Давление

      Ветер выл в пустых руинах мёртвого города — одного из многих, многих павших по вине Селестии. Единообразный облик разрушенных зданий, почти аналогичная инфраструктура и воистину бессмертные кристаллические светильники предоставляли возможность свободно ориентироваться по местности.       Дайнслейф явился сюда в поисках знаний. Мало какой искатель приключений отважился бы залезть так глубоко под землю, да и малоисследованное пространство отворачивало многих. Лишь редкие хиличурлы да несколько гончих разрыва слонялись по округе за высокой стеной, не осмеливаясь заходить в сам город.       Некое подобие библиотеки должно было находиться не так далеко. Древние нации не доверяли бумаге и пергаменту — дорогое удовольствие для тех, кто жил под землёй во влажных и часто туманных пещерах. Каменные таблички, металлические «журналы», глиняные пласты: всё для жаждущего запретных историй. И язык не был проблемой, особенно для уроженца и воспитанника Канри’а, государства, что вобрало в себя лучшее из умерших цивилизаций и на их месте создало нечто иное… Величественное и могучее.       Что, впрочем, не помешало Селестии с лёгкостью низвести тысячелетия их истории в пыль.       Да и не он один искал проход в эти давно забытые руины. Едва ли не на начале спуска Дайнслейфа ждали приспешники Ордена Бездны, целым отрядом. Словно знали, что неугомонный и целенаправленный Сумеречный меч рано или поздно бросит свой взгляд и сюда.       Их самоуверенность стала их погибелью. И когда чёрное лезвие пронзило грудь последнего из Вестников, тот, в своём смертном вздохе, обратился к Хранителю по имени. Не в ярости, не в злобе или отчаянии… но в мольбе и благодарности. Бывший гвардеец несколько секунд стоял над бездыханным трупом, исторгающим чёрную кровь на синеватую траву и лишайники… лишь затем двинувшись дальше.       Помнили ли они свою прошлую жизнь лучше, чем те канрийцы, что отвергли дар жестокого и беспощадного к смертным тёмного измерения? Ему бы было действительно интересно это узнать, но каждый урождённый или искажённый Бездной, с кем он вступал в контакт — неизменно оказывался мёртв, уже навсегда. А он, Дайнслейф, выходил победителем. Из двух враждующих сторон лишь одна способна выжить. Жестокая правда этого мира, и, возможно, не только этого.       Мужчина помотал головой: праздные размышления не привели бы его ни к чему хорошему, нужно было сосредоточиться на настоящей цели.       Тени сияли от поднятого минерального фонаря, и они казались живыми танцующими призраками… если бы Дайнслейф обладал хоть каплей мистического мышления. Только холодный скептицизм, и никак иначе. Чудес не бывает: по крайней мере, они не происходили с теми, кого заклеймили грешниками.       Хранитель ветви коснулся пальцами давнишних отметин на стене; когда-то тут шли жаркие бои, погубившие население забытого города. Уже и не скажешь, что было тому причиной, но и Дайн здесь далеко не ради разгадок тайн древнего народа. Ему нужны всего лишь их знания. Практично и жёстко; но, увы, из здешних жителей уже некому было его осудить…       На грани видимого мелькнул силуэт — и заставил резко опустившего фонарь мужчину призвать тёмный клинок. Это не было тенью, но и элементальных следов оно не оставило. Дайнслейф стоял недвижимо, напряжённо, наблюдая за руинами.       Он был уверен в своих ощущениях, но… Никого? Ни смертный, ни божество не могли так умело скрывать своё присутствие!       Что-то не так.       Его доведённая до бессознательного привычка быть настороже кричала об опасности, о предельной осторожности, и Дайн привык ей доверять. Он осматривал каждый миллиметр поверхности стен, пола и потолка, «прощупывал» окружение силами проклятия.       Ничего.       Ноль.       Ни единого признака движения или отголоска сознания.       Губы сами собой сжались в тонкую линию. Либо давала о себе знать накопленная за месяцы усталость и отголоски «очищения»… либо его крайне эффективно водили за нос новоизобретёнными хитростями. Недовольство нарастало, однако и стоять на месте не стоило, хотя бы ради собственной безопасности.       Дайнслейф тихо продолжил путь, стараясь не открывать спину и чуть расслабиться. Перенапряжение и зацикленность на предположительном преследовании имели куда более плачевные последствия, чем расслабленность, но готовность к столкновению с засадой.       Ведь он стал лучшим воином в Канри’а отнюдь не за просто так. Орден Бездны чудовищно его опасался, сторонился и избегал, но при удобной возможности — нарушал планы и путал следы своей деятельности. Лишь в крайних случаях искажённые культисты Бездны шли в атаку, и то — из отчаяния или самозащиты. Дайнслейф не ведал жалости по отношению к своим жертвам.       Однако… Он вмешивался в планы Бездны уже столь долгое время, что и не вспомнить, когда это всё началось. Чем же он так допёк Орден именно сейчас, что по его душу послали такое количество сил?..       Библиотека оставалась всего за единственным поворотом: идеальное место для обустройства ловушки. Что странно — не проще ли было просто уничтожить строение вместе со всеми книгами, чем затрачивать живые ресурсы на его, Хранителя, захват? Ведь, если он и вправду цель Ордена, то он ни при каких условиях не дался бы им живым — и они прекрасно это осознавали.       Снова мелькнула тень на грани восприятия: Дайнслейф и не обратил на неё внимания, аккуратно выглядывая из-за разрушенной колонны в сторону библиотечного зала. Ладонь сжалась на магическом лезвии, что полыхнуло в синеватом пламени призыва.       Все чувства молчали. Зал был чист.       Но всё-таки… что-то было не так.       Хранитель вышел из-за укрытия, проходя через огромную помпезную арку ближе к каменным стеллажам. Ни ловушек, ни сетей, ни малейшего отголоска Бездны. Но тишина настораживала куда более, чем если бы залы библиотеки кишели врагами.       Хруст.       Скрежет.       Дайнслейф мгновенно пригнулся к полу, разворачиваясь лицом к умудрившемуся неведомым образом незаметно приблизиться противнику. Вовремя: сверху в полки с грохотом вонзился бритвенно-острый гео-конструкт, ровно на том месте, где была его голова всего секунду назад.       Напротив, рядом с осыпавшейся осколками статуей от отдачи стихий, стоял лучник из Ордена Бездны: долговязый, как и любой другой высший член Ордена, в элегантной броне, с белёсым плащом и сияющий рыже-золотыми отблесками. Гео, усиленное Бездной? Чудовище наклонило голову вправо, в попытке понять, почему же оно промахнулось, а затем с лёгкостью ринулось вбок, к колоннаде, уходя от возможной контратаки.       Мужчина выдохнул и, чуть приподнявшись с земли, ускорил себя проклятой энергией, намереваясь отправиться следом за противником.       Тёмная волна, пущенная Дайнслейфом, не достигла цели: монстр подпрыгнул, одновременно проходя сквозь портал, чтобы выйти из него парой метров в воздухе, тут же пуская стрелу, разбившую колонну. Хранителю пришлось уворачиваться и от мелких гео-частиц, и от щебня, в который обратился камень колонны.       Взмах лезвия встречается с преградой в виде щита, кристаллизовавшегося от резонанса с Гео: весь город был усеян артериями земли — неудивительно, что здесь так много источников элементов. И потому Дайнслейф, чёрными путами обвив ближайшие крупные остатки колонн, направил их в сторону щита, одновременно прячась за ними от последующих атак.       Судя по стилю боя и отточенному умению обращаться с силами элементов и Бездны, он, вне всякого сомнения, встретился с одним из высших звеньев в цепи иерархии Ордена — с Прелатом Бездны. Эти твари редко выходили за пределы мира тьмы, предпочитая сидеть в центрах связи, объединяющих разные отряды, но… Раз Прелат вышел на поле боя лично — то Орден настроен серьёзно, вне зависимости от того, хотели ли они захвата Хранителя… или же его смерти.       Дайнслейф был капитаном королевской стражи, командиром элитных гвардейцев, лучшим из лучших среди военных сил Канри’а; однако глупо было полагать, что любой способный воин непременно становился рыцарем Ордена Чёрного Змея. Регулярная армия могла похвастаться и своими умельцами, виртуозно владеющими оружием. Как Чтецами становились библиотекари и учёные, так и в Прелатов Бездны обычно перерождались те, кто занимал высокие военные должности, те, кто был приближен к верховенству и знати; и потому — они являлись достойными противниками.       Хотя то, что он вышел на поле боя в одиночестве, а не с когортой подчинённых, крайне озадачивало.       У этого чудовища к Дайну какие-то личные счёты?..       Прелат с изысканной ловкостью уходил от любой дальней атаки, уворачиваясь, словно забывшись в диковинном танце, и резво посылал гео-стрелы в ответ, натягивая тетиву чёрного лука, растущего прямиком из его запястья.       