Сквозь грани миров к изломанным звездам

Тянулись одна за другой недели, ползли улитками дни. Альбедо попытался сосредоточиться на расшифровке текстов, но толку было мало: ломкая бумага осыпалась, и даже алхимическая паста не до конца сдерживала коррозию. Слова расплывались перед глазами, запутывались в клубки мыслей. Альбедо не переставал думать о том, что за пределами Тейвата кроется другой мир: тот, что он видел своими глазами. Но почему в нем оказался человек, чья нация принадлежала Тейвату и буквально растворилась в канве истории? Единственная понятная фраза в манускриптах повторяла сама себя: "Да упадет в тебя Бездна". Что пытались воспроизвести ученые тех времен в пыльной комнатушке, скрытой от любопытных глаз? Зеркало он взял с собой, каждый раз при удобном случае раскрывая и поглядывая — не появится ли загадочный Дайнслейф снова. Бесполезно: стекло отражало только самого Альбедо. Всколыхнулся огонек свечи, из прохода потянуло свежим воздухом. Альбедо поднял голову, пригляделся: все то же серое небо и белизна снега. Сахароза так и не вернулась из полевого лагеря, так что все это время он был предоставлен самому себе. К лучшему: можно было без лишней спешки обдумать теории, касающиеся находок. Снег возле входа захрустел под чьими-то легкими шагами. Мелькнуло сизое древко копья. Альбедо вскинулся и быстрым шагом направился наружу: нападений он не боялся, но обезопасить себя лишний раз не мешало. Возникли и пропали из поля зрения волосы цвета пролитого вина, отпечатываясь на серости скал. Альбедо прошелся в том же направлении, но наткнулся на обрыв. Внезапная гостья исчезла без следа. В лаборатории на столе обнаружился конверт, запечатанный штампом Ордо Фавониус. Письмо было от Джинн: узнаваемый витиеватый почерк, прилежный, как и сама женщина. Действующий магистр ордена редко писала не по делу и последнее ее письмо он получил еще до того, как покинул город. Альбедо задумчиво уставился в потолок, присел. Вчитался в письмо: “Как проходят твои исследования, Альбедо? Прошло семь месяцев с момента твоего добровольного отлучения в горы. Верю, что это было не зря и рыцари не донимали тебя слишком сильно. Я выполнила все возможные меры, чтобы сделать твое пребывание там комфортнее, хоть и с опозданием”. Альбедо закусил губу, рассматривая буквы. Джинн не была причастна к приказу, назначившему добровольную ссылку вместе с конвоем вечно мерзнущих рыцарей Ордо Фавониус. Магистр Варка, подписавший приказ, видел в Альбедо не только сильного и способного алхимика, рекомендованного самой Алисой, но и возможную угрозу. Ведь юноша явился в город из ниоткуда с одним письмом и багажом могущественных, иной раз опасных знаний. Молчаливый и умелый, он смог завоевать народную любовь, однако доверие магистра еще надо было заслужить. Так Варка позволил ему руководить мастерской и пользоваться ею, но с условием: Альбедо должен будет доказать свою верность Мондштадту в полевых условиях. Джинн значительно облегчила жизнь, когда вступила в должность действующего магистра. Несмотря на то, что Варка отправился в затяжную экспедицию, приказы не исчезли вместе с ним. К тому времени Альбедо уже свыкся со своим обиталищем: холод он слабо чувствовал, а лабораторию в горах обустроил с печкой, так, чтобы было комфортно работать и отдыхать. И только люди постоянно ошивались возле, как молчаливое напоминание о том, что он здесь работает под надзором и что-то кому-то доказывает. Спустя пару месяцев Джинн распустила постоянный караул. Вместо этого к нему раз в две недели наведывался дежурный и просил отчет о проделанных работах. Чаще всего это был Кэйа — капитан кавалерии не боялся ни холода Драконьего Хребта, ни прохладного отношения Альбедо к внешним источникам шума. “... Знаешь, Кли соскучилась. Она все рвется на Драконий Хребет, и даже домашний арест не останавливает ее — разве что солдаты, которые ловят уже на подступах к горе. Знаю, что по завету Алисы ты должен был следить за девочкой, но вместо этого принял нелегкое решение. Мы