Кухня

      Стоя над блюдом с телятиной, окантованным острыми блестящими краями белой тарелки, Никита молча задался вопросом: насколько он был добр, а значит пяьн, когда нанимал всех этих людей к себе на работу? Более того, насколько долгим был его запой, если за полгода их стажировки он так и не понял, что нанял инвалидов?.. И следующие года три запой не прекращался, судя по всему.       Теперь он тяжело вздохнул, приподнимая брови в молчаливой претензии, и смотря с ней же на своего су-шефа:       — Ты идиот? У нас гость кто?       — К-конкуренты…       — Конкуренты! У них шеф — индус. Ты что приготовил? Телятину. Священное в Индии животное. Даже хуже! Ребенка священного животного! Ай, — отмахнулся Никита, — с кем я общаюсь? Ты сам, как животное. Уйди с глаз моих. Сам всё сделаю…       Глаза бросились на часы. Никита взял нож и подался к мясу. Времени осталось не много. Свинину готовить тоже может быть ошибкой, а вот что-нибудь с крольчатиной... Весьма универсально. Нет веры, которая имеет что-то против кроликов.       К моменту, когда блюда уже нужно было выносить, Никита подошел к двери в зал. Узкая полоска глянцевого стекла позволяла увидеть обстановку по ту сторону. Вадим и прибывшие к нему гости уже расположились за тем самым, любимым у Вадима, столиком, за которым утром случилась их беседа. Конкуренты и "друзья" в одном лице — да уж... Итальянская кухня… Пиццу будут под носом у классического жульена подавать? Идиоты. На удивление, никого похожего на индуса не было за столом. Или опаздывает, или за толстячком Александром не видно… Перед носом за дверью встал Андрей, улыбаясь ему насмешливо, и Никите пришлось отойти, свое любопытство свернув.       — Что высматриваешь? Потенциальную жертву отравления?       — Я все не пойму, когда же ты вздумал, что можешь мне так дерзить?       — Сам знаешь. Гости ждут.       — Ты их видел?       Никита надеялся на светлые новости. Андрей его расстроил:       — Нет, я только что подошел. Занят бумажками о ваших зарплатах. Ну так… Прошу? Расскажешь мне, как они.       Заноза. Прямо в заднице. С этой еще улыбочкой… Идеальный директор, нечего сказать. Никита передразнил его по-детски милую, но занудную моську, подхватил поднос с блюдами и сделал несколько шагов к двери, которую как раз ему услужливо придержал Андрей Алексеевич. За-но-за!       За столом в самом деле не оказалось ни одного индуса. Только смешной, косомордый парень. Для шефа слишком молод. Более того, этот гость омега, а встретить омегу-шефа не так уж и просто, по крайней мере Никита был того мнения, что этот пол шефами ставят только в шаурмечных, но никак не в серьезных ресторанах, или претендующих на серьезность. Надо думать, что именно поэтому в Европе Никите стало тесно: слишком часто люди начинали говорить о прекрасных поварах-омегах и слишком много их оказывалось на кухнях, где Кащев работал. С ними тяжело работать… Он был уверен, что, говоря о шефе из Индии, Вадим имеет ввиду альфу, более того — сам Вадим был уверен в том, что говорит об альфе, но его друг оказался человеком весьма свежих взглядом: его шеф — омега, при том весьма приятный на внешность и манеры, статный такой в своей образованности и приличиях, и в то же время по-мальчишески простой, молодой, а кухня у ресторана Александра не только итальянская, а какая только душе угодная: и японская, и русская, и французская... Конкуренты по-полной. И шеф умеет готовить всё, что только можно. Звезда пришла… Пришла ресторану Вадима звезда. Ведь не только в Европе люди говорят о ведущих ролях для омег в больших и маленьких компаниях, но и в России начинают об этом поговаривать... В интернете. А там ой, как быстро всё становится громким...       Никта размышлял о другом. Для партнера Александра слишком не во вкусе — усатых омег мало, кто любит, хотя кто знает толстеньких снобов в дорогих костюмах. Никита не так часто общался с Александром, чтобы знать об этом, он знал только его вкусы в блюдах: что-то жирненькое, но легкое, поддерживающее иллюзию того, что после съеденного не поправишься. Потому он осмотрел спутника альфы придирчиво, но для Никиты, казалось, и в омегах есть только запах и вкус. Внешность интересовала во вторую очередь. Никита, не наглея, аккуратно принюхался. А пах этот омега мило… Дикими розочками. Что очень по-русски. Или, на край, по-европейски… Приятно, однако. Запах такой чистый, ненавязчивый, красивый, в тоже время колючий, но простой… Это что-то волшебное. Неужели, не занятой? Интересно...       — Пожалуйста, фрикасе от шеф-повара ресторана, — с улыбкой Никита подал блюдо каждому гостю.       — И сам шеф, — с гордостью представил его Вадим. — Никита Давыдович. Фанатик своего дела.       — Мы с удовольствием оценим Ваши труды, Никита Давыдович. И мой шеф в том числе. Жемчужина современной кухни… Владимир Кириллович.       Александр Дмитриевич горделиво посмотрел на Владимира. Никиту едва не стошнило. Завидовал. Так же гордо Вадим уже на него не посмотрит. Только если Никита получит звезду "Мишлен", разве что.       — Приятно познакомиться, — Никита едва не оскалился. Русский, Владимир — очень русское имя! Один только флер этой индийской культуры у него: в загаре да цацках, привезенных из колоритной страны, в одеждах свободных, легких... А они тут распинаются, говядину игнорируют…       — Мне тоже.       Наконец чужой голос, прорезавшись через все голоса и полутона в зале, приятно мазнул по ушам. Никита посмотрел на Владимира больше, как на соперника, но вместе с тем симпатичного омегу, от чего нельзя было просто так отмахнуться. И всё же, чужая молодость и звание, и определенно талант, ведь пока за любой статус нужно бороться, показывая свой опыт и знания, а не хлопать глазками и предъявлять принадлежность к слабому полу, неприятно Никиту дразнили. Он едва нахмурился, а Вадим едва улыбнулся, прекрасно понимая, какие чувства Владимир вызвал в Никите. Он не надеялся на симпатию, вовсе нет. Он именно на то и рассчитывал — на искру соперничества, пробуждение конкурентоспособности в Никите, ведь тот уже давно застоялся в своей уверенности о собственной гениальности, увяз в алкоголизме и к целям собственным подходил без усердия, лениво... А от этого, может, не страдал ресторан Вадима: гости довольны, конкуренты злятся... Но страдало самолюбие Вадима и его дружеское сострадание к Никите. Пропадает гений, гниет и воняет, и иногда в прямом смысле.       