Мера беспорядка

      В палате, кроме Накахары, лежала ещё одна девушка; увидев постороннего, она неловко кивнула и повернулась на бок, закапываясь в телефон с головой. Коё выглядела бесконечно уставшей и замученной, но даже в таком состоянии она улыбнулась брату. Чуя поспешил пододвинуть стул прямо к больничной койке и усесться рядом. Он понял, что совсем ничего не принёс сестре, но, по правде говоря, он и не знал, какие вещи разрешено приносить в больницу человеку после операции.       — Ну и денёк, да? — облизнув губы, Коё посмотрела на него. Её шелковистые рыжие волосы заметно спутались.       — Полный пиздец, — вполголоса согласился он, забыв о своём правиле не материться перед ней. — Как чувствуешь себя?       — Как будто закинулась тяжёлыми наркотиками, — она попыталась усмехнуться. — Но у меня ничего не болит. Кажется… во всяком случае, я ничего не чувствую. Наверное, завтра будет кошмарная мигрень.       — У тебя есть обезболивающее? — он окинул взглядом тумбочку возле койки.       — Чу, я же в больнице, — мягко напомнила она.       — А, ну да, — Чуя прикусил губу.       — Но в любом случае, меня доставили сюда вместе с моей сумкой. Там аптечка.       — А как… как всё случилось? Мне сказали, что на работе тебе стало плохо, — посмотрев по сторонам, Чуя стянул с себя одну перчатку и осторожно взял сестру за руку.       — В самый неподходящий момент, — раздосадовалась она, мягко сжимая его ладонь. Даже сейчас она была теплее, чем у него. — Я закрывала проект. Попросила помощницу принести мне последние документы. Встала из-за стола и… поняла, что из-за боли не могу двигаться. В таком состоянии меня увидели коллеги, ну а дальше ты знаешь. Я помню только, как здесь меня попросили дать контакт родственника.       — Я приехал, когда тебя начали оперировать. Меня быстро успокоили, что это аппендицит, но я всё равно успел пересраться.       — Боже, сколько ты тут сидишь?       — Не знаю? — растерялся Чуя. — Наверное, часа три. Может, немного больше.       — Я бы не обиделась, если бы ты навестил меня завтра, дорогой.       — Представь себя на моём месте. Ты бы смогла спокойно уехать домой? — он выгнул бровь.       — Я бы всю больницу переполошила, лишь бы убедиться, что мой братец жив-здоров, — Коё по-лисьему улыбнулась.       — Вот и не говори мне ничего, — он ответил усмешкой. — Кстати. Представляешь, тебя оперировал отец моего знакомого.       — Какого из? — она задумалась.       — Ну… Дазая, — Чуя отозвался совсем тихо, будто произносить вслух такое нельзя.       — Тот твой раздражающий поэт? — вспомнила Коё, сражаясь с заторможенностью. — Вот это да. Ох, я бы хотела отблагодарить доктора… и ту девушку.       — Йосано? — догадался младший Накахара, проигнорировав первый вопрос вместе с этим возмутительным «твой». — Я с ней тоже успел познакомиться.       — Мне было так плохо, а она умудрилась поднять мне настроение забавными разговорами, пока подбирала наркоз, — Коё прикрыла глаза.       — Ты попала к хорошим профессионалам, — Чуя кивнул. — Я рад, что всё хорошо. Акутагава тоже передал тебе скорейшего выздоровления.       Просидев с сестрой ещё десять разрешённых минут, младший Накахара записал в телефон список всяких мелочей, которые понадобятся Коё в больнице. Вскоре вежливая медсестра попросила его удалиться и предоставить пациентке полный покой — пообещав приехать завтра, Чуя напоследок сжал руку Коё, надел перчатку и покинул палату. На том месте, где они с Дазаем провели несколько часов, никого не было; может, так даже лучше. Он бы сгорел со стыда, если бы увидел, что напарник и здесь решил его дождаться. Отписав Рюноске сообщение, что всё в норме и он возвращается домой, Накахара поплёлся на первый этаж. Признаться, без Дазая ориентироваться в этой огромной больнице было трудно; без его помощи Чуя точно бы долго носился по этажам и коридорам, распугивая людей.       