Но и Хранитель ветви не стоял на месте: ускоряясь и останавливаясь в непредсказуемом ритме, он пытался навязать Прелату ближний бой. На щеке кровоточил порез — гео-конструкт разорвал пространство, вгрызаясь в каменную стену и кроша её, так, что осколки брызнули буквально в шаге от мужчины. В то же время и монстр не остался без повреждений: истерзанная чёрными лезвиями броня на бёдрах и лодыжках непременно была неприятной неожиданностью для Прелата.       Задеть оппонента всерьёз. Ограничить мобильность. Отрезать пути к отступлению.       Чудовище оступилось, не заметив в ограничивающем взор фигурном шлеме насыпь сзади себя. Дайнслейф осклабился: в отличие от него, кто постоянно поддерживал себя в должной форме и мог вести затяжные бои едва ли не в несколько суток, Прелат явно засиделся на месте, подрастеряв остроту реакции и совершенность способностей.       Ненамного, конечно, но этого хватило, чтобы чёрное лезвие в одно движение насквозь пронзило бедро монстра, разрезая доспех, плоть и кость. Мужчина мгновенно отступил, опасаясь взрыва осквернённой Бездной стихии в отместку, но его не последовало. Лишь тяжёлое дыхание раненого Прелата, что упал на колени и застыл на месте, удерживая ладонями пульсирующую всплесками густо-тёмной крови конечность.       Окончание боя предрешено, и Дайнслейф развеял лезвие, намереваясь разговорить всё так же молчавшее чудовище.       — Довольно жалкое зрелище для одного из легендарных «Прелатов Бездны — Несокрушимых монолитов», — мужчина позволил себе колкость и усмехнулся, когда на него кинули, вне сомнений, озлобленный и уязвлённый взгляд.       — Сумеречный Меч, — глухо прозвучал искажённый голос. — В тебе слишком много спеси для маленькой букашки под широкой поступью Бездны.       — Настолько маленькой, что в Ордене отправили за мной целого Прелата. Хм, не позволишь ли усомниться в твоих словах?       — Ты не разумеешь грандиозных планов нашей властительницы. В сравнении с ними, твои потуги нам помешать — смехотворны.       — Тогда просвяти несведущего, — лезвие вновь обожгло золотистую кожу Прелата, и тот дёрнулся, но не отступил. — Что здесь забыл Орден? — из голоса Дайнслейфа мгновенно пропал весь задор и весёлость, уступив место жёсткому, приказному тону. — Ваши планы. Что на этот раз?       Чудовище судорожно выдохнуло, ещё сильнее сжало бедро, но молчало.       — Отвечай.       — Мне нечего тебе сказать, предатель Канри’а.       Слова, когда-то давно бы причинившие боль, лишь слегка царапнули поверхность. Вздох нетерпения. Лезвие из энергии ткнулось в плечо, не закрытое доспехом, и Прелат снова дёрнулся.       — Ты и так уже труп. Почему бы не исповедаться напоследок? Или всё это — твоя личная инициатива?       Путы проклятия обвились у горла монстра. Даже визуально стало заметно, как напряглось тело Прелата.       — Силки… сжались вокруг беспомощного птенца, — прохрипел он. Дайнслейф нахмурился, в недоумении чуть наклонив голову.       — Чего?       Резкая пульсирующая боль пронзила основание затылка, словно туда вонзились иглы. Вены быстро наполнялись раскалённым металлом, обездвиживая тело и парализуя разум. Заклятия мгновенно испарились, отпуская Прелата; сам Дайнслейф сжался, пытаясь не упасть ничком на монстра Бездны и одновременно не слушающейся рукой найти неожиданный источник слабости.       И ему не показалось. Игла, тонкая и металлическая, раздвоенная на конце, сочащаяся тёмно-бурой жидкостью.       Кто? Если Прелата и его дрянную ауру тьмы после активного боя можно было почуять за приличное расстояние, то это нечто до сих пор не показалось даже на глаза, не говоря уже о энергетическом поле.       Туманным взором Дайн обвёл зал, дрожа и пытаясь отойти как можно дальше от раненного монстра. О заклятиях не могло быть и речи, конечности не слушались, а рядом находилось существо, что переплюнуло даже Архонтов по способностям в скрытности.       Его переиграли.       Это… конец?       Голову закружило до невозможности устоять на ногах. Хранитель громкими и жадными вдохами пытался заглатывать воздух, чтобы побороть помутившееся сознание, но тщетно. Яд был сильнее, даже для «улучшенного» проклятием тела.       Руки отказали, мышцы ослабли, и Дайнслейф распластался на полу в окружении обломков залы.       Перед его лицом опустилась тень. Объёмная и глазастая тень, с видимым интересом рассматривавшая его, похоже, сочтя, что его сознание уже сдалось на милость мраку.       «Твой план успешно закончился, воевода Этцель, » — шипящий шёпот раздавался буквально в голове, неприятным эхом отдаваясь в висках. — «Пусть и это обернулось большими ранами, чем предполагалось.»       — Ты… — Прелат буквально зарычал в ответ на такое наглое заявление.       «Госпожа будет довольна; и это главное…»       Дальнейший разговор между двумя приспешниками Бездны Дайнслейф уже не смог услышать: разум потух, погружая его в жуткую дрёму, полную кошмаров, несбывшихся мечт и воспоминаний, тесно переплетённых между собой…       Он помнил дни расцвета. Люди, жившие в самом сердце мёртвого континента, создали рай. Без богов, без произвола, честный для всех смертных.       Он помнил момент перед падением, когда ещё в глазах сияла надежда, а в сердцах жила храбрость.       Он помнил и момент падения, когда их маленький мир рассоздавали те, что когда-то поклялись его защищать.       Он помнил… боль. Потерю, много потерь. Боль от искажающегося, принимающего и одновременно отвергающего проклятие тела.       Он помнил светловолосую женщину, чьё лицо обезобразил чёрно-алый шрам. Женщину, что без жалости и колебаний вживила ему в грудь ветвь канрийского древа, самого древнего, мощного и большого из всех саженцев, что когда-либо давал Ирминсуль. Женщину, что дала ему прозвище «Хранитель ветви Канри’а» и отпустила, наказав более никогда её не искать.       Помнил полное боли путешествие с златовласой спутницей. Помнил, как они исправляли то, что случилось из-за ошибки одного. Помнил её боль и тоску по потерянному брату. Помнил то, как они разошлись, не придя к единому мнению о дальнейшей судьбе Тейвата.       Он помнил безмерное отчаяние. Безраздельную тоску и горе по уничтоженному дому. Ненависть к богам. Он помнил свои твёрдые принципы, что позволили ему не пасть в пучину отвратительной Бездны. Помнил беспросветное одиночество, помнил рождения, жизни и смерти поколений людского населения Тейвата. И то, что его скука и тоска вылились в полноценный наблюдательный пункт едва ли не за каждым носителем Глаз Бога.       Он помнил… надежду?.. когда на окраине Снежной заговорили о юном златовласом путнике, остановившем жуткого дракона.       Он помнил своё сжавшееся сердце, когда впервые увидел его. Того, кого он непрерывно искал пятьсот лет по всему Тейвату. Того, кого он видел лишь через мутный непроглядный минерал. Не зная лица, не зная характера… опираясь лишь на схожесть с его сестрой.       Он помнил слёзы, застывшие в горле, когда в Доле Ангела он впервые услышал его голос. Искорку света, когда его ответы на вопросы совершенно разнились с её взглядами.       Он помнил их такое краткое время вместе. Свой страх. Его увлечённость. Свои опасения и его прямолинейность. Свои принципиальность и дисциплину и его привычку ломать все установленные нормы, законы и правила.       И он помнил сладкий, до ослепительного яркий, чувственный поцелуй. Он помнил такой же сладкий запах, будто в его волосах вместо золота расцвели сесилии и созрели сахарки. Он помнил тепло его тела. Крепость мышц, мягкость косы и горячую кожу шрамов.       И помнил свои безумные сны, где Итер без зазрения совести брал его. Постоянно сверху, без исключения, без возможности поменять позицию. Мощный, властный, величественный, почти божественный, — Дайнслейф тянулся к нему телом, душой и подсознанием.       Вся его суть умоляла Итера спасти его. Забрать, украсть, укрыть, подальше от жестоких игр богов. Увести из этого мира, прорастить его корни где-то в ином месте. В ином мире, где можно начать всё сначала, вдвоём.       Как иронично. Он помнил, что сначала хотел сам спасти его. А теперь они поменялись местами, словно в насмешку над всем, во что верил, чего ожидал и что знал Дайнслейф.       Въедшееся же в глубины души неискоренимое чувство вины заставляло отказываться от света путешественника. Словно утопающий в смоле, он тянул руки к помощи и… не дотягивался.       И, похоже, не дотянется уже никогда.       Дайнслейф с трудом открыл глаза, чувствуя нарастающее отчаяние от последних мгновений сна.       Всё так. Он обречён. Его удача закончена. Орден Бездны не отпустит его живым, только не после всех его «достижений».       