Временно

Ричард толком и не знал, как подготовиться к визиту Гэвина Рида. Тот должен был приехать к восьми, и Ричард убил законный выходной на попытки обустроить ему пространство. Выходило так себе. Он не был большим любителем гостей и неловких утренних диалогов, и с тех пор, как они с Коннором разъехались, с ночёвкой у него оставался только брат. Ладно, положим, со спальным местом было ясно. Ричард мысленно поблагодарил ту версию себя, которая занималась планировкой квартиры: гостевая спальня располагалась на противоположном от его собственной конце коридора. Конечно, им всё равно предстояло делить санузел, кухню и гостиную — но, по крайней мере, расстояние между ними избавляло Ричарда от необходимости постоянно коммуницировать с навязанным ему жильцом. Он на это надеялся. Исходя из рассказов Коннора, вырисовывалась совершенно однозначная картина: детектив Рид был запальчивым и ершистым, но быстро исчерпывал свою потребность в социализации. Во всяком случае, Коннор ни разу не упомянул о том, чтобы Рид поговорил с ним дольше полутора минут, необходимых для обмена сомнительными любезностями. Девяносто секунд Ричарда вполне устраивали — их можно было перетерпеть. К тому же его часто выдёргивали на суточные смены, после которых он впадал в спячку на промежуток от двенадцати до шестнадцати часов кряду, а значит, поводов пересекаться у них с Ридом было не так уж и много. Славно. Так. Спальня имелась. Свободный комплект постельного белья тоже — Ричард оставил его на кровати, аккуратно сложенной стопкой, ещё пахнущей мятным кондиционером. С этим разобрался. Но что делать со всем остальным? Было ли у Рида своё полотенце, или стоило выделить ему гостевое? А одноразовую щётку? Или, может, тапочки? Пусть сам разбирается, сказал он себе строго, разозлившись за это нелепое квохтанье. Будет что-то нужно — попросит. Но лучше бы всё-таки ни о чём его не просил. Да. Было бы исключительно чудесно, окажись Гэвин Рид молчаливей, чем выглядел по описаниям Коннора. Ричард рассчитывал как минимум на благодарность — и не было лучшего способа сказать ему «спасибо», чем не говорить ему вообще ничего. Звонок застал его врасплох: Ричард как раз раздумывал, что заказать на завтрак, переросший в ужин. Готовить он был не мастак и не выносил неизбежного беспорядка после, так что преимущественно перебивался чем попроще, но сейчас в холодильнике не обнаружилось даже упаковки яиц. А между тем он не помнил, когда ел в последний раз: желудок уже подводило от голода. Лапша или стейк? Трезвонящий телефон отвлёк его от мук выбора, пришлось искать мобильник по всей квартире. Ричард не имел обыкновения таскать его в кармане и из раза в раз клял себя за дурную привычку бросать телефон куда придётся, а после снова забывал его где попало. Обнаружился тот в гостиной, на низком журнальном столике. На экране мигало фото контакта: перемазанный мороженым Коннор в своей версии двадцатилетней давности, улыбающийся на камеру. Коннор считал, что Ричарду давно пора обновить эту фотку, а Ричард считал, что он мало изменился с тех пор — всё те же щёки, родинки и кудряшки, — а стало быть, и менять ничего не нужно. — Слушаю, — произнёс он, нажав на иконку «принять вызов». — Привет! — Коннор всегда звучал так, будто у него был день рождения, и это, если подумать, было лучшей стабильностью в его, Ричарда, жизни. — Ты дома? — Да, отсыпаюсь перед сутками, — Ричард спрятал зевок в кулаке: выспавшимся он себя вовсе не чувствовал. — Что-то случилось? — Я что, не могу позвонить любимому младшему брату без повода? — возмутился Коннор. На фоне у него что-то шумело, звучали неразборчивые голоса. Похоже, он ещё был на работе. — Можешь, — смиренно согласился Ричард. И замолчал. Ждать пришлось ровно двенадцать секунд — стандартное время, за которое Коннор понимал, что от него ждут конкретики, и переходил к делу. — Ты же не занят сейчас, да? — а вот и оно. Его «без повода». Ричард покосился на выключенный телевизор. В его сегодняшние планы, по крайней мере, те из них, что предшествовали появлению детектива Рида, входил ленивый и бессмысленный просмотр какого-нибудь глупого фильма под аккомпанемент дождя. Не было лучшего способа расслабить кипящие после работы мозги — но, похоже, у Коннора имелись встречные предложения. — Не очень, — сказал Ричард. И немедленно пожалел о том, что ответил именно так. — Отлично! — оживился Коннор. — Слушай, а ты, ну… сможешь подвезти Гэвина? — Гэвина? — переспросил Ричард, не сразу поняв, о ком идёт речь. И моргнул. — А. Твоего Рида. — Ничего он не мой! — возмутился Коннор. Там, рядом с ним, что-то сказали, Ричард не смог разобрать слов, но голос точно был мужским — и Хэнку однозначно не принадлежал. Коннор что-то ответил, невнятно, видимо, зажал динамик ладонью. Потом прощебетал