Синие глаза

Притяжение тел, сопряжение сфер, Я черна как зола, а ты белый как мел. Так чего ты хотел, что ты всё же хотел? Ясвена «Сопряжение сфер»

      – Ты не владеешь магией, Мерлин. Ты не в силах понять меня!       Паутина по углам, расколотые чудовищной силой камни тут и там. Холод и темнота склепа. Только посох за спиной Морганы светится – ярко, слепяще.       – Я понимаю. Поверь мне.       Зачем он вообще это говорит? Это ведь его никто не понимает. Он отвечает сдержанно и мягко, но как же хочется истерически расхохотаться в ответ!..       Если бы она знала. Если бы он мог… признаться хоть кому-нибудь. Признаться – ей. Сказать, что не хотел тогда ее травить. Что не было и дня, когда бы он ни думал о том решении. Логически верном – бесспорно. Но совесть не убеждали доводы Гаюса. Он пытался представить, что сказал бы Артур, если бы знал.       Если бы хоть кто-нибудь знал.       Если бы она…       – Я обладаю магией, Мерлин. А Утер ненавидит таких, как я!.. – презрительный смех. С теми самыми – так тщательно им сдерживаемыми – истерическими нотками.       Да, они похожи. Эта похожесть когда-то заставила его приглядываться к Моргане пристальнее, чем слуге, пусть и принца, стоило бы смотреть на королевскую воспитанницу.       Верно, он перегрелся от беготни по горящему Камелоту. Потому что в ее словах почудилось – помимо явного превосходства – горечь от того, что это не так. Что… они не равны – хотя бы в этом. В главном. Магия приучила его не придавать особого значения социальной разнице.       – Ты не знаешь, каково это – быть изгоем. Стыдиться своего происхождения, скрывать свою истинную сущность…       И тогда он захохотал – истерически, в голос, сбрасывая напряжение, собиравшееся годами. Собравшееся за этот поистине безумный день.       Так не смеются перед членом королевской семьи. Так не смеются перед женщиной, будь она даже распоследней служанкой. Перед чертовски красивой женщиной, которая…       Плевать. Потом он об этом пожалеет. Возможно, это вообще будет последним, что он сделает в своей жизни.       – Что с тобой, Мерлин? Ты пьян? – отступила на шаг брезгливо. Прямо как Артур. Что ж, ему не привыкать прикрываться таверной… но как же надоело, небо, как же надоело!..       – Поверь, я знаю, что это такое. Я бы сказал – вряд ли найдется в Камелоте кто-то, кто знает это лучше, чем я. И уж во всяком случае это не ты, Моргана.       Темные брови недоумевающе сошлись. Ну, эти фокусы его давно не пугают.       Вместо ответа Мерлин протянул раскрытую ладонь, тихо произнеся несколько слов. Огненный цветок послушно расцвел в руке, соцветием разворачиваясь к застывшей Моргане.       – Ты… – слова замерли на полуоткрытых губах. Растерянная Моргана – это зрелище оказалось даже более прекрасным, чем растерянный Артур. – Так вот почему ты помогал Мордреду! Но… почему?..       О да, тысячи почему. На половину из них у него самого нет ответа, а на вторую он не хочет отвечать. Но какой же груз упал с плеч от одного лишь невинного цветка!.. Магия – не зло. Но кто поверит в это, сражаясь с плюющейся огнем с небес ящерицей? С корнем мандрагоры под кроватью короля, застившей его разум ужасом и безумием? С посохом… черт, вот посох надо сломать, и побыстрее!       Мерлин рванулся, но меч преградил ему дорогу, рассекая воздух перед самым его носом. Мысленно благодаря Артура, киданием всего подряд натренировавшего ему неплохую ловкость, он увернулся.       – Моргана, останови это! Успокой мертвецов, отзови людей Ценреда! Прошу, умоляю – остановись!..       Острый обломок камня впился в левое колено.       