Не для меня

Дождь, наконец, начал стихать, превращаясь в мелкую морось. Намгю и Танос, смеясь и перебрасываясь шутками, брели по мокрой лесной дороге к дому Таноса. Вода стекала с них ручьями, оставляя за ними грязные следы. Намгю, несмотря на усталость, чувствовал прилив энергии и радости. Танос, обычно суровый и молчаливый, сейчас был полон беззаботного веселья, его смех эхом разносился в тишине леса. В дом они влетели, как два урагана. Быстро сбросив мокрую одежду, они переоделись в сухие футболки и шорты с логотипом Nirvana. Танос, взяв свою сумку, оперся о косяк двери, глядя на Намгю с теплотой и улыбкой. — Как хорошо на день забыть всю хуйню, что была за последнее время, и повеселиться, снова, как старые друзья, — произнес Танос, его слова звучали искренне и с какой-то невероятной лёгкостью. Намгю, немного стесняясь, взял одну из футболок Таноса, которую тот протянул, — большая, мягкая, с запахом чистоты и чего-то ещё, что ему приятно узнавать. — Спасибо, — пробормотал он, пряча смущение за улыбкой. Танос мягко улыбнулся в ответ. — Не за что, — сказал он, его голос был тёплым и спокойным. — Надеюсь, ты не замёрзнешь. — Нет, всё в порядке, — ответил Намгю, уже чувствуя себя уютнее в тёплой, большой футболке. — Спасибо тебе, Танос. За всё. Они выскочили на улицу, будто их подбросили вверх. Дождь уже почти закончился, оставляя после себя влажный, прохладный воздух. — А ТАНОС ПИДРИЛА ЕБАНЫЙ! — заорал Намгю, раскинув руки и закружившись в небольшом водовороте. — Я САМ ВИДЕЛ, ПОДТВЕРЖДАЮ!!! Танос рассмеялся, толкнул Нам гю и потрепал его волосы, присоединяясь к крикам: — ГЮ САМ ПИЛОРАСИЩЕ! ОН СОСАЛ МНЕ, THIS BRO WAS SO NICE! Они носились по улицам, изредка громко матерясь, и наслаждаясь чувством свободы и легкости. Прохожие на них странно поглядывали, но им было плевать. Они ловили языками оставшиеся капли дождя, смеясь и передразнивая друг друга. — Вот так, — Намгю вытянул язык, пытаюсь поймать каплю, которая скользнула по его лицу. — Как маленькие дети. — Ага! — прокричал Танос, делая то же самое. — Только взрослые дети, которые могут ругаться матом. — И делать ещё много всяких вещей… — протянул Намгю, и его глаза заблестели. Они обменялись длинным, знающим взглядом, а потом начали кидаться грязными шутками, смеясь от сердца. Их юмор был грубым, непристойным, но именно такой юмор был им близок, потому что в нём не было фальши. — Представляешь, ты бы уже был в у моей могилы и ревел как сука, если бы те кредиторы меня добили — прорычал Намгю, и потом тут же рассмеялся, закрыв лицо руками. — А если бы меня не было, тебе бы была жопа полная, — ответил Танос, не менее весело смеясь. — Ты же сам сказал, что это было твоё самоубийство. Настоящий суицид без меня. Они смеялись долго и громко, наслаждаясь этим невероятным чувством легкости и свободы. Они продолжали шутить и передразнивать друг друга, их смех разносился по улицам, вызывая удивление и недоумение у прохожих. Наконец, они подошли к той самой стене, где еще в детстве писали имена влюбленных парочек. Танос остановился, улыбаясь, и достал из кармана маркер. Его рука на миг задрожала, но потом он спокойно написал на стене: «Танос и Намгю». Он долго смотрел на это надпись, чувствуя нечто больше чем просто дружбу. — Ну что, — сказал он Намгю, прикоснувшись к нему к плечу. — Теперь мы официально вместе. Как в старые добрые времена. Намгю улыбнулся, посмотрев на стену, на их имена, написанные рядом с именами других людей, которые тоже когда-то считали себя неразлучными. Теперь уже их имена навсегда будут там вместе. Он повернулся к Таносу, с лёгкостью в сердце, и обнял его. Танос, всё ещё улыбаясь, нежно взял руки Намгю в свои. Его пальцы, обычно грубые и сильные, теперь были удивительно лёгкими и бережными. Он посмотрел на Намгю, в его глазах светилось что-то большее, чем просто дружба. — Я видел этот тренд в Тик