Мера беспорядка

      Рюноске с полным равнодушием смотрел в свои записи по линейной алгебре, занимая малую часть скамейки на втором этаже. Чуя увидел его издалека и тут же немного напрягся, выбирая, с каких слов лучше начать разговор, чтобы они не разругались ещё сильнее. История Дазая помогла Накахаре разглядеть эту болезненную ситуацию гораздо глубже, и он искренне сочувствовал другу, хотя по-прежнему раздражался на его чрезмерно острую реакцию. Не придумав, какие слова выбрать для этого диалога, Чуя молча сел на ту же скамейку и уставился перед собой. Рюноске не дёрнулся ни на миллиметр, что Накахара счёл хорошим знаком: по крайней мере, друг остался на месте, а не поспешил покинуть его общество.       — Дазай рассказал мне всё в деталях, — подал голос Чуя. — Это был поступок настоящего кретина. Он не имел права говорить с тобой так.       — Я так и слышу в этой твоей фразе сраное «но», — холодно ответил Акутагава, не отрываясь от записей. — Мне даже интересно, как ты оправдаешь своего милого бойфренда, который заставил меня пережить боль и позор, каких я не знал в жизни прежде.       — Рю… — попытался вмешаться Чуя.       — Ты хоть понимаешь, как мне хотелось доказать ему, что он ошибается? Как хотелось показать, что я достоин его внимания? — он посмотрел на друга. — Я бегал за ним, как жалкий идиот, надеясь получить хоть что-то в ответ, — он облизнул губы. — И даже здесь, уже в универе… кажется, я исцелился только благодаря Ацуши.       — Он так жестоко отверг тебя, потому что сам тонул в ненависти к себе, — спокойно отозвался Накахара. — Рю. Ты достоин внимания, достоин любви и уважения. Поверь, Дазай уже давно признал тебя, — Чуя незаметно придвинулся ближе. — Как и я. И Ацуши.       — Я говорю всё это потому, что не хочу вытаскивать тебя из того состояния, которое остаётся после Дазая, — он нахмурился. — Я прекрасно понимаю, как от него может сносить крышу. Каким обаятельным он бывает, как он красиво говорит, но…       — Он влюблён в меня, Рю, — ответил Накахара.       — И ты уверен, что он не лжёт? — скептично уточнил Акутагава.       — Он испытывает это всерьёз. И впервые, — добавил Чуя, вспомнив, что Дазай дал разрешение откровенничать. — И, кажется, себя он стал ненавидеть гораздо меньше. Скажи честно, ты ведь сам заметил изменения в нём?       — Ацуши заметил, — отстранённо произнёс Акутагава. — Чуя, слушай. Моё мнение о Дазае вряд ли поменяется, я не доверяю ему и не собираюсь начинать. Но я верю тебе. Я знаю, что ты не любишь пустую болтовню и не терпишь пиздежа. И наша дружба для меня важнее моей неприязни к Дазаю.       — Звучит не идеально, но… хотя бы похоже на что-то, с чем можно работать, — усмехнулся Накахара. — Тогда мир?       — Мир, — всё так же безэмоционально ответил Рюноске. — О, нет, ты же не собираешься делать это?       — Собираюсь, — довольно улыбнувшись, Чуя обхватил друга двумя руками и почти уронил на себя под чужие звуки недовольства.       Линейная алгебра прошла намного лучше предыдущих пар. Сидящий по соседству Рюноске внушал спокойствие и погружал в привычную обстановку, но сильнее настроение Чуи поднялось, когда в кармане своего пиджака он нащупал небольшую бумажку. Решив, что это мусор, он чуть её не выкинул, остановившись в последнюю секунду из-за латинских букв, спрятанных внутри. Развернув записку, он прочитал про себя надпись на французском: «Passes une bonne journée, petit». В почерке Дазая сомневаться не пришлось, но то, как незаметно этот длинный придурок подбросил своё послание, даже немного пугало. Конечно, он сделал это за время их коротких объятий, только Накахара не почувствовал ничего подозрительного. Усмехнувшись своим мыслям, он убрал записку обратно в карман. Акутагава даже не обратил на это внимания — его больше увлекало решение очередного уравнения.       После пар Чуя договорился с Рюноске о встрече в ближайшие выходные. Невзирая на желание проводить как можно больше времени с Дазаем, Чуя успел соскучиться по уютным вечерам со своим другом. Спокойные беседы, пьянки на двоих, карточные игры и традиционные просмотры фильмов — всё это было ему необходимо, как и закономерный отдых от слишком ярких эмоций. Симпатия к Осаму расправляла крылья каждый раз, когда тот оказывался рядом; она смешивалась с откровенным сексуальным желанием и растекалась по всему телу, не позволяя мыслям выстраиваться в ровные ряды. Чуе хотелось быть искренним с Дазаем, а для этого было бы полезно иметь возможность анализировать себя.       