так благодарны. Я хочу отменить приказ магистра Варки. Отныне никто не будет мешать твоему передвижению, ни, тем более, возвращению. А еще Сахароза придумала новый вид ветряных лилий для рассадки. Ты помнишь? В это время года всегда проходит праздник ветряных цветов. Скоро весь город расцветет новыми красками. Придет и Путешественник: ты сам сможешь посмотреть на него. Он сделал так много чудесного для Мондштадта, уверена, что и ты оценишь его по достоинству. Думаю, что праздник для жителей — нечто особенное: вернутся песни о свободе, перешептывание цветов и пушинки одуванчиков, парящие на ветру. В это нелегкое время всем нам не хватает чуда”. Альбедо перечитал последнее предложение несколько раз, раздумывая, какой смысл вложила в него Джинн. Хотелось бы самому верить в чудо, которое поможет дотянуться до человека сквозь ткань миров. Только вот, увы, не существовало ни одного научно доказанного способа связаться с миром из другой вселенной, за гранью реального Тейвата. Даже сам Барбатос сломал бы голову, пытаясь сделать это. За чтением время не ощущалось и полная луна уже высоко висела на ночном небе. Отложив письмо, Альбедо прошелся до обрыва и присел на край, разглядывая серебрящийся снег, проступающий жемчужинами на мягком сизом покрывале. Возможно, где-то там лежит одинокая жемчужинка — пара к сияющему глазу Дайнслейфа, скрытая под повязкой. Из лаборатории послышался шум, заставляя резко обернуться. Альбедо подобрался, готовый в любой момент материализовать меч. Второй раз он не даст так просто проникнуть в свое личное пространство. Сложенное зеркальце дребезжало, опасно соскальзывая по поверхности стола к краю. Альбедо поймал его в последний момент, когда попытка разбиться была так близка к успеху. Он прижал драгоценность к груди, приходя в себя, но взгляд все еще плутал по стенам пещеры. — Тащи свою железную посудину сюда! — послышался уже знакомый голос Ллерчи, вырывая из ступора. — Или нас тут заживо съедят! Всего одним глазком: он проверит, что там происходит. Долг хорошего ученика заставлял быть осторожным, обстоятельным и не принимать все за истину, но… Лунные блики на стекле рассеялись, отражая чужой мир: утреннее небо, разрезаемое странными молниями. Мириады пурпурных с белым монстров без точной классификации, незнакомых, устрашающих. Люди бежали прочь, напоминая груды муравьев: подминаемых, погибающих. Хотелось помочь им, но Альбедо только беспомощно следил за происходящим, пока в груди разгоралось иное чувство. Интерес пролился лавой поверх почвы, усеянной жаждой истребить угрозу живой планете — самих людей. Альбедо помотал головой, отгоняя страшные картинки в воображении. Чужое небо было неспокойно: гигантское существо скакало по разрушенным воздушным островкам. Не таким, как нефритовый дворец Ли Юэ — эти скорее были похожи на обломки, неведомо как висящие в воздухе. Оно билось с таким же по размерам роботом, напоминающим автоматонов, разбросанных по всему Драконьему Хребту. Только этот был изящен и выверен в каждой линии, и напоминал рыцаря, а не конструкцию из враждебных шестеренок. Робот отразил щитом удар рогов, махнул мечом, отправляя в полет, и понесся следом. Он точно копировал чьи-то движения — уж слишком они были плавным, непохожими на алгоритм. Альбедо прилип к зеркалу, пытаясь поближе рассмотреть крохотную фигуру на фоне всеобщего безумия. Изображение приблизилось, будто его желание услышали. Дайнслейф летел вниз на огромной скорости, до земли — целый драконий полет, и разбиться в лепешку легче, чем кажется. Его хотелось поймать в ладони вопреки законам логики. Что-то резко замедлило полет; раскрылись два пласта, скрытые под плащом, извергая нечто наподобие лучей. Будто анемо-магией воспользовались, только вот привычных ветряных потоков не было. — Кэп! Робота бы сюда! — повторился по громкой связи отчаянный голос Крипто. Дело дрянь — вот что было написано на лице Дайнслейфа. Он кувыркнулся в воздухе, избегая прямого удара; недобитый монстр пронесся мимо, намереваясь продырявить