ʀᴏᴏᴍ ꜰᴏʀ ᴛᴡᴏ

Влажный ветер с моря похож на дыхание спящего дракона — его дуновение едко обжигает щеки, загар вуалью гари вонзается в кожу и кажется, что нет конца этой испепеляющей жаре. Ртуть в термометре всё выше и выше, надежда на прохладу всё ниже. Солнце в зените — тихий убийца. Деловитым тоном гудят кондиционеры, вентиляторы в кабинетах работают изо всех сил, ворошат тихо листы бумаги и приподнимают плакаты на стенах. Жизнь замедлилась и застыла. Не желая поплыть рассудком, все здравомыслящие прячутся в спасительной тени. Так сладок и душист аромат цветущей травы и цветов. Жужжание разноцветных жуков, стрекот цикад и кузнечиков сливается в уютную мелодию лета. Тебе нравилось складывать все эти детали в одну большую общую картину лета. Ты одна из немногих, кто сунулся под палящие лучи солнца. Но жаре сложно достать тебя под тенью раскидистого дерева. Упрямая, утирая пот со лба, ты воображаешь себя корреспондентом с места важных событий и щелкаешь затвором камеры. Для кого-то это всё обычные цветы и мирно жующие травинки гусеницы, но яркие краски и тонкие детали этого мира для тебя имели иное значение. Ещё в детстве ты лежала на траве и запечатлевала облака в движении, щелкая импровизированным фотоаппаратом из сложенных в кривой прямоугольник пальцев. Тени серой дымкой ложились под стеблями цветов, искрились брызги воды в реке, плавился янтарь солнечных лучей на оконной раме — ты порой искренне недоумевала, почему не все подмечают эти мелкие детали жизни и не находят в них такой же восторг как и ты. Тени, подтоны, яркость, резкость, световой поток, точка фокуса, фотографическая оптика — ты росла и с тобой вместе росло твоё желание запечатлеть мир с новых ракурсов. Страсть показать мир иначе подкреплялась уже не одним энтузиазмом, а скрупулезно собранными знаниями. И фотоаппаратом — подарком родителей на твой день рождения. Кто ты, где ты — всё не имеет значения, когда руки сливаются с корпусом камеры. Вот кора дерева, что проросла тонким полотном бархатного мха — как красивы и изящны изумрудные переплетения, нужно непременно перехватить перелив тонов. В собственном азарте, потерявшись во времени и пространстве, ты делаешь шаг назад, чтобы оценить ещё один кадр на экране камеры. Чего-то будто не хватает… — Голову припечёт ведь, — наигранная нежность в мурчащем голосе застает врасплох и ты медленно оборачиваешься. Ого, Атсуму Мия собственной персоной! Очередной безумец, что сунулся под палящий зной. Откровенно говоря, ты и забыла о его существовании, о ночном соседстве, утреннем обмене взглядами и о своем раздражении. Но твоя девичья обида проснулась, коварно всколыхнула настроения и на внезапное появление Атсуму вынуждает применить оборону. Досада царапает нутро. Ты знала, что близнец Мия ходячий мягкий скандал. В нём нет суровой колкости и излишней стали, но порой гибкие силки держат крепче и душат сильнее железа. Умиротворение в его глазах в сочетании с тонкой улыбкой — таким выглядел бы лис в человеческом обличии. Атсуму умел быть юрким, умел быть всюду, где ему хотелось быть и успевать всё, что он хотел бы сделать. И даже природная лень придавала некого шарма и грации, никоим образом не портя его целостный образ. И черты его лица… Линия челюсти такая замечательная. Хочется провести по ней пальцем и попытаться не порезаться взглядом. Вот бы запечатлеть… Навязчивые мысли кажутся внезапно неприличными и осознание этого отзывается внутренней оплеухой самой себе. Вот ещё, фотографировать Атсуму. Что за бред выдумала? Смущаясь собственных желаний, разгоняешь тучи раздумий и поспешно выпрямляешься, намечая глазами себе следующий кадр. — Солнце мне не загораживай, пожалуйста. Мне для снимка свет нужен. — Ох, пардон. Как я посмел. Мия скользит шагом чуть дальше от тебя, обдает холодным запахом свежести. Светлые волосы влажные, с них ещё стекают капли воды; прилипшая к крепкому телу футболка, запах мятного шампуня — всё чёткое свидетельство того, что волейболист недавно вынырнул из душа. В поганую жару он как оазис со своей бодростью тела. Хочется сосредоточиться целиком и полностью на том кусте с широкими листьями, но ловишь себя на том, что косишься на волейболиста. Он явно отвлекает тебя. Или это ты отвлекаешься на него? Признаться себе в этом неловко, но тебя честно выбивает из колеи присутствие Мии. Голова от жары и без того чугунная, так ещё и глупости лезут и жужжат как назойливая осенняя муха. Попытка собраться номер три. Снимки внезапно вышли вкривь и вкось, совсем не отвечают задумке. И чертыхаешься мысленно, утыкаешься в цифровой экранчик с показным рвением. Листаешь лихорадочно те кадры, что до прихода Мии успела изучить дотошно вплоть до каждого пикселя. Лишь бы не поднимать голову. Лишь бы не встретиться с ним взглядами. А Мия следит. Следит за последовательностью твоих действий, за невозмутимостью твоего лица и движениями пальцев. И взгляды твои он ловит — они холодны и смотришь ты бесчувственно, совсем как объектив твоей же фотокамеры. От острого взора связующего навряд ли что-то можно скрыть. Например то, что солнце уже успело поцеловать тебя — золотистые веснушки на носу такие милые. И линия губ у тебя сомкнута в замок, прямой знак того, что ты к разговору не сильно стремишься. А о чем можно говорить с той, с кем он до вчерашнего дня и парой слов не перекидывался? Как так получилось, что именно ты его соседка? Почему именно он, а не кто-то другой? Ответов нет, но снова есть напряженное молчание между вами и Мия неожиданно бесится изнутри, желая перебороть эту плотную завесу неловкости. Так и хочется ему протянуть ладонь и в одном жестком хвате откинуть в сторону это безликое и глупое молчание. Разве есть смысл тратить время на смущение и прочую ерунду, когда можно выйти в обычный диалог? Кадык Мии нервно дергается от внезапного мягкого осознания — этот барьер не двухсторонний. Его между вами возводишь ты, и стена эта не совсем крепкая и высокая, в ширину она тоже не страшна. Можно обойти, можно подпрыгнуть. Или же пойти напролом, как в лучших традициях близнецов Мия? Впрочем, надо ли ему это? Какая-то малознакомая девчонка и её тараканы в голове. Но уж больно интересно, с чего это она вдруг… — У администратора был, — он срывает травинку и крутит её в пальцах, неожиданно прочитав твоё желание не встречаться взглядами. Ты явно не открытая книга, но сигналы Атсуму ловит отлично: навыки связующего в чтении чужих движений внезапно пригодились и вне площадки. Сосредоточенно изучает тонкий стебелек и сплетение колосьев, давая переварить его слова. Заинтриговать сумел проблеском надежды, добился встречи взглядами. — Сказали, что есть свободная комната. Но я отказался, и она уже не свободна. — Атсуму надкусывает травинку, всасывая горький сок, что вяжет на языке. Твоя короткая радость сдувается, как шарик. Даже эмоции на лице не успели сменить друг друга, только смотришь теперь исподлобья, мнешь ремешок фотоаппарата. Он что, шутит так? — Почему ты отказался? — Корпус слишком далеко. Неуютно жить вдали ото всех. Я такой социальный ведь… — А я?! Мог бы мне сказать, что комната есть свободная! — Действительно… А я ведь подумал, что тебе моя компания нравится. Вот и за тебя отказался. Как же так… Ты аж опешила. У Атсуму в глазах бесенята танцуют победный танец, дразнятся, и улыбка его расслабленная выглядит так раздражающе, что хочется внезапно…накричать? — Восхитительная самоуверенность, Мия. Поражаюсь, — сдержанность твоя природная мешает проявить гнев во всей своей мере, лишь слова отчетливо чеканишь и очень надеешься, что твоего взгляда достаточно, чтобы испепелить этого самоуверенного засранца. Оставить горстку пепла, а потом выкинуть!!! Пустить по ветру!!! Только вот тихо вскипающая твоя злость ему почему-то нравится. — Спасибо-спасибо. Я польщен. И, вообще, что в этом такого, ну? Ты не переживай, мы хорошо сработаемся, — Мия закусил губу, скользя по тебе насмешливым взглядом. Забавляет девичья реакция. Видел ведь, как вспыхнули гневом глаза, но недооценил стойкость твоего характера. Зря только ждал взбучки, не зная, что ты ещё не воспылала той неприязнью, которая его бы оттолкнула. — Я и раскладушку себе выпросил, — двух мягких шагов по траве связующему достаточно, чтобы оказаться непростительно ближе. Крепкая рука скользит тебе за спину, тянет в дружеском объятии за плечо к себе и ты жмешься насильно к чужому боку. Будто вы такие «друзья-друзья», а не незнакомцы, вынужденные терпеть компанию друг друга. Полушепот его такой доверительно-коварный, миролюбивый. С непривычки даже ноги подкосились в коленках, выдавая изумление. Есть некая магия в голосе Атсуму: бархатный, обволакивающий, он отдается странной вибрацией в ухнувшем вниз желудке. Ты не соглашалась на такие условия. Терпеть близость Атсуму ещё и днем — непозволительная наглость. Только вот даже если смотришь на него как колючка, успеваешь взглядом уцепиться за его глаза. Полуприкрытые сонные веки прячут под собой золото, и солнце, пробираясь на дно глаз, плавит роскошный металл. Вот бы запечатлеть… Вот бы сделать всего лишь один снимок… — Чего так смотришь? Влюбилась уже? — вкрадчивый вопрос выводит тебя из ступора и из себя. Ответить ему грубо? Ни в коем случае. Дьявол на твоем плече шепчет использовать против него его же оружие. Мгновение одно — и во взгляде твоем разливается игривое тепло, а арктическая стужа голоса становится мартовской оттепелью. — Мия-Мия… Ты смотри первым не влюбись, а то ведь проблем не оберешься. — кроткость и коварство путаются в уголках твоих губ и трепещут на кончиках ресниц. Атсуму восхищен. Атсуму заинтригован. Наконец-то достойный соперник. Нежно поглаживая твоё плечо, он чуть приблизил к тебе лицо, всматриваясь в смелые глаза. — Знаешь… Если это угроза, то я только рад. Меня такое очень заводит. Ты мнешься внезапно, полыхая смущением и гневом одновременно, он же только беспечно освобождает тебя из своего захвата. Сует руки в карманы и отходит неспешным шагом, успевая одарить лисьей ухмылкой напоследок. — Еще увидимся. Связующий Инаридзаки снова уходит, нагло выбивая из твоей груди воздух, землю из-под ног и первый кирпичик из стены между вами. Атсуму Мия переиграл и уничтожил, ведь он чертовски хорош не только в волейболе.