Перед встречей с Мори Накахара повторял «Ящик Пандоры». Стихотворение теперь воспринималось гораздо более личным; Чуя волновался перед предстоящим прочтением — хотелось произвести неизгладимое впечатление на Дазая и доказать Огаю, что вся его неуверенность осталась позади. На третьем этаже стоял привычный гул студенческих голосов, из-за которого Накахара поспешил дёрнуть ручку двери кабинета 313. Не ожидая успеха, он незаметно выдохнул, когда она поддалась. Наверное, профессор Мори закрылся в классе, устав от постороннего шума.       Однако, открыв дверь, Чуя обнаружил в кабинете Дазая. Как и целую вечность назад, он покачивался на стуле, погружённый в свои мысли. Чуя вспомнил, как впервые увидел эту картину, как обыкновенный кабинет химии в тот же момент стал чужим и враждебным, как ему хотелось поскорее покинуть команду, которую навязал ему Каджи. Когда-то они с Дазаем могли легко свернуть шкафчик с колбами, теперь же при взгляде на напарника Чуе хотелось улыбаться. Осаму слушал музыку в наушниках, вальяжно устроившись за партой, а стул под ним героически выдерживал каждое раскачивание. Ощутив чьё-то присутствие, Дазай открыл глаза и уставился на Накахарау — настороженность на его лице почти незаметно сменилась облегчением.       — Жаль, что пришлось нарушить твою идиллию, — хмыкнул Чуя, усаживаясь рядом.       — Лучше ты, чем Мори, — усмехнулся Дазай, вытаскивая наушники.       — Кстати говоря, где он? — спросил Накахара, достав блокнот.       — Угадай, — зевнул Осаму. — Наверняка прямо сейчас выбирает чай, — пояснил он, не дожидаясь чужого ответа.       — Что-то я волнуюсь, — признался Чуя.       — О чём? — поинтересовался Дазай, заглядывая ему в глаза.       — Мори всегда такой, как будто видит людей насквозь. Почему-то я нервничаю, что он догадается, что мы с тобой, ну… вместе, — взяв карандаш, он начал покручивать его в руках.       — Да пофиг, — отмахнулся Осаму. — Ты прав, он скорее всего заметит что-то. Ну и что? Думаешь, распустит слухи? — он весело хохотнул, качнувшись снова.       — Да нет… не знаю, — нахмурившись, Чуя почувствовал, как на его беспокойные пальцы ложится ладонь.       — Он не из болтливых. К тому же, можешь мне поверить, его в последнюю очередь волнуют отношения между студентами. От нас ему нужен конкурс, — Дазай успокаивал его размеренным мягким голосом. — Или ты что, стесняешься меня?       — Нет, конечно. Придурок, — Чуя закатил глаза. — Это просто как-то неловко. Хуй знает. Ладно, закрыли тему.       — Чу-у-я, — пользуясь незначительным расстоянием между ними, Осаму схватил его в объятия. — А ещё меня спрашивал, боюсь ли я сплетен!       — Я ничего не боюсь, — буркнул он, обнимая напарника в ответ. — Просто не любитель на людях демонстрировать всякое.       — Как жаль! — картинно возмутился Дазай. — Но это я знаю. Ни разу не видел, чтобы ты даже за руку кого-то держал.       — Держал, — возразил Чуя. — А по пьяни и поцеловать мог. Потом становилось неловко.       — Какая прелесть, — по хитрому тону было не понятно, сарказм это или нет. — Что ж, постараюсь держать руки при себе… ради моего стеснительного Чуи.       — Да пошёл ты, — рассмеялся Накахара, продолжая обнимать его в пустом кабинете. — Кстати, я нашёл твою записку.       — Надеюсь, она подняла тебе настроение, — пробормотал Осаму и с подозрением глянул на дверь. Через секунду послышался шорох, из-за которого напарники поспешили отстраниться друг от друга.       — Да, это было мило, — вполголоса ответил Чуя. — И мы с Рюноске помирились, — добавив, он повернул голову к открывшейся двери. — Профессор.       — Это хорошая новость, — шепнул Осаму и поднял глаза следом. — Доктор Мори, — он кивнул.       — Ещё раз добрый день, молодые люди, — Огай поставил на свой стол стаканчик с горячим чаем, а после внимательно скользнул глазами по присутствующим. — Готовы начинать?       