Замысел в полной мере сработал, дернув в Кащеве нужные струны. Откланявшись, Никита ушел, поглощенный своими мыслями. Внимательные карие глаза проводили его... Мурашки по коже. Омега, шеф, да такой молодой… Время бежит куда-то. Сколько ему лет? Эти усы не добавили ему возврата, скорее его отняли. Тридцати нет точно. В его годы Никита еще поражал своих учителей и шефов своей непомерной наглостью и жаждой экспериментировать со вкусами. А этот уже шеф… И не первый год! Да… Собственный возраст впервые в жизни казался Никите столь ощутимым. А амбиции — жалкими попытками мухи выбраться из молока. Мухи, не лягушки, которая интенсивно взбивала молоко в масло... Лягушка выпрыгнула, а муха сдохла. Никита ощущал, что дохнет. В последние годы он увлекся мечтой о звезде "Мишлен", но никак не действием, а ведь раньше, получая награды и статусы, он был занят всё большими и большими действиями для больших высот. Мечты губительны, они всегда щекочут ум, утешают его, но остаются недостижимыми, потому что к ним иногда не применяется ни одного шага, чтобы их реализовать. Никита увяз, в самом деле, в фантазиях и в удовольствии. Он уже уважаемый повар, он уже работает в лучшем ресторане столицы России, он уже утер нос, кому хотел... Разве это не пик? Он мог потратить бесчисленное количество денег на развлечение: омеги, казино, алкоголь... Еда. Но всё это теперь мелко, омерзительно. В один миг. В тот самый миг, как карие глаза проводили его. Они смотрели с надменностью и жалостью, так? Они смотрели так, будто Никиту легко победить.       К сожалению, на пути к исполнению мечты порой возникают препятствия. На собеседование Марат снова опоздал. Он отправился забрать медкнижку, которую оформил, приехав в Москву, а на обратном пути запутался и уехал не в ту сторону города. Когда он приехал к ресторану, хостес не поверила, что его здесь ждут и особенно может ждать владелец ресторана со своим другом, смотря на его взъерошенный, далекий от приличного, вид, и не пустила к нужному столику, сказав вежливо, что владелец ресторана занят и его гость — Александр Дмитриевич — тем более. Марат бы поспорил, но не хотел опозорить брата, и сдался. Вышел, шагая плево, из ресторана, и уже слышал голос оператора РЖД, оповещающий, что поезд «Москва — Казань» отправляется с третьего пути… Не судьба.       Что же, если Никита Давыдович имел своего покровителя в виде Вадима Сергеевича, то у Марата всю жизнь был Вова. Вова злился, что положиться на брата никак нельзя. То ли ему смертельно не везет в Москве, то ли он попросту никакой ответственности не имеет. Но замолвить за него слово было нужно. Родной. Можно сколько угодно злиться, а помогать надо…       Тихо переговорив с Александром Дмитриевичем, Вова получил одобрительный кивок. Тот сам готов был напомнить о Марате. Уж больно Владимир Кириллович ему нужен своим расположением: известно, что когда у повара хорошее настроение — он потрясающе готовит. А хорошее настроение достигается сперва покоем о своей семье. Александр Дмитриевич видел жизнь простой, как перст.       За столом удачно стихло. Взаимные подколки и оскорбления, прикрытые улыбками, закончились, и пришло время поговорить о чем-нибудь нейтральном. Ухватывая последние нитки разговора о ресторанах, прозвучало следующее:       — Я еще хотел тебе представить, — аккуратно начал Александр Дмитриевич, — одного достойного повара. На моей кухне ему места не хватило, так может на твоей найдется?       Но несмотря на надежды Вовы, Вадим Сергеевич глянул на Александра внимательно. И мотнул головой:       — Че это мы поварами разбрасываемся? Не жалко? А то в вашей забегаловке без него, может, горелого масла не хватит на салаты?       — Очень смешно, — поджал губы Александр.       — Не могу, — мягче добавил Вадим. — Я могу его официантом взять, могу барменом, могу полы мыть дать — и то… В зале не я главный.       Вадим огляделся. Директора на месте нет. В кабинете или с шефом притих…       — Я за него ручаюсь, это мой брат, — в очередной раз бросил свою монетку Вова. Но и ему мотнули головой.        — Я верю, я с радостью, но на кухне — боже упаси — особенно не я хозяин! Мой шеф сам набирает талантов на свою кухню. Сами почувствовали, — Вадим кивнул на пустые блюда, — гений. У него всё не просто. Но я бы взял, — улыбнулся альфа, смотря все так же на Владимира. Усы смешные, а сам очень даже симпатичный. Интересный. Гордость эта, осанка… Загар ровный… И необычные одежды и украшения. Индийский стиль… Очень свежо смотрится в России. — От Вас, Владимир, я бы все взял, уверен, Ваш брат так же талантлив, как и Вы.       — Очень лестно, — осадил Вова его голосом, не терпящим столько сахара в отказах.       Пришла минута расставаться. Александр сел в свою машину, а Суворовы остались за дверью ресторана. Марат осмотрелся. Его Александр наградил каким-то отцовским мотанием головой и поджатыми губами, и это отбросило его до Казани еще сильнее, чем уехавший поезд с собеседованием. Ему стыдно было на брата смотреть. Отстой…       — Че опоздал-то?       Вова не торопился брата виноватить. Всё равно им не светило. И хотя надо было бы, но младший уже сам себя наказал, судя по хмурым бровям.       — Да… Я сел не на тот поезд в метро. Москва!       — А такси?       Вова от расстройства доставал сигареты из кармана просторных брюк. Марат смотрел на его уверенные движения и клонил голову ниже, взглядом упираясь в носки кроссовок. Всё-таки брат злится, пусть и не высказывает ничего.       — Я подумал, что пробки и долго, опоздал бы все равно…       — Ладно, — вздохнул печально Вова, поднимая при том плечи в том самом жесте, который понятен без пояснений. Ему очень жаль и очень не хочется сообщать младшему плохие новости, но он делает это всё равно, не имея возможности соврать. — Не важно. Мне сказали, что не могут тебя взять. Точнее, взяли бы, но куда-нибудь в зал, а на кухню персонал выбирает только шеф. Так везде делают, я его понимаю. А шеф здесь... Действительно потрясающе готовит.       Вечерняя Москва, тем более летом, когда тепло и свежо, и ветер играет мягко с кожей и волосами, это что-то волшебное. И Вова волшебный. Курит, а ветер играется с его мятой, льняной, очень просторной, белой рубашкой и бежевыми брюками, будто безразмерными. Как неприятно понимать, что город не такой уж волшебный, когда дело доходит до людей и работы. Они отошли на несколько шагов от ресторана, Вова предложил съездить куда-нибудь и отметить неудачу: в конце концов, это так же нормально, как и победы, если не больше… Но Марат оглянулся последний раз на темную дверь «Клод Моне» и остановился.       — Че ты? Не хочешь отмечать? Тогда поехали домой.       — Не хочу сдаваться, — заявил Марат и оглянулся на брата. Вова улыбнулся ему со всем понимаем и поддержкой. Заразил младшего своей верой в него. — А что? Шефа-то не спросили. А я пойду и спрошу.       Вова осмотрел его, затягиваясь. И выдохнул с дымом:       — Пойди и спроси.       — И спрошу.       — Давай. А я здесь подожду, зайду в магазин…       — Подожди. Не ходи никуда! А то опять потеряюсь...       Их улыбки друг другу становились все шире и веселее, заставляя и глаза, и их самих смеяться. Дело было похоже на общую детскую проделку. Вова махнул рукой, прогоняя брата, а тот, хохотнув, нырнул обратно в ресторан.       