Спустившись на лифте вниз, он поправил лямку сумки и направился к главному выходу. За столом регистрации до сих пор стояла Майи — Чуя с раздражением подумал, что глупая улыбочка на её лице была оставлена Дазаем. И что только этой мумии нужно от девушки? А с каких это пор Накахару волнуют такие вопросы? Да пусть хоть со всей больницей флиртует — ему совершенно не интересна личная жизнь напарника. Обогнув регистратуру, Чуя вздрогнул, услышав голос Дазая: он раздавался откуда-то неподалёку, такой звонкий, что перепутать невозможно. Обернувшись, он увидел своего напарника вместе с Йосано; забинтованные руки ходили ходуном, повинуясь привычке их обладателя эмоционально жестикулировать.       — О, Чуя! — он заметил его слишком быстро, хотя, наверное, именно это и стоит ожидать, когда стоишь и пялишься на человека в упор. — Ты уже закончил? — спросил он, не стесняясь громкости, а затем что-то сказал Акико.       — Не хотел отвлекать, — Накахара потупился. — Но, подумал, если у тебя нет планов, давай я тебя домой подброшу? Хоть какая-то благодарность за помощь.       — Трудно от такого отказываться, чиби, — он улыбнулся и махнул рукой Йосано.       В машине Чуя быстро подогнал водительское сидение под себя — Дазаю, очевидно, было тесновато в предложенных условиях. Сам же Осаму сообщил нужный адрес и расслабленно расположился на соседнем месте, как будто совместные поездки для них уже стали нормой. Чуя сглотнул, вспомнив, что в прошлый раз в подобных обстоятельствах Дазай увидел его руки. И зачем он думает об этом? Ничего, что было до сегодняшнего дня, больше не имеет значения: ни бесконечные ссоры, ни драки, ни то, что случилось в женском крыле общаги. Накахара едва ли сумеет воспринимать Осаму по-прежнему.       — Мы планировали завтра заняться стихотворением, — Дазай подал голос, переключая надоедливую песню по радио, — Но… твои планы, судя по всему, изменились?       — Нет, — он завёл мотор, тронувшись с места. — Я поеду к сестре после занятий. Пропускать универ не хочу, мне наоборот лучше отвлечься. И заняться стихом как раз один из способов, — Чуя вырулил на большую улицу.       — Ладно, — хмыкнул Дазай. — Тогда встретимся в столовой.       — Ага, — кивнул Чуя, уставившись на дорогу.       Остаток пути прошёл в молчании, которое ненавязчиво разбавляла приятная музыка. Дазай с отцом жили в хорошем районе Йокогамы, совсем недалеко от того парка, где они обсуждали стихи. Высадив напарника на нужной улице, Накахара махнул ему рукой и развернулся. Хотелось поскорее закончить этот день, пока не случилась очередная необъяснимая странность.

***

      Утром, по дороге в универ, Чуя написал сестре несколько сообщений: спросил о самочувствии, узнал, есть ли новости, и поделился точным временем своего приезда. Думать об учёбе получалось скверно, но дело было не только в Коё; отсиживаясь на лекции по термодинамике, Чуя размышлял о предстоящем совместном деле с Дазаем. Вчерашний день до сих пор казался сном, в противном случае как можно было объяснить, что они провели столько часов бок о бок, ни разу не поссорившись? А как быть с тем фактом, что напарник рассказал ему довольно личную историю о своём прошлом? Честность Осаму поражала: казалось, что за ней стоит какой-то подвох, что это всё часть масштабного плана, в финале которого Накахара окажется последним идиотом.       — Ты этот пункт записал? — Рюноске слегка склонился, заглядывая в чужой блокнот.       — Про закон Фурье? — едва вырвавшись из своих мыслей, шёпотом спросил Чуя.       — Да, успел формулу?       — Здесь, — он ткнул пальцем в блокнот.       — Спасибо, — Акутагава быстро переписал её себе. — После пары пойдёшь курить?       — Да, — кивнул Накахара. — Я следующую лекцию пропущу.       — Опять Мори дёргает? — серые глаза смотрели сквозь него.       — Типа того… надо поправить перевод, — уклончиво ответил Чуя. — Ко второму этапу конкурса я начинаю серьёзно нервничать и искать недостатки в работе.       — На кону слишком соблазнительный выигрыш, я бы тоже нервничал, — Рюноске крутанул ручку в пальцах и повернулся к своему блокноту.       