Синие глаза

Вселенной, к сожалению, неважно, Кто кого любил зазря и не зазря. Ясвена «Сопряжение сфер»

      Только Артура тут и не хватало!..       Не дав Мерлину и слова вымолвить, она обернулась к брату с беззащитной улыбкой:       – Артур, я хотела помочь в сражении, но скелеты так испугали меня! Прости. Я могу сражаться с живыми, но это… – содрогнулась якобы от отвращения. Нервно одернула задравшуюся рубаху. – Я спустилась сюда, надеясь понять причину их восстания. Мерлин вызвался помочь мне, и тут вход завалило. Как хорошо, что ты нас нашел!       – Да уж, с девчоночьими руками Мерлина вы бы тут год разгребались, – конечно, как же настоящий рыцарь да обойдется без того, чтобы покрасоваться за чужой счет!.. – Причина одна – магия. Не стоило так рисковать, Моргана. Идемте. Скелеты пали, Ценред ненадолго отступил – перестраивает людей. Нужно вышвырнуть его из Камелота.       Артур проглотил вранье, не жуя. Как обычно. Он выглядел смертельно измотанным, тяжело поднимаясь обратно в жилую часть замка. Интересно, что ему и в голову не пришла… мысль, обычно возникающая при виде запертых парня и девушки. Похоже, он даже не думал, что его слуга может кому-то понравиться.       Что он может нравиться ей, не думал вообще никто. Включая самого Мерлина.       Мерлина хотелось придушить. Уже не оставлять на растерзание гигантским скорпионам – собственноручно сжать пальцы на длинной шее и наблюдать, как из синих глаз по капле уходит жизнь. Удостовериться. Если он маг, неудивительно, что он избавился от цепей Моргаузы.       Только… Всё куда хуже.       Назваться Эмрисом – это слишком серьезное заявление. Ни один маг, друид – хоть сколько-то связанное со Старой Религией существо – не стал бы так шутить.       «Эмрис – небо и звезды, деревья и воздух. Эмрис – тот, кто был и тот, кто будет. Он – сама магия, древняя и юная одновременно. Он пребудет всегда». Так говорили Моргане друиды – с ожиданием и надеждой. И Эмрис рисовался ей чудесным и величественным, окутанным тайной, способным утешить мятущуюся душу и дать желаемые ответы. Соединить в одно слугу приемного брата и это внушающее трепет существо… смешно и подумать!       Но Моргана поверила как-то сразу.       Может быть, подкупал тон: Мерлин будто рубаху на груди рванул, скидывая покров вранья и тайны, окружавший его доселе. Может, отчаянная надежда, с какой он убеждал ее, что всё еще можно исправить.       Глупый, глупый Мерлин!..       Но ведь именно эта убежденность ее когда-то и пленила. Безграничная вера в добро и справедливость – и готовность действовать, невзирая на опасность. Этого ей не хватало в окружающих мужчинах – отважных, сильных, но с постоянной оглядкой – на короля, правила, благоразумие… Она поверила, что таков Артур, но тот был слишком предан Утеру.       Дьявол, да все эти годы могли пройти совсем по-другому!..       Ближайшее окно со звоном осыпалось стеклянной крошкой. Ничего, Артур решит, что лопнуло от жара. А хоть бы и узнал!.. Ей уже всё равно.       Сейчас – всё равно.       Когда-то она очарованно смотрела на лицо, будто подсвеченное взглядом чистых синих глаз. На руки с длинными, совершенно не крестьянскими пальцами. На слишком стройную – не ест он, что ли? – фигуру в холщовой рубахе.       И ей было плевать, что он слуга, а она – леди.       Сколько раз ей хотелось прикоснуться к запястью – кончиками пальцев, почувствовать биение ускорившегося пульса, увидеть, как потемнеют всегда такие светлые глаза. Потянуть – на себя, за собой, на свою роскошную кровать под балдахином. Чтобы на полу остались брошенными дорогое платье и простая холщовая рубаха с такими же штанами. Она краснела и хихикала, представляя, как краснел бы Мерлин – его неопытность с девушками просто на лбу светилась. И та история с единорогом…       Моргане нравилось представлять не первый раз – нелепый и неловкий по определению – а хотя бы второй. Десятый, сотый. Как она толкнула бы его спиной на подушки, не дав опомниться, оседлала бы, раскинув в стороны колени – дразня, заводя еще сильнее, так, что он бы начал умолять. Как опускалась бы на него – медленно, плавно, упершись руками в его бедра, не давая толкнуться разом, продлевая сладкую пытку. Как наконец опустилась бы – полностью, кожа к коже, чувствуя его в себе, сжимая так, что у него глаза бы от удовольствия закрылись. А еще ей казалось, что долго Мерлин бы не выдержал – опрокинул ее, повел бы сам – сильно, уверенно, но не грубо. Ни грубости, ни боли Моргана не могла от него представить.       