Токе, эй, сейчас будет щекотно! — сказал Танос, его голос был тихим и немного шутливым, но в его глазах читалась серьёзность. Аккуратно, стараясь не надавливать слишком сильно, он начал рисовать маленькие, аккуратные звёздочки на тыльной стороне ладоней Намгю. Маркер оставлял тонкие, бледные линии, которые напоминали мерцание звёздного неба. Намгю сначала напрягся, ожидая боли, но прикосновения Таноса были невероятно нежными, и он постепенно расслабился. Иногда он морщился от лёгкого давления маркера, тихо матерясь себе под нос. — "Bloody hell," — пробормотал Танос, сосредоточенно рисуя звезду. — "It's a bit tricky," — добавил он, стараясь сделать звезду совершенно симметричной. Продолжая рисовать, Танос сменил язык, переходя на смесь русского и английского, причём английские слова были менее известны Намгю. Его голос стал тише, интимнее. — "I've been wanting this for so long," — прошептал он, его пальцы легко гладили руку Намгю. — "I'm so in love with you, you stupid idiot." — Он нежно поцеловал его в руку. — "I need to be alone with you, now." — Он сделал ещё одну звёздочку, а потом отложил маркер. Намгю стоял в недоумении, его бровь была приподнята, и он смотрил на Таноса с растерянностью. Он едва улавливал смысл слов, а некоторые английские фразы и вовсе оставались для него загадкой. — Что… что ты сказал? — пробормотал он, прикоснувшись к руке, на которой Танос нарисовал звёзды. Они казались ему прекрасными, как и сам Танос, который держал его руку в своих пальцах. Некоторые из звёздочек были не очень ровными, а иногда маркер даже немного царапал его кожу. — Я сказал, что очень хочу тебя, — сказал Танос, глядя в глаза Намгю. — И очень люблю. Намгю просто молча вглядывался в его глаза, его лицо было смесью смущения, недоумения и растерянности, но в глубине души он чувствовал нечто похожее на ответ. Его рука в руке Таноса почувствовала нежное пожатие в ответ. А маленькие звёздочки, неряшливые, но полные любви, мерцали на его ладони. Намгю смотрел на Таноса, и на его лице расплывалась широкая, искренняя улыбка. Он видел перед собой не того грубого, сердитого и жестокого человека, которого знал раньше, а нежного, заботливого, и даже немного застенчивого мужчину. В его глазах плескалась искренняя радость и облегчение. Это был Танос, которого он всегда хотел видеть рядом. — Ты… ты совсем другой, — прошептал Намгю, его голос был полон невероятного удивления и счастья. — Ты… ты такой… мягкий. Танос улыбнулся, его улыбка была немного неловкой, но очень тёплой. — Я стараюсь, — ответил он, слегка краснея. — Я… я просто хотел, чтобы ты знал… как я к тебе отношусь. На мгновение повисла тишина, наполненная нежностью и невыразимым облегчением. Затем Намгю, немного сбавив свой пыл, добавил с нескрываемой серьёзностью: — Но ты можешь быть и другим, если захочешь. Ты можешь быть снова грубым, сердитым… жестоким… Если тебе правда захочется. Я… я не буду против. Ты всё равно останешься для меня тобой. Танос рассмеялся, его смех был свободным и беззаботным. Он притянул Намгю к себе и поцеловал его – жадный, горячий поцелуй, полный страсти и нежности. Дождь всё ещё слегка моросил, капли падали им на лица, смешиваясь со слезами радости. — Нет, — прошептал Танос, прерывая поцелуй. — Больше не хочу. Только ты. Только нежность. Только любовь. Он достал из сумки банку энергетика. — Хочешь? — спросил он, слегка улыбаясь. Намгю кивнул, и они оба прильнули к горлышку банки, деля напиток на двоих. Вкус металла и сахара смешивался с ощущениями нежности и счастья. — Ты знаешь… — начал Намгю, когда они отстранились. — Я думал, что… что никогда не смогу тебя понять. Что ты слишком сложный, слишком … жёсткий. — Я тоже многое не понимал, — признался Танос, глядя Намгю прямо в глаза. — Я был глупцом. Я скрывал свои чувства, боясь своей слабости. А теперь я понимаю, что настоящая сила — в