уже в трубку: — Я просто подумал тут — зачем ему тащиться на такси в такой ливень? Участок в каких-то двадцати минутах от тебя, вещи у него с собой, а вам всё равно нужно познакомиться, так что, если ты не очень устал… Ричард слушал молча, щурясь и глядя в окно. За полупрозрачной шторкой сгущались сумерки. У него не было никакого желания покидать тёплый дом и тратить бензин ради незнакомца, определённо не заслуживавшего всей той бурной деятельности по его пристройству, которую развёл Коннор. Этой его внезапной кампании по спасению коллеги, который даже не был его другом. Хотя это-то как раз-таки было неудивительно. Коннора всегда тянуло к бездомным животным. Помнится, Аманда — их опекунша, оставшаяся в его памяти скорее надзирательницей, нежели приёмной матерью — грозилась вышвырнуть Коннора на улицу вместе с очередным тощим и грязным котом, которого он притаскивал в дом, разжалобившись из-за голодного воя. Но Коннор улыбался — так, как никогда не умел улыбаться сам Ричард, — и Аманда смягчалась. Кота отмывали, откармливали, причёсывали, прокапывали от блох и пристраивали в добрые руки; Коннор лично отбирал претендентов, которым не страшно было вверить спасённое животное. Что ж, похоже, теперь он перешёл на людей. Но почему добрыми руками для Гэвина Рида обязательно должен был быть Ричард Стерн? Он-то никогда не отличался непомерной тягой к геройству. Или к благотворительности. — …Ричи? — Коннор звучал встревоженно: видимо, его молчание оказалось слишком уж выразительным. — Ты тут? Я тебя отвлёк, да? Если вдруг ты не можешь, ничего страшного, просто я подумал, что было бы здорово, если бы ты его подбросил, но, наверное, было глупо и неправильно просить тебя об этом в последнюю минуту, и… Да. Глупо и неправильно. С этим Ричард был согласен. Он мог бы отказаться. В конце концов, он ничего не был должен этому Риду. Они так не договаривались. Вчера ни о каком бесплатном трансфере до квартиры речи не шло. Ричард представил печальные глаза брата и тяжело вздохнул. Дьявол, неудивительно, что Андерсон теперь жевал полезные кроличьи салаты вместо бургеров без единого слова поперёк — несчастное выражение лица Коннора было самым страшным психологическим оружием на свете. — Я приеду, — сказал он в трубку. — Буду через полчаса. — Ты лучший! — воодушевился Коннор, и Ричард отключился. Собрался быстро: всего-то и нужно было, что отыскать в шкафу чёрную водолазку и брюки и уложить волосы гелем, чтобы не лезли в глаза. Отражение в коридорном зеркале было сочтено удовлетворительным — укладка на скорую руку была не идеальной, но удерживала тёмные пряди подальше от бледного лба, водолазка плотно облегала широкие плечи, брюки были отглажены по стрелкам. Он подумал, брать ли плащ, но в конце концов накинул и его: кто знает, сколько пришлось бы ждать этого Рида возле участка. Коннор смеялся, мол, когда на Ричарде нет халата, он похож на Нео из «Матрицы», но сам Ричард считал свои предпочтения в одежде, среди которой не чёрной была только больничная униформа, в первую очередь вопросом практичности. К тому же он не так уж и часто выбирался куда-то вне больницы, а в редкие барные турне на поиски одноразовых партнёров водолазки, не скрывающие ни единой подробности, как правило, оказывались как никогда кстати. Хотя бы отвлекали внимание от его лица. Ричард встретился взглядом с собственными усталыми глазами, кажущимися ещё светлее на фоне залёгших под ними кругов, и усмехнулся. Природа знатно подшутила над ними с Коннором — погодками, похожими как близнецы, — поиграв с цветом радужки: если в детстве их ещё могли спутать из-за одинаковых кудрявых шевелюр, то глаза не оставляли никакого сомнения в том, кто есть кто. Тёплые карие, живые и яркие, с искорками и солнечными зайчиками — против холодных серых. Теперь-то, конечно, это было не единственным из их отличий. Ричард был выше, шире в плечах, крупнее, чем Коннор, и тот иногда шутил, что это ему из них двоих следовало стать детективом. Ричард же полагал, что оба они находятся там, где им самое место: один спасает живых, второй — исследует мёртвых. Своего рода идиллия. На улице было ветрено и сыро. Ричард продрог до костей за ту пару минут, которую провёл снаружи. Может, Коннор был и прав: в такую погоду даже на такси добираться было бы сомнительным удовольствием. С другой стороны, подбросить Рида мог бы и Андерсон. Ричард с неодобрением подумал о том, что Хэнк наверняка отбрехался от подобной чести — в памяти живо встали осунувшееся лицо в окружении седых волос и презрительно поджатые губы, воплощённое «Я его в свою тачку не пущу». Ничего не менялось: блохастые коты Коннора по-прежнему не были нужны никому, кроме него. Любопытно, как долго брат пилил бы его за цинизм, сумей он подслушать его мысли. В салоне было значