Мера беспорядка

      Чуя крепко сжимал в руке свой блокнот с новым переводом. По пятницам на третьем этаже филологи стали ещё чаще собираться возле временной кафедры — в последние недели перед каникулами у всех повышалась активность и улучшалась память на задолженности. Каджи периодически выходил из дверей, громко разговаривая с тем, кого оставил позади, и возвращался обратно, указывая студентам на какие-то свои пометки в записной книжке. Наверное, кто-то доставал его в том числе и из-за конкурса, ведь Чуя до сих пор не знал в лицо соперников, кроме Танидзаки и Ацуши. Профессор Мори отошёл на перерыв, а Накахаре кусок в горло не лез, что быстро заметил Акутагава; Чуя всегда был из тех, кому нравилось много и вкусно есть, и любые отклонения говорили о его неполадках в голове.       Чтобы не ухудшать своё состояние, Накахара всё же кое-как питался — насидевшись в больнице, он отчётливо понял, что не хотел бы загреметь в подобное учреждение. Однако Рюноске из раза в раз бросал на него многозначительные взгляды, когда друг отказывался от покупки любимого кофе или оставлял поднос полупустым, несмотря на наличие обожаемых им блюд в столовой. Чуя не мог с собой ничего поделать; аппетит начал подводить его, как и в тот раз, когда они с Дазаем едва не совершили огромную ошибку. На этот раз он нарушился в среду — Накахара легко мог назвать точное время, когда это произошло. Когда последний арахис застрял у него в горле под осознание чего-то страшного.       Осаму был не так плох. После помощи в больнице и такой взаимной откровенности Накахара перестал отрицать этот факт. Рюноске был прав (о чём Чуя не спешил ему сообщать) — не было ничего страшного в общении с Дазаем. Они сблизились, хотя ни один из них не планировал и не хотел этого; такие шутки от самой жизни периодически случались с разными людьми. Это Чуя мог принять, невзирая на свою упёртость. Что никаким объяснениям не поддавалось, так это его нелепые переживания перед напарником, которые он так остро ощутил в среду в столовой. Эмоции рядом с Дазаем били через край, но ни одна из них не была похожа на прежнее жгучее желание ему врезать. Это было что-то другое, чему Накахара легко бы дал оценку, не будь на месте Осаму — сам Осаму.       — Чуя-кун, давно ждёшь? — профессор Мори неспешно выплыл из группки филологов, глядящих на него с подозрением.       — Нет, не слишком, — Чуе хотелось протереть глаза.       — Как самочувствие твоей сестры? — поинтересовался преподаватель, открыв дверь кабинета.       — Да… в норме, спасибо, — отозвался Накахара, задаваясь вопросом, откуда он вообще узнал об этом. Слухи в этом чёртовом универе разносились со скоростью света.       — Замечательно, — кивнул Огай, положив папку с бумагами на преподавательский стол. — А, Дазай-кун, — произнёс профессор куда-то в сторону. Чуя занял своё место и поднял голову, проследив взглядом за вошедшим напарником.       — Приветствую, — широко улыбнувшись присутствующим, Осаму сел за парту. — Чуя, — добавил он отдельно.       — Привет, — негромко поздоровался Накахара.       — Готовы начинать? — Огай развернулся к студентам и сцепил руки в замо́к.       Волнение обдало Чую с головы до ног. На этот раз прочтение стихотворения уже не казалось плёвым делом, но он, не позволяя себе поддаться страху, уверенно кивнул. Блокнот, что он сжимал в руке, должен был его спасти. Он выучил новую версию «Ящика Пандоры» за один день, прекрасно помня свои же предложенные слова — напряжение вилось в нём вовсе не из опасения забыть текст. Напряжение распирало изнутри из-за желания впечатлить Дазая своим прочтением, попасть в нужные интонации, достать голосом все смыслы, которые задумал автор, не уронив ни одного. Господи.       Он поднялся с места и вышел, как и во все прошлые разы, вперёд, становясь перед пустым классом. Стараясь не смотреть на Дазая, который глядел прямо на него, Чуя начал декламировать стихотворение. Большим пальцем правой руки он зажимал нужную страницу, чтобы, в случае чего, подсмотреть, однако эта опция не пригодилась, так что в основном Накахара просто держался за свой блокнот. Волнение отчётливо слышалось в голосе, за что Чуе хотелось поскорее стукнуть самого себя, ведь наблюдающие за ним люди — оба, чёрт возьми, — были настолько внимательными, что заметили бы и меньшее. Закончив читать, Накахара прикусил губу и проглотил вязкую слюну, дожидаясь своего приговора.       — Чуя-кун, буду честен, — начал Огай. — В прошлый раз ты звучал увереннее. Понимаю, что тебе, вероятно, сейчас не до конкурса. И я пока не буду требовать от тебя наилучшего прочтения.       — Позвольте мне прочитать? — вмешался Дазай. — Просто покажу, как бы я хотел, чтобы это звучало. А Чуя повторит интонации, как мы сделали в прошлый раз.       — Вперёд, Дазай-кун, — кивнул Мори.       Накахара уступил напарнику место, отойдя на пару шагов в сторону. Профессор, по всей видимости, считал, что его подкосило из-за здоровья сестры, но состояние Коё никаким образом не влияло на прочтение стихотворения. Доктор Фукудзава лично одобрил идею выписать её уже в это воскресение, поставив условие, что она будет соблюдать постельный режим. Хоть Чуя и переживал за сестру, с ней всё уже было хорошо, а вот истинная причина его небольшой неудачи как раз собиралась раскрыть рот. Накахара немного злился на Дазая за это, несмотря даже на то, что тот невольно прикрыл его своей инициативой.       Он слушал его, не обращая внимания на промахи с произношением. Осаму читал «Ящик Пандоры» по-своему, как делал всё в своей жизни. Он поглядывал в блокнот, чтобы не ошибиться, и расставлял акценты, следуя только своим ощущениям. Если бы у него было знание языка, как у Чуи, мадам Корсо отдала бы ему первое место, ни секунды не сомневаясь в выборе. Дазаю вообще это ужасно шло — он смотрелся до жути естественно, декламируя свои стихи. Окружающие это понимали, потому-то возле него всегда собиралось столько людей с любопытными взглядами.       — Интересное прочтение, мне понравилось, — похвалил его Мори.       Остаток работы в кабинете 313 Чуя пережил с трудом: после прочтения Дазая он выступил перед своей командой ещё несколько раз, припоминая чужие интонации и другие фишки. Вжиться в роль на полную получалось скверно, но Мори, как и обещал, ничего сверхъестественного от него сейчас не требовал. Чую больше беспокоило другое — как это объяснил себе Осаму? Он ведь явно в курсе, что сбившийся настрой напарника ничуть не связан с Коё — это было очевидно ещё в среду, когда Накахара с полной готовностью генерировал свои мысли для улучшенного перевода «Ящика Пандоры». Во время прочтения Дазай не сводил с него глаз, отчего Чуя непроизвольно напрягался, стараясь вести себя максимально естественно.       На самого Дазая он старался не смотреть чаще необходимого. Чуя понимал, что избегание вызовет только большие подозрения, так что во время диалога поднимал на него глаза, ненадолго задерживался и отводил их. В голову лезли неподходящие, неудобные мысли, когда он смотрел на Осаму, а память издевательски подбрасывала картинки тех обстоятельств, которые Накахара пообещал себе забыть. Но вместо того, чтобы забыть, Чуя начал замечать нечто новое: во время разговоров Дазай часто склонял к нему голову, особенно когда они оба не хотели, чтобы их слышали; забинтованные руки уже не казались Накахаре нелепыми, как бы он ни старался; он начал видеть разницу между улыбками Осаму, и теперь далеко не каждая пробуждала в нём знакомое раздражение.       Они вышли из класса Мори, когда чёртова пара ещё не закончилась. Дазай, широко улыбнувшись, предложил вместе покурить, а внятных причин ему отказать у Накахары не нашлось. Обмотавшись шарфом поплотнее, Чуя застегнул на себе пальто под беззаботный бубнёж Осаму — тот, судя по всему, настолько расслабился в его обществе, что пиздел без остановки. Сейчас это было практически необходимо, чтобы Накахара своим молчанием не потопил их в неловкости. Дазай говорил о скучных парах, Ацуши, отце, каком-то одногруппнике, который, по его подозрению, спиздил у него идею стихов. Чуя слушал его вполуха, но напоминал себе кивать и периодически выдавать глубокомысленное «ага», пока они шли к месту для курения.       — И всё же… с тобой что-то не то, — Осаму остановился возле нужной стены. — Обычно ты не так себя ведёшь.       — «Обычно» я бы выпихнул тебя из своей курилки и осыпал матом, — Чуя вскинул бровь, забираясь в сумку. — Многое поменялось, если ты не заметил.       — Я не об этом, чиби, — Дазай покачал головой, выудив сигарету из внутреннего кармана своего пальто. — Мой мозг очень быстро адаптируется к переменам, — он улыбнулся. — Я не про «обычно» пару месяцев назад, я про «обычно» на этой неделе.       — Что бы ты там ни говорил, — Чуя достал пачку, — я не понимаю, о чём ты, — солгал он, достав сигарету.       — Понимаешь, — прохладно отозвался Дазай. — Но я не стану допытывать, хоть мне и интересно.       — Вот и иди лесом со своей псевдопроницательностью, — продолжил стоять на своём Чуя, поджигая сигарету. — Делает он вид, что знает меня. То, что мы… — он резко замолчал и задержал дыхание, округлив глаза.       Осаму неожиданно быстро склонился к нему, чтобы прикурить, пока огонёк зажигалки всё ещё горел, но тот потух сию же секунду; не растерявшись, Дазай коснулся своей сигаретой кончика чужой. Изящно её раскурив, он выпрямился обратно и с удовольствием затянулся, поглядывая куда-то вверх, в облачное небо Йокогамы. Чуя, замерев от столь смелого оперативного действия, с трудом сделал свою затяжку. Мелькнувшее перед ним лицо Осаму в одночасье сложило двойственный пазл в голове Накахары, оставляя в его теле уже знакомые ощущения. Господи, он и впрямь хотел Дазая.