его изогнутыми рогами. Словно на бешенном родео, Дайнслейф уворачивался каждый раз, когда оказывался в миллиметре от острых рогов. В какой-то момент он чертыхнулся и, выждав пару секунд, мазнул мечом по воздуху. Робот в точности скопировал его движения, срезая рога и разнося в крошки парящие обломки. Меч Дайнслейфа технологичный и проработанный: агатовую глазурь лезвия сдерживали две пластины, от которых отходили клапаны. Внутри пульсировала энергия, точно приказывая роботу, что именно делать. Дайнслейф закричал, так громко, что голос сорвался на хрип, отдавая приказ: активировать программу самонаведения Хеймдалля. Робот сделал вираж и начал падать, как метеорит на землю — туда, где стояли окруженные Ллерчи и Крипто. Сам Дайнслейф поднырнул под монстром, чтобы в следующий момент пригвоздить его сбоку. Вены на лице, шее и пальцах левой руки вздулись, из меча посыпались искры, когда он прошелся по поверхности панциря, соскальзывая и разрубая подобие шеи. Вой раздался такой, что даже по ту сторону зеркала пришлось заткнуть уши. Дождем полилась пурпурная кровь монстра. Дайнслейф не задумывался о цене за избавление от двух врагов сразу — в воздухе и на земле. Прямо как Джинн, — подумалось, — с таким же безрассудством и самоотверженностью она бросалась защищать других, а не себя. Его направленное падение вслед за Хеймдаллем замедлили. На плечи и руки липли стайки летающих монстров, похожих на медуз — он отшвыривал их одну за другой. Движения стали более резкими: так бывает, когда теряешь концентрацию и входишь в раж. Он закружился волчком, и только блестящая одежда все сверкала падающей звездой, заходящей в свете своего величия. Зачем Дайнслейф так жертвовал собой, ради кого? Из какого источника злобы вытекала жажда убивать? Он ведь запросто мог улететь вместе с экипажем из горячей точки. Ллерчи и Крипто ведь жаловались, что они работают за копейки. Никакая оплата не заслуживала того, чтобы рисковать жизнью и бороться с теми, кто в сотни, тысячи раз сильнее тебя самого. Волчок столкнулся с землей, отбрасывая волной налипших монстров. Один точный удар меча, взрывной энергией рассекающей в воздухе противников — столько хватило для завершения схватки. Задрожала почва под ногами от столкновения, Дайнслейф поднял голову и увидел, как Хеймдалль вонзает щит в трещину, отбрасывая последних монстров. Чудом выжившие беженцы подбежали к Дайнслейфу. Они кричали что-то — не разобрать, будто чествовали рыцаря без страха и упрека. Крипто и Ллерчи подошли следом. Побитые, изодранные, как псы после бойни. Дайнслейф поднялся на колено, удерживая вес ладонями, и едва не запнулся о плащ. Затем уперся острием меча в землю, разгибаясь. Беженцы стали жестикулировать активнее. Крипто подошел сбоку, но Дайнслейф, по-видимому, отказался от поддержки. Меч он убрал в перевязь на спине, похожую на механический захват. “Рыцарь без страха и упрека” стоял бледный, как смерть, а вены на шее — сизо-розовые, продолжали пульсировать. Теперь Альбедо мог повнимательнее рассмотреть, что именно торчало на левой руке из-под ошметков рукава: имплант позвонками шел от запястья до плеча по внешней стороне, соединялся с трубками, перекачивающими лиловую жидкость — такого же цвета, как и кровь убитых монстров. Он поднял изможденный взгляд, направленный сквозь толпу. Не посмотрел даже на напарников, стоящих спиной к зеркалу. Дайнслейф уставился прямо на Альбедо. Сердце защемило, застигнутое врасплох. С громким хлопком он закрыл створки зеркальца и ошалело отвернулся в ночную синь Драконьего Хребта. Затекшая шея дала о себе знать неприятным зудом. Отчего-то пальцы сами собой потянулись к подбородку, к тому месту, где пульсировали чужие вены. Он все еще был один. Пальцы дрожали так, будто он занимался физической подготовкой. Чувство стыда поползло непрошенным гостем к выходу, и только тогда Альбедо понял, что зря захлопнул зеркальце — мог бы хоть парой слов перекинуться с тем, кого так ждал. Только вот стекло больше не отражало реальность другого мира.