Дыхание давалось с трудом, тело не слушалось, сердце глухо стучало в висках. Но к разуму приходило чувство осознания. Он повёл руками — разумеется, они скованы. Чёрные токи потрескивавшей, но не причинявшей вреда энергии опутывали запястья. Ноги ощущали холодную поверхность: похоже, что над ним смиловались и не подвесили за руки, несмотря на то, что они разведены далеко в стороны. Тяжёлые и медленные мысли сконцентрировались на событиях до потери сознания — и взгляд тут же уцепился за фигуру в отдалении.       Оранжево-золотое свечение обрамляло высокий нечеловеческий силуэт. Ну конечно.       А затем он углядел в полутьме поверхность не то широкой столешницы, не то куцей лежанки, заваленной нечтом живым, и…       — Знаешь, пытать меня — затея не из лучших, — из горла вырвался слишком хриплый и глухой голос, отчего Дайнслейф недовольно поморщился. — Я думал, за пять сотен лет Орден хорошо это уяснил.       Чудовище обернулось к нему лицом едва ли не после первого произнесённого слова. На шлеме-маске-лице было совершенно невозможно разобрать эмоции, пусть и полыхнувшее в груди искажённое Бездной Гео выдало их с головой.       — Да, проклятие защищает тебя и твоё тело, мы это уяснили, — Прелат положил обратно на стол нечто, что было у него в руках и подошёл ближе. — Но оно не сможет делать это вечно.       Мощная рука ощутимо обхватила горло Хранителя.       — Тем более, что в твоём организме сейчас совершенно невозбранно гуляет токсин, и все силы проклятия направлены на его вывод, — довольство монстра чувствовалось физически, и Дайнслейф чуть скривился. Прямо сейчас он имел право на эмоции и не собирался их скрывать. — Как жаль, что его удалось синтезировать лишь в малом объёме. Занятно бы было послушать твои крики подольше.       Рука на секунду сжалась на горле мужчины, но почти сразу же отпустила. Это… было несравнимо с той мощью, которой месяцами ранее его едва не убил Итер.       Некая сила, могущественнее самой Бездны. Чёрные, бездонные глаза. Опавшие на лицо волосы, погрузившие и без того ожесточённое лицо в кромешные тени. Благоговение, трепет и страх. Смирение и борьба…       …почему он вообще вспомнил об этом именно сейчас?       — И что же ты хочешь узнать? — подкол вырвался сам собой, и Прелат застыл на месте, пытаясь понять: шутили ли с ним или же действительно предлагали сотрудничество.       — Ядро прототипа. Где оно? — монстр навис над Хранителем, едва ли не в паре сантиметров от него.       — Серьёзно? Спустя столько времени — и вы задумались над этим только сейчас? — язвительная ухмылка, и пристальный взгляд Прелата. — Да так прямолинейно! Я считал, Бездна более… изобретательна в методах достижения цели.       — Не юли, Сумеречный Меч. Ты прекрасно знаешь, где ядро. Говори.       — И зачем же мне это делать? — снова улыбка. Кажется, его повело не туда — помешательство, не иначе. А вот его палача это лишь раздражало. — Раз уж вы так глупо его потеряли… а ведь ваша цель была прямо у вас под носом! Кто мог подумать, что я буду прозорливее и быстрее?.. Ах да, это было очевидно, ведь так получалось каждый раз!       Тихое рычание, мгновенно отошедший в сторону Прелат.       Дайнслейф пытался не лгать себе насчёт своих шансов, но фраза монстра про краткое действие яда если и не внушала надежду, то как минимум светила попыткой успешного побега. Стоило только продержаться до того момента и не слишком тратить силы.       Даже можно позволить пустить кровь — быстрее выйдет токсин. Всего лишь расслабиться, не кричать…       «И получать удовольствие», — мрачно-весело хмыкнул Хранитель, когда к нему подошли с уже знакомым по предыдущим пленениям предметом.       На первый взгляд — обычный, но экстравагантного вида экстрактор, весь в «венах» Бездны, колеблющийся, мерцающий и словно оживший — как орган, извлечённый из живого тела. По своему назначению же — самое настоящее орудие пыток. Когда из тела крало элементальную энергию живое существо или же дитя мира Света — это не столь болезненно, сколько неприятно и раздражающе. Механический же вывод энергии — особенно намеренно допускающий ошибки — был процессом мучительным и долгим, почти не оставляющим шрамов на теле, зато оскверняющим энергетическую структуру тела так… что проклятие Селестии было на его фоне примером гуманности.       И Дайнслейф не то, чтобы страшился подобного — однажды испытал действие этой дряни на себе, но сейчас было одно небольшое «но».       До того ненадолго попадавший в руки мучителей всегда полностью одетым, ныне мужчина висел на путах Бездны странно-оголённым: некто потрудился освободить его от плаща, сапог и одежды до пояса… но оставил брюки. И теперь Прелату Бездны открывался прекрасный вид на проклятую половину тела и опутанное ветвями артерий земли сердце, куда, судя по угрожающему виду монстра, тот и намеревался всадить экстрактор.       — Я бы не рекомендовал, — уже чуть менее весело заявил Хранитель. — Мне-то всё равно, как умирать, а вот от тебя и пыли не останется после взрыва накопленной энергии. Особенно учитывая, что миры Света и Тьмы прямо противоположны по своей сути и…       — Так не терпится получить увечья? — перебив начавшуюся было лекцию, Прелат склонил голову вправо и остановил медленно выползшую из основания колбы экстрактора длинную и толстую иглу около прозрачной кожи. — Но, как я уже говорил — ты не разумеешь планов Бездны. Даже по сию пору.       Игла с хрустом пропорола кости и пульсирующий свет, уткнувшись кончиком едва ли не в сам бьющийся в груди орган. Дайн сжал зубы: терпимо, он переживал и худшее, пусть и казалось, что изнутри раскалённые прутья выжигали плоть.       Тёмная бордово-синяя кровь чуть скопилась у острия иглы, пока Прелат совершал неизвестные манипуляции над прибором. Хранитель внимательно следил за каждым движением монстра и запоминал последовательность — кто знает, когда ему пригодятся подобные знания.       Органический цилиндр-капсула вытянулся, сформировав на дне утолщение. Оно с мерзким хлюпающим звуком вытянулось, обращаясь в извивающуюся трубку. Затем окончание трубки потемнело, оказываясь нечтом, напоминающим рукоятку… И снова показалась игла. Дайнслейф мгновенно понял, что с ним собирались сделать. Он им что, живая батарея энергии?! Это в отместку за утаённое ядро?..       Однако, в своей догадке оказался неправ. Остриё, чуть более длинное и тонкое, впилось по вниз по диагонали в живот ниже пупка, проткнув тело едва ли не насквозь. Острая, разрывающая боль скрутила нервы, заставив Хранителя судорожно дышать, сдерживая крики.       Зачем?.. Да, страдания от выкачиваемой энергии и от сопротивления проклятия ещё и закачиваемым в него из себя же стихийным силам будут причинять жуткие муки, но зачем? В чём смысл таких ухищрений, если его можно было просто подключить к любому артефакту из Бездны: эффект и боль были бы теми же.       Что-то не так. Это не конец.       Мужчина раздувал ноздри и закусил губу, в попытке не издавать никаких звуков. Он не доставит этому бездновскому отродью удовольствия от прослушивания его, Дайнслейфа, криков. Ну уж нет. Он сжал кулаки и с вызовом глянул на Прелата, кто явно не ожидал такой реакции от пленника.       Впрочем, чудовище молчало, склонив голову вбок, и ожидало, пока в экстракторе не накопится необходимое количество энергии, что уже наполовину заполнила цилиндр и хаотично, болезненно пульсировала, отражая состояние своего хозяина.       Он взмок. Чувствовал упадок сил из-за откачки, чувствовал как нестерпимое жжение в теле, так и ментальные муки рассудка, на пределе блокирующем лишние внешние воздействия, и всё же молчал. Лишь вперился взглядом в Прелата, что так же недвижимо стоял рядом, чуть покачивая экстрактор в руках — игла проворачивалась внутри тела, причиняя ещё больше мучений.       — Воистину, ты лучший из своего рода, Хранитель ветви, — с неохотным признанием протянуло чудовище. — Тем больше мне жаль, что ты отказался от дара Бездны.       — Не жалею ни секунды, — не остался в долгу Дайнслейф. — Я всё ещё чту свои человеческие корни, в отличие от вас.       Прелат пожал плечами.       — Упрямься сколько хочешь, строй из себя героя. Делай вид, что у тебя есть хоть какие-то шансы. Но ты нам не противник. Ни Ордену Бездны… — он помолчал, ёжась, словно от холода. Но ведь температура оставалась той же, в чем дело?.. — Ни Её Высочеству.       — А она-то здесь причём? — нахмурился Дайн и почти сразу же, приметив краем глаза движение, оторопело уставился на выход из помещения.       Отстранённый, холодный вид, скрещенные руки на груди, открытое плечо, упёртое в стену. Казалось, она смотрит не на пытки, а на ничем не примечательный пейзаж.       Прелат склонил голову, не отвлекаясь от действа, и Принцесса спустила ему это с рук.       — Люмин, — Дайна словно ударили под дых. Он просипел имя, словно разом растеряв всю храбрость и колкость.       