод. Она не хочет быть уродом, даже среди уродов. Но, похоже, они впечатлены Марлен и её отказом реагировать на то, что вылетает из их ртов. Петуния надеется, что её не станут дразнить из-за этого. В школе над ней никогда не издевались, но и не любили её тоже. Другие девочки считали её надоедливой и держались от неё подальше, а мальчики воспринимали её как лёгкую мишень, с удовольствием пихая и толкая, заставляя визжать, прыгать и кричать. Теперь она борется с желанием схватиться за подол мантии Марлен, как ребёнок, идущий за матерью. Всё, что ей нужно сделать, — это просто переставить ноги, но это трудно, потому что она до сих пор не может осознать, что находится в настоящем замке на скале. Петуния никогда раньше не бывала в замке. Она думала, что он будет похож на музей. Но вместо этого он выглядит пугающе живым, обжитым, каким не должен быть такой старый дом. Марлен сказала, что здесь есть призраки, и Петуния решила не смотреть на них, иначе, по её мнению, она просто упадёт в обморок. Но вот, в коридоре… Петуния поднимает взгляд на звёзды, мерцающие в индиговом небе, и шепчет Марлен на ухо: — Это ненастоящее, да? Здесь есть потолок, правда? Марлен лишь хихикает и не отвечает. Петуния ещё несколько мгновений смотрит на парящие свечи, охваченная ужасом и чем-то ещё. Это «что-то ещё» пугает её, потому что именно это Лили почувствовала бы в такой момент — лёгкое волнение внутри, как будто что-то внутри проснулось. Это похоже на возбуждение, дикое и первобытное, и оно пугает Петунию. Она чувствует, что не должна быть здесь. Этот мир не создан для таких девушек, как она. Он создан для таких девушек, как Лили, у которых в глазах всегда были звёзды. А глаза Петунии слишком маленькие и водянистые, чтобы в них могли быть звёзды. Но всё равно внутри она трепещет. Шляпа поёт, но она едва слышит её из-за шума крови в ушах. За четырьмя длинными столами, должно быть, могут разместиться по меньшей мере по сотне человек, а может и больше. С того места, где она стоит, все студенты кажутся одинаковыми, бледными и загорелыми силуэтами в чёрных мантиях и шляпах. Но флаги, развевающиеся над столами, ей хорошо видны. Петуния переводит взгляд с льва на орла, с барсука на змею и обратно. Символы ничего для неё не значат, но их четыре, и за каждым столом, кажется, одинаковое количество студентов. Это её успокаивает. Значит, здесь найдется место для каждого, даже для неё. Петуния не может толком разглядеть шляпу, но МакГонагалл начинает сортировку, произнося: — Эббот, Джейн! Петуния собирается с духом. Эванс ведь не так уж далеко от неё в алфавите. Марлен не раз говорила, что завидует: — Всегда так много М, это так глупо… Петуния не понимает, чему тут завидовать. Она не знает, как она дойдёт до того шаткого стула и будет терпеть, пока вся школа смотрит, как ей на голову надевают какую-то грязную старую шляпу. Она умрёт от стыда и нервов прямо на месте, прежде чем успеет закричать, как это делает Джейн Эбботт, которая уже бежит к Хаффлпаффу, жёлто-чёрному дому. «Экерли, Мэрилин!» — занимает её место. Сириус Блэк — второй ученик, которого распределяют в Гриффиндор, но по его уверенной походке можно подумать, что он первый. Раздаются редкие аплодисменты, но в остальном царит тревожная тишина, звенящая смертельной угрозой. Марлен недоверчиво фыркает и шепчет Петунии: — Блэков никогда не распределяли в Гриффиндор. Они всегда были слизеринцами, всегда. Петуния задаётся вопросом, что это значит для этого Блэка, который, похоже, едва сдерживает ухмылку. Он не выглядит обеспокоенным, так почему же кто-то другой должен волноваться? Но две бледные блондинистые девушки из Слизерина оборачиваются, чтобы посмотреть на него, и Петуния видит, как его выражение лица меняется, превращаясь в нечто более злобное и мрачное, в оскал зубов. Блондиночки отворачиваются, а Петуния, оторвав взгляд от Блэка, снова обращает внимание на шляпу. После двух минут молчаливого обсуждения, наконец, выбирает Равенкло для Нэнси Бут. Некоторые ученики распределяются сразу, как только Шляпа касается их головы, например, Саманта Булстроуд, первая девочка, попавшая в Слизерин. Другим, например, Расселу Донохью, требуется несколько минут. Петуния считает, что к тому времени, как МакГонагалл доходит до стола Гриффиндора, уже распределены по меньшей мере двадцать пять первокурсников. Ей хотелось бы вести точный подсчёт, но нервы не дают покоя, и всё, что она может делать, — это беспомощно