Смело он сделал только несколько шагов на пути к дверям в кухню. Хостес в этот раз отсутствовала на месте, провожая гостей к столику. А потом, заметив у бара знакомое красивенькое лицо, занятое кассой, Марат весь дрогнул и испуганно шмыгнул, спасаясь за дверьми в кухню. А там… Среди множества звуков и запахов творилось другое волшебство. Обретался вкус, форма, вызывающая жадный аппетит цвет… И красота блюд. Марат подсмотрел за работой множества рук, а ноги его слегка дрожали. В кухне он не знал, куда теперь идти. Как найти шефа? И что бы ему такого сказать, чтобы взял на работу… Увидев, как ловко умелые руки увлечены ножом, будто продолжением своим, Марат загорелся еще больше попробовать себя здесь. Здесь — нигде больше.       И его заметили. Это уже хорошо. Так?       — Ты кто такой?       Вопрос прозвучал, как гром, опускающий с небес на землю. Марат вздрогнул вновь и осмотрел спрашивающего. Узкое лицо, синий рабочий галстучек с рыбками…       — Я… Я на работу, — смелее заявил Марат. — Мне шеф нужен. Владелец меня уже одобрил.       Марат даже не врал. Его бы взяли, но не на кухню. Детали уточнять не обязательно.       — Понятно, — ответили ему серьезно. — Я вот не шеф, а шеф…       Намереваясь пошутить над несчастным, повар осмотрелся, поймал взглядом рядом стоящего повара в высоком красном колпаке. Никиты Давыдовича на месте не было. Курит, судя по всему, на заднем дворе. Тогда повар окликнул своего друга:       — Арсений Андреевич, тут к вам на работу...       — А? Ко мне? — Арсений Андреевич повернулся, играясь двумя ножами для мяса. Он посмотрел сперва непонятливо, а потом, поймав взгляд друга, закивал серьезно. — Ну пошли. Расскажешь о себе.       Арсений Андреевич кивнул в сторону кабинета. Марат последовал послушно к двери, а названный шеф за ним. В кабинете его расположили с почетом за столом в комфортном кресле. Марат осмотрелся, подмечая дорогой интерьер, а у в руках у него незаметно, по московскому волшебству, оказалась дорогая папироса и не менее дорогой коньяк в элегантном бокале... Шеф попросил его пользоваться всеми удобствами, а сам скрылся посмотреть на какого-то Никиту Давыдовича, обещая скоро вернуться к Марату и его своеобразному резюме. Его он составил на бумажке буквально утром, ведь наниматься на кухню к брату можно и без всяких описаний себя же, а к кому-то чужому лучше бы составить о себе презентацию, как принято. Развалившись в кресле, Марат не думал ни о каком подвохе, только о том, что ему поразительно везет, всё-таки! Всегда его трудоустройство было легким. Даже сюда...       Никогда еще Марат так сильно не обманывался. Вошедший в кабинет мужик, именуемый Никитой Давыдовичем, обалдел от того, что какой-то наглый мелкий шкет крутится в его кресле и распивает его алкоголь, раскуривая не дешевую сигару. Охренеть! Не успел он оправиться от молодости одного шефа, как тут какой-то сопляк нагло занял его место. Чужие шуточки вовсе не позабавили Никиту, а разозлили пуще. Он быстренько отобрал всё своё имущество из чужих ручонок и со всей силы за торчащее ухо выдернул пацана со своего места.       — Ты кто такой?       — Я? Я на работу устраиваться пришел! Между прочим, меня уже взяли...       — Кто!?       Никита от злости едва не обомлел. Что за шутки? Вадим его за что-то решил проучить? Не за утренний ли разговор? Или блюда конкурентам показались низкого уровня? Ай!       — Шеф...       Отвечал Марат не так бодро. Глаза его быстро зацепились за форму влетевшего мужика, отличную от других значительно, а еще сильнее зацепились за подпись над нагрудным кармашком, косой строчкой кричащей, что перед ним стоит настоящий шеф... Вова его убьет за количество косяков на дню, но сперва знатно похохочет над ним...       — Извините... Там мне сказали...       — Пошел вон!       — Ага, — стушевавшись, Суворов и не думал дальше бороться за место под солнцем. Ну, как... Никто не мешает ему прийти завтра, когда шеф остынет, и попробовать снова?       — Бегом, — надавил голосом Никита, прогоняя незваного работничка.       Кивнув на прощание, полный неловкости, Марат подался на дверь боком, открывая ее, и чуть не дал по лбу входящему. Тут-то он и встретился с тем, от кого прятался на кухне. Нос к носу столкнулся с Андреем, а вместе с тем и его приятным, ощутимым запахом… Весной пахнет. И даже летом аромат этот такой особенный, уместный. Как будто только-только подул теплый ветер, а цветы уже завязалась, ясное солнце, еще морозное, ласкает кожу…       Мало того, что Андрею дверью в лоб чуть не попало, так еще и от того, кто сегодня утром плюнул ему в самую душу… В груди все дрогнуло от мгновенной злости. Рассмотрев в их молчаливом обмене сторонами двери чужое лицо, Андрей вытолкнул гадкого знакомца в кухню и обернулся к Никите, готового хохотать от поразительной немой сценки. Альфа уже плюхнулся в свое кресло, оскверненное чужаком, и принялся обрезать в срочном порядке подожженную сигару...       — Ты не возьмешь его на работу.       — Кого?       Никита вскинул брови, наивно удивленный. Ему послышалось, будто Андрей ему уже и указывает. Ну, знаете! Уже ему надоело сегодня, порядком, слушаться этой малявки. Что себе позволяет? Никакие «но» не дают Андрею таких прав! Никита его старше, умнее, опытнее… И вообще — уважать его надо! Он шеф! Он здесь главный!       — Его, — Андрей открыл дверь и едва не попал по лбу Марату, который замешкался, пытаясь сообразить, куда ему идти. Суворов в открытую дверь успел глупо улыбнуться. Дверь мигом закрылась.       — С какой это стати? — Не послышалось. Указывает! Ну, Андрюша… Никита качнулся на пятках и расправил плечи, как гордый орел крылья. — А я не понял… Ты у нас управляешь залом. А я, стало быть, кухней. А?       — Между прочим...       — Никаких "между прочим", — Никита почти вскочил с места, в два шага достигнул двери и открыл ее, заставляя Марата, как бы невзначай вставшего рядом, отшатнуться от нее. Никита расправил гордо плечи, выйдя к поварам, и задал очевидный вопрос: — Кухня, кто здесь главный?       Голос Никиты загремел насмешливо. Хором ему ответили:       — Вы, шеф!       — Надо же! Как неожиданно… — Он играл голосом еще лучше, делая его ласковым для Андрея, но безмерно ядовитым. — А значит, я решаю, кто будет работать. Эй, ты…       Марат подсобрался, поняв, что ему улыбнулась удача.       — … ты принят, — поздравил его шеф, протянув руку. — Приходи на работу завтра к девяти. У меня есть для тебя важное задание…       — Никита! Да…       — Всё, Андрей Алексеевич, ползите в свой террариум и впредь на моей территории не командуйте.       — Он у тебя и дня не продержится, — Андрей встал в позу, скрестив руки. Голос его звучал с уверенным вызовом. Никита вновь вскинул брови, а Марат напрягся. Чё это?! Мстит! — А у нас через неделю банкет на сорок человек.       — Вот и посмотрим. Если с банкетом он справится — тогда и останется. Ну что? Справишься?       На Суворова посмотрело сразу двое. Никита Давыдович, уверенный в том, что новенький справится, но уверенный абсолютно назло Андрею, и Андрей, от злости и обиды желающий, чтобы у Суворова ничего не получилось. От предложения и желания уесть Андрея Алексеевича Марат приосанился и воодушевился так, что и не заметил, как ответил:       — Справлюсь, — растягивая в придурковатой улыбке.       