Было что-то неприятное в том, как Чуе приходилось выкручиваться, стоило разговору зайти о Дазае. Словно было в их общении что-то стыдное, и дело даже не в том ошибочном пьяном поцелуе, который, несомненно, скрывать было необходимо; Чуе не нравилось, что обычное общение с Дазаем можно было неправильно понять. Может быть, себе он уже признался, что больше напарника не ненавидит, а его общество вполне способен переварить, однако перед другими раскрываться он не спешил, опасаясь разбить свою хрупкую гордость. Взять и признать, что он был не прав, навешивая на Осаму ярлыки и утрируя его негативные качества, Накахара так просто не мог. Ещё совсем недавно он выходил из себя, замечая, как к Дазаю липнут поклонники, а теперь он что, был готов их понять? Нет, пожалуй, его лояльность развилась ещё не настолько. А дазаевские поклонники всё ещё подбешивали.       Выкурив сигарету в их любимом с Рюноске месте, Чуя вернулся обратно в универ. Его друг остался на улице, встретившись с Ацуши возле парадной лестницы. Накахара решил дождаться начала пары в коридоре, чтобы в столовой освободилось побольше мест. Наверняка забинтованный придурок опоздает, может быть, Чуя даже успеет перекусить. Пропускать занятия в университете ему нравилось гораздо больше, чем в школе: там каждому учителю было дело до тебя, здесь же преподаватели сразу дали понять, что успеваемость студента — проблема самого студента. Подобная взрослая позиция Чуе подходила. Когда началась пара, он проводил глазами толпу учащихся, растворившуюся в глубине университета. Накахара двинулся в сторону столовой и увидел знакомую каштановую макушку через открытые двери. Дазай стоял к нему спиной, разглядывая напитки.       — Только попробуй взять виноградный сок, — пригрозил Чуя, остановившись рядом.       — О, шляпка, ты уже тут? — лучезарно улыбнулся Дазай. — Не смею посягать на святое! Бери, — он кивнул головой в сторону цветных коробочек.       — Ну спасибо, — Чуя усмехнулся и взял себе сок.       — Как там твоя сестра? — спросил Осаму и подзавис, выбирая шоколад.       — Хорошо, спасибо, — кивнул Накахара, взяв себе вдогонку пачку солёного арахиса. — Надеюсь, её выпишут поскорее. Было немного странно вчера, когда я приехал в пустую квартиру, — зачем-то добавил он.       — Редко бываешь один? — взяв себе батончик с орехами, поинтересовался Дазай. Кажется, без издёвки. — У твоей сестры нет парня или… типа того?       — Нет, — забрав еду, он двинулся к своему избранному столику. — Иногда она задерживается на работе, но я привык, что дома кто-то есть.       — И как тебе одному? — Дазай поплёлся за ним, молча принимая эти условия.       — Ну, монстров под кроватью я даже в детстве не боялся, так что вполне сносно, — Чуя ухмыльнулся, усаживаясь на стул. — Просто непривычно.       — А я часто бываю один, — Осаму плюхнулся напротив. — Отец постоянно на дежурствах, но я не ною, он обожает свою работу. А мне по душе одиночество. Мы друг друга не раздражаем и редко ссоримся, — он улыбнулся.       — Поэтому ты раньше часто приходил в больницу? — открыв арахис, Чуя невзначай пододвинул пачку на середину стола.       — Там я видел его чаще, чем дома, — Дазай тут же принял предложение и угостился снеком. — Потом стал старше, начались свои интересы. Да и я перестал бояться, что Фукудзава откажется от меня.       — Ты так думал? — удивился Накахара.       — У меня отвратительный характер, — усмехнулся Осаму. — Станешь спорить?       — У тебя пиздец какой ужасный характер, — Чуя прыснул в ладонь. — Невыносимый, заносчивый, самовлюблённый… — и начал загибать пальцы.       — Да-да, — перебил его Дазай. — Конечно, я ждал, что он передумает с усыновлением, — он пожал плечами. — Но у моего отца оказалось нечеловеческое терпение.       — Да уж, — неловко протянул Чуя, закидывая в рот арахис. — Ладно. Как насчёт приступить к делу?       — Да, пора, — кивнул Осаму и достал из рюкзака блокнот.       