Нежная, почти женственная внешность – и скрытая сила. Контраст завораживал. Больше таких мужчин она не встречала.       Однако фантазии оставались фантазиями. Прознай Утер, что его воспитанница спуталась со слугой – мог ее выгнать как опозорившую трон… даже не дочь, а Мерлина без разговоров казнил бы. К возможной беременности Моргана относилась серьезно. Она и раньше не испытывала восторга при мысли, что ей когда-то придется рожать детей.       Но главная проблема была даже не в этом. Мерлин улыбался ей, шутил и помогал – но он же со всеми себя так вел! Ничем не показывая, что она бы могла… коснуться его запястья и не выглядеть при том дурой. Она ведь не могла ему приказать быть с ней. Самый строптивый слуга Камелота и так не стал бы выполнять ничего, что шло вразрез с его принципами. Просто ей не хотелось ему приказывать. Не здесь.       Моргана так и не решилась… а потом Мерлин протянул ей отравленную флягу – и мир, каким она его знала, свернулся у горла змеиными кольцами, погружаясь во мрак и утягивая ее следом. И синие глаза после хотелось только выцарапать – медленно и с наслаждением. Другого он ей не подарил.       А сам ведь был не прочь все эти годы! Судя по реакции на ее отчаянный поцелуй. Не смогла отказать себе в такой малости. «Малость» кончилась тем, что они чуть не переспали прямо в холодном разворошенном склепе.       Сволочь. Лжец. Ублюдок. Предатель!.. Убийца – да, да, это было убийство, как бы он ни пытался оправдываться.       Будь он проклят со всей своей магией!       Но если, как утверждали друиды, Эмрис – сама магия… Она ведь стала колдуньей, более того – жрицей Старой Религии. Магия – то, что течет по ее венам, поет в ее легких, звенит под кожей неумолчную песнь. Она не хочет бороться с магическими существами. Только с Утером. С разжиревшим после – на! – великой чистке Камелотом.       Но Мерлина она ненавидит. Вот прямо сейчас пойдет и сдаст королю. Хотя… тот вообще поймет, о чем она говорит? Мандрагора сделала свое дело. Ну не Артуру же жаловаться?       Почему, ну почему он всё-таки признался ей? Мерлин был последним, кого она бы заподозрила. И не только она. Он успешно дурачил Утера и Артура – прикрытие-то идеальное! – и мог бы продолжать это до бесконечности. До воплощения своих планов.       Вот только… каких?       Если бы он ставил целью убить Утера, отомстить, возродить магию в Камелоте – уже давно бы это сделал. Черт, да он мог убрать всю королевскую семью и сам сесть на трон! На худой конец – заколдовать… Но он собственными руками помогал ей прятать бессознательного короля, он защищал Артура – теперь-то стало ясно фантастическое везение последнего.       Мерлин… спасал Утера. И убеждал ее… отступить.       Горе Старой Религии, если это – ее надежда!       Моргана собиралась убить Утера – желательно перед тем помучив воспоминаниями и кошмарами. Но планы Моргаузы были куда амбициознее. Это ей принадлежала идея о союзе с Ценредом. Но и на этом она не собиралась останавливаться: Ценред мнил себя королем, а был – пешкой. Разменной.       Отчаявшись найти поддержку в Камелоте, Моргана согласилась. Никто в целом городе не вступился за магов, которых преследовали не год и не два – двадцать лет. Никто не вступился за Мордреда. Никто бы и слова не сказал, если бы завтра на плаху поволокли ее. С чего бы ей жалеть их?!       Камелот не сумел взрастить достойного короля – у него будет королева.       Артур убежал командовать. Мерлин ушел за ним, кинув напоследок нечитаемый взгляд. Короткая передышка кончилась, армия Ценреда пошла второй волной. Интересно, что наобещала ему Моргауза – наверняка ведь поняла, что посох сожжен, скелеты осыпались бесполезной кучей костей…       Одна из таких куч попалась ей под ноги. Моргана не успела отскочить – и противный хруст прозвучал громче шума битвы. Сердце сжалось, ясно представив картину разрушений: трупы и раненые вперемешку, хаос и страх, догорающее пламя, дым и смерть, смерть, смерть…       Отбросив растрепавшуюся косу за спину, Моргана хищно улыбнулась. Носок сапога наступил на груду костей – намеренно. Хруст ударил в уши набатом.       Поздно отступать. Поздно надеяться. Кто бы ты ни был, Мерлин – один из магов или сам великий Эмрис, ты опоздал. Моргауза… протянула руку, когда ее мир рухнул, и она поступит для нее так же.       Развернувшись, Моргана направилась в покои Утера.