ʀᴏᴏᴍ ꜰᴏʀ ᴛᴡᴏ

День ушел спокойно, затонув в оттенках иссиня-черных теней. На смену ему в свои владения ступает госпожа Ночь, несёт за собой ворох загадок и коварства. Взмахнет рукавом правым над землей — рассыпает звезды, взмахнет рукавом левым — сыпятся ночным искрам вслед ночные часов раздумий и терзаний. Кого-то на трещины рассыпает и ломает на куски от грустных воспоминаний, и подушка, молчаливый друг, заберет соль человеческих слез себе в который раз. Ночь пусть мудра, но лукава в своем существовании. Мягко подобьет на безрассудные поступки, а про последствия умолчит. Сообщения в потоке своем электронном ночью реже, но в них больше искренности: горяче-игривые и полные флирта, отчаянные в крике признания, смущенные с фразами о тоске. Каждое находит своего адресата. Цепкими пальцами ночь вытащит из подкорок сознания неприличное, сокровенное, толкнет испробовать, осмелеть. Первые поцелуи, долгожданная близость, решимость для расставания. Госпожа шалит и баламутит, играет с людьми, на тонких нитях кукловодом искусным помыкает. Или же ночь всего лишь предлог для раскрытия того тайного, что внутри? То не так важно, как та самая единственная истина — наутро щеки сковывает стыд и настигает раскаяние за поступки.  Ты не становишься исключением, соглашаясь на игру. О последствиях не задумываешься, поддаваясь искушению и голодному любопытству. И сейчас, в спасительной полутьме вашей комнаты на двоих, ты внезапно доверительно киваешь Мие. Щелчок блокировки телефона глохнет поспешно под толщей подушки — отвлеклась резко, перекатилась на живот, ближе к краю кровати. Щекой подпираешь подушку и смотришь выжидающе, незаметно утопая в чужих глазах.    Янтарные в оттенке своём, они завораживающе глубокие в сумеречных тенях. Скользишь по кругу ободка радужки взглядом. Нет, не янтарь. Глаза у Атсуму Мии самое настоящее жидкое золото. Сейчас цвет плавно перетекает в темные оттенки, совсем как два глубоких озера, что искрятся внутренним магическим светом. Мия тебе одними глазами улыбается, напоминая не вовремя большого ленивого кота в доме твоей бабушки. Любимец мамы — сколько бы шалостей не творил, сколько бы вещей не переломал, он всегда получал прощение и был неприкасаем. Протекция главного авторитета семьи тебе не шутка, а прочный барьер от кары правосудия.  ~~~~ Глаза — зеркало души, а ты в отражении своём тонешь. И тут же краснеешь густо — кажется, зрительный контакт тет-а-тет затянулся. Слишком уж неприлично прямо и долго вы цеплялись взглядами в негласном поединке. Резко уводишь взор в сторону, ровняя внезапно начинающее учащаться дыхание.    — Что за игра?    Тебе звучно улыбаются через выдох. Моргнув мягко и приняв твой побег взгляда за поражение, юноша тоже отводит глаза. Люстра ему жуть как интересна, никогда таких не видел.   — «Вопрос и ответ».  — Я думала, что это называется «беседа» — беззлобно и с ленцой в голосе выдаешь, ведя пальцем по шву на наволочке. И ведь действительно — есть ли смысл в лукавстве мудреном, если простое приглашение на разговор выдает себя с потрохами? Только вот предлога хорошего у Атсуму не было, а начинать диалог с тривиального вопроса «Как день прошел?» он посчитал скучным.    — Ну так вопросы могут быть разными! Даже каверзными. Очередность не нарушаем, ладно? Ответ должен быть максимально полным и честным. — подминая край одеяла, он переворачивается на бок, лицом к тебе. Между кроватью и раскладушкой — пропасть в какие-то короткие сантиметров сорок. Можно вытянуть руку вперед и коснуться кончиками пальцев чужого плеча. А если руку вытянут в ответ, то можно переплести пальцы. Но эту мысль ты отвергаешь, потому она хитрой птичкой послушно летит в голову волейболисту.  