Мерлин ни перед кем не вставал на колени – ни перед Утером, ни перед Артуром, хотя жил во дворце уже который год. Ни перед… Фреей. Гордость возмутилась было, но огонь, крики умирающих и мерный стук ног оживших скелетов перевесили. В конце концов, Артур унижал его и похуже.       – Моргана, я видел будущее! Я смотрел в великий кристалл – и видел Камелот в огне и дыму, смерть, повсюду смерть и огонь! Этого ты хочешь?! Это ли торжество магии?.. Если так, то Утер был прав, сжигая колдунов. Я готов сгореть сам, но остановить это! Камелот сейчас в твоих руках, Моргана. Не в руках Утера, и даже не Артура – в твоих! Что ты сделаешь с ним? – Губы будто сами коснулись колен, затянутых в черные кожаные штаны. Небо, целовать колени Морганы… да ему такое в самых потаенных снах бы не привиделось.       Хотя он покривит душой, сказав, что никогда не мечтал ее поцеловать. Просто... это никогда не было главным.       – Камелот будет в моих руках, когда я взойду на трон! – возразила Моргана, но менее уверенно. Руки сжимали меч, но она не торопилась сносить ему голову, пользуясь его беззащитностью. Это вселяло надежду в Мерлина.       – Чем ты будешь править – пустыней? Останови, или клянусь – я остановлю это сам!       Тень сомнения мелькнула в зеленых глазах, но на последних словах сразу пропала. Дожать бы, дождаться ее решения, ее выбора… но у него нет времени. У него никогда нет времени! Но каждая минута колебания Морганы – это гибель. Рыцарей Камелота, обычных жителей. Возможная гибель Артура.       Проклятье, он снова должен выбирать между Морганой и Камелотом! Между одной – и многими. И снова он не может выбрать ее, как бы ни рвалось сердце.       Поднявшись с колен, Мерлин одновременно отступил на взмах меча – и вскинул руку, произнося заклинание. Колдовской огонь окутал посох моментально, будто сухой хворост. Ослепительная вспышка… и вот уже обугленная деревяшка со стуком падает на каменный пол склепа.       Моргана закричала – он не разобрал слов. Зло, яростно, с удесятеренной обидой ребенка, у которого отобрали игрушку. Кинулась на него с мечом. Как предсказуемо. Могла бы и заклятьем шибануть, для разнообразия…       Меч вылетел из руки Морганы, со звоном ударившись о стену далеко за ее спиной.       – Тебе не победить меня, – а голос усталый, будто Артур таскал его по горам трое суток без продыху. – Я не просто владею магией, Моргана. Ты слышала от друидов об Эмрисе?       Он и впрямь устал от этого. Ложь стала привычкой, данностью, второй кожей… да что там – первой. Он выучился так привычно и нелепо-убедительно лгать – который год. Каждый день, каждый час – Артуру, рыцарям, Утеру, даже Гаюсу и Гвен. Моргане. Моргаузе. Нимуэ. Всем, кто видел в нем нелепого, не представляющего угрозы слугу – и прощался с жизнью, не успев понять, от чьей же все-таки руки гибнет. Что сказать, идеальное прикрытие. Но как же он устал…       Зрачки Морганы расширились. Мерлин подумал, что до Артура в аналогичной ситуации доходило бы дольше. Но Моргана шагнула вперед, поднимая руку – и он предупреждающе вскинул ладонь. Видит небо, он не хочет с ней драться… но если она примется колдовать, он не будет покорно стоять. У него вообще с покорностью плохо.       Чего Мерлин не ожидал, так это звонкой пощечины. Данной от души – так, что у него голова мотнулась набок, будто пухом набитая.       – Эмрис, – Моргана задыхалась. От злости или по иной причине, но лицо ее разрумянилось. Глаза яростно сверкали в полумраке, коса растрепалась. Грудь вздымалась с силой, грозившей порвать пластины доспеха. Мерлин подавил желание ослабить тот магией – его бы явно не так поняли. – Мерлин. Как бы тебя ни звали – какая же ты сволочь!       Мерлин потер горевшую щеку. Не то чтобы такая мелочь сильно его тревожила. Не после работы на Артура. Но, честно говоря, он ожидал от Морганы чего-то более... вредительского.       – То есть всё это время у меня под боком был сильнейший маг. Если бы только он соизволил сказать об этом… я бы не чувствовала себя такой одинокой и потерянной. Не сходила бы с ума от ужаса, когда магия начала просыпаться. Мне было бы проще водить за нос Утера. Не говоря о том, что Эмрис – это не слуга, пусть и принца!..       Последней фразы Мерлин не понял. И просто пожал плечами.       Моргана, однако, не собиралась успокаиваться. Ткнула обвиняюще пальцем с острым ногтем:       – Ты отравил меня!       Как будто у него был выбор. Как будто она была бы рада очнуться посреди мертвого города и узнать, что она была всему причиной, пусть и невольной.       – И не было дня, часа, когда бы я не терзался этим, Моргана. Весь год, пока тебя не было!..       – Ты просто боялся, что я вернусь и Утер узнает, что ты пытался меня убить! Ты… да ты просто трус, Мерлин!       Какое привычное обвинение. Артур, а с его легкой руки – и все рыцари постоянно обзывали его трусом, слабаком, девчонкой. Он привык. Отчего же сейчас это так задевает? Оттого, что он открылся – и его не оценили? Или просто всегда хотелось в глазах Морганы выглядеть… лучше, чем он есть. По крайней мере – не хуже.       Моргану трусливой назвать точно было нельзя. Та в одиночку сбегала в ночной лес, дурачила стражу и отлично владела мечом, в одиночку пошла против Утера… Но это не значит, что он согласен выслушивать несправедливые обвинения!       Хватит с него справедливых.       – Конечно, я трус, – заговорил Мерлин, и яд только что с языка не закапал. – Я вытаскиваю Артурову задницу из передряг регулярно до завтрака, а иногда и вместо него. Я колдую под носом Утера, рискуя собственной шкурой, – именно так трусы себя и ведут. Глупый Мерлин, трусливый Мерлин, Мерлин подай-принеси-вычисти-доспехи-и-конюшни! Уж простите, миледи, ваш главный противник оказался не рыцарем в сияющих доспехах!..       На мгновение она, кажется, смутилась. Но лишь на мгновение.       – Я доверяла тебе! Ты сломал мое доверие, теперь поздно, Мерлин! Как у тебя совести хватает разговаривать со мной?! Предлагать мне… отступиться. Я никогда не отступлю! Старая Религия дала мне то, что не дал никто другой – силу, понимание того, кто я и что могу. Дала цель и смысл, избавив от судьбы бесправной птицы в золотой клетке. И теперь ты предлагаешь мне добровольно вернуться? Ты, верно, и впрямь идиот!       – Ты тоже пыталась убить меня, Моргана. Мы квиты. Возможно, я идиот. Но я верю в тебя.       – Мне не нужна ничья вера. Особенно твоя. Особенно теперь!       – А раньше нужна была? – с надеждой спросил Мерлин. – Так я верил в тебя и раньше. С тех пор, как увидел – такую красивую, одинокую… сильную, бесстрашную.       – Когда ты увидел меня впервые, то пялился мне в декольте, – алые губы презрительно скривились. – Мужчины такие предсказуемые. И одинаковые. Впрочем, что еще ожидать от деревенщины!..       Мерлин улыбнулся. Интересно, если сказать, что при первой встрече он вообще-то увидел ее обнаженную спину, она вновь попытается убить его на месте?       Вместо этого он снова опустился на колени, подхватывая узкую сильную ладонь, унизанную кольцами, и поднося к губам. Наверное, его всё же ударили по голове в горячке боя.       – Дай шанс деревенщине всё исправить, – попросил, касаясь губами нежной кожи – от неожиданности Моргана не сразу вырвала руку. Дернула, опомнившись, – резко, царапнув ладонь завитушками перстня. Он не стал удерживать. – Себе. Утеру. Еще не поздно. Быть может, сейчас, когда его непоколебимость пошатнулась из-за кошмаров и мучений совести – самый подходящий момент.       – Ты думаешь, Утера можно переубедить? Тогда ты слепой, Мерлин. Его сердце в глухой броне, он не изменится! Я верила в это, пыталась повлиять… но он не изменится уже никогда, по доброй воле – никогда!.. Я – жрица Старой Религии, – голос Морганы будто загустел, опустился на две октавы. – Пока ты чистил конюшни, Мерлин, я не теряла времени даром. Я не желаю иметь ничего общего с Утером Пендрагоном, уничтожающим магию. Если ты маг, тем более если ты тот, кого называют Эмрисом, – ты должен был поддержать меня. Ты же мешал мне, следил за мной, а вдобавок сжег мой посох. Не беда, я достану новый. Но мы с тобой враги, Эмрис. Запомни это.       Моргана попятилась к выходу, не рискуя поворачиваться к нему спиной. Предусмотрительно. Но бессмысленно. Камни с грохотом обрушились с потолка, перекрывая выход.       Вскрик – и Моргана рухнула, придавленная обломками. Затихла. Испугавшись, что он перестарался и камни попали в девушку, Мерлин кинулся к ней. Моргана лежала лицом вниз, не шевелясь.       – Моргана… Моргана, ты меня слышишь? Очнись, пожалуйста, – он перевернул ее, холодея. Лицо засыпано каменной крошкой, глаза закрыты. – Моргана!..       Бесчувственное тело в руках не отзывалось. Нет, только не это! Он уже держал однажды столь же бесчувственное тело, крича в небо бесполезные проклятья и сожаления. Он не может допустить, чтобы Моргана…       Да, она враг. Она пыталась убить его, убить Утера, убила стражника; она натравила на Камелот армию мертвецов и привела воинов Ценреда… но разве у нее не было причин поступать так? Разве он не сознавал, протягивая ей отравленную флягу, что она больше не будет прежней?       Разве… он уже не любил девушку, что была чудовищем и убивала? Он потерял Фрею… он не хочет потерять еще и Моргану.       Рванул ворот на белой шее – тот не поддался. Мерлин прекрасно умел одевать и раздевать, но мужская и женская одежда различаются. Времени на возню с застежками не было, и он провел ладонью над грудью Морганы, магией ослабляя пластины доспеха. И тут же зашептал исцеляющее заклятье.       Точный и сильный удар коленом под дых прервал заклинание на середине. Мерлин сложился пополам, инстинктивно хватаясь руками за живот и хватая ртом воздух. Он еще подумал, что логичнее было бы бить ниже, как заклинание отбросило его спиной на каменную стену. Мерлин зашелся в кашле. В грудь ему уперлось затянутое в черную кожу колено. Легкие горели огнем, ребра заныли.       – Больно? – участливо спросила Моргана, склоняясь к его лицу. – Какая жалость. Какой ты глупый, Мерлин. Как тебя легко провести. Не понимаю, как тебе удавалось столько времени дурачить всех.       – Я... рад, что ты жива, – слова давались с трудом. – Я думал…       – О, Мерлин, ради всего святого, лучше бы ты поменьше думал! – раздраженно сказала Моргана, наклоняясь и целуя его так буднично, будто они занимались этим лет десять.       Но лишь поначалу. Почти сразу Моргана увеличила напор, целуя яростно, будто отыгрываясь за прошедшие годы. Мерлин вначале растерялся, не ожидая ничего подобного, но вскоре принялся отвечать. Расстегнутый доспех на Моргане свисал, открывая прикрытую лишь тонкой рубахой вовсе не висячую грудь.       Дыхание прерывалось, живот и грудная клетка ныли от ударов, но Мерлин потянул Моргану на себя, кладя руки на тонкую ткань рубахи на спине.       Пряди из растрепанной косы упали на лицо, обдав каменной крошкой и тонким цветочным ароматом. Одной рукой Моргана хваталась за его шейный платок, другой – за воротник куртки, и целовала с непрекращающейся яростью. Мерлин пропустил момент, как она оказалась на нем верхом, раскинув ноги по обе стороны от его бедер. Руки Мерлина сами собой скользнули под рубаху – на гладкую кожу, гибкую спину. Моргана, развязав мешавший платок, положила ладонь на его шею, скользнула на плечо, натягивая некрепкую шнуровку рубахи.       