Мера беспорядка

      Во вторник целый день шёл дождь. Чуя чертыхнулся, складывая зонт на подходе к универу, когда его едва не снесли бойкие первокурсники. Сегодня после занятий профессор Мори ждал его и Дазая на очередную репетицию, а Накахара не мог отделаться от ощущения, что с минувших выходных его жизнь сделала очередной странный поворот. Эта милая прогулочка в субботу в парке, казалось, способствовала некоторому потеплению во взаимоотношениях Чуи и Осаму, а затем новость о прошлой влюблённости Рюноске в его горе-напарника тут же усложнила их вновь. Чтобы не потеряться в размышлениях окончательно, Накахара решил сосредоточиться на конкурсе, так что каждый перерыв он упорно повторял стихотворение.       После занятий, дожидаясь профессора Мори на третьем этаже, он читал «Право и улыбку» шёпотом, одними губами, и легко сходил сейчас за очередного студента филфака. Признаться, отношение к Огаю тоже претерпело изменения: после той истории, что рассказал Осаму, мрачный преподаватель химии казался чуть ли не классическим злодеем из любой сказки. Не то чтобы Чуя был поборником моральных устоев, но, если на столе у этого человека погибла девочка (что, к сожалению, случается у хирургов), и тот поспешил закончить с врачебной практикой, дело было явно нечистым. Впрочем, может быть, в этой истории не было ничего жуткого, а смерть ребёнка стала трагической случайностью, которая сильно повлияла на тогдашнего хирурга. Дазай был последним, кому стоило верить на слово, любую его историю следовало подвергать сомнению.       — А, Чуя-кун, — голос Огая заставил его вздрогнуть. — Приветствую, — он начал открывать дверь ключом, держа в руке красную папку.       — Добрый день, — потупившись, отреагировал Накахара.       — Раз уж мы пока вдвоём, поведай, пожалуйста, когда мне ждать оставшиеся доклады от твоей группы? — поинтересовался профессор, проходя в кабинет.       — Разве не все сдали? — удивился Чуя, присаживаясь за всё ту же первую парту. — Тачихара-кун и Акутагава-чан до сих пор не принесли свои, — он положил папку на преподавательский стол. — Передай им, что мне придётся снизить баллы, если к концу недели я не получу работы.       — Сделаю, Мори-сан, — кивнул Чуя, набирая гневное сообщение в чат группы.       — Благодарю, — кивнул он. — Дазай-кун, проходи, — Огай посмотрел в сторону приоткрытой двери.       — Мори-сан, — в классе появился Осаму, на которого Накахара пока не отвлекался, завершая своё послание для Гин и Мичизу. — Чуя, — плюхнувшись за соседнюю парту, протянул Дазай.       — Привет, — отреагировал тот, отправив сообщение.       — Прежде чем начнём, — Огай вышел из-за стола и встал перед ними. — Скажите, выполнили ли вы моё поручение?       — Всё путём, доктор Мори, — профессор закатил глаза, но поправлять несносного студента не стал. — Мы с Чуей замечательно поболтали на выходных, так что теперь мы самая сплочённая команда, — в его словах отчётливо слышался сарказм, но почему-то не такой злой, как обычно.       — Неужели? — Огай недоверчиво перевёл взгляд на Накахару.       — Дазай показал мне другие свои стихи. Мы их обсудили, — ответил Чуя, ощущая себя, словно на допросе. — Уверен, в пятницу выступление пройдёт удачно.       — В таком случае предлагаю начать репетицию, — Мори покосился на них обоих.       Новое прочтение «Права и улыбки» понравилось преподавателю — Огай внимательно вслушивался, уточняя некоторые моменты и сдержанно кивая. Дазай следил за ним, искусно подделывая интерес, словно не слышал это своё стихотворение в сотый раз. Вскоре Мори попросил Чую выйти на его место и прочитать так, как если бы класс был целиком заполнен людьми. Накахара послушался, прочистил горло и принялся декламировать «Право и улыбку» снова. Делать это в полупустом помещении было легко — Чуя подумал, что, несмотря на отсутствие страха публичных выступлений, в пятницу на сцене он всё равно будет волноваться.       — У меня есть предложение, — начал Дазай, когда его напарник закончил.       — Пожалуйста, — Мори пригласительным жестом вытянул руку.       — Чуя, попробуй показать эмоции не только голосом, но и телом, — Осаму встал из-за парты и подошёл к Накахаре. — Для начала, опусти плечи, так ты выглядишь скованным, — он надавил на них ладонями, а Чуя едва не подавился слюной.       — Ты что делаешь? — процедил он, столкнувшись с насмешливым взглядом.       — Ускоряю процесс, — вполголоса пробормотал Дазай, убирая руки. — Давайте добавим в нескольких местах простые жесты, которые подчеркнут ключевые моменты стихотворения? — спросил он, обращаясь к Мори.       — Я не против, — согласился тот.       Осаму широко улыбнулся, поворачиваясь обратно к Чуе. Дёрнувшись с места, он взял свой потрёпанный блокнот и встал в такую позу, словно они оба были актёрами какого-нибудь второсортного театра. Нет, Накахара даже поддерживал идею добавить жесты в прочтение, но не раздражаться на Осаму не получалось. Дазай начал читать «Право и улыбку» на кошмарном французском, но Чуя постарался абстрагироваться от этого, сосредоточившись на чужих движениях. Так он запомнил эмоциональные жесты этих длиннющих забинтованных рук и положение его тела в пространстве.       — Повторишь? — спросил Дазай, захлопнув блокнот.       — Да проще простого, — с вызовом ответил Чуя.       Поначалу собственные движения казались ему неестественными и неловко-смешными, но, читая стихотворение вслух в очередной раз, Накахара уловил, чего хотел от него Дазай. Профессор Мори похвалил обоих, когда репетиция подошла к концу. До первого этапа конкурса оставалось всего два дня, так что и в среду, и в четверг Огай ждал своих подопечных в кабинете 313 для финальных прогонов. Чтобы произвести на жюри особенно эффектное впечатление, Чуя решил одеться в пятницу по последней парижской моде. Как-никак, в Йокогаме люди выглядели совершенно по-другому, и он подстраивался под этот образ жизни, чтобы не быть белой вороной, но ради конкурса можно было немного повеселиться. Профессор Мори всецело одобрил эту идею.       — Как тебе те онигири? — спросил неожиданно Дазай, когда они оба вышли из кабинета.       — Э-э… да, вкусные, — ответил Чуя, поправляя сумку на плече. — Что тебе нужно? — спросил он настороженно.       — Вообще-то, Чу-у-уя, я хотел стрельнуть у тебя сигарету, — заявил Осаму, продолжая идти рядом с ним, словно в этом не было ничего странного.       — А что, у дружков стрельнуть не судьба? — съязвил Накахара беззубо.       — Никто из моих «дружков» не остаётся после занятий так надолго, — закатил глаза Дазай, когда они вдвоём спустились на первый этаж.       — Тогда купи себе пачку и не доёбывай других, — продолжил оскаливаться Чуя, забирая из шкафчика кожаную куртку.       — Для такого я курю недостаточно часто, — Осаму обернулся в чёрный плащ. — Ну-у, пожалуйста? Тебе что, так сложно? Ну хочешь, я в следующий раз угощу тебя чем-нибудь? — Накахара бы решил, что напарник пытается строить глазки, если бы на его месте стоял кто-то другой.       — Блять, как же ты бесишь, – Чуя взял свой зонт. — Ты ведь не отвалишь?       — Не-а, — широко улыбнулся Дазай, следуя за ним хвостиком.       После совместной прогулки по парку, наверное, в этом не было ничего такого. Строго говоря, Чуе вовсе не было жалко сигарет: порой он делился с людьми, которых знал меньше минуты. Проблема в том, что сейчас речь шла о Дазае. Он мог представить кого угодно на его месте, и это было бы менее дико. Даже профессора Мори. Однако в сложившейся ситуации не было особого выбора — Осаму не оставлял ему альтернатив, которые устроили бы Чую сейчас. Скатываться обратно в конфликт за пару дней до отборочного этапа не хотелось, так что, не произнося ничего вслух, Накахара вышел из университета и направился в свою привычную курилку.       В последнее время он всё чаще покидал универ, когда на улице уже темнело — спасибо литературным собраниям в кабинете химии. Однако пустым корпус не был: ни внутри, ни снаружи; многие студенты учились во вторую половину дня, кто-то задерживался на дополнительных занятиях, а кто-то, как они с Дазаем, освобождались под вечер из-за конкурса. Чуя раскрыл зонт, когда с неба вновь начали капать крупные капли; погода продолжала оставлять желать лучшего, но ему нравилась приходящая вместе с дождём свежесть. Осаму молча плёлся за ним, согласный, видимо, на любые условия, лишь бы заполучить халявную сигарету. Интересно, он из-за чего-то так нервничал, что сорвался на никотин? Или просто кошмарно устал?       — Я курю обычно здесь, — бросил Чуя, останавливаясь на их с Рюноске любимом месте.       — Удачное укрытие, — Накахару почти выворачивало от того, каким милым пытался быть Осаму.       — Хватит подлизываться, а то вместо сигареты получишь пизды, — огрызнулся Чуя.       — С тобой очень сложно, знаешь, — Дазай поднял ладони вверх. — Мои шутки тебя не смешат, моя вежливость тебя бесит… как с тобой общаться, Чуя?       — Нам не нужно общаться, — ответил Накахара, одной рукой копаясь в сумке в поисках пачки. — Но, пока конкурс не закончился, сделай мне одолжение. Попробуй быть не таким лживым.       — Лживым? Вот это обвинение, — Осаму задумался. — Что ты имеешь в виду?       — Да ты же весь фальшивый. Чуть что, улыбаешься этой тупой улыбочкой, запутываешь высокопарными фразочками. Корчишь из себя невинность, а сам не беспокоишься ни о ком. Проблемы с доверием? Мне похуй, меня это всё равно бесит, — держать зонт и ковыряться в сумке становилось всё труднее. — Блять…       — Дай сюда, — Осаму перехватил зонт. Наверняка больше для того, чтобы «легально» под него встать, чем для помощи Чуе, но это действие всё равно помогло. — Значит, я лжец и подонок?       — Не знаю, почему ты себя так ведёшь. И знать не хочу, — наконец, долгожданная пачка попалась в руки. — Но на меня это не действует. Ты честен, когда говоришь о стихах или читаешь их. С таким Дазаем я готов общаться, — он протянул одну сигарету Осаму. — Если действительно хочешь найти со мной общий язык, перестань корчить из себя невесть что.       — Спасибо, — отозвался напарник, поблагодарив за сигарету — не за слова. — Ну, а ты? Слабо́ разговаривать со мной без постоянных угроз? — прищурился Осаму. — Хоть это и забавляет меня, но всё же довольно утомительно постоянно натыкаться на грубости.       — Ох ты ж блять, — возмутился Чуя, вставляя сигарету в мундштук и вынимая из кармана зажигалку. — Могу, если ты всем своим видом перестанешь выводить меня из себя, — он поджёг свою сигарету, а следом протянул огонёк прямо к дазаевской.       — Звучит сложно. Ты очень чувствительный, — прикурив, Осаму довольно сощурил глаза. — Ничего не обещаю, но можем попробовать. У нас даже немного получается, что скажешь?       — Кое-как, — возразил Накахара. — Давай обратно, — протянул он свободную руку, чтобы забрать зонт.       — Да брось, так ведь гораздо удобнее, — осевшим голосом отозвался Дазай, удерживая зонт прямо над ними.       — Только попробуй пиздануть про рост, — Накахара затянулся, отмечая, что положение действительно удобное.       — И это у меня проблемы с доверием? — хмыкнул Осаму. — Я молчал.       — Вот и хорошо, — устало оскалился Чуя.       — А если серьёзно, почему ты постоянно носишь перчатки? — спросил Дазай, резко сменив тему.       — Ты решил, что мы друзья теперь? — насторожился Чуя. — Или это ещё одно упражнение по укреплению нашего командного духа? — на его слова Дазай качнул головой. — Ладно, я отвечу, если скажешь, зачем тебе бинты.       — У меня дежавю. Мы об этом уже говорили? — проморгался Осаму, затягиваясь снова.       — Вроде бы, — задумался Накахара. — Так что?       — А ты сам как считаешь? — спросил Дазай, включая свой раздражающий науськивающий тон.       — Ну, не знаю, — пожал плечами Чуя. — Либо ты просто выёбываешься, либо у тебя какие-то травмы?       — То же самое я могу предположить и про твои перчатки, — ответил Осаму. — Может, ты ещё заразу какую переносишь. И тебе нельзя трогать людей.       — Очень остроумно, — Накахара вскинул бровь.       — У меня какие-то травмы, — равнодушно подытожил Дазай.       — На всех руках? — поинтересовался Чуя.       — На всём теле, — усмехнулся тот.       — Чёрт возьми, — Накахара выдохнул в сторону и не пожалел сочувственного тона. — Тебе больно?       — Нет, — хохотнул Дазай. — Твоя очередь.       — Химический ожог, — признался Чуя. — Со школы.       — Неужели это наше сходство в чём-то? Мы оба скрываем увечья, — отстранённо пробормотал Дазай.       — Ага, — усмехнулся Накахара. — Напарники мечты.       Осаму усмехнулся вместе с ним; кажется, это был первый раз, когда они отреагировали на что-то синхронно. Из Дазая вышел неплохой держатель зонта, так что Чуя неторопливо докуривал свою сигарету со спокойной совестью. Ему было немного стыдно за свой интерес, но почти всё оставшееся время, что они стояли вдвоём, он думал над чужими словами о повреждениях на всём теле. Невольно вспомнилась драка на первом курсе — тогда Осаму тоже был забинтован, но Накахара нисколько не стал жалеть его в драке. Озвучивать слова сожаления, однако, Чуя не спешил, помня о своём правиле подвергать сомнению всё, что говорит Дазай.       Докурив, они разошлись: Накахара забрал зонт и пошёл к своей машине, не думая снова предлагать напарнику его подвезти. Осаму этого и не ждал — попрощавшись, он направился в другую сторону, очевидно, по каким-то своим делам. Чуя, сидя уже в машине, протёр глаза. Неожиданно для себя он пожалел, что рассказал Дазаю про ожог; всё-таки это была достаточно личная информация, которую он предпочитал держать при себе. С другой стороны, напарник откровенно поделился с ним чем-то равноценным, но легче от этого не становилось. Чуе не хотелось узнавать Осаму ближе, но почему-то в последнее время, оказываясь с ним один на один, он абсолютно об этом забывал.