И всё равно ведь ты близко. На раскладушку переместился вроде, освободил пространство, но всё так же рядом с тобой. Пусть тепло чужого тела сегодня не прочувствует в сонном касании, но остальное Тсуму ещё помнит.  События дня ещё не успели отодвинуть в дальний ящик воспоминания о твоем запахе шампуня, шелке прядей волос, что ты упорно пихала ему в лицо, а он покорно молчал в ответ на такое мягкое насилие. Он слышал твое замедленное дыхание, успел заметить сонное трепетание ресниц. Коробка памяти полнится мыслями о том, как было уютно ему, сонному, прижаться со спины в дурацком и осторожном прикосновении. Лишь бы не приобнять, лишь бы случайно руки не распустить, иначе ведь не так поймешь.    Каким бы скандальным его не выставляли, Атсуму не выходит за грани дозволенного. Атсуму с тобой уютно.    Чего нельзя было сказать о тебе. Ты недоверчивый ёж, что норовит пронзить колючками. Ты, конечно, запомнишь Атсуму, этого парня с хитринкой в золотых глазах. Даже впишешь его имя в своём дневнике, выведешь буквы смущенно, прежде чем спрятать дневник где-то в потайном месте. Рано или поздно имя это просохнет чернилами на листах твоей жизни, затеряется, но пока что он здесь, зыркает лениво на тебя, тараторит какие-то свои дурацкие правила.      — Так вот. Если появится вопрос к предыдущему ответу, придется ждать следующего круга. Вопросом на вопрос отвечать нельзя. — слова журчат как заученные, а ведь Атсуму и не думал никогда о такой игре. Существует ли она вообще на деле? Понятия не имел. Да, что-то новое создается изо дня в день, но Мия себя не считает сейчас первооткрывателем. Он, скорее, изобретает велосипед, но исключительно для вас двоих. Правила выдумываются так же на лету —  Атсуму одолела скука, змеиным хватом за горло хватает, перекрывая кислород. А ещё он помнит твой внезапный боевой выпад под солнцепеком. Он тогда был искренне удивлен, теперь спешит докопаться до правды — ты была серьезна в своих заявлениях или этот фарс просто солнечный удар в девичью голову? Как бы то ни было, ты вслушиваешься в правила, уступаешь начальный ход, чтобы понять смысл игры.      — Что бы ты хотела, чтобы я у тебя спросил?    Первым же вопросом он отправляет тебя в нокаут. Ты выразительно-вопросительно смотришь на Атсуму, изогнув стервозно бровь. Пожевываешь нижнюю губу, пока собираешься с мыслями. Вот же засранец, это же надо такое придумать и всю ответственность первого вопроса скинуть на тебя. Ищешь лазейки в коротких правилах. Хочется захлопнуть Атсуму в его же ловушку, пока он не закрыл в ней тебя.    — Ты же сказал, что нельзя вопросом на вопрос? — Ну так это не вопрос-вопрос, а вопрос-ответ будет же.  — Но я так не хочу, это будет нарушение правил.  — Могла бы ответить и не вопросом. Неужели так трудно? Я, вообще, заметил, что ты на уступки не любишь идти, да? – Атсуму посмеивается, а ты закатываешь глаза.    «Правила существуют, чтобы их нарушать». Оригинальная фраза Цицерона как юридический казус, примененный в защиту человека две тысячи лет назад. Вы навряд ли знаете об этом, но все правила, вознесенные стеной в начале игры, нарушены двумя сторонами охотно.    Сначала перебрасываетесь какими-то шутливыми обвинениями, потом идет перекрестный обстрел фразами, а потом…    Потом ты сама не замечаешь, как всё это шутливое, совсем несерьезное перетекает в долгий разговор. В каких обстоятельствах ты бы еще узнала, что в детстве Атсуму чуть не умер от страшной аллергии на одно лекарство? А когда бы ему рассказала, что не переносишь орехи? Узнала бы ли ты вообще, что он любит звуки морского прибоя, что драки с Осаму бывают вполне серьезными, что  Атсуму волейбол так сильно любит, аж плакал, когда из-за травмы отстранили на время…  Приятные мелочи и детали, тонкие факты, что складываются в узор ковра, такого таинственного и яркого. Полотно личности плетется из нитей, а волокна абсолютно разных: тонкие, плотные, крепкие, цветные и тусклые, где-то истлевшие и державшиеся на последнем издыхании.      — Кстати, если про игры, то я в гляделки лучше всех играю. В классе всех победила. — задумчиво и невпопад выдаёшь ты после какого-то рассказа про его волейбольный матч.    Мия беззлобно фыркает в ответ.    — Я навряд ли тебе уступлю. Я связующий, могу на мяч неотрывно смотреть.  — А я фотограф, и в ожидании подходящего кадра могу застыть не хуже твоего.  — Ууу, слушай, ты меня на понт берешь, что ли? Пхах, ну-ка иди сюда — парень весело скатывается с раскладушки. Щелкает выключателем лампы, пробуждая в ней свет. Теплый и тускловатый, он слаб, почти не рассыпается под абажуром, только светлячком мерцает. Мие секунды достаточно, чтобы с грацией кота на подоконнике устроиться. Еще и похлопывает приглашающе по свободному месту рядом, мол, смотри, занял для тебя. И ты послушно идёшь, не упрямишься. Второй раз за одну только ночь поддаешься ему. Тебя явно погубит любопытство, что движет тобой.   — Начинаем?  — Начинаем.    Секунды тянутся как вечность, а вы упрямые борцы. Ваши тени скрываются под лампой и под эти углом между ними нет просвета. Целуются, непослушные, без вас, а вам и невдомек. Еще какие-то минуты, и электрический ток течёт уже не только в проводах, а искрит между вами. В этих четырех стенах есть еще одна — ваша личная. Мысленно пожав друг другу ладони, вы, не сговариваясь, кирпичик за кирпичиком выбиваете из неё, разрушаете ряд за рядом кладки, прокладывая между вами электричество.   Тебе уже не привыкать смотреть Атсуму в глаза. Ты первая подмечаешь, что его взгляд отклонился по курсу и почти ощутимо скользит по твоему лицу. Пробежался теплом по щеке, по мягкому изгибу верхней губы, скользнул к линии челюсти. Ладони вспотели моментально от осознания — Мия всё же загнал тебя в свою ловушку, и его слова пророческие о влюбленности могут оказаться правдой.    «Не влюбляться. Не влюбляться».    Слова как молитву прокручиваешь в голове. Нет, только не ты, пусть он первый, пусть он проиграет, а ты окажешься в выигрыше! Карфаген должен быть разрушен!   Но всё бесполезно в тот миг, когда выражение лица парня меняется. Как проморгала, ты, чемпион по гляделкам, что чужое дыхание уже щекочет твою щеку?  И, пока тебя изнутри кипятком ошпаривает паника, Мия сам путается в желаниях и ведет с собой борьбу. Тяжело сглатывая, изучает припухлость твоих манящих губ.  Хочется поцеловать. Желание мимолетно и, если ему поддаться, разве не будет последствий? Как и в игре — неудачная подача может привести к поражению, когда как удачная — к заветному поинту на мерцающем табло. Но почему-то с тобой ему так сложно, и не понять, можно ли поддаться искушению.  Ты же совсем какая-то не понятная ему. Не юлишь, не флиртуешь, игриво не смотришь. Жеманства нет в тебе и кокетства, даже намека сейчас не проронишь, что он идет по верно намеченному пути.    — Я проиграл. — оглушительным шепотом наконец выдает свой вердикт Мия. Уже обжигает дыхание твои губы, предательски сокращается расстояние между вами. Склоняется, а ты, трепеща ресницами, наконец прикрываешь глаза. Сдаёшься, поддаешься, потому вопрос вполне резонный – а это точно Атсуму проиграл?    Ритмы хип-хопа рубят будто топором всю атмосферу и один сантиметр между вашими губами резко становится десятком. Рингтон телефона Атсуму как сигнал к позорному отступлению. Мия, возможно, уже по твоей улыбке догадался, что ты прокляла этот неловкий момент, а ведь он уже второй такой на вас двоих. А там, где прослеживается некая закономерность, там есть и причины, следствия, что приведут и к следующим повторам. Два часа ночи, а у Атсуму проснулась совесть. Имя ей — Осаму Мия.  И ещё никогда в своей жизни Тсуму не горел таким желанием оторвать кому-то голову.