Андрей едва не топнул ножкой. Он иной раз казался таким ребенком… Никита тихо усмехнулся. А тот, гордо вздернув голову, вышел из кухни, намеренно толкая плечом плечо своего не самого лучшего ночного спутника. Дверь помахала обоим собой, как ручкой, успокаиваясь на гибких петлях быстро. Раз удача улыбнулась Марату с кухней, так, может, улыбнется и с очень уж сладким ночным спутником?.. Шеф его отпустил после вопроса о медкнижке: с улицы в дорогой ресторан пускать кого-то дорогая ошибка, а потом прогнал, недовольно морщась. Ввязался из-за этой сопли в авантюру, да с кем? Андрей ему всю жизнь будет напоминать о проигрыше... Нагнав широко шагающего омегу, Марат едва коснулся его плеча, как тот остановился и резко к нему обернулся.       — Что?       Голос его звучал, вопреки ожиданиям, тихо. Марат слегка опешил, но наглости не терял.       — Ничего. Извини… Что я утром сбежал. Я на собеседование торопился.       — В шесть вечера? Поздравляю, удачное собеседование.       — В девять утра! Ну ладно тебе… Хочешь… Повторим?       — А-а, — протянул Андрей, начиная улыбаться зло. Вот, к чему извинения. — Как накопишь денег — обязательно повторим. Это у меня только для новых клиентов первый раз бесплатный.       Красивый. Когда злой — еще красивее, чем когда пьяный и добрый. Марат вспыхнул весь щекотным возбуждением. И склонил голову виновато:       — Ты че, обиделся прям? Я ж не знал… Я растерялся!       — Вот и потеряйся, — почти прошипели Марату в ответ. — И не вздумай никому здесь сказать, что мы спали. Я уж найду способ тебя уволить. Козел…       Отпрял от него, обнаружив этим, как напирал и как растерянно Марат назад пятился, его гнева испугавшись. Высокий потому что! Не потому, что чужое, как будто даже детское, смазливое до ужаса, личико может стать в миг грозным и твердым. Совершенно милое дело! Мурашки пробежались по коже, полные очарования и симпатии, никак не страха. Марат встал ровнее, провожая взглядом стройную фигуру в идеальном синем костюме... Кто омегам шьет такие костюмы? Это еще сексуальнее откровенных рубашек и джинс...       Сегодня бояться Марату было нечего. Не важно, как и почему, но на работу его взяли. Туда, куда он хотел. А имеют ли в таком случае смысл нюансы в виде чужой неприязни и не гладкого трудоустройства? Вряд ли!

***

      Впервые Вова видел своего брата настолько целеустремленным. Получив шанс работать, тот вместо всяких празднований победы или неудачи, как только выскочил из ресторана, сообщил, что надо бы выспаться, ведь ему завтра на работу к девяти. Вова подразнил его весело, но не настаивал на том, чтобы затягивать вечер в компании алкоголя, а когда подошло время ложиться спать и Марат, как по команде, отрубился в нужное время, взялся отгладить ему одежду на завтра. За Марата он радовался, как за себя. Даже если, судя по рассказам, трудоустройство спорное и случайное. Даже если уже есть кто-то, кому его брат не нравится по каким-то причинам. Марат не вдавался в подробности, рассказывая, как именно его взяли, но упомянул важные на свой взгляд детали про Андрея Алексеевича, назвав его директором ресторана и по совместительству истеричкой. Но Марат так называет всех хоть сколько-нибудь требовательных омег за глаза, которые ему, как правило, не нравятся. Последним таким был учитель рисования в школе и ему было почти сорок, он был требовательным и был профессионалом. Так что Вова не торопился верить на слово, но, тем не менее, был на стороне брата.       Утром младший был готов к своему первому рабочему дню лучше, чем ко вчерашнему. Вскочил, вдохновленный своим новым этапом в жизни, начал рассказывать что-то про кухню, про блюда, про поваров и про шефа... Вова молчал, готовил завтрак, потом молча ел под его болтовню, сравнивая малого с радио. За прошедшие дни вместе тот ему поведал и о своей службе в армии, и о друзьях оттуда, и о том, как выдумывал сделать солянку вкуснее — и что у него получилось! Затем вместе они прыгнули в машину и Вова молча подвез его до работы, высадив немного подальше от ресторана. Они решили, что будет лучше, если никто не будет знать, что они братья. Нехорошо, когда брат конкурента из соседнего же ресторана работает в тылу другого…       И вот, вдохновленный и взбудораженный своим шансом стать настоящим поваром, Марат был готов к тому важному заданию, которое ему вчера обещал дать шеф. Никита Давыдович, как раз после утреннего приветствия и оглашения новостей о предстоящем банкете, позвал его, молча кивнув в сторону кабинета, к себе. Повара, подставившие его вчера, тихо засмеялись за его спиной, на что Марат зло зыркнул. И над ним просто расхохотались едва ли не всей кухней.       Шеф же, одернув всех приказом работать, вошел в кабинет первым, намереваясь сразу плюхнуться на своё кресло. Марат зашел следом, прикрыв за собой дверь. И спросил, держа себя в руках от нетерпения, заискивающе:       — А что за важное задание Вы хотели мне дать?       В ответ ему вздохнули тяжко. И спросили с желанием отделаться от него побыстрее:       — А почему именно кухня?       — Что значит?       — Ну почему сюда, почему не цирк, не стройка, не зоопарк… Почему кухня?       Марат гордо поднял голову и посмотрел на собеседника со всем своим апломбом, которым всегда брал трудно дающиеся ему цели:       — Я профессионалом хочу стать.       — Профессионал!       — Да, — смелее, поднимая от смелости же брови, заявлял Марат. — А что? Все начинали и я начну.        Никита почесал подбородок и поднялся, жестом руки прося его следовать за собой. Он прильнул к окну, смотрящему в кухню, всматриваясь через полосы жалюзи:       — Ты хоть знаешь, что такое профессионал?       И небольшой рассказ о поварах местной кухни увенчался кивком на Андрея, вошедшего в кухню с грозной моськой. Никита усмехнулся, гордясь им между строк:       — И этот тоже профессионал, его усилиями всё здесь работает. Ни с кем не переспал даже...       — Ну да, — улыбнулся довольно Суворов.       — Да-да, даже не вздумай...       — Почему? Ваш, что ли?       Разговор внезапно обрел личный тон. Никита встал ровнее, отойдя от окна в кухню, и поправил китель.       — Не имеет значения. Есть субординация... Ну так, Марат Суворов, почему я должен взять тебя на работу после испытательного срока?       На чужую усмешку Марат серьезно ответил:       — Я готовить умею...       Шеф ахнул:       — Да ты что!       Не теряя уверенности, Марат посмотрел на него еще тверже:       — Да.       — Просто невероятно. Пошли, — шеф оживился, улыбаясь как-то недобро, но выглядя при том очень вдохновенным своей задумкой. Он поднялся и, прихватив Марата за плечо, вышел с ним в кухню. — Пошли, это должны все знать. Внимание, кухня! С нами свершилось! Свершилось чудо! К нам пришел человек, который умеет готовить! О, боги! У нас есть задача, посильная только тебе...       Важным заданием Марата в этот день стала чистка бананов от наклеек. Потом нарезка бананов для десертов. Потом чистка овощей на заготовки на следующий день... Вот она — посильная только умеющему готовить задача!       