Чистое сердце

Стало наконец тепло. Руки перестали зябнуть, ноги окутала приятная истома. Все тело согревалось под приятной тяжестью покрывала. Воздух пропитался ароматом свежеиспеченной маньтоу. Сюэ Ян потянулся, и травмированная рука заныла, боль искрой пролетела по всему телу и звеняще застряла в голове. Мальчик молча приоткрыл глаза и был застигнут врасплох изучающим взглядом ребенка, склонившегося над ним. - А-Лун, - жалобно протянул Ян. Он хотел по привычке схватиться за рукав своего шишу, но тот отстранился, стоило мальчику вытянуть пальцы из-под покрывала. Все еще сердится, - решил про себя Сюэ Ян. Он пошевелился и попытался выпутаться из внезапно потяжелевшего укрытия. Оглядевшись, мальчик не смог понять, откуда доносился сладкий аромат свежеиспеченных булочек. Дети находились в небольшом темном сарае, через щели в стенах проникали завывания набирающего силы ветра. Сюэ Ян попытался вновь выпутаться из оседающего все сильнее на него пыльного покрывала. Что-то сковывало его движения помимо этого, и мальчик недовольно поерзал. - А-Лун, мне больно. Помоги мне, - ребенок пошевелил раненой рукой, и боль разрослась с новой силой, опутав запястье и заскользив по предплечью вверх. Шишу, рассматривающий его, молчал, заложив руки за спину. - А-Лун, может, хватит дуться на меня?.. Если это из-за Чжун, то я все объясню. Она же дикая кошка... - Прекрати меня звать этим именем, - голос человека, стоящего напротив, казалось, сковал блуждающие пылинки в воздухе. Сюэ Ян прикусил виновато губу и втянул голову в плечи, стараясь сделаться еще меньше. Даочжан, наблюдавший за каждый его движением, пытался распознать фальшь. Ян определенно с детства учился мастерству обманщика, и сейчас перед Синчэнем должен находиться не просто ребенок, а зло во плоти. Пусть пока не успевшее показать себя настоящего. Едва заметно даочжан повел указательным пальцем за спиной, и путы стянулись туже вокруг тела обездвиженного мальчика. Ребенок болезненно поморщился, но продолжал молчать. После встречи с хмарью по меридианам Синчэня заструилось привычное согревающее тепло. Страх перед тварью или что-то еще, но оно восстановило золотое ядро даочжана в теле ребенка. Теперь ему придется следить за тем, чтобы не пользоваться силой в полной мере, иначе не подготовленное детское тело могло не выдержать привычной ци для взрослого Синчэня. Но было кое-что еще. Яростное томление возросло с новой силой. Внутри него бушевала не только привычная спокойная энергия, сравниваемая с ледяной озерной гладью, но горный весенний поток, расталкивающий застывшие льдины и шумно переливающийся своим путем. Знакомые отголоски ци заставляли Сяо Синчэня сдерживаться: он всем сердцем хотел сдавить тело лежащего перед ним убийцы, пока тот не превратился бы во что-то безобразное, обезличенное. Пока вся отравленная кровь не окрасит студеные полы в бурые пятна. Пока ухмылка не сотрется с этого вечно нахального лица. Связующая их нить пошла рябью, когда ребенок беззвучно затрясся. Его рот безобразно скривился, обнажая молочные мелкие клыки. И в то же мгновение даочжан увидел нечто еще – свернувшихся в углу мальчиков, жавшихся друг к другу в особо лютый мороз. Дышащих попеременно на несгибающиеся пальцы, не разбирая, где свои, а где чужие. Делящихся заплесневелой булочкой, а после страдающих животами от несварения. Смеющихся и подставляющих лица под блики весенних солнечных зайчиков. Подходящих неуверенно к человеку в темной плотной одежде с обезображенным нарывами лицом. Его рука, больше напоминающая когтистую высушенную звериную лапу, тянется к Сяо Синчэню и… Образы