смотреть на выстроившихся в ряд учеников. С каждой минутой Марлен становится всё более нервной. Роланд Эрл и Джон Истчерч поступают в Равенкло, хлопая друг друга по спине. Филлис Элдридж натянуто улыбается, когда шляпа кричит «СЛИЗЕРИН!» надевается на её белокурую голову спустя всего тридцать секунд. Джулиус Эллсворт и Пола Инглиш следуют друг за другом в Хаффлпафф, все облегченно улыбаются. Затем Энтони Эскарра выбегает из конца очереди, и Петуния понимает, что скоро настанет её очередь. Шляпа менее чем за минуту распределяет Энтони в Гриффиндор, а затем МакГонагалл выкрикивает: — Эванс, Петунья! Петуния словно приросла к каменному полу, и десятки глаз поворачиваются в её сторону, прежде чем Марлен решительно толкает её вперёд. Она идёт к шляпе, прижимая руки к бокам, чтобы никто не заметил, как они дрожат. Это всего лишь шляпа. Всё, что ей нужно сделать, — это сесть. Но это не просто шляпа, и все смотрят на неё, и она едва не спотыкается, когда добирается до помоста. Неуверенно забирается на табурет, который кажется жестким и тёплым от прикосновения последнего ученика. Её ноги бессильно болтаются в воздухе, и она чувствует себя тряпичной куклой. Петуния пытается закрыть глаза, чтобы не видеть этих взглядов, когда МакГонагалл надевает Шляпу на её голову. — Хм… — прогудел шляпа низким рокочущим голосом у неё в голове, и Петуния невольно вскрикивает. — Вот это уже интересно, — продолжает шляпа. Петуния пытается осознать, что не слышит слова в своём ухе, но при этом явно их воспринимает. — Ты необычная, — замечает шляпа, — в тебе есть какая-то хитрость, скрытая за внешней скромностью, и к тому же ты решительная и амбициозная. «Я не хочу в Слизерин», — в панике думает Петуния. Она не может провести следующие семь лет с Снейпом, которого ещё не распределили, но он явно нацелился на серебристо-зелёный факультет. — Я там не приживусь. Я хочу в Гриффиндор, если Марлен туда попадёт. Я не хочу в Слизерин. — Твой разум гораздо гибче, чем ты думаешь, дитя, — мягко говорит шляпа. — Но… что ж, вижу, ты не боишься заявить о своём мнении, не так ли? Ты трудолюбива, и все эти цифры… Ну что ж. Ты бы отлично вписалась в Слизерин, но думаю, тебе будет лучше… в ГРИФФИНДОРЕ! Застыв от шока, облегчения и страха, Петуния безвольно соскальзывает со стула, когда МакГонагалл снимает с неё шляпу. Она встречается взглядом с преподавателем, который едва заметно улыбается и кивает в сторону стола Гриффиндора. Петуния идёт туда неспешно, как по грязи, и медленно садится. Сириус Блэк сидит на три места дальше, на противоположной стороне стола, уже рассказывая мальчикам историю о гигантском кальмаре в Чёрном озере. Петуния провела всю поездку на лодке в ужасе и чуть не упала в холодную воду, когда выходила на берег. Он бросает на неё быстрый взгляд, слегка удивленный, и Петуния напряженно отворачивается, не решаясь встретиться с его глазами. Спустя десять минут к ней присоединяется Марлен. Шляпа сортирует её за пять секунд, и Марлен, оживлённая, улыбается. Смех вырывается из неё, когда она осматривает стол и, выгнув бровь, смотрит на Петунию. — Мы сделали это, да? — спрашивает она. — Отсюда всех видно. — Марлен машет брату Мэтью, который приветствует её прибытие в Гриффиндор с громким свистом. Сортировка заканчивается через сорок минут. Петуния всё время поглядывает на часы, которые слабо обвивают её худое запястье. К этому моменту её желудок бурлит от голода. В поезде она грызла конфеты, как и все остальные, но Лили всегда была большей сладкоежкой. Петунии нравятся вещи, которые дают ей ощущение сытости и утешения, избавляют от приступов голода и одиночества. После странных замечаний директора, которые уже не кажутся странными, на столе появляется еда. Петуния отшатывается, а затем осторожно следит за тем, как все остальные начинают есть. Поддавшись аромату, она накладывает себе картошку и пастуший пирог. Недалеко девушки из Гриффиндора оживлённо беседуют, каждая пытаясь пробиться в разговор, создавая шумный, дерзкий, разрушительный клубок слов. Почти все они привыкли быть лидерами в обсуждениях, и споры возникают на каждом шагу. Это заставляет Петунию повернуться к необычайно тихой девочке справа, которая слишком высокая для первокурсницы, с каштановыми волосами, собранными в длинный хвост. В чём-то она напоминает Петунию, но у неё круглое, открытое лицо и яркие карие глаза за очками. — Мэри Макдональд, — вежливо представляется девочка, угощаясь отбивной. — Петуния