Этим важным заданием у Суворова были заняты все дни. Он чистил овощи, резал овощи, менял их на фрукты, чистил, резал, иногда делал салаты, которые мигом отправлялись в помойку. Он занимался тем, же, чем и в армии, и его это угнетало, как никогда. Разочарование накрывало с головой и Марат начинал жалеть о том, что так унижался ради этой работы. Он было хотел пожаловаться брату, но это было ниже его достоинства. Да и кто жалуется на работу, на которую сам же и хотел попасть, да так сильно, что выгрыз эту возможность? Банкет приближался стремительно. А Марат за все протекающие дни успел только от заготовщика продвинуться к… Заготовщику. На кухню его не пускали, а давали какие-то дебильные задания. Вова утешал его тем, что это абсолютно нормально, если вдруг слышал, что дни у брата протекают одинаково и тупо. Он тоже, когда устроился работать стажером в Италии, помимо того, что учился, чистил картошку и нарезал огурцы. Потому что резать огурцы «по-русски» было не к месту в Италии, а еще в серьезном ресторане его не могли быстро пустить приготовить хоть что-то существенное. Но Марат его не слушал. Оба они любители всего и сразу, так вот еще молодой и резвый Марат очень хотел сразу делать хоть что-то. Ну! Он же уже хоть что-то умеет! А потому, не желая слушать и маленькие утешения, и особенно большие, старательно он держал рот на замке и в это время искал другие радости. К примеру, нет больше радости, чем дружба с кем-то, и Марат решил не терять времени и подружиться с персоналом. Если кухня его не торопилась принимать, Андрей Алексеевич — как важно! — избегал с ним встречи, то персонал зала оказался болтливым и дружелюбным. На то они и лицо ресторана, у них работа быть дружелюбными. Самым дружелюбным оказался бармен... Вахит Зималетдинов. Во-первых, потому что они сразу признали друг в друге земляков, а во-вторых, потому что оказалось, что жили недалеко друг от друга в Казани и им было, что вспомнить...       Однако, ему безумно хотелось наладить отношения с Андреем Алексеевичем, только это оказалось задачей сложнее, чем впечатлить своего шефа. Всякий раз, видя его, Марат испытывал и вину, и ноты очарования. А в жизни он еще лучше, чем при их пьяном знакомстве. Не красивее, а… Другой совсем. Серьезный такой, требовательный, строгий… М-м… В этом есть что-то особенное. Очень родственное. Марат улавливал черты своего брата в абсолютно чужом человеке. Интересно, они бы подружились? Вова, кажется, не слишком любит людей, которые на него похожи.       Но с Андреем ничего решительно не выходило. И дни разбавлял Вахит. Вахит приехал из Казани в Москву пару лет назад, он поступил на юриста, до сих пор учится. А барменом он стал еще раньше, когда не поступил никуда в первый раз. Дело это ему нравилось больше, чем юриспруденция. Но учеба нравилась матери, а еще сулила что-то стабильное когда-то там, после окончания. Парень не представлял себя в роли юриста. Не представлял, что может что-то решать, за кого-то бороться на поле закона и прав… Вахиту нравилось слушать людей, поменьше разговаривать, нравилось готовить алкогольные напитки, быть тем самым причастным ко вкусам. Может быть он не повар, но он прекрасно разбирался в алкоголе и делал даже больше, чем те, кто парится на кухне вместе с овощами. Сделать человеку настроение — большая работа. Марат заметил, что это дело у Вахита получается лучше всего. Но не с противоположными полами…       Как раз где-то в середине недели, когда Марат пришел снова поглазеть на бар и зацепиться с Вахитом языками, а тот натирал бокалы перед использованием, к бару подошел официант весьма непривлекательной для омеги наружности. По залу парочка таких гуляла, но то были альфы. Неизвестно, простителен ли им их мерзкий голос и не очень симпатичная внешность, но для омеги это, наверное, беда. Дают ли такому достаточно чаевых? Но мысли Марата перебило воспоминание философской правды: что одному радость — другому смерть. Так вот, омега, который показался ему очень уж специфической внешности, Вахита своим появлением едва не заставил выронить бокал из рук. Он посмотрел на официанта с особым ожиданием, будто слов каких-то важных ждал, а тот бросил:       — Ушастик, два эспрессо сделай.       И голос такой… Да уж… Но Марат смотрел на приятеля со своим интересом и догадливой улыбкой. Официант продолжал, заметив повара за баром:       — О! Да ты себе еще одного ушастика нашел. Вы тут не кучкуйтесь, Андрею Алексеевичу это не понравится.       — А я сумею к нему найти подход, — шутя, заявил Суворов.       — Ну-ну…       Не успели оба оглянуться, пока подмигивали друг другу глазами, как эспрессо уже был готов. На золотистом бейдже официанта красовалось витиеватое имя: Валерий… Валерий переставил на поднос чашки кофе под внимательный взгляд бармена, который подал их с небольшой твердостью. Ему не нравилось, как шутливо переглядываются эти двое. Валерий ускользнул от бара. Шлейф персиков остался… Нет, все же есть что-то в таких омегах, подумалось Марату. Угловатые, мужественные, но на то ведь они и мужчины, так? Вовка тоже не хрупкий, врезать может здорово, просто более смазливый. И всё же у Суворова всегда были другие вкусы. Он со всей непосредственностью в голосе спросил у Вахита:       — Как думаешь, ему много чаевых дают?       — А?       Вахит отлип от чужой фигуры, переведя взгляд на Марата. Прихватив очередной бокал и полотенце, он хмуро смерил приятеля взглядом. И недовольно отметил, поняв вопрос:       — Много. Больше, чем кажется. Он это… общительный.       — А-а… Типа… В том смысле?       — Че? — Вахит был готов дернуться и прибить свежеиспеченного поваренка. Марат отошел на шаг, шуточно выставив ладони вперед себя. Вахит взял себя в руки. Чего это он… Просто официант же. — Нет, в дг’угом. Умеет… С людьми общаться. А так от него быстг’ее в г’ожу получишь, чем намекнуть успеешь.       — Проверял?       Взгляд Марата стал смешливым. Вахит передразнил его. Отведя взгляд в зал и ища кудрявую макушку, он покивал мелко в знак согласия. Он видел, как проверяли. А сам проверять боялся. Сообразив, в чем дело, Марат заулыбался и уточнил:       — Нравится тебе?       — Очень, — мечтательно выпалил Вахит тихим голосом. И тут же оправился: — В смысле, нет. Ну… Ког’оче! Все г’авно не получится ниче.       — Да получится. Ну, подкати.       — Не буду.       — Слабо?       — Че?       Вахит растянул вопрос, глянув на Суворова с гордой насмешкой. Поправился весь в теле и ответил:       — Ниче не слабо. Пг’осто не хочу.       — Так сделай. А с меня… — Глаза его прошлись по алкоголю на подсвеченных стеклянных полках позади них. — В бар.       — Я не хочу.       — Значит, слабо.       — Маг’ат!       Вахит было хотел расставить по местам, в чем там Марат не прав, даже руку выставил в жесте, требующем внимания, но к бару подошел Андрей Алексеевич. Суворов, вскинув брови, с улыбкой предложил ему апельсин из корзинки для фреша, но был погнан на кухню. Зималетдинова же наградили строгим взглядом, заставив интенсивнее протирать бокалы.