***

      — Давай осторожнее, — придерживая сестру одной рукой, Чуя помогал ей зайти в квартиру.       — Чу, я вполне могу сама перемещаться. Это всего лишь аппендицит, — сетовала она, когда брат принялся расстёгивать её пальто.       — У тебя была полостная операция, — ворчал он, продолжая помогать ей раздеться. — Доктор Фукудзава чётко сказал, что одобрит выписку пораньше, если ты не будешь напрягаться ещё как минимум неделю.       — Ладно-ладно, я просто сдамся, — закатила глаза Коё, однако тут же улыбнулась. — Вот и правильно, — Чуя, довольный собой, снова протянул ей руку. — Только не говори, что пишешь что-то сотрудникам, — он нахмурился, заметив, как сестра что-то печатает в телефоне.       — А? Нет, это для Акико, — она взяла брата под руку, позволяя ему сопроводить себя до комнаты. — Она попросила написать, когда я буду дома.       — Вы продолжаете общаться?       — Похоже, у меня появилась интересная знакомая, — кивнула Коё, укладываясь в постель. — Мы уже договорились встретиться, когда я полностью встану на ноги.       — Всегда поражался этой твоей способности, — Чуя хмыкнул, накидывая на сестру одеяло. — Тебе не помешает кто-то, не связанный с бизнесом.       — Я тоже так подумала, — она улыбнулась. — А как у тебя с тем… Дазаем? Акико сказала, что вы весьма удачно терпели друг друга в больнице, она даже решила, что вы давние друзья.       — Кажется, мы нашли общий язык, — уклончиво ответил Чуя. — А теперь отдыхай, Ко. Я сделаю нам ужин. Можем посмотреть фильм, если у тебя будут силы.       Он выбрался из её комнаты, прикрыв за собой дверь. Говорить о Дазае Чуя был совершенно не готов, особенно после своего сокрушительного осознания. Накахара хотел своего напарника. Хотел необузданно и пылко. Развязать его дурацкие бинты, почувствовать руки на своём теле, снова прижать к стене и упереться в чужое возбуждение, услышать несдержанные стоны… развратные мысли о Дазае преследовали его по пятам, но Чуя одёргивал себя и бил по щекам, опасаясь непредсказуемых последствий. В глубине души Накахаре было совершенно очевидно, что на похотливых желаниях его влечение не заканчивалось. Это было тяжелее всего — признаться даже в мыслях, что его интерес к Дазаю подошёл к опасной грани, за которой скрывалась симпатия.       Чуя залил фунчозу кипятком, зажмурившись. Ничего, он справится. Вспомнит пубертатный период, когда его распирало от сексуального желания, а он учился его контролировать. Теперь всё было даже легче — он был взрослее, уравновешеннее и сдержаннее. Ему не впервые тянуться к кому-то, на кого лучше не претендовать, так что он непременно с этим справится. Ещё бы сам Дазай не вытворял свои немыслимые провокации, было бы совсем замечательно. Обжарив ломтики говядины с овощами, он собрал салат, к которому нужно было приготовить заправку. Сейчас ему не нужно забивать голову всякой чушью, у него есть задача посерьёзнее — забота о сестре.       За ужином, который они устроили прямо в кровати, Коё и Чуя посмотрели бестолковую комедию про двух друзей и неожиданно предались воспоминаниям о детстве. Время неумолимо близилось к ночи и, заметив, что сестра постепенно засыпает, младший Накахара оставил на её тумбочке стакан воды и ушёл в свою комнату. Завтра начнётся последняя неделя перед новогодними каникулами — универ будет состоять из должников, вымаливающих профессоров дать им второй шанс. Наверняка даже найдутся идиоты, которые сунутся к Мори. Им Чуя мог только посочувствовать.       Неожиданно у него зазвонил телефон. Накахара глянул на часы — была почти полночь; в такое время никто не будет звонить просто так. На экране высветился номер Ацуши, что удивило и встревожило Чую ещё сильнее. Что-то случилось с Рюноске? Нахмурившись, Накахара поднял трубку и сразу же услышал какую-то музыку по ту сторону.       — Чуя? — наконец послышался нервный голос Ацуши. — Извини, что звоню так поздно, но я… просто не знаю, кому ещё набрать.       — Что случилось? — спросил он негромким голосом.       — Тут Дазай…       — Что с ним? — с нажимом произнёс Чуя, обнаружив себя уже в прихожей.       — Я с ним в баре «Люпин», он пьяный в стельку. Отказывается ехать домой, сопротивляется, я не могу его вывести, — тревожно щебетал Накаджима. — Чуть что, зовёт охрану, а они грозятся выставить меня, чтобы не мешал клиенту бара отдыхать. Но я звоню тебе не просто так… Осаму, он… он почему-то повторяет твоё имя. Говорит, что пойдёт только с тобой, — он замолчал на секунду. — Не знаю, что у вас происходит, но… ты можешь приехать?       — Скинь мне адрес, — скомандовал Чуя, забирая шляпу с полки.