Боялся ли он бывшую путешественницу? Скорее, нет, чем да. Он, разумеется, был в курсе истинных сил двух сошедших близнецов: и если одного сковывала печать, то вот вторая, ничем не обременённая, спокойно могла размазать почти любое существо на Тейвате тонким слоем по стене. Лишь некие неведомые силы останавливали Люмин от такого решения, и Дайн был безумно им благодарен.       …какой, интересно, она была до Тейвата?..       — Вижу, ты не ожидал, — она наконец отлипла от стены и подошла ближе. — И это хорошо.       — Это был твой план?       — М-м… Может быть, — Люмин горько хмыкнула. — Не то, чтобы я не хотела от тебя избавиться, но сейчас не время об этом думать.       Подобные слова довольно болезненно кололи в сердце, даже болезненнее, чем буквальные иглы в его теле. А ведь он когда-то считал её близким другом…       — У тебя ещё осталась роль в этом проклятом театре, что устроила Селестия. И я не хочу настраивать Итера против себя… — она опустила взгляд. Холод сменился на долю секунды на тепло воспоминаний. — Он не простит мне твоей смерти. Даже если кровь будет не на моих руках — он всё равно догадается. Ведь убивает не оружие, а тот, кто им управляет. Догадается, и тогда уж точно затаит на меня обиду.       — Тогда зачем…       Похоже, он зря подал голос, ведь теперь пропитанный раздражением и злобой взгляд прожигал его насквозь.       — Но даже в самом отвратительном исходе событий я не ожидала, что из всех — всех! — разумных Тейвата… он выберет тебя, — Люмин ринулась вперёд, к опешившему, но поспешившему убраться с дороги Прелату. — И что же он в тебе нашёл? Неужели повёлся на милое личико, м-м?       — Мы… не… — договорить Дайнслейфу не дала холодная рука, что схватила его за лицо.       — Вы «уже», Дайн. Мой братец не разменивается на полумеры, — она зло усмехнулась. — Если он решил — то его не переубедить. Если он чувствует что-то — то его лицо отображает ровно то, что он чувствует. Если он дарит всем вокруг свою помощь — то его альтруизм достигает безумного уровня.       Она помолчала.       — И если он любит — то отдаёт всего себя избраннику, одновременно до глубины души забирая его себе.       Хранитель слушал её, затаив дыхание. Неужели она только что подтвердила…       Что Итер испытывал к нему чуть больше, чем похоть?       — И это хуже всего. Ведь когда его избранник умирал… Брат отпускал контроль над своими силами, высвобождая эмоции и боль так, что всё живое и неживое вокруг распадалось на пыль.       Люмин отпустила его лицо и отошла, упираясь взглядом в стену.       — Я не настолько жестока, чтобы лишать его полюбившейся игрушки. Мне было слишком больно видеть, как страдает Итер, как его взгляд пустеет на ближайшие десятилетия и как он молча закрывается от меня… — она обняла себя за плечи. — Ты не первый такой. Ты смертный — с проклятием или без него, и умрёшь в свой отмеренный срок; даже наши силы не в состоянии вернуть жизнь и душу в мёртвое тело.       — Куда ты клонишь? — Дайнслейф уловил недосказанность: от темы разговора, увлёкшей его настолько, что боль отошла на второй план, напоминая о себе лишь маячащим в углу комнаты Прелатом.       — Можете сколько угодно вместе срывать планы Бездны, я не злюсь. Можете хоть сотню раз помогать тейватцам и Семёрке, мне плевать. Но!       Она вновь подошла к висящему мужчине.       — Не морочь ему голову. Откажись от него и его чувств, — пронзительный взгляд девушки физически тяжело ощущался, отдаваясь тупой болью в затылке и острыми спазмами в проколотых иглами груди и животе.       — С чего бы мне это делать? — он стойко принял вызов, не отводя глаз в сторону. Широкие в полутьме и из-за гнева зрачки почти полностью закрыли золотые радужки. Жуткое зрелище.       — Значит, ты не прочь пасть жертвой любви Итера. Зря.       Дайнслейф хмурился, пытаясь предугадать, что его ждёт. С чего вдруг такой выбор слов? Она намекает на не-стихийные способности, считая, что он не в курсе о них? А знала ли Люмин, что Итер принимал истинный облик?..       — В общем, требование у меня одно. Согласишься — отпущу, и можешь продолжать шататься по Тейвату до конца времён.       Прелат попытался было вклиниться с возмущениями, но лишь один яростный взгляд от Принцессы остудил пыл чудовища.       — Нет, — Дайнслейф не видел смысла обосновывать свой выбор. Люмин не услышит и даже не захочет слушать — слишком сильна её болезненная любовь к брату, равно как и желание его оберегать.       — Ты ведь понимаешь, к чему всё это ведёт, Дайн, — Люмин не дрогнула. — Всё это кончится, и мы покинем Тейват. А если и вернёмся — то кто знает, сколько времени пройдёт для смертных жителей и для тебя. Если вообще останется, кому ждать.       — Ты меня что, уговорить пытаешься? — удивлённо и недоверчиво протянул Хранитель.       — Не поверишь. Я всего-то… не хочу делать того, что тебя ждёт при твоём отказе.       — Тогда вперёд, — едва видимо повёл плечами он. — Я не стану подчиняться. И даже если бы я не волновался о чувствах Итера — отказал бы тебе просто из принципа.       Люмин закусила губу и отошла подальше.       — Не оставляешь мне выбора. В твоём духе, как обычно.       — Ты всегда можешь просто меня отпустить, — лёгкая усмешка вызвала лишь недовольство.       — Ещё чего.       Всё же в бывшей путешественнице осталась искра милосердия и добра: она явно колебалась прежде, чем претворить некое «наказание» для него. Дайнслейф скорее почувствовал, чем увидел, как под ним открывались миниатюрные врата Бездны. Люмин протянутой рукой контролировала выходную мощность. И… вместо существа, чудовища или тени из открытого разлома вытянулись лишь щупальца. Чуть больше десятка, разного размера, но почти каждое можно было обхватить ладонью.       Недоумение. Озадаченность. Предчувствие чего-то не самого приятного. Этцель, неожиданно, тоже не понимал, что происходило: он уставился на свою Принцессу в немом вопросе.       — Знаешь, будь здесь Итер, то он мгновенно бы понял, что тебя ждёт, — она задумчиво погладила одно из щупалец, и то, словно неразумное животное, потянулось за лаской. Это было… неправильно, неестественно, потому увлёкшийся наблюдением Дайн чуть не пропустил следующие слова. — И умолял бы меня остановиться. Хотела бы я это послушать!       Она подошла ближе, пока объёмные ленты чуть извивались у её ног. Молча вытащила экстрактор, что уже давно выполнил свою задачу: иглы с мерзким хлюпающим звуком вышли из плоти, вырвав из Дайнслейфа шипение.       — Нет, правда. Мне интересно, как бы он просил меня не вредить тебе. Тем более, вредить так. Стоял ли бы на коленях? Умолял ли меня, не стесняясь в выражениях? Обещал ли неисполнимое? Или вообще бы не стал что-либо делать ради одного лишь тебя? Думаю, в любом случае он был бы не против понаблюдать за такой сценой.       Кажется, он поторопился с выводами про остатки доброты: она с таким наслаждением описывала мольбы брата, словно была самым настоящим злодеем. Влияние Бездны чудовищно, даже на такой защищённый разум, как у звёздных странников. Отверстия от игл на его теле сочились сине-чёрной кровью, тонкими струйками устремившейся вниз, и Люмин утёрла их своими ладонями, проходясь заодно и по обнажённому торсу.       — Не будь ты столь сильно связан с судьбой Тейвата, пожалуй, я бы и слова не сказала про выбор Итера. Но в данном случае — желаю, чтобы ты был как можно дальше от него.       — Может, ты не будешь решать за Итера? У него своя жизнь и свои предпочтения, — Дайнслейф был глубоко возмущён, но благоразумно решил придать голосу нейтральный тон.       — Он совершенно не разбирается в этом мире, как, впрочем, и в любом другом. Итер предан эмоциям, а не разуму, пусть он и гениальный учёный и исследователь. Его легко обмануть, и он быстр как на расправу… так и на прощение.       Люмин остановила ладони на поясе на брюках, и Дайн слегка дёрнулся от холодных пальцев у пояса: обычно она не позволяла себе подобных вольностей.       — И потому знай: каждый раз, что я узнаю о твоей близкой связи с моим братцем — ты будешь страдать. Держитесь за руки или обнимаетесь? Я узнаю и покараю. Поцелуи или интимный контакт? Буду пытать. А если же ты осмелишься его поиметь… Клянусь небом и бездной, я убью тебя ровно на том же месте, и мне наплевать, если это разрушит наши планы.       Её взгляд стал совсем безумно-злым, но пальцы не причиняли лишнего вреда. Лишь расстегнули и стащили брюки вниз, к немому шоку Дайнслейфа.       — Что ты…       — Закатай губу, — презрительно и даже несколько брезгливо хмыкнула Люмин, перебив возмущения. — Не я. Они.       Самое широкое и объёмное щупальце обвило мужчину за талию, крепко удерживая в воздухе, в то время как более тонкие обхватили щиколотки и, подняв в воздух, развели ноги в стороны, совершенно лишая одежды, кроме исподнего, и открывая доступ к паху и к… Страшная догадка заставила всё тело сжаться в отрицании.       