рассеялись под всхлипы Сюэ Яна. Нить стягивала его все сильнее, впиваясь распалившейся ци глубже, оставляя багровые отметины. Даочжан незамедлительно ослабил хватку. - Шишу, - запаниковал Ян. Синчэнь качнулся вперед и успел выпростать вторую руку с зажатым в ней спрятанным молотком, прежде чем силы разом покинули его, будто набежавшую волну утянуло к себе море. - Все в порядке, - сквозь проступившие слезы даочжан рассмотрел побелевшие костяшки, потемневшую рукоять молотка, и тогда он показался ему невероятно тяжелым. Что я собирался сделать? Я, Сяо Синчэнь, хотел забить до смерти еще ни в чем не повинного ребенка? От этой мысли даочжану стало так тошно и мерзко, что он отбросил под кровать молоток и поднялся, опираясь на деревянные доски, на которых лежал Сюэ Ян. - Шишу, ты сегодня не ел, да? Поэтому тебе стало плохо? Или это из-за меня? – взволнованный голос ребенка царапнул слух даочжана. Золотое ядро будто вспыхнуло, отзываясь на тревогу, но мгновение спустя лишь мерно разгорелось согревающим теплом. - Все в порядке, - повторил Сяо Синчэнь. Мальчик после нескольких попыток наконец выбрался из-под тяжелого покрывала и свесил босые ноги с закатанными до колен штанинами. Щупальцевидные темно-сизые отпечатки обвивали его голень, но Сюэ Ян сглотнул и вовремя проглотил очередной всхлип. Даочжан внимательно следил за ним: он никак не мог понять, когда же истязатель покажет свое истинное лицо. К чему притворяться беззащитным и переживающим ребенком, готовым подкармливать тайком дикую уличную кошку и в то же время извиняться постоянно перед своим шишу? Неужели Ян в совершенстве овладел своей двуликостью, стоило ему сделать свой первый в жизни вздох? Нет, не похоже Осознание этого давило на Синчэня. Перед ним мог находиться ребенок, не способный на те зверства, что предрекла ему в дальнейшем судьба. Уничтожение целого клана из-за потери одного мизинца Даочжан опустил взгляд на искалеченную руку мальчика. Тот прятал ее под растянувшийся край рубашки, отчего ткань, пропитавшись кровью, стала липкой и оставляла разводы на штанах ребенка. - Послушай, - начал Синчэнь, но осекся. Он не имел права посвящать находящегося перед ним Сюэ Яна в те зверства, что творила его темная копия в будущем. Но даочжан мог вмешаться и исправить судьбу ребенка. Ведь именно за этим его отправили сюда, верно? На затворках воспоминаний всплыло имя, произнесенное находящимся в бреду после ранений взрослым Сюэ Яном. - Чэнмэй? – несколько неуверенно позвал даочжан. Мальчик вяло улыбнулся ему. - Шишу, мне так хочется спать. Ты ведь не разозлишься, если мы еще немного тут побудем и потом пойдем домой? – Сюэ Ян зевнул и выжидающе уставился на даочжана. Тот перевел взгляд на подрагивающую от натиска снежной стихии дверь и кивнул. - Хорошо, мы подождем до утра. Сонный Ян забрался с ногами на жесткую кровать и подложил под голову здоровую руку. Пучки соломы впиявились в кожу, но он уже не обращал на это внимание. Его утягивало в мир грез, где кто-то ставил перед ним тарелку с горячими маньтоу. - Спасибо, Сяолун, - тихо поблагодарил Ян, прежде чем окончательно провалиться в сон. Даочжан передвинул уцелевший стул ближе к кровати, где тихо сопел Сюэ Ян. Плечи ребенка подрагивали от сновавшего по всему дому сквозняка, снежинки проскальзывали сквозь щели и тянулись к человеческому теплу. Нездоровый румянец расцвел на щеках яркими алыми пятнами, а губы поблекли. Он может и не пережить эту ночь Задумавшись, даочжан поднялся со стула и приблизился к мальчику. Что-то настораживало и тяготило Синчэня. Где-то в глубине души слепо копошились утерянные