Не для меня

      Намгю лежал на диване, уткнувшись лицом в подушку. В голове каша из воспоминаний о Таносе – смех, прикосновения, тепло и внезапная, жгучая пустота. Он пролежал так несколько часов, пока не почувствовал, как комок боли в горле начинает давить на грудную клетку.       Внезапно он резко сел. Хватит. Хватит ныть, как девчонка. Он встал, потянулся к зеркалу. Его отражение было бледным, глаза красные и припухшие. Запястья снова ныли. Взгляд упал на криво забинтованные царапины.       — Ну, чё унывать-то, батя? — пробормотал он, покачивая головой. — Жизнь — боль, а я — вечный оптимист. Было или не было… Заебало всё.       Он с трудом улыбнулся своему отражению. Улыбка выглядела криво и искусственно. Внутри всё кишело от горечи и одиночества, но он решил сыграть роль, роль того весёлого парня, которым он когда-то был.       Намгю надел наушники, включив на максимальную громкость какой-то весёлый, но в то же время энергичный трек. Музыка немного приглушила боль, но не убрала её полностью. Он оделся: простые джинсы, футболка, кеды. Вид его был достаточно унылый, несмотря на попытки выглядеть весёлым.       Выходя из квартиры, он остановился на пороге, задумавшись на секунду. На лице было написано усталое отчаяние, но в глазах мелькнуло некое упрямство. Ему нужно было сделать вид, что всё в порядке. Хотя бы для себя.       — Ладно, поехали, пиздаболы! — прошипел он себе под нос и направился в магазин.       Музыка грохотала в наушниках, словно пытаясь заглушить тихий, глухой вой внутри. Музыка в наушниках билась в такт бешеному сердцебиению, заглушая лишь частично пустоту внутри. Намгю шёл к круглосуточному магазинчику, стараясь изобразить из себя беззаботного парня. Прищуренные глаза, лёгкая, почти небрежная походка – всё это было игрой, тонкой маской, скрывающей отчаяние, которое гнездилось глубоко внутри, словно змея, готовая в любой момент ужалить. Он пытался отвлечься, вспоминая старые шутки, попытки выглядеть таким же, каким был раньше – весёлым, немного циничным, но всё ещё живущим. Но внутри всё клокотало, словно бочка с кипящей смолой, готовая в любой момент выплеснуться наружу.       Телефон завибрировал. Сообщение. От босса. «Заказ на точку "Зелёный дракон". Оплата наличкой, как всегда. Не опаздывай, петушок». «Зелёный дракон»… это на другом конце города. Заебись. Сейчас бы пива, да вот незадача – денег-то нет. А босса лучше не злить. Намгю вздохнул, чувствуя, как неприятная тяжесть давит на него. Ну, чёрт, подумал он. По крайней мере, хоть какие-то деньги. Сейчас бы Таноса, хотя бы просто поговорить, но… мысль о нём вызвала новую волну боли, которая расплескалась по венам, смешавшись с уже привычным чувством пустоты.       Он переоделся, засунув под футболку маленький, плотно завёрнутый свёрток. Адреналин немного притупил боль в запястьях, но лишь ненадолго. Он чувствовал каждый укол, каждый рваный шов, каждый след от перекиси, которая так и не смогла полностью очистить раны.       —Ага, щас всё будет отлично! — прошипел Намгю себе под нос, голос звучал хрипловато, словно он провёл несколько дней, не смыкая глаз. — Как в старые добрые. Только Таноса тут не будет, — Слова звучали издевательски, смешавшись с горьким привкусом безысходности.       По дороге он думал о Таносе, о его смехе, о прикосновениях, которые сейчас казались чем-то нереальным, призрачным воспоминанием из давно ушедшей жизни. И снова, внезапно, накатила волна тоски, настолько сильная, что ему пришлось остановиться, прислонившись к стене, чтобы не упасть.       В «Зелёном драконе» было темно и душно. Запах дешёвого пива и чего-то ещё, ещё более неприятного, витал в воздухе, раздражая и без того воспалённые нервы. Намгю отдал пакет, получил деньги и, выйдя на улицу, ощутил мимолётное облегчение. Но этот вздох сменился ужасом.       Три полицейские машины окружили его. Фарами осветили лицо, заставляя щуриться от яркого света.       — Эй, ты! Стой! — рявкнул один из полицейских, его голос прорезал ночную тишину. Адреналин выбросил его вперёд, как пружина. Он рванул с места, не задумываясь, просто бежал.       — Не догоните, суки! — заорал Намгю, его голос сорвался на крик, пропитанный отчаянием и яростью.       Он бежал изо всех сил, наушники вылетели из ушей, музыка смолкла, заменившись рёвом сердца и болью в запястьях. Каждая пробежка вызывала острую, пронзительную боль, будто ножи вонзались в его раны. Он чувствовал, как кровь стекает по его запястьям, смешиваясь с потом. Но он бежал, не обращая внимания на жгучую боль, крича всё громче и отчаяннее: «Не догоните, суки! Не догоните!».       Но раны давали о себе знать. Боль усиливалась с каждой секундой, становилась нестерпимой. Дыхание сбилось, в лёгких жгло, голова кружилась. Он споткнулся, упал, боль пронзила его всем телом, заставив вскрикнуть от боли. Он попытался подняться, но ноги подкосились.       Намгю спрятался в каком-то тёмном переулке, за мусорными баками, тяжело дыша, чувствуя, как кровь сочится из ранок, смачивая его одежду. Боль была невыносимой, но страх перед арестом заставил его затаиться. Сердце колотилось, как бешеное, в ушах звенело. Полицейские проехали мимо, их сирены медленно затихли вдалеке. Тишина, лишь хриплое дыхание, мучительная боль в запястьях и глухой стук сердца. Он сидел, уткнувшись лицом в колени, чувствуя себя абсолютно разбитым, одиноким и беспомощным.       — Всё, пиздец, — прошептал он, чувствуя, как по щекам текут слёзы. Не от боли, а от безысходности, от осознания того, что всё рухнуло, и ничего уже нельзя изменить. Всё. Теперь точно всё.       Он сидел там долго, пока боль немного стихла, а отчаяние не стало немного меньше, сменившись тупой, глухой тоской. Он знал, что это лишь временное затишье перед новой бурей. Но сейчас он просто сидел, один, в темноте, пытаясь перевести дыхание и привыкнуть к новой реальности, которая была намного хуже, чем он мог себе представить.       Боль немного отпустила, сменившись тупой, ноющей тяжестью в ранах. Намгю сидел, прислонившись спиной к холодной, влажной стене, и пытался отдышаться. Он чувствовал себя выжатым, словно лимон, из которого выжали весь сок. В голове гудела пустота, прерываемая лишь слабым, но настойчивым стуком сердца. Он знал, что это затишье обманчиво, что полиция обязательно вернётся.       И они вернулись. Сирена, сначала далёкий вой, постепенно приближающийся, заставила его вздрогнуть. Звук сирены словно разорвал его вялое состояние, заставив вскочить на ноги. Он прислушался, определяя направление. Они были близко.       Намгю с трудом, с помощью изувеченных рук, передвигался по тесным, тёмным переулкам, ища укрытие. Каждый шаг отдавался резкой болью в запястьях, но страх перед арестом заставлял его двигаться дальше. Он пробирался через кучи мусора, минуя разбитые бутылки и гниющие остатки пищи, чувствуя себя диким животным, загнанным в ловушку.       Наконец, он обнаружил небольшую заброшенную кладовую, едва заметную за грудой строительного мусора. Он протиснулся внутрь, с трудом завалив вход тяжёлым куском бетона. В кладовой было душно, пахло сыростью и плесенью, но это было лучше, чем тюрьма.       Он сидел в тени, прижимаясь спиной к сырой стене, стараясь не делать резких движений. Боль в запястьях напоминала о себе тупой, ноющей непрерывностью. В голове кружились мысли, перемешиваясь с чувством ужаса и безысходности. Он был загнан в угол, окружённый темнотой и страхом.       И вдруг, сквозь щель в стене, он увидел их — Таноса и… девушку. Они шли, держась за руки, смеясь чему-то. Девушка, красивая, с длинными волосами, опиралась на руку Таноса. Они казались такими счастливыми, такими цельными.       В этот момент Намгю понял, что это — единственный выход. Возможность спасения. Он знал, что Танос, несмотря на всё, всё ещё способен на сострадание.       Он выбрался из кладовой, на шатких ногах подходя к ним. Боль в запястьях пронзила его с новой силой, но он сжал зубы, игнорируя её.       — Танос! — его голос прозвучал слабо, хрипло.       Танос остановился, его лицо выражало удивление. Девушка, напротив, сразу смерила Намгю резким, недовольным взглядом.       — Намгю? Что ты тут делаешь? — спросил Танос, его голос был спокойным, лишённым эмоций.       — Они за мной гонятся, — пробормотал Намгю, чувствуя, как дрожат его руки. — Спрячь меня. Пожалуйста.       