Похоже, что на его лице отразилась паника, потому что в ответ Хранитель лишь услышал заливистый смех Принцессы. Он поднял болезненный и отчаянный взгляд на неё, мельком замечая, что Прелат вжался в стену — видимо, не желая попадать под руку разъяренной госпоже.       — Ответь мне лишь на один вопрос, — почти сухой, безжизненный голос. — Зачем именно таким образом?       — Ну ты же хочешь, — улыбка, больше похожая на усмешку. — Вот, пожалуйста, наслаждайся. Но не смей требовать этого от моего брата.       «Не надо», — едва не вырвалось у Дайнслейфа, но он вовремя прикусил язык. Он не будет просить пощады, сам нарвался на это. Мягкие, влажные кончики щупалец исследовали живот, намеренно тыкаясь туда, где изнутри его жгла насильно закачанная элементальная энергия.       Да, пожалуй, из всех пережитых пыток, тяжб и истязаний в его «списке» не хватало только насильственного секса. И от чего — от неразумных отростков Бездны! Он зажмурился и сжал кулаки.       — Обойдись без тяжёлых увечий, он нужен живым, целым и в здравом рассудке. Понял? — жёсткий приказ. Похоже, Люмин не желала оставаться и рассмотреть всю отвратительную сцену в деталях.       — Да, Ваше Высочество, — придушенно ответил Этцель, явно не испытывающий ни малейшего желания наблюдать за развернувшимся действом.       Дайнслейф уже не следил за своим лицом и эмоциями. Какая, к Селестии, разница, если чуть погодя его будут насиловать проклятые выросты из Бездны?!       Тошнотворно-сладкий запах защекотал ноздри, когда щупальца подобрались ближе к лицу. Изучали, пробовали, ощупывали, словно пытаясь сообразить, как добраться до заветного «приза» внутри. Влажная поверхность мазнула по щеке, оставляя густые разводы темно-фиолетовой не то смазки, не то слизи. Тонкая конечность почти дошла до губ, но он дёргано помотал головой, пытаясь избавиться от стойкого ощущения «грязи».       Бессмысленно и отчаянно, ведь скоро она будет и снаружи, и внутри.       Щупальца пульсировали у маленьких ранок от игл — и Хранитель ощутил небольшую волну благодарности к благоразумию подлечившей его — и когда только успела? — Люмин. Будь на их месте открытые, сочившиеся кровью отверстия — и отродье Бездны не преминуло бы влезть в его тело и через них.       — Как ощущения? — неожиданно подал голос Прелат, заставляя Дайна открыть глаза. Фраза слишком неуверенная для подкола — а ему самому было уже плевать на свою сохранность.       — Подойди ближе, и узнаешь, — Хранитель почти безумно улыбнулся, делая и без того неуютную для чудовища ситуацию ещё хуже и неуютнее.       — Предпочту оставить весь опыт общения с этой дрянью тебе.       — Трус, — просто усмехнулся мужчина.       Щупальца обвивали ноги, медленно, но верно подбираясь к паху. Дайнслейф прикусил губу изнутри: он всё ещё не смирился. Это лишь шутка. Попытка его сломить? Оно остановится, когда он ответит?       Это же не могло быть правдой?..       Он дёргался от прикосновений отростков к коже, но те в ответ словно в издёвку лишь крепче и чаще обвивались у колен и стоп. У некоторых на концах Дайн заметил характерные утолщения, похожие на… Он сглотнул, пытаясь успокоиться и расслабиться. Да, это нечто точно предназначалось для плотских утех, и Хранитель совершенно не хотел знать, как их нашла Люмин.       И уж тем более — откуда про это мог знать Итер, который, по плану его сестрицы, должен был умолять её пощадить Дайнслейфа.       А наконец пробравшиеся под ткань щупальца не оставили ему и шанса на спасение.       Влажные, скользкие и не сулящие удовольствия, отростки хитрым движением сняли с бёдер мешающую ткань, исследуя тело под ней. Самые тонкие обернулись вокруг вялого члена, чуть объёмнее — скользнули к ягодицам, массируя мышцы и едва-едва касаясь сжавшегося прохода.       — Ты покраснел, — хмыкнув, отметил Прелат, и Дайн метнул на него ненавидящий взгляд. Он и сам знал, что его лицо и плечи залились краской, тело усеяла тревожная испарина, а сам он сжался, несмотря на попытки расслабиться. Понимал, что иначе будет больнее — насмотрелся в своё время на порванные задницы во дворце: чем ниже ранг, тем выше шанс, что ты будешь «добровольным» участником групповых забав знати. Как капитана, гвардейца и сильнейшего воина — его эта участь миновала, как, впрочем, и его прямых подчинённых. Но тех, кто не был в его отряде…       Дайн соврал, если бы сказал кому-либо, что его не интересовала эта сторона жизни. Отнюдь. Всякое бывало, и с разными партнёрами: и пусть мужчина всегда был «сверху» — но вот так… потерять так называемую «невинность» благодаря твари из Бездны… К тому же за ними ещё и наблюдали; Прелат молча вперился взглядом в свою «жертву», привалившись к стене в безопасном отдалении от длинных щупалец.       В то же время отростки стимулировали все точки, до которых только могли дотянуться. Мягкая кожа живота, шеи и бёдер, соски, ягодицы и стопы, и, к огромному неудовольствию Дайна — вставший член. Словно пытаясь совершить законченный, полноценный акт, щупальца обвивали всё его тело, возбуждая, измазывая в липкой слизи. Хранитель подозревал, что она далеко не безопасна: будучи не то токсином, не то дурманом, впитывалась в тело и воздействовала на ощущения.       Он твёрдо держался, не давая этой дряни залезть ему в рот, даже если это вещество, стимулирующее организм, помогло бы пережить дальнейшее вторжение в внутрь тела.       Тонкое, не толще пальца у кончика, щупальце массировало сжавшийся сфинктер, вырывая из Хранителя шипение вперемешку с бранью. Оно полезет напрямую? Без подготовки и растяжки?       Его приподняли кверху ногами, деликатно раздвигая их как можно шире. Ощущение уязвимости и страха захлестнуло его и без того воспалённый разум.       — Вид… прекрасный, — не удержался от колкости Прелат.       — Что, думаешь, как бы присоединиться? — зло бросил Дайнслейф.       — А почему нет? Если, конечно, эта дрянь оставит после себя хоть немного чистого тела без этих… фиолетовых потёков, — увидев на лице Хранителя ужас пополам с неверием и омерзением, Этцель хохотнул. — Ну вот и нашлось твоё слабое место, Сумеречный Меч.       И, выждав полминуты, нехотя продолжил:       — Мне нельзя тебе вредить, ты это слышал. Так что можешь оставить свою ярость при себе. Тебя и так сегодня сполна наказали.       Мужчина прикусил губу и отвернулся. Позор. Просто позор; равно как и пошатнувшийся облик непобедимой, удачливой, всегда уходящей невредимой сверхопасности для Ордена.       Если, конечно, Этцель и Люмин распространят данный, без сомнения прискорбный факт среди культистов.       Щупальце наугад ткнулось в анус, и Дайн вздрогнул всем телом. Закрыл глаза, коротко выдохнул и попытался расслабиться: на что тонкий отросток мгновенно среагировал и проник внутрь. Болезненный стон сорвался с его губ, а пытавшаяся вытолкнуть из себя инородное тело задница заныла. И это лишь начало…       Энергия жгла внутренности внутри живота: он успел позабыть это ощущение, пока сопротивлялся твари Бездны — и щупальце явно направилось туда, вглубь. А тонким у него была лишь пядь от кончика, и чем дальше — тем сильнее распирало неподготовленное тело.       Дайнслейф взмок, сжал кулаки, пытался сосредоточиться на чём угодно, кроме отростка, елозящего внутри, и пульсирующих лиловой смазкой колец на члене.       Возбуждение, болезненное, непрошенное, поднималось от паха к диафрагме, а на головке скопилась уже собственная смазка-предъэякулят. Дыхание тяжело вздымало грудь, сердце билось как безумное и тело прошивало попеременно то болью, то искрами насильно причиняемого удовольствия.       Дайн согласился бы даже на экстрактор, даже на вивисекцию — но только не так. Только не самое личное и дорогое, что у него оставалось.       А ведь он наивно планировал, что в один прекрасный день его так растянул бы Итер… Нежнее, чувственнее, совмещая пальцы с языком и поцелуями… А затем проник бы внутрь сам, деликатно и медленно. Ускоряясь, постепенно, сверяясь с реакцией. И дразняще, играючи, довёл бы его до желанного пика. Путешественник был бы его первым. Как во снах.       Увы. Мечтам Хранителя, как впрочем и обычно, просто не суждено было сбыться. Ему не принадлежало даже собственное тело… и захочет ли Итер вообще прикасаться к нему после… такого?       Дайн отвернулся. Грязь. Мерзость. Он прекрасно понимал, чего этим добивались Люмин, но… в её словах была правда. Его волю не сломить подобными пытками, о нет. Однако чувства… их можно вырезать на корню, буквально заставив отречься от них, каждый раз вспоминая это.       Мужчина вскрикнул, когда к первому щупальцу неожиданно присоединилось второе — он упустил момент из-за раздумий и мгновенно умолк, выстонав сквозь зубы проклятия на голову этому монстру. Прелат вздрогнул, отшатываясь — похоже, и его проняло; хотя бы из-за того, что он тоже когда-то был человеком с человеческим порогом боли. Анус свело в спазме, когда отростки начали ритмично двигаться вместе — похоже, расширяя проход под себя и дальше.       «Куда уж дальше?!» — в голове вспыхнула и погасла мучительная мысль. Он не задумывался. Лишь терпел, заглатывая воздух ртом. Уже не заботясь о том, чтобы скрывать крики. Он дёргался в путах, но его крепко держали отростки. И откуда такая сила в конечностях не шире запястья?..       К двум щупальцам присоединилось третье, едва протиснувшееся в узкое, несмотря на растяжку, отверстие. Внутри жгло, боль выворачивала тело… и одновременно с тем он почувствовал, как мозг и чувства перегружал ещё и мучительный оргазм. Член истекал семенем, из задницы капала лишняя слизь, а из зажмуренных глаз пролились слёзы. Солёная влага обожгла порез на щеке, и это отдалось по уставшему организму острой резью, от которой Дайн буквально заскулил.       — А ведь я действительно тоже хотел с тобой поразвлечься, — с нечитаемой эмоцией протянул Прелат. — Но похоже, что ты помрёшь от болевого шока быстрее, чем я сделаю хоть что-либо сверх… этого.       — «Этого?» — хрипло протянул Хранитель, едва поднимая голову. Монстр лишь кивнул вниз, и мужчина выругался, потратив и без того крохи оставшихся сил.       Три отростка всё ещё не спешили выходить из горящего едва ли не огнём ануса, но даже это не шло ни в какое сравнение с щупальцем, что вылезло откуда-то изподнизу. Ощутимо объёмная головка, усеянная мягкими шипами, ребристая поверхность и тёмное небольшое отверстие на кончике. Иссиня-фиолетовое, осклизлое, исторгавшее ещё больше «смазки».       Внутри всё поджалось. Дайн был на грани того, чтобы попросить лишь об одном — о пощаде. Но отростки неразумны, а Прелат и пальцем не пошевелит — только найдёт новый повод для насмешек.       И… он сдался. Хранитель запрокинул голову назад, полностью повиснув на щупальцах и путах — он банально устал, сил не оставалось даже на то, чтобы думать.       Задницу освободили — и оттуда, с совершенно мерзким ощущением, неторопливо потекли излишки слизи. Большая головка нового щупальца тут же пристроилась рядом и потёрлась об израненную нежную кожу.       — Отвратно выглядит, — снова прокомментировал Прелат. — У тебя не закрывается дырка, настолько они её растянули. Хотя я удивлён, что ты ещё цел, а не валяешься с воплями на полу в луже крови с порванной прямой кишкой.       — Избавь меня от подробностей, — слабо подал голос Дайн.       — А не то что? — усмехнулся монстр.       — Иначе меня вывернет прямо здесь, а я так понимаю, что это далеко не тюремная камера, и убирать остатки жизнедеятельности будешь ты, своими силами, — позволил себе колкость мужчина, увидев, как Этцель резко повёл головой, словно отмахиваясь. Прав, значит.       — Хамишь. Значит, ещё живой, — зло проворчал тот. — Ну, ненадолго. Надеюсь, эта дрянь вытрахает тебе не только зад, но и до мозга дойдёт.       — Вроде генерал Ордена, а изъясняешься, как помойная крыса, — презрительно фыркнул Дайнслейф. Он не позволял себе таких выражений даже после падения Канри’а — намертво вбитые в него выправка и этикет так просто не исчезли. Но для кого-то, похоже, это преградой не являлось.       Хотя в одном это чудище право — новое щупальце было гораздо больше каждого из предыдущих, и даже больше их троих вместе. Хранитель в голос застенал, когда через судорожно сжимавшийся анус протиснулась головка с шипами. Зашипел, прикусил губу до крови, случайно слизнул с губ вместе с кровью лиловой слизи и принялся сплёвывать, дёргаясь от каждого резкого движения.       Больно, больно, больно. Даже похоть отошла на второй план, уступив место всепоглощающей боли. Отросток с силой впивался во внутренности, пытаясь добраться до полуистлевшей стихийной энергии. Шипы одновременно и стимулировали зоны удовольствия, и причиняли чудовищные страдания, именно из-за того, что тревожили воспалённую от внешнего вмешательства мягкую ткань внутри прямой кишки.       Была же когда-то смертная казнь в виде насаживания на кол… Дайн чувствовал себя так же, как и любой несчастный, что медленно умирал на остром коле. Разве что смерть была куда более милосердным исходом, чем жизнь со знанием того, что тебя поимела огромная тварь Бездны.       Щупальце пульсировало внутри, высасывая свободно гуляющую энергию. Извивалось, насколько позволяла теснота узкого, буквально девственного тела, так, что выпирающий бугор было видно сквозь живот. Дайнслейф чувствовал, как его бросало в болезненный жар, а пальцы рук и ног холодели. Отростки, что обвили его бёдра и торс, сжимали их до синяков и порой синхронно волновались, насаживая его на членоподобное щупальце ещё глубже, вырывая из мужчины болезненные, отчаянные вскрики.       Этцель потупил взгляд и отступил к выходу: даже монстр Бездны не выдержал подобного. Насколько… насколько же всё было плохо?       С очередным воплем Дайнслейф с тоской осознал, что посадил голос до нечленораздельных хрипов. Сознание, в противовес ватному и ослабшему телу, работало на максимум, частично отгораживая от боли и даря кристально чистый взгляд на происходящее вокруг.       Агония, не иначе.       Он заметил, как сияли глубоким ярко-синим вены на проклятой коже. Как иронично. Проклятие пыталось защитить носителя от слишком серьёзных травм, сияло, переливалось, излучало энергию, что отпугивала отростки подальше от чёрной половины тела.       Дайнслейф непременно проанализировал бы этот занимательный факт, если бы не ситуация.       Главное щупальце пробивала частая дрожь — неужто насытилось? Шипы и бугры на нём вдавливались в раздражённую плоть, а поступательные движения прекратились. Вместо этого к телу Хранителя вновь направились тонкие отростки.       Только не снова, он этого не вынесет!       Они обернулись вокруг паха, влажными и на сей раз разгорячёнными кончиками массируя член, оборачиваясь вокруг головки, сжимая и разжимая мошонку.       Тело выгнулось дугой, наплевав на боль от растянутой задницы. Сил и возможности кричать не было — злое, неестественное, навязанное ему возбуждение валом накатило на перегруженную нервную систему, заставляя биться не то в агонии, не то в истерике, не то в самом отвратительно-мощном оргазме на его памяти. Отростки причиняли боль и снаружи, и внутри — и это конвертировалось отравленным осязанием в неуёмное наслаждение. Хотелось сильнее развести ноги — боль и тепло внутри. Хотелось подмахивать бёдрами в ответ на пульсацию на члене — боль и похоть. Хотелось освободить хоть одну руку и наконец довести себя до пика, которого его так нагло лишали — больно, больно, больно, но вместе с тем — до невозможного хорошо.       Дайнслейф лишь хрипел, надсадно дыша, запрокинув голову и совершенно не беспокоясь о том, как он выглядит со стороны.       Это неправильно.       Так не должно быть.       Его распирало и, возможно, даже порвало огромным щупальцем, а он думал лишь о том, как бы поскорее кончить!       Хранитель взвыл, когда ощутил на себе холодное до ледяного прикосновение. С ненавистью-гневом-мольбой смотрел на Этцеля, что осквернённой рукой держал кончик его члена.       — Меня бы стошнило, да тело не позволяет, — заявил он. — Если ты сдохнешь от судорог или от объединённых побочных эффектов токсина и этой слизи — Её Высочество лично отрубит мне руки по плечо.       Он промолчал, пытаясь понять, дошло ли сказанное до плачущего от отказанного оргазма Хранителя.       — И меня бесит, как ты брыкаешься, словно продажный раб под богатым хозяином. Хватит с тебя на сегодня.       Твёрдая рука сняла чуть возмущавшиеся щупальца с паха и в несколько движений подарила желанную разрядку. Коричнево-рыжие когтистые пальцы растёрли подушечками сперму и слизь… и лишь затем Прелат соизволил отойти, отпуская совершенно обессиленное тело на пол. Главный отросток покинул истерзанный зад, оставляя после себя лужицу лиловой, дурно-сладко пахнущей смазки. Щупальца исчезли, путы рассеялись, и пленник сначала грохнулся на колени, а затем сполз, распластываясь на горизонтальной поверхности.       Дайнслейф несколько минут лежал лицом вниз, на благословенно-холодном полу, даже не пытаясь встать: дышать, лишь дышать, ни в коем случае не прекращать дышать! Оргазм обнулил все возможные резервы, все оставшиеся силы. Даже засыпать опасно — Хранитель мог и не проснуться, настолько его довели до изнеможения.       Его ткнули в бок носком металлического сапога, но, к удивлению монстра, мужчина не обратил на это ровно никакого внимания. Этцелю, похоже, надоело ждать реакции.       — Вроде живой… Но не то чтобы очень… И что мне делать-то теперь?       А затем огромная холодная рука притронулась к спине и опустилась ниже, задевая ссадины и стёртую кожу — и вспышка боли милосердно вырубила сознание Дайнслейфа.       Он лишь понадеялся, что сможет очнуться… если вообще останется в живых.