Стихотворение пришлось разложить по строчкам; Накахара выписывал предложения на отдельном листе, показывая их Дазаю. Тот добавлял синонимы там, где у них обоих возникали сомнения. Было важно сохранить тонкость чужого слога и не отдалиться от смысла; «Ящик Пандоры» был сложнее «Права и улыбки» — в конкурсное стихотворение Осаму вложился по полной программе, построив многослойное повествование. Накахара, несмотря на то, что умудрился выучить это произведение на японском, понял далеко не все мысли, которые Дазай хотел донести, но именно поэтому они и сидели сейчас в столовой.       — Во французском языке есть такое выражение… — Чуя облизнул губы, зачеркнув очередное неподходящее слово. — Tout passé, tout lasse, tout casse. Дословно переводится как «всё проходит, всё прерывается, всё надоедает». Оно означает, что всё конечно. Я думаю, оно идеально подходит в эту строчку, — он обвёл её карандашом в чужом блокноте. — Но… не влезет в размер.       — Минутку, — Дазай прикусил колпачок ручки, раздумывая. Написав что-то на странице, он показал Чуе. — Вот, мы просто перенесём тут слова и впишем всё в нужный ритм, — показал он. — Прочитай вслух, попробуй.       Чуя принялся читать: черновой вариант получившегося стихотворения звучал гораздо точнее, чем тот, что они представили Мори. Слаженная работа с Осаму не переставала удивлять. Казалось, они были способны понять друг друга с полуслова, когда принимались за общее дело. И ведь впервые Накахара ощутил это ещё задолго до их изменившихся отношений — как так вышло, что быстрее всего его понимал именно этот человек? Даже не Рюноске, с которым они плотно общались больше двух лет; друг, конечно, всегда был рядом и поддерживал его инициативы, но Дазай перехватывал его мысли в самом зачатке.       Осаму сидел напротив и покусывал губы, когда несчастная ручка оказывалась слишком далеко от его рта. Чуя, успевший позабыть аромат злосчастного апельсина, обнаружил его вокруг себя, наклонившись над столом для более удобного обсуждения вопроса. Кисти рук Дазая отбирали всё пространство, успевая делать пометки и отламывать шоколад с орехами; под манжетами светлой рубашки отчётливо виднелись узелки. Чуя вспомнил, что пообещал ему размотать сраные бинты и доказать, что вся эта показушность со шрамами того вовсе не стоит. Осаму бесконечно поправлял чёлку, которая норовила залезть в глаза, и заправлял за ухо самую непослушную прядь с правой стороны — она до того его бесила, что Чуя едва сам не поправил её, пошутив про криворукость напарника, но вовремя оборвал себя.       Отведённое время летело незаметно, минуя их, обходя по дуге, словно боясь потревожить. Накахара потерял счёт, сколько раз за время обсуждений они сталкивались взглядами и сколько раз ему казалось, что он слышит свой пульс. Снеки, чудесным образом разделённые пополам, закончились на глазах, а виноградный сок был выпит наполовину. Пара закончилась, а они всё никак не могли остановиться, погружённые в поэзию и друг в друга.       Студенты одним большим организмом снова стекались в столовую в надежде ухватить что-нибудь вкусное; Дазаю и Чуе тоже не помешало бы поесть нормальной еды, но эта проблема не тревожила их ни на секунду. Они поняли, что прячутся в своём вакууме на двоих, когда за небольшой столик уселись Ацуши и Акутагава, никак не комментируя происходящее. Накахара оторвался от блокнота, чтобы поздороваться с Накаджимой, и неожиданно для себя вдруг посмотрел на всё со стороны. Необъятное смятение тут же ударило его по голове.       — Как ваши успехи? — спросил Рюноске, заставляя Чую думать, что только у него одного в эту секунду в голове сталкивались планеты.       — Закончили мой шедевральный стих, — ответил ему Дазай. — Извини, Ацуши, вам с Танидзаки будет очень непросто! — он взмахнул руками.       — Это мы ещё посмотрим, — хитро отозвался Накаджима. — Чуя, слышал про твою сестру. Надеюсь, она скоро поправится, — он кивнул ему с искренним сочувствием в голосе.       — Да… спасибо, — Накахара сглотнул, с трудом справляясь с собой.       Напротив него Дазай сиял как ни в чём не бывало. А он, похоже, слетал с катушек окончательно.