Тонкие, прохладные пальцы. Горячая гладкая кожа. Жадные губы, истерзавшие его собственные – не то чтобы очень умело, но с откровенной страстью. Недвусмысленность их позы не оставила бы равнодушным и святого, а Мерлин таковым себя не считал. Инстинктивно он двинул бедрами, стремясь вжаться теснее, ближе. Одежда резко показалась лишней.       Моргана не могла не почувствовать его реакцию. Отстранилась, разорвав наконец поцелуй – раскрасневшаяся пуще прежнего, с блестящими от их слюны распухшими губами… Он потянулся вновь – бережно опустить ее на спину, оказаться сверху – уже без участия разума.       Талия вывернулась из ладоней, обожгла напоследок тревожащим изгибом. Моргана резво поднялась, скрестила руки на груди.       – Довольно, – сказала хрипло. – Это минутная слабость… Я не собираюсь развивать ее. Да, мне нравился слуга моего брата, – она скривила всё еще припухшие губы, от которых Мерлин не мог отвести взгляд. Не особо, в общем-то, и пытался. – Когда-то мне и сам братик нравился… пока у него не появился слуга с такими чистыми синими глазами, что утонуть можно было. Я не знала, что мужчина может быть… не таким, как рыцари – без меча, без доспехов… Но он был единственным, кто не боялся защитить обреченного ребенка, кто помогал мне, моей служанке – не требуя ничего взамен… Но он был всего лишь слугой, а я – королевской воспитанницей! – яростно вскричала Моргана, сжимая кулаки. – Он был моим другом, и одно это я считала подарком судьбы. А потом он отравил меня, разбив доверие, разбив веру в то, что он сильнее и лучше всего этого пафосного сброда, и я возненавидела его. Я стала жрицей Старой Религии, я прошла огонь и сталь, я вытравила твои синие глаза из памяти! Я оставила тебя умирать, в конце концов! А сейчас выясняется, что ты чертов маг, величайший в своем роде!.. Я ненавижу тебя, Мерлин, ненавижу!       Синие глаза, значит. Вот оно что.       Значит, ему не мерещились взгляды Морганы, которые можно было расценить как благосклонно-дружеские, а можно было… Мерлин не проверял – помнил о пропасти, разделявшей их, и не хотел терять подругу, если всё же ошибался. Моргана была дьявольски красива, но это не было главным. Если бы вдруг ее лицо опалило пламя, для него ничего не изменилось бы.       – Моргана, мы оба наворотили дел. Но мы можем всё исправить. Если ты пожелаешь, я… буду заботиться о тебе больше, чем о подруге.       – Нет никаких «нас», идиот, и не будет! – Моргана топнула ногой от злости. – Я не собираюсь обзаводиться детьми!..       И покраснела, будто только сейчас поняла, как это прозвучало.       – Я могу сделать так, чтобы их не было, – тихо сказал Мерлин, чувствуя, что его уши тоже горят на манер камелотских знамен. – Ну знаешь, есть заклинания…       Ответом стал ощутимый магический толчок в многострадальную грудь. Мерлин только головой покачал. Поднялся на ноги, кое-как затянул шнуровку на рубахе. И внезапно ухмыльнулся:       – Так вот почему ты ударила меня только в живот!..       Глаза Морганы вновь блеснули яростным золотом, но заклинание перебил грохот у входа. Кто-то разгребал наваленные камни с упорством, достойным более полезного занятия, и ругался при этом. Очень знакомым голосом ругался.       Артур появился в освободившемся проеме – покрытый с ног до головы каменной крошкой, с рассеченной губой, закопченным и помятым слева – сердце пропустило удар – доспехом. Но голос его утренней трубой разнесся под сводами и без того растревоженного склепа:       – Мерлин? Моргана?.. Что, черт побери, вообще тут происходит?