*

      Подкатить… Подкатить. Дело в том, что, несмотря на характер и наглость, и даже серьезные намерения, у Вахита поразительно не клеилось ничего с омегами или девушками, если он хотел именно чего-то серьезного. Он им не нравился. Сам ведь не красавец, ухаживаниями брать не получалось — если уж внешне никак не нравится, то и ухаживания все от него неприятны. Брать наглостью и настойчивостью он сам не любил: ему это казалось насилием и издевательством, и унизительным для себя лично — не настолько он уж и плох, чтобы умолять или брать омегу измором. Пару раз у него все же были именно отношения, а не мелкие увлечения. Первый раз в Казани, когда он не поступил в университет, но поступил в колледж. Прогуливал, потому что денег хотел и устроился барменом в пару клубов. Но омегу нашел именно в колледже, ведь искать пару в клубах… Наивный или дурак будет — туда люди ходят, чтобы снять кого-то или сняться. Учились вместе, тот помогал Вахиту нагонять упущенное, так и заобщались. Только в процессе общения и ничего не стоящих разговоров, прогулок — по-детски, просто и легко так все получилось… Расстались, потому что изменил. Вахит отпустил. Второй раз случился уже в Москве, когда он действительно за омегой ухаживал. Так уж понравился! Красивый такой, умный был… Умнее Вахита, на том и расстались. Не понимает Вахит сложных намеков, а рядом с слишком умным, кто этим сильно гордится, каждый почувствует себя дураком. Вахит и ощущал. Терпел бы, если бы не понял, что конкретно не клеится.       Другие попытки на том же заканчивались. Омеги… Они все умнее него. Понятное дело, что умнее всех альф, у них какая-то своя там особая ветка развития, но кто-то умеет с этим жить, а Вахит тупой, как валенок — понял он про себя, и гордый, как пенёк, потому что смириться с этим не мог. И никто не мог ему подыграть! Закрыть глаза на тупость и общее неказистое впечатление… В жизни не поймет сложных намеков, не догонит, когда вовремя целоваться, когда надо сказать, что любит, когда надо помолчать… Не ругаться… Он поймет, когда надо сделать. А слов не подберет. А во всяких отношениях и тем более подкатах… Первую роль играют слова.       Подкатить… Но ему не слабо! Вот так! Ни капельки ему не слабо!       Перед банкетом оставались считанные дни. Именинница, в честь которой и намечался банкет, мучила собой персонал, а именно Андрея Алексеевича и Никиту Давыдовича, которые сталкивались с самими оригинальными предложениями по кухне в виде чак-чака и персикового компота на празднике. Андрей не собирался защищать рамки французской кухни, ведь Вадим Сергеевич ему сказал, что угодить человеку с большим заказом нужно, особенно когда этот человек — судья, во власти которого наслать всевозможные проверки на их столовку, а Никита Давыдович, пусть и воротил сперва нос, поддался, узнав, судья какого именно района отмечает у них большой праздник. У него к ней было личное дело. Всё слажено, казалось всем. Одни угождали другому, а если быть точным — другим, поскольку муж судьи оказался взбалмошным, вездесущим и сующим нос во все процессы дела человеком. Он взялся провести шефство над организацией под предлогом угодить жене, но его шефство почему-то заканчивалось на двух людях: Андрее Алексеевиче, который от него постепенно начинал прятаться в самых неожиданных местах, которые так же были местами обитания Марата с его начищенными овощами, и Валерии Туркине, который сперва два раза неловко столкнулся с гостем, а потом их столкновения стали будто нарочными. Гость в разных углах подлавливал официанта, прикладывал руку на талию и заказывал что-нибудь из алкоголя...       Если Андрей обладал терпением достаточно, чтобы молчать, то Валера терпел-терпел, а потом начинал тихо ворчать. Зная свой характер, ворчание было меньшим, на что он способен, и позволительным на работе… Особенно, если гости не слышат. Вахит впервые до звездочек на макушке был счастлив тому, что его работа — это прежде всего слушать. Недовольных, разочарованных, а может быть слишком очарованных и счастливых, обязательно пьяных или готовых выпить людей. Люди ценят, когда их слушают, участвуют в разговоре, кивают согласно, а потом о них забывают. Они благодарят за это чаевыми. А иногда это не гости, не пьяные, чаевых у них нет, зато есть кудряшки и губы, тянущиеся в шкодливой, стесненной чем-то улыбке... Валера подходил к бару взвинченный, ворчал что-то про гостя, озвучивал заказ и, получая, убегал... И так по несколько раз на дню, а то и на часу, всю неделю…       Валера работал в их ресторане уже полгода. Никто, кроме Андрея Алексеевича, не знал, сколько ему лет. Еще никто не знал, где конкретно он учится или живет. Знающим был только один. И то... По счастливой случайности. Андрей Алексеевич после смен становился для Валеры Андреем, они общались ближе и развлекались вместе. Андрей знакомил его со своими интересами, а Валера его — со своими. Туркин познакомился с походами в консерватории, Васильев познакомился с поездками на скорости на машинах, которым пора на свалку... Дружеский обмен обоим был ценен. И оба дружили осторожно. Не хотели, чтобы начальство о дружбе знало, а персонал думал, что Андрей относится к Валерию по-особенному. Поскольку и без всякой дружбы относился иначе. Валерий был самым младшим сотрудником в зале, устроил его лично Андрей, закрывал глаза на все косяки, защищал, как родного, а всё потому, что знал, что работа Туркину нужна. Валера сбежал из дома, будучи достаточно юным, познакомился с Андреем, работая на не самой легкой работе, но сделал свою работу для заказчика хорошо, из-за чего Васильев его сперва похвалил, а потом и заболтался нечаянно, а потом уже нарочно совсем пригласил к себе на работу... Ведь Андрей знал, что значит стать взрослым быстрее, чем хотелось, и помогал, чем мог, стараясь быть осторожным в своих действиях. Туркин благодарил молча, стараясь не доставлять проблем, но характер у него вспыльчивый, а молодость ему только дает пороха. Спорные ситуации с гостями возникали часто. Иногда они возникали у Валерия и с персоналом. По какой-то причине он не ел мясо и, в силу той же молодости и вспыльчивого характера, мог шумно отставить неправильность его потребления, из-за чего прослыл мягко говоря странным, а по сплетням за спиной — слегка ненормальным. Андрей понимал, что Валера о мнении о себе в курсе... Но это его не трогало. Большую часть времени он оставался шутником и мог завоевать нужное внимание. Обаятельности хватало... И к нему привыкли. Сочли в конечном итоге, что Валера просто маленький и жалостливый, и потому ему всех живых существ есть кажется неправильным… А Валера постепенно, по наставлениям Андрея Алексеевича, перестал со всеми ругаться на этот счет. Почти. Животных все-таки… Больно жалко было…       Кое-кто привык даже больше, чем остальные. Почти все смены Валеры и Вахита совпадали. Если по началу они никак не могли примириться друг к другу, то через некоторое время Зима заметил, что радуется, когда понимает, что их смены совпадают. Что волнуется иначе, когда видит Валеру. Что замечает, когда у того кудри особенно вьются или, наоборот, не вьются совсем... И что незаметно для себя узнает о нем больше, спрашивая о мелочах, неважных каких-то, обыденных... Что ревнует, если видит, как тот с кем-то весело общается, улыбаясь не то кокетливо, не то снисходительно...       