Читать стихи в изменившихся условиях стало труднее. Нарастало ощущение, что пара этих внимательных глаз видит все внутренности Чуи, все мысли и переживания. Дазаю подобное пристрастие позволялось, хоть и вызывало дополнительно волнение, а профессор Мори наблюдал за ним, словно древний сфинкс, которому известны ответы на любые загадки. Чуя декламировал «Ящик Пандоры», вцепившись в свой любимый блокнот. Тягучий, неторопливый и нежный французский язык делал взбившиеся мысли одной сплошной рекой, которая текла, куда ей вздумается. Накахара поглядывал на Осаму, скулы которого немного подрумянились; сосредоточиться на партнёре полностью не позволял третий человек — в противном случае Чуя читал бы так, чтобы каждое слово попадало именно в Дазая.       — Прекрасное прочтение, — довольно произнёс Огай, сцепив руки за спиной в замок. — Эмоциональное, красивое.       — Спасибо, профессор, — улыбнулся Накахара.       — Всё же Дазай-кун был прав, — отстранённо добавил профессор. — У тебя превосходно получилось бы читать стихи о любви.       — Конечно, у меня же поэтическое чутьё, — горделиво подметил Осаму. — Я никогда не ошибаюсь.       — Пожалуй, не буду напоминать тебе, что ты сказал, когда узнал, кто будет с тобой в паре, — кашлянув в кулак, Огай метнул в юношу металлический взгляд.       — Чуя, я рад, что мои стихи будешь читать именно ты, — нахально заявил Дазай, игнорируя преподавателя. Чуе захотелось провалиться под землю.       До злосчастного конкурса оставался месяц. Огай предложил прогонять стихотворение раз в неделю, а на последней собираться чаще, чтобы обсудить важные детали. Чуя волновался: невзирая на то, что в его жизни произошло столько событий, он всё ещё хотел победить. Или, по крайней мере, увидеть мадам Корсо в живую. Дазай выглядел беспечным, слушая предложения профессора, но Накахара, успевший неплохо узнать его, в эту безмятежность не верил. Осаму тоже хотел победить; как любому творческому человеку, ему хотелось признания и более широкой известности. Дазай явно был не из тех, кто станет довольствоваться одним сборником и не попытается пойти дальше. Профессор Мори тоже едва ли был так спокоен, каким пытался показаться — на кону были большой денежный выигрыш и очередное обеление репутации врача с мрачным прошлым.       — Покурим? — спросил Чуя, когда они вышли из кабинета.       — Если угостишь, — Дазай улыбнулся, пожав плечами.       — И не только сигаретами. Свидание, помнишь? — добавил он многозначительно, спускаясь на первый этаж.       — Я не забывал, — отозвался Дазай, следуя за ним. — Сказать по-правде, Чуя, я в ужасе.       — Думаешь, поведу тебя в роскошный ресторан, где все будут на нас пялиться? — он поправил шляпу, надевая пальто.       — И где я обязательно сделаю что-то, что выведет тебя из себя, — рассмеялся Дазай, надевая верхнюю одежду.       — Ага, и мы начнём ругаться так, что всем станет неловко, — подхватил Чуя, толкнув тяжёлую входную дверь.       — А потом я очень захочу тебя поцеловать, — пожав плечами, Дазай засунул руки в карманы пальто.       — И сделаешь это, — хмыкнул Чуя, направляясь к своей курилке. Зимнее солнце уже планировало садиться — это слегка портило планы Накахары; впрочем, сумерки могли придать свиданию более романтическую атмосферу.       — И нас выгонят, — подытожил Осаму, наблюдая, как Чуя достаёт мундштук и пачку.       — Звучит реалистично, — он протянул напарнику сигарету. — Поэтому сегодня планы другие. Даже если мы всё это устроим, по крайней мере, мы будем только вдвоём.       — Ладно, позориться только при тебе я готов, — широко улыбнувшись, он зажал сигарету зубами.       — Дазай, ты когда-нибудь был на свиданиях? — дёрнул бровью Накахара, разбираясь с мундштуком.       — Конечно, — кивнул Осаму. — Иногда я звал на свидания, когда я хотел с кем-то переспать.       — И чем это заканчивалось? — с сомнением поинтересовался Чуя, прикуривая чужую сигарету.       — Чаще всего сексом, — спокойно ответил он, затянувшись. — Но иногда я сваливал, придумывая тупую отмазку. Когда понимал в процессе, что больше этого не хочу.       — А тебя когда-нибудь звали на свидания? — спросил Чуя, затягиваясь следом.       — Да, но я всегда сливался, — отозвался он бесцветным тоном. — Это значило, что я могу понравиться кому-то сильнее, чем мне нужно. Такое меня пугает. Ну, пугало…       — Получается, на таком свидании ты будешь впервые? — он стряхнул пепел.       — Которое устроено не ради секса? И с которого я не сбегу? Ну да, — согласился Дазай.       — Круто, — не без удовольствия ответил Чуя. — Твоё поведение в прошлом — нихуя не круто, но то, что ситуация изменилась — круто.       — Ты сказал «круто» три раза, — рассмеялся Дазай.