ощущения. Он смотрел на маленького Яна и постепенно отыскивал в своем сознании кусочки мозаики. Синчэнь уже видел Сюэ Яна таким. Маленьким и зябнущим. Еще ближе на три шага. Это осунувшееся и безмятежное лицо спящего перед ним. Ближе на один короткий вздох. - Шишу, держи, - к вспотевшей раскрытой ладошке прилипла красная конфетка. Мальчик, протягивающий угощение, сдерживал озорную улыбку и посматривал, жмурившись от ярко-слепящего солнца, на стоящего перед ним человека. Синчэнь вынырнул из осколка видения и немигающе уставился на Сюэ Яна. Тот часто дышал и несколько раз что-то недовольно промычал, подгибая сильнее ноги к груди. Я должен попытаться Синчэнь протянул руку и застыл, нависнув над мальчиком. Он удерживал в своих руках хнычущее лицо перед собой. Стирал подушечками пальцев предательски ускользающие слезы с уголков глаз, дул на расшибленный нос и поцарапанные щеки. - А-Ян, ничего страшного не случилось. Ты не виноват. - Сяооолууун, - затянул мальчик перед ним, размазывая кулаком проступающую кровь с разбитой губы. - Тетушка дала мне конфеты, а они попытались отобрать. Я так хотел все тебе отдать, а теперь. Разноцветные карамельные шарики хаотично рассыпались по земле, к нескольким приклеились кусочки грязи и пыли. Чэнмэй бубнил под нос, что подрался с мальчишками, попытавшимися отобрать сладости, что не хотел никому причинять боль. Да, он был таким всегда – не обижал, терпел выходки старших, молча сносил все ругательства и отходил в сторону, уступая дорогу. Он пригревал бездомных уличных животных: кошек, собак. Один раз целый месяц выхаживал певчую птицу со сломанным крылом. Ее скрипучие выкрики будили всех в общем доме еще до зари, Чэнмэй извинялся, заверял, что больше не повторится, а на следующее утро терпеливо сносил вновь все упреки. Когда птица смогла летать, все вздохнули с облегчением, А-Ян грустил целый день, а ближе к вечеру поделился со своим шишу опасением, что птица могла забыть дорогу домой и заблудиться по пути. Он так переживал за судьбу каждого спасенного животного, что будто пропускал боль через самого себя. Сяолун утешал на первых парах своего шиди, но после оставил все попытки – Чэнмэй лишь рассеянно кивал на его увещевания, а после задумчиво сидел у окна и высматривал что-то вдали, иногда вскакивая с места, словно видел нечто тревожащее его. Но все это проходило, стоило А-Яну найти следующего раненого щенка или кошку с перебитой лапой. Его тревоги рассеивались, и всю заботу он перенаправлял на спасенное животное. Иногда Сяолун удивлялся тому, как Чэнмэй может находить такое количество искалеченных животных. Будто он пользовался неким внутренним компасом, направляющим его к тем, кто терпеливо дожидался его помощи. Разгадка пришла вместе с беременной кошкой Чжун. В то утро Сяолун искал А-Яна, чтобы поделиться с ним полученной булочкой маньтоу и набрел на задний скрытый дворик, куда выливали помои с весеннего дома. Чэнмэй сидел к нему спиной, сгорбившись и полностью поглощенный каким-то делом. - Вот так, да, - приговаривал А-Ян. Звук плещущейся воды разносился звонко на фоне уличной суеты. Сяолун приблизился почти неслышно к увлеченному Чэнмэю и замер позади него, безмолвно наблюдая за тем, чем занимался с утра мальчик. Чжун окатилась; кошка вылизывала свои лапы и грела черное пузо, подставляя его под жаркие солнечные лучи. Чэнмэй удерживал в одной руке слепого котенка погруженным в таз с мутноватой водой и мелодично мурлыкал себе под нос. Рядом с ним уже лежали неподвижно трое мокрых котят. - Что… что ты делаешь? – при постороннем звуке Чэнмэй вздрогнул и втянул голову в