В очередной раз Валера подошел к бару с заказом того же алкоголя, что и в прошлый раз, для того же гостя, что и все дни подряд на этой неделе... И проворчал:       — Заебали руки распускать... Как будто в бордель устроился.       — А ты вг`ежь ему.       — Очень смешно, — фыркнул Туркин. И Вахит заметил его хмурый вид, понимая, что тот действительно напряжен, а не просто ворчит. А ведь казалось, что специально всем улыбается в своей манере, чтобы поселить надежду на приятное в своем интимном тоне настроение и получить жирные чаевые. Выходит, нет? — Пойди и врежь, ушастик, когда очередная девка будет тут свои сиськи раскладывать... На твоем баре.       — Ну ты че...       Бокал звякнул, поставленный на подсвеченный голубым стеклянный бар. Поджав губы, Вахит придвинул бокал ближе к Валере, а потом несмело коснулся его локтя ладонью. Валера не одернул его руку, но одернул себя, улыбаясь натянуто и отвечая:       — Ниче. Спасибо, ушастик...       — Стой, — прежде, чем тот уйдет, Вахит прихватил его крепче, прося не торопиться. — Обидел кто? Хочешь, я вг`ежу?       — Ты че... — Валера рассмеялся, но вовсе без издевки. Ему стало неудобно, понял Вахит. По покрасневшим щекам. Это вызвало в груди целый ворох бабочек. — Не надо. Спасибо. Гость же, отвалит сам. Эт я устал.       — Смотг`и...       — Спасибо...       Плечи чужие стали ровнее. Бокал блеснул, поставленный на поднос. Несколько раз Валера оглянулся на бар, смешно хмурясь. Что нашло? А всё-таки приятно... Вахит же почесал голову, проводив омегу взглядом. Подкати... Как к нему подкатишь? Этот особенный...       Гость прихватил с радостью бокал и, будто Валеры и не существовало, пошел дальше контролировать процесс. Обсудить меню и детали. Не с поваром, а с директором. Не потому, что Никита Давыдович мужик, к которому не подступишься, а потому, что с Андреем Алексеевичем он уже давно знаком... За ним и отправился на кухню. Вроде бы тот пошел туда…       Андрей на кухне нашелся рядом с мелким поваренком, обменивающимся улыбками. Сам подошел, свистнул чищенную морковку, длинную и худенькую, откусил кончик… Марат наполнился надеждой на дружелюбный настрой омеги. Фантазии полезли в голову разные… Пахнет вкусно просто… Только-то. И красивый такой. Пальчики вон — тонкие, длинные, морковку обнимают стройно… И зубки ровненькие, аккуратные, со смачным хрустом откусили кончик. Сочная морковь брызнула соком, раздавленная желваками. От Марата тоже хотели откусить чутка…       — Смотрю, тебе важное задание доверили…       — Да, — вздохнул печально Суворов, смотря на чищенные овощи. — Без меня бы не справились.       — Ну точно. Как же кухня без тебя жила, — усмехнулся Андрей. И все же вдруг решил не кусаться, улыбнулся добро: — ничего, ты попробуй с ним поспорить, он посмеется, но подумает. Ему наглые нравятся.       Оба бросили взгляд на кабинет шефа. За окном из-за жалюзи не было видно обстановку.       — Попробую… А тебе какие нравятся?       Андрей засмеялся тихо, отвел взгляд… И вновь откусил морковку, бросив:       — Смелые.       — Андрей Алексеевич, а я Вас обыскался!       Андрей вздрогнул. Теперь оба взглянули на гостя.       С этим человеком он на несчастье свое был знаком очень давно. Андрей с ним познакомился на работе у отчима когда-то и с тех пор начались… Свободные отношения. Андрей еще не был знаком с этим понятием, а отношения уже были. Гостя звали Искандер, он был отголоском той пацанской Казани, которая вымерла, может, к концу десятых. Искандер в своей юности был крутым альфой на районе и частым гостем обезьянника, а так же исправительных лекций, которые должен был посещать в обязательном порядке. Искандер посещал. Энтузиазмом не отличался. Скорее, понтом. Андрей помнит, что забежал к отчиму на работу, искал везде, заглянул в лекционную, зацепился взглядом за учащихся и выскочил. Потом он отчима нашел, шел обратно, собираясь домой, а его ждали на выходе… Сейчас Андрей думает, каким же он тогда был наивным. Какому омеге не хочется исправить плохого парня? Он ввязался с того самого дня, как разрешил себя проводить до дома, в плохую историю, которая не нравилась его родителям, и был полон уверенности, что он-то Искандера точно исправит. Они надеялись, что парочка расстанется к окончанию школы. Когда Андрей поступил в Москву, его мать очень обрадовалась, потому что это значило, что он уедет и оставит своего Искандера. Парочка на том поругалась. Андрея не хотели отпускать. Искандер не планировал переезжать, в Казани он уже как год к тому моменту учился в ВУЗе, не думал отпускать своего омегу… Андрей обещал возвращаться каждые выходные. И в самом деле возвращался. Пока не узнал, что у Искандера появился кто-то еще.       Все это было терпимо, обоснованно, объяснимо, Андрей стерпел, принял чужое «ты же не маленький, сам знаешь потребности альфы» — и принимал это, как данность, насколько умел. Вспыхивал, злясь, несколько раз расставался и вновь возвращался — что-то болезненное и неправильное тянуло его обратно. Так и вышли свободные отношения. Через два года Искандер приехал к нему в Москву… А отношения так и не перестали быть свободными. Не успев здесь побыть с ним, Искандер быстро нашел женщину своей мечты, которая правила и его дрессировала, которая быстро вышла за него замуж, подарила всё на свете, что могла… От такой не просто было уйти, с такой все завязалось неизвестным образом, будто отлажено. Андрей оказался в роли любовника совершенно незаметно, полный уверенности, что он у своего альфы — первый омега, пускай и не единственный. Узнал об обратном он после чужой свадьбы, когда Искандер пришел к нему пьяный с кольцом на пальце и выл, что женился на старой уродине только из-за денег… Андрей ощутил себя в идиотской комедии. И пожелал расстаться. Расстались. Сошлись через неделю. Свободные отношения стали страшными отношениями, мучительными и непонятными. Жена Искандера… Страшный человек. Их обоих старше, определенно богаче и умнее, и связей куча… Судья. Искандеру она обещала всего наихудшего в случае его предательства, а Андрей от всей души не хотел, чтобы его зацепило ее гневом тоже. Все же слишком она взрослая, будет ей обидно, что два сопляка ее обманывали, пускай Васильев здесь совершенно не причем!       