Девушка сделала шаг вперёд, её лицо исказилось от гнева.       — Ты совсем обалдел?! Ты же…       — Тише, — прервал её Танос, его взгляд был серьёзным. — Намгю, что произошло?       Намгю кратко рассказал о том, как его подловили полицейские после сделки. Он говорил быстро, захлёбываясь словами, с каждым словом чувствуя, как розовые надежды растворяются в воздухе.       Танос помолчал, взглянув на свою девушку, потом на Намгю.       — Хорошо, — сказал он наконец. — Я тебя спрячу. Но это будет рискованно.       Девушка протестующе зашипела, но Танос уже повёл Намгю прочь, оставляя рассерженную девушку в одиночестве. Намгю шёл, сжимая руки, чувствуя болезненное напряжение в запястьях и благодарность к Таносу, которая с каждым шагом растворялась в кислом привкусе собственной беспомощности.       Танос вёл Намгю через лабиринт тёмных переулков, его лицо было непроницаемым, но каждый резкий поворот, каждое ускорение шага выдавало его нарастающее раздражение. Намгю еле передвигался, боль в запястьях пульсировала с каждой секундой всё сильнее, он прихрамывал, оставляя кровавые следы на мокром асфальте. Тишина между ними была напряжённой, пропитанной невысказанным гневом и чем-то ещё, более сложным и запутанным, чем просто ненависть.       Наконец, они остановились у старого, полуразрушенного склада. Ржавые ворота скрипнули, открывая доступ в темноту. Запах сырости и гнили ударил в нос, вызывая новый приступ тошноты, смешанной с болью.       — Залезай, — бросил Танос, его голос был низким и грубым, но в нём проскользнуло что-то похожее на усталость. Он не смотрел на Намгю, его взгляд был направлен куда-то вглубь склада, словно он пытался увидеть там что-то невидимое для Намгю.       Намгю, с трудом переставляя ноги, пробрался внутрь. Склад был наполнен старыми ящиками, пыльными мешками и различным хламом. Воздух был затхлым и тяжёлым, он с трудом дышал.       Танос резко схватил его за руку, его пальцы сжали запястье так сильно, что Намгю вскрикнул от боли.       — Fucking hell, Namgyu! You're a walking disaster! — прошипел Танос, его голос был полон ярости, но в нём также чувствовалась странная, необъяснимая забота.       — Прости, — прошептал Намгю, его голос был слабым и сдавленным. Боль в запястьях заставляла его сгибаться.       — Прости? — Танос резко наклонился, его лицо приблизилось к лицу Намгю, дыхание коснулось его щеки. В его глазах плясали не только гнев, но и какое-то болезненное отчаяние. — You think a simple 'sorry' will fix everything? You're a damn fool! — он резко отстранился, бросив Намгю на груду ящиков. — Ты угробил всё, что у нас было. Ты сам виноват. Ты всё разрушил.       Намгю опустил голову, его плечи опустились. Он чувствовал себя униженным, раздавленным гневной тирадой друга.       — Я знаю, — пробормотал он, голос еле слышен. Слёзы накатывали на глаза. Он закрыл лицо руками, пытаясь сдержать рыдания.       Танос молчал некоторое время, наблюдая за ним. В его глазах мелькали противоречивые эмоции — гнев, разочарование и что-то похожее на жалость. Он подошёл ближе, присел рядом.       — Намгю… — Танос начал тихо, его голос был уже не таким грубым. Он взял Намгю за руку, его прикосновение было неожиданно нежным. — Ты идиот, полный идиот. Но… я не могу тебя бросить. Даже сейчас.       — Я… — Намгю попытался что-то сказать, но слёзы преградили ему путь.       Танос обнял его, прижимая к себе. Намгю дрожал, как осиновый лист. Боль в запястьях уже не казалась такой острой. В объятиях Таноса он почувствовал нечто большее, чем просто защиту. Это было что-то глубокое, сложное, смесь ненависти, жалости и… возможно, чего-то ещё.       — Я ненавижу тебя, — прошептал Танос в его волосы. — Я ненавижу тебя за всё, что ты сделал. Но я всё равно буду тебя защищать. Понял?       — Да, — прошептал Намгю, зарываясь лицом в плечо Таноса. В этом тесном, грязном убежище, среди пыли и гниющих досок, он ощутил странное чувство утешения. Несмотря на ненависть и гнев Таноса, он был рядом, защищая его. И в этом была некая искажённая ирония, и, возможно, намёк на что-то более глубокое, чем просто дружба.