***

      Темнота, но не всепоглощающе бесконечная и паралитическая. Воспоминания приходили мутным потоком, а недавние события…       Проклятье, недавние события.       Он тихо лежал, мудро приняв решение не двигаться. Не издавать звуков. Не показывать признаков жизни.       Стрёкот насекомых. Треск, мелодичный, успокаивающий. Ощущения. Тепло — но нежное, не болезненно-жаждущее. Чуть горячее с правой стороны. Приятный запах дыма и жжёных свежих ветвей. Костёр?       Дайн, наконец, осознал, что пробудился. Запах? Чувства? Мысли? Значит, он удивительным образом жив. На теле ткань, шершавая, незнакомая. Разлепить глаза, чтобы увидеть… слишком сложно, затратно. Лучше полагаться на чувства.       Трава и камешки под телом. Еще и лежит на некоем подобии тонкого одеяла. Они не в Бездне и даже не в подземельях. Почему «они»? А кому-то же надо развести костёр и забрать его… оттуда, откуда бы то ни было.       Причины можно выяснить и позднее.       А ещё поддувал ветерок. Прохладный — значит, ночной. Лёгкий бриз, солёный. Летний, даже можно сказать. А ведь сейчас середина осени… Южные берега Ли Юэ? Острова Сумеру?       Он прислушался. Его спаситель, если и был рядом, то даже почти не дышал — не говоря уже об остальных движениях.       Дайнслейф рискнул пошевелиться. Зря. Поясницу, таз и внутренности словно током ушибло, всё тело разом заныло, и Хранитель издал короткий жалобный стон.       Это не было кошмаром. Эта была явь, ужасная, безнадёжная явь.       — Ух ты, проснулся! — воскликнул голос где-то рядом, полный иронии, усталости и, что уж, даже радости. — А я думал, всё, конец. Тащить бы мне твои останки да в самое сердце запечатанной Канри’а.       Дайн вздрогнул. Что? Этот человек… произнёс имя родины с правильным, исконным ударением. Нынешние жители Тейвата переиначили название на свой лад, иногда даже пренебрегая отдельно произносимой «а».       — Ой, да что так сразу реагировать. Кто ещё мог бы подлечить твою несчастную попку, если не сотоварищ по несчастью? — собеседник картинно вздохнул и широко развёл руки, судя по шуршанию ткани. Затем спохватился и уточнил: — В смысле, соотечественник рад помочь соотечественнику. Меня эти… «тентакли» не трогали. И, надеюсь, что не будут.       Дайнслейф приоткрыл рот, затем, передумав, умолк на полумысли.       — И правильно, — довольно протянул голос. — Нечего напрасно воздух сотрясать. Поблагодаришь потом. Как-нибудь, чем-нибудь. Я, в отличие от некоторых, далеко не альтруист.       Голос знакомый. Удивительно. Хранитель где-то слышал его, знал, кому он принадлежит. Имя вертелось на кончике языка, но мозг отказывался работать. По крайней мере сейчас.       — И я не скажу никому. Ну, об этом, — заговорщицким тоном заявил собеседник. — Пока ты не попросишь это сделать. Или если ссадины и боль не пройдут. Магией лечить не умею… только калечить, хе-хе. Зато знаю пару рецептов мазей и зелий, которые в тебя влил и втёр. Хемия — полезная наука, жаль только, что погибла вместе с нашим народом.       — Спасибо, — мужчина едва выдавил из себя шёпот. Ободранное горло дало о себе знать — и он болезненно закашлялся.       — Неплохо, неплохо, — с одобрением присвистнул собеседник. — Но лучше обратно засыпай — я всё равно хотел тебя только завтра будить. Ты крут со своим личным проклятием, но ресурс для восстановления надо откуда-то брать, а то спишь без ночи неделю, — болтать неизвестный горазд, но это было лучше тишины — да и мог сообщить что-то важное. — Я не повар, и предпочитаю питаться готовой едой в питейных заведениях, но тебе выбирать не из чего, — он хмыкнул. — Я бы, конечно, сходил до Порт-Ормоса, но кто гарантирует, что ты, без наблюдения и поддержки, не откинешь ноги к моему возвращению?.. Так что будем есть печёную птицу и корнеплоды. А ещё я нашёл закатники. На десерт.       Дайнслейф нахмурился. Эта болтовня напомнила ему Паймон, особенно частью про еду — напомнив, заодно, и про Итера. Грудь сдавило непрошенным чувством, которое он не мог облечь в слова… по крайней мере, именно сейчас.       — А, ой, прошу простить, увлёкся. Забыл, что ты предпочитаешь тишину. Спи, но завтра — подъём, — по-доброму, но всё ещё с ехидцей, хмыкнул собеседник и, встав, направился куда-то вдаль.       Хранитель решил воспользоваться советом и поспать хоть немного…       Его мучили не то кошмары, не то видения. Он проваливался в дрёму, но тут же едва ли не вскакивал на одеяле от ощущения падения куда-то в пустоту: и то, сразу же, стеная, ложился обратно. А если же и удавалось поймать сны — то лишь как жуткую смесь яви и фантазий, что то продолжали пытку отростками, то подкидывали реакцию окружающих на такую новость. Хранитель слышал злой заливистый смех Принцессы, хмурые замечания Этцеля, шипение той твари, что воткнула в него иглу…       Слышал голос Итера: то волнующийся и тревожный, то… с нотками пренебрежения и даже холодности.       Солнечные лучи, упавшие на лицо Дайнслейфа ранним утром, заставили его поморщиться и всё-таки раскрыть глаза, что тут же заслезились от резкого и яркого света. Мутным взором он обвёл взглядом окрестности — и вправду, острова неподалёку от Сумеру: высокие раскидистые пальмы, щебечущие и стрекочущие сумеречные птицы, ярко-зелёная трава, постепенно переходящая в песчаный пляж.       Давно потухший костёр с сооруженным над ним на скорую руку очагом. Облагороженный участок земли: его лежанку скрывал полог из длинных пальмовых ветвей, рядом кто-то выложил сидения-камни, и судя по их виду — предварительно их накалил, оплавив, чтобы убрать лишние сколы и шероховатости. Совсем рядом — аккуратно сложенная одежда Дайна, на которой лежало несколько пустых склянок. Похоже, что от зелий, которыми так хвалился таинственный собеседник.       Оставался лишь один вопрос — кто? Что вообще произошло после того, как он вырубился?       Хранитель попытался привстать. Поясницу и таз тут же свело от боли, и он зашипел, но впился ладонями в одеяло — нужно перетерпеть. Присел с горем пополам, чувствуя, как немело всё ниже позвоночника. Воспоминания очень невовремя вновь появились в сознании: и Дайнслейф прикусил щеку изнутри, слишком уж они были отвратительно-возбуждающими.       — Ого, сам проснулся, — резкий, но довольный голос раздался рядом. Дайн медленно обернулся на своего «спасителя» — и встретился взглядом с огненно-рыжими, «звёздными» глазами, с интересом рассматривавшими его через тонкие стёкла очков и длинную, иссиня-чёрную чёлку. Канриец, пусть и полукровка — жители подземелий исконно были светловолосыми и с цветом глаз от серого до зеленовато-изумрудного.       А ещё от него разило энергией Бездны. Неприятное открытие — Хранитель надеялся на кого-то, кто не был связан с Орденом. Собеседник склонил голову вбок — прекрасно считал реакцию, похоже — и улыбнулся.       — Ну, что ж, с пробуждением. И я так понимаю, ты не в восторге.       — Зачем ты меня выходил? — напрямую спросил подобравшийся Дайн, без приветствий и предисловий.       — М-м-м… Тебе ответить покороче или разъяснить всё как следует? — он прижал палец к щеке. — Хотя не то, чтобы ты куда-то торопился, учитывая характер твоих… повреждений, — неприятная улыбка.       Дайнслейф не ответил, молча сверля взглядом культиста Бездны. На самой кромке разума вертелось имя. Они точно были знакомы, пусть он и не мог мгновенно вспомнить, как и при каких обстоятельствах они встречались.       — Если кратко: тебя вышвырнули с базы буквально под ноги дикой флоре и фауне тропиков Сумеру, а я, так уж вышло, мимо проходил по своим делам, — незнакомец присел у очага и приоткрыл камни — доставал заготовленную и спрятанную заранее еду. — Генерал, конечно, получил чёткие указания не трогать тебя: фактически, он и не тронул, не придерёшься. Твоё выживание — целиком твоё дело и забота.       Мужчина невольно фыркнул, чем заслужил ехидную, но одобрительную ухмылку собеседника.       — Ну а что до нынешней ситуации?.. У меня были сотни причин прикончить тебя на месте, пока ты не представляешь угрозы… И лишь две причины тебя спасти.       — Какие?       — Приказ Её Высочества… и тот факт, что ты дорог путешественнику.       Дайнслейф оторопело уставился на культиста, не веря собственным ушам.       — Какое тебе дело до Итера? — слишком резкий тон, и мужчина ногтями впился себе в ладонь — напоминание следить за словами.       — Ох, не стоит так волноваться — маленький путешественник интересует меня совсем не в романтическом плане, да и, боюсь, если бы и интересовал — то у меня не было бы шансов, — тянул слова почти нараспев собеседник. — Всего-то… Хочу увидеть, каков он на пике своих сил. Хочу увидеть, как он прогнёт под себя Семёрку, а затем и Селестию. Хочу увидеть, как он взойдёт над всеми нами вечерней звездой, и как он будет править нашим миром согласно своим собственным идеалам и целям.       Тот аж руки к груди прижал, зажмурившись и витая в своих фантазиях. Религиозный экстаз, — решил Дайн и мрачно слушал дальше.       — И тогда отдать ему жизнь — покориться его силе или помереть, пытаясь его одолеть… или же встать на его сторону, заслужив место под могучим божественным крылом. Ну, смотря, что он сам выберет, конечно: кто я такой, чтобы решать за него, — он резко раскрыл глаза и потёр затылок. — А пока — просто стараюсь заслужить его благосклонность тем, что поучаствую в спасении твоей шкуры.       — Это прозвучало, как клятвопреступление против Бездны, — заметил Дайнслейф, присаживаясь поудобнее и пытаясь не слишком тревожить ноющую задницу.       — Правда? — тон, полный удивления. — Да ладно. Какая разница, кому служить? Брату или сестре? Они едины в своей силе… но всё же, лишь один из них вступит на трон Селестии и выживет. И не делай такое странное лицо, — отмахнулся собеседник, взглянув на скептично настроенного Дайна от таких речей. — Как будто сам не чувствуешь, какие они. Не люди, не боги, не смертные и не бессмертные. Застрявшие посередине, но с волей и свободой выбрать то, что будет им по душе.       — Так себе выбор, — проворчал Хранитель.       — Зато нам больше не придётся страдать. Путешественник остр на ум и милосерден до умопомрачения, — культист аж засиял от придуманной игры слов. — Да и Тейвату в целом так будет лучше. Хуже Селестии он уж точно не сделает.       — А как же ваше незабвенное «свергнуть Троны Селестии»?       — А я и не отказываюсь от этой цели, — хитро прищурился собеседник. — Всего лишь думаю наперёд!       — Твой ум погубит тебя руками твоего же Ордена, — заметил Дайн спустя некоторое время.       — Я чертовски хитёр, знаешь ли! И не мелю языком перед кем попало.       Мужчина едва хотел ответить, как…       — …и ты почти никогда не видела драконов? — недоверчиво переспрашивает библиотекарь, держа на руках раскрытый толстенный бестиарий.       — Видела, конечно, — Люмин помахала головой и длинные пряди разметались по плечам. — Просто они так редки в тех мирах, где мы были, что считаются легендами. Мифическими тварями, что-то вроде этого, — она ткнула в стилизованного грифона на странице.       — И как же проходили ваши встречи? — Дайнслейф оторвался от созерцания золотого метеорита, и вступил в разговор. Он вообще редко что-то спрашивал, предпочитая лишь молча слушать: и потому сам не осознал, что спросил вслух. Но отступать поздно.       — Ну… Даже не-элементальные драконы были чертовски опасными существами, что уж говорить о тех, кто брал силы из лей-линий, — развела руками девушка.       — Это ещё что значит? — нахмурился Синдри.       — Ты про что?       — «Чертовски»? Нет, семантика мне понятна, как и смысл, но…       — А, точно, на Тейвате же нет чертей, — хмыкнула Люмин. — Это ещё одни такие мифические существа. Живут в аду и тыкают вилами варящихся в котлах грешников.       Ответом ей послужил коллективный смешок.       — Синдри, — видение исчезло, оставив Дайнслейфа с резкой догадкой. Он выдохнул и как-то по-новому посмотрел на сидящего рядом.       — Дошло, наконец, — культист сложил руки на груди. — Но я уже почти не использую это имя.       — Неудивительно. Вы почти все отказались от всего человеческого.       — Я попрошу! Не все и не от всего, — Синдри-не-Синдри поднял указательный палец вверх. — Еда у тейватцев, так-то, очень даже хороша. Кстати, про. Бери и ешь, а то свалишься в небытие уже от голода.       Дайнслейф смотреть не мог на протянутую миску — желудок протестовал, а к горлу поступала желчь — но Синдри прав. Он свалится от истощения быстрее, чем заживут раны.       Они какое-то время сидели молча, занятый каждый своей порцией. Жёсткое мясо, холодное, почти бесвкусное — но Хранитель был благодарен, так проще есть. Голод пришёл спустя несколько минут начала трапезы, оповестив окружение ворчанием пустого живота. Смешок от Синдри, но только и всего.       — Значит, ты не отступишься, — заметил тот, когда они покончили с едой.       — Нет.       — Она не брала с тебя клятв. Ты мог бы избежать наказания, — культист опёрся головой на руки, поставив их локтями на бёдра. — Почему?       — Потому что принципы. И она это знала, — Дайнслейф потупил взгляд. — Я… не смог бы смотреть Итеру в глаза, отказавшись от него на словах при его же сестре. Его чувства… искренние. Я их не заслуживаю, но… отвергнуть их я не имею смелости.       — Хах. Какая драматичная история любви, — протянул Синдри. — Как в лучших иназумских романах, только в настоящей жизни — и от того острее и интереснее.       Хранитель не ответил, задумавшись о сказанном.       А ведь он не видел слёз путешественника. Ни разу. Сколь бы ни был ужасен или трогателен вид перед ним — Итер стойко держался.       Люмин явно преувеличивала, пока описывала эмоциональность брата. Лукавила, подменяла факты — и как верить всему остальному, что она рассказала?       Он покачал головой. Проще спросить у Итера, умолчав о некоторых «особенностях» пребывания у Ордена.       — Но вы были бы красивой парой, — внезапно возник Синдри.       — Ты о чём? — нахмурился Дайнслейф, оглядываясь на него.       — Я про вас с Итером. Грешник и божество. Проклятый и благословлённый. Красота-а, — культист мечтательно улыбнулся. — Хоть кто-то из канрийцев будет счастлив.       — Почему ты так…       — Почему я так сильно пекусь о твоей судьбе? — перебил его Синдри. — А по старой дружбе. Я ведь помню, как ты постоянно пялился на метеорит с путешественником. Иногда настолько уходил в себя, что звать приходилось по нескольку раз. Принцесса тебя даже ревновала, — хохотнул он.       — Тогда сформулирую иначе. Зачем, наплевав на себя, сражаешься за другого? — Хранитель присел на ложе, игнорируя ноющие от боли внутренности.       — Ну… — культист почесал затылок. — У тебя есть шанс начать всё заново. У меня — нет. Я же монстр Бездны, — горькая усмешка. — И моё тело и воля не настолько сильны, как твои — я бы не пережил эти пятьсот лет без вмешательства извне.       — У тебя хватило смелости пойти против Бездны, спасая меня. Так что… не прибедняйся.       — Отнюдь. И я не «пошёл против», лишь использую лазейки, — он пожал плечами. — Всё равно скоро умру. Или от рук Итера, когда придёт время встретиться с ним по приказу Ордена, или от Селестии, когда мы туда дойдём. Просто стараюсь провести остаток жизни с пользой.       — Вы встречались?       — С путешественником? Конечно, — Синдри довольно оскалился. — Дважды. И дважды он с лёгкостью меня размазал.       — Не удивлён, — уголками губ улыбнулся Дайн.       — Мы ему не противники. Он даже Архонтов укладывает, куда до него нам, простым смертным, — культист помолчал. — Но он выслушал меня. Не добил. Доверился. Ведь знает же, что Ордену нельзя доверять, но пошёл своим путём напролом. Удивительное дело.       — И поэтому ты решил встать на его сторону?       — Да.       Они посмотрели друг на друга. Синдри — внимательно, подмечая любое изменение мимики. Дайнслейф же — с уважением, но всё ещё настороженно.       — Если не он, то никто, — тихо добавил Синдри. — Он неизвестная переменная в стройном уравнении Селестии. Даже Принцессу заставили играть по своим правилам. Путешественник другой. Ему плевать на законы богов, он просто идёт вперёд. И когда всё закончится… я хочу быть по его сторону.       — Тогда тебе нужно быть вдвойне осторожным, — Дайн первым разорвал зрительный контакт. — Я не буду спрашивать у каждого встречного Чтеца его имя перед битвой.       Синдри захохотал, запрокидывая голову назад.       — Тебе и не придётся — я даже под угрозой смерти не пойду против первого канрийского солдата. Я всё ещё библиотекарь, а не воин. Моя сила — знания, а не умение орудовать железками.       — Тогда просто будь аккуратен, — бросил Хранитель и лёг на одеяло, всем видом показывая, что диалог завершён. Он устал, да и раны ещё не затянулись до приемлемого уровня. Смешок, шуршание, шаги — и мужчина остался в одиночестве.       Было над чем поразмышлять.

***

      Дайнслейф медленно шагал в тени Священного Древа, благо, сумерки могли скрыть его присутствие почти ото всех живых существ.       Сумерцы праздновали. Победу над чудовищным роботом, подпитываемым Гнозисом, победу над воистину злодейскими планами мудрецов. Люди высыпали на улицу, радуясь и словно бы снова проводя Сабзеруз, что так нелепо окончился на полуслове месяцы назад.       Он знал, что тогда случилось. Он наблюдал, ждал, восхищался тем, как вывернулся из, казалось бы, патовой ситуации Итер. Разум иноземца, Сошедшего, позволял ему решать задачи совершенно удивительным способами. Итер мыслил по-другому, чем все тейватцы. И его смекалка спасла день и сегодня.       В то же время он одобрил и действия Буер. Она станет достойным Архонтом, достойной преемницей Руккхадеваты, кто спасла Ирминсуль вместо того, чтобы отправиться выжигать его родину. Таким Архонтом, какими должны были стать все остальные… но и близко не приблизились к этому званию полноценно.       Дайнслейф остановился, ощутив странную волну энергии.       Нет, не в реальности.       Сердце забилось быстрее, а корешки артерий земли внутри его груди отозвались тёплым резонансом.       Неужели они смогли?       Дайнслейф посмотрел на небо, откуда неожиданно начали падать маленькие частички элемента Дендро. Поймал одну ладонью в перчатке, растёр между пальцами. Покалывание в проклятой руке возвестило, что это действительно было исцеляющее заклятие от Архонта Мудрости.       Хранитель тепло улыбнулся и прикрыл глаза. Какое приятное ощущение. Он не чувствовал такого уже давным-давно. Словно его душу кто-то обнял.       Вот только…       Почему он уверен, что о чём-то забыл?