Андрей бросил морковку, вскинул голову и бросился в элегантное бегствие, на бегствие не похожее… От него повеяло холодком. Марат проводил его, быстро удаляющегося из кухни, взглядом. Вслед за ним полетел и гость, догоняя почти бегом, в самом конце кухни оставляя бокал на железном крае стола. Андрей нырнул руками в пиджак, ища сигареты и зажигалку. Не скроется уже, придется продолжать разговор, а он не знал, о чем говорить. Размышляя об их отношениях, которым он поставил точку две недели назад, из чего вырос скандал и мольбы не бросать — ведь Искандеру с его женой страшно, ведь ему все еще нужен Андрей, любовь его первая и единственная, и он говорил об этом не раз, не стесняясь встать на колени и умолять остаться. Это терзало Васильева в глубине души. Но он остался непреклонен в этот раз. Ему надоело бояться, ждать чужого развода, находиться в положении ребенка, который боится взрослой тетки, и, как вишенка на торте, находиться в унизительном положении любовника, на которое он не подписывался. Андрей теперь бросался к той мысли, что ведет себя глупо по отношению к Марату, как к случайному альфе, с которым у него был случайный секс. Ему это самому было нужно в доказательство, что он еще кому-то нравится, как омега, что захочет — и легко найдет нового альфу, а еще в доказательство к тому, что свободные отношения — это и для него тоже, не только для Искандера. Если бы Суворов не обидел его словами, которые каждого приличного омегу оскорбят, не было бы никаких попыток его задеть в ответ.       Чужой голос окликал по имени и отчеству, а Андрей ускорял свой шаг. Не хватало только на глазах у персонала решать вопросы их долгой интрижки. Как же ему надоело… Их шаги раздались на разный лад по кафелю на выходе. Легкий и спешный — его, и тяжелый и грозный — Искандера. Тот вылетел следом, коснулся чужого плеча и выдохнул:       — Андрюш, ну мы же не договорили с тобой…       — А о чем говорить?       — Как о чем?       Пытаясь отдышаться, Искандер встал перед ним, прикрывая своей позой от внезапных возможных зрителей какой-нибудь сцены или, еще хуже, прикрывая от зрителей слезы Андрея. Тот не ревет, правда, но черт знает этих омег — вечно у них все не слава богу…       — О нас, — выдохнул он вновь. — Мы ведь не договорили. Я женюсь на тебе, обязательно…       — А с этой когда разводиться собираешься? Хаха, — с отчаянной злостью посмеялся Андрей. — Она тебя посадит, а ты вечно будешь этого бояться. Скажи честно: ты и со мной встречался, чтобы дядя Ильдар тебя не упек куда-нибудь?       — Да ты что!       Дядя Ильдар его грозился упечь именно за то, что он с Андреем встречается. Оба это понимали, но Андрей хотел сбить разговор в другое русло.       — А зачем тогда? Какой это имело смысл? Погулять ты мог с кем угодно, а увязался за мной… Зачем?       Алкоголь точно не играл Искандеру на руку. Он выпалил первое, что пришло в голову, наблюдая, как Андрей затягивается:       — Красивый потому что…       Голубые глаза посмотрели на него без всякого нежного, омежьего желания оправдать человека перед собой, любимого сердцем… Не любимого. Андрей терпел. Но давно уже не любил. Он смотрел со смиренным разочарованием на него, не обижаясь из-за ответа.       Новая затяжка далась долго и глубоко, горьким вкусом оставаясь на корне языка. Светлые брови хмурились, но не от злости, обиды или иного чувства. От задумчивости. Дело плохо… Потому что от Искандера никогда нельзя было просто так избавиться. А теперь, когда у него есть связи благодаря жене, это будет не только тяжело, но и полно последствий… Искандер сам пугал, кого не лень. А Андрей побаивался его, пускай страха не показывал.       — Я разведусь, — обещает он снова. — Только момент найду.       Из чьих-то кривых рук, неловко держащих пластиковый ящик с мусором, посыпались жестяные банки. Парочка обернулась на случайного слушателя. Искандер мигом отпрял от омеги, поправляя пиджак своего дорогого костюма. И посмотрел важно на Андрея Алексеевича следом:       — Надеюсь, все пройдет в лучшем виде.       — Не сомневайтесь, я об этом позабочусь, — улыбнулись ему.       Парочка разошлась, не бросая друг на друга прощальных взглядов.       Нечаянным слушателем оказался Марат. Андрей затянулся вновь, стряхнул с папиросы пепел, наблюдая за ним без тревоги. Подслушал — и что? Ничего он не сделает. Струсит. Кажется, тому не слишком понравилось ни быть свидетелем чужой интрижки, ни заменителем хахаля, ни сам хахаль симпатичного омеги. Мусор грохнулся о дно бака. Отряхнув руки, Суворов подошел к Андрею Алексеевичу с наглой улыбкой. Кивнул на вход в кухню и спросил:       — Хахаль твой?       — Тебе-то что?       — Да ничего… Думал, я у тебя единственный.       Андрей захохотал весело. Дурак! А хороший… Смешной. Марат сам заулыбался, но только от чужих веселых губ.       — И первый, ага?       — Да, — уверенне добавлял Суворов, а Андрей снова смеялся. — Чё, пристает?       — Это тебя не касается, Марат. И тебе лучше об этом помалкивать, — серьезно говорил Андрей. — Он серьезный человек. А тебе ведь еще нужно остаться в Москве, правильно?..       Двор вдруг заполнили ручьем другие повара. Андрей взглянул на простенькие наручные часы. Перерыв на перекур у кухни… Сигарета рассыпалась в искры об урну. Запах весны шлейфом, будто платок шифоновый, нежный и легкий, с которым играет ветер, длинным полотном ускользнул за уходящим омегой. Марат поджал губы, взгляда от него не отводя до последнего.       Хотелось, чтобы касалось. Хотелось, чтобы хоть немного на него мягче посмотрели… Так же приветливо, как в первую их встречу. Тихий вздох вырвался из груди. Суворов поднял голову к лазурному небу. Вот, как бывает: случайные связи оказываются самыми интересными, а случайные люди — самыми желанными, ведь никогда не знаешь, как обернется следующий миг твоей жизни.