Эванс, — отвечает Петуния, разрезая свою индейку. Мэри тоже выглядит обеспокоенной видом еды, и, возможно, чувствует схожие переживания. — Ты… нормальна? — спрашивает Мэри с кривой улыбкой, и Петуния нервно хихикает. — Ты тоже? — отвечает Петуния. — Папа чуть не запретил мне ехать, — шепчет Мэри с усмешкой. — Нам с мамой пришлось умолять его целый час. Он думает, что это какая-то афера, даже после того как письмо привезли. Петуния думает, что ей хотелось бы, чтобы её отец так же настоял на своём. Но она не может сейчас думать о папе, иначе аппетит совсем пропадёт. «Я… не хотела сюда ехать». Её мнение не изменилось только потому, что вокруг мерцают звёзды, а еда — вкусная. — Я в своей старой школе ни с кем не ладила, — продолжает Мэри осторожно, — особенно с монахинями. А вот волшебную палочку получить было здорово. — Надеюсь, они не ожидают, что мы сразу начнём колдовать, — беспокоится Петуния, но чувствует облегчение от того, что есть с кем поговорить, кто понимает её чувства, кто не верит, что всё это может быть правдой. Это как сон наяву, где все играют в притворство, а остальные в это верят. Но еда, в целом, нормальная, и на десерт подают мороженое, которое, к счастью, может улучшить даже самое плохое настроение. Петуния не уверена, что ей нравятся девочки, которые её окружают, но их имена запоминаются: язвительная Джанет, утончённая Шэрон, болтливая Дебра, застенчивая Синди, воинственная Аниша и весёлая Пэм… Петуния уверена, что они бы отлично поладили с Лили. Сейчас же она одновременно напугана и раздражена их смелостью, их уверенностью, тем, как они держатся и хихикают, как львицы, когда одна из них шутит над другой. Это девочки нового поколения, которые знают то, чего не знает Петуния. Они знают о магии, мальчиках, одежде и власти. Люси Торн даже накрасилась тушью и драматично хлопает глазами, чтобы продемонстрировать свою уверенность. Они отталкивающие. Они притягательные. Петуния хочет уничтожить их так же сильно, как и проскользнуть в их ряды, потому что они — львицы, пробующие свой рык, проверяющие свои когти. И если они — львицы, то она — бездомная кошка, худенькая и с клочьями шерсти, прячущаяся в их тени. Но иногда Марлен ловит её взгляд и вовлекает в разговор вместе с Мэри, а когда Агнес Шарп задаёт грубый вопрос о её имени, Марлен отвечает, что она не имеет права так говорить с девушкой. Петуния клевала носом, но была готова вскочить в любой момент, когда двое старших учеников, представившихся Фрэнком и Алисой, поднялись, чтобы проводить первокурсников в спальню. Петунии нравится Алиса, у которой круглое лицо, короткие волосы и красивые голубые глаза. Фрэнк явно без ума от неё, а она, к счастью, не замечает этого, болтая с первокурсницами так, как будто разница в возрасте не имеет значения. Петуния не пытается запомнить дорогу в гостиную, потому что лестницы двигаются, а она всё ещё наполовину спит, когда они доходят до изображения портрета… который поёт фальцетом и заставляет её отступить в самый угол, где она чувствует себя как в стаде. Гостиная Гриффиндора красная, тёплая и пахнет корицей. Петуния проводит рукой по мягкому креслу, прежде чем Алиса ведёт их к узкой лестнице. Им нужно только найти свои комнаты и вещи. Петуния оказывается в одной комнате с Марлен, Мэри и Доркас Медоуз, смуглой девушкой с холодным взглядом и безупречными ногтями. Четыре девочки молча смотрят друг на друга, стоя у своих кроватей, а затем начинают распаковывать вещи. Петуния осторожно расправляет своё детское одеяло с розовыми и белыми цветами и в отчаянии хочет разрыдаться, но не может, потому что она не хочет показывать свою слабость. Дома у неё было не так много личного пространства, но с Лили всё было по-другому. Лили — её сестра, а мама и папа — её родители. Они понимали её или хотя бы пытались. Здесь она почти никого не знает. В конце концов она ждёт, пока все уснут. Марлен пытается бодрствовать допоздна, разговаривая с Петунией, но, когда часы на запястье показывают полночь, Марлен уже храпит. Петуния свернулась калачиком на подоконнике, наблюдая за тёмной ночью за окном. Она прижимается к холодному стеклу и думает о своей пустой кровати дома. Мама, наверное, плачет, папа плохо её утешает, а Лили сидит в их комнате, мечтая оказаться где угодно, только не там. Наконец Петуния возвращается в свою постель, мысленно возвращаясь к летним ночам, полным жарких объятий, и вспоминает о грязной реке, которая вела её из дому.