плечи. - Шиди… Я… Эта Чжун ведь не смогла бы стать хорошей мамой. Ну ты посмотри на нее, - он нервно засмеялся и затыкал пальцем в сторону умывающейся кошки. - Я на ее глазах топил ее собственных котят, а она лишь подставляла пузо для ласки. Разве она смогла бы их прокормить? Они бы мучались на улице и умерли голодными. Просто я… Я просто… - старался подобрать оправдание Ян. Сяолун развернулся. Внутри него клокотало ужасное чувство. Чувство, что это он сам посеял подобные мысли в голове у А-Яна. Он вспомнил то бесчисленное количество раненых и принесенных Чэнмэем животных. То, как они безостановочно шипели на окружающих людей. И больше всего на своего спасителя. - А-Лун, - встревоженный мальчик поднялся, ненароком сбив таз ногой. Вместе с расплескавшейся водой на землю выкатилось тельце последнего котенка. Взгляд Сяолуна задержался на неестественно вывернутых лапах животного. А-Ян проследил за ним взглядом и помрачнел. - Я… я все объясню, шишу! – его голос стал жалобным, почти писклявым. Он потянулся к стоящему перед ним мальчику, но тот брезгливо отдернул руку. - Не смей. Не смей мне показываться на глаза! – выкрикнул в сердцах Сяолун и, развернувшись, скрылся в уличной толпе, оставив стоять Чэнмэя с незнакомым зарождающимся чувством, охватывающим зачатки золотого ядра. А-Ян действительно пропал на несколько дней. Злость Сяолуна сменилась беспокойством, а потом он нашел его в переулке, раненым и побитым в окружении рассыпавшихся леденцов. - А-Ян, ничего страшного не случилось. Ты не виноват, - он прижимал к себе мальчика, стараясь унять его дрожь и слезы. Гладя его по голове, Сяолун не мог видеть выражения лица всхлипывающего ребенка – лица с мелькающей довольной ухмылкой, что его план сработал. Синчэнь рухнул на пол, отбив колени. Ворвавшийся ветер взъерошил рубашку, слизнув выступивший пот со спины. Даочжан зажмурился, останавливая бег мошек перед глазами. Смял ворот одежды, стараясь унять отчаянно колотящееся сердце. Сяолун – это я Но как я мог забыть об этом? Как я мог вычеркнуть из памяти встречу. Нет, даже детство вместе с Сюэ Яном? Или же кто-то стер все мои воспоминания? Но зачем? Уняв подступающий к горлу позыв, даочжан приоткрыл глаза. Мальчишка, спящий неспокойно на кровати, смял покрывало между ног. Этот гнев, что он испытывал при виде А-Яна действительно принадлежал ему. Точнее, Сяолуну. Точно такое же чувство охватило его тогда, когда он застал его за убийством котят. Значит ли это, что даочжан вернулся в момент, когда Сяо Ян натворил что-то поистине ужасающее, раз злость никак не вымывалась из его сердца даже после медитации? Сяолун… Нет, я сам был разозлен настолько на Чэнмэя, что готов был его убить. Что же ты натворил? Даочжан вперил тяжелеющий взгляд на морщегося во сне мальчика. - Даже в этот раз тебе удалось породить во мне сомнения. Всего на краткий миг я позволил себе поверить, что ты хороший человек. Или что ты был нормальным ребенком, Сюэ Ян… Синчэнь глубоко вздохнул. Он должен выяснить, что же натворил Ян перед тем, как он занял свое детское тело. На что был так разозлен Сяолун? И кто отнял его воспоминания этой жизни с Чэнмэем? Но прежде… - Похоже, ты можешь так и истечь кровью, если я не помогу. Даочжан аккуратно взял искалеченную руку Яна. - Я помогу. Лишь в этот раз. Теплая ци заструилась по пальцам ребенка. Притворявшийся спящим А-Ян едва сдерживал учащенное дыхание. Он вслушивался в бессвязные бормотания шишу и гадал, о чем же именно он говорит. Но одно он понял точно – его Сяолун почему-то совершенно забыл о том, что Чэнмэй натворил. И это был крошечный шанс все исправить.