любви. — Я… я люблю тебя, — прошептал Намгю, его голос дрожал от эмоций. — И я тебя, — ответил Танос, прижимая Намгю к себе. — Очень сильно. И я никогда не позволю себе быть жестоким с тобой снова. Только любовь. Только нежность. Только мы. Романтичный момент внезапно прервался громким плевком. Намгю, со смехом, выплюнул остатки энергетика на землю. — Фу, дрянь, уебище, ты снова купил это? Я ж его терпеть как не могу, взял бы другой! — заявил он, улыбаясь, но всё же сделав ещё один глоток. — Ладно, ради тебя потерплю. Они оба рассмеялись. Намгю, слегка вытирая уголки губ, вдруг резко сменил тему, его веселье пропало, оставив место неожиданно серьёзному тону. — Танос, — начал он, пристально глядя Таносу в глаза, — а как же твоя девушка? Правда любишь ли ты *её*? А? Танос? Он сделал паузу, ожидая ответа. Дождь стих, оставляя после себя тишину, которая подчеркивала серьёзность вопроса. — Если… если я умру… ты заплачешь, а? В его голосе звучала не только шутка, но и настоящая, глубокая тревога, которая пробивалась сквозь его лёгкую насмешку. Он ждал ответа, глядя на Таноса с напряженным ожиданием. В воздухе повисла напряженная тишина, прерываемая лишь редким падением капель воды с деревьев. Танос молчал долго, слишком долго для Намгю, который уже начал беспокоиться, что неправильно сформулировал свой вопрос. Наконец, Танос заговорил, его голос был тихим, но наполненным такой горечью, что Намгю почувствовал укол боли в груди. Он смотрел Гю прямо в глаза, не отводя взгляда ни на секунду, как бы пытаясь передать ему все, что таилось в его душе. — Гю… — начал он, и Намгю почувствовал, как его имя обволакивает нежность, смешанную с отчаянием. — Это сложно… очень сложно. Ты прав, я… я люблю тебя. Люблю так сильно, что это сводит меня с ума. Каждый день, проведенный без тебя – это мучение. Каждое твое прикосновение, каждый твой смех, каждое твое слово — это… это то, ради чего я живу. Но… есть вещи, которые я пока не в силах изменить. Он сделал паузу, глубоко вздохнув, будто собираясь с силами, чтобы произнести то, что ему предстояло сказать. Капли дождя продолжали падать, словно слезы небес, отражая его внутреннюю боль. — Моя девушка… она… это не просто отношения. Это… обязательства. Мои родители… они ждут свадьбы. Они считают её идеальной невестой для меня, для будущего главы семьи. Они не поймут… они никогда не поймут моей любви к тебе. Для них это… абсурд. Предательство. Разрушение всего того, что они строили годами. Танос стиснул кулаки, его плечи напряглись от внутреннего напряжения. Его обычно спокойное лицо исказила боль, которая была такой сильной, что казалось, способна разорвать его на части. — И я… я не могу просто взять и всё разрушить. Не сейчас. Я не могу причинить им боль. Они… они уже столько пережили. Я не могу позволить себе быть эгоистом, разрушая их надежды и мечты. Понимаешь? Я пытаюсь найти выход, выход, который бы не причинил боли никому… но пока… пока я не знаю, как это сделать. Эта связь… она как кандалы, которые я не в силах разорвать. И это… это рвёт меня изнутри. Я разрываюсь между тобой… и всем остальным. Между любовью к тебе, которую я не могу отрицать… и чувством долга перед семьей, которое я не могу игнорировать. И эта борьба… она пожирает меня заживо. Он снова посмотрел на Намгю, его глаза были полны отчаяния и безысходности, но в них все ещё теплилась надежда, бледно мерцающая, словно маленькая, упрямо горящая свеча в бушующем шторме. Его голос, прежде наполненный горечью, теперь был тихим, почти шёпотом. — А что касается твоего вопроса… если ты умрешь… Гю… я не знаю… я не могу представить себе жизнь без тебя. Я действительно не знаю, что со мной будет. Возможно, я заплачу… возможно, я сойду с ума от горя… Но это не изменит того факта, что сейчас я… запутался. Я люблю тебя, но я пока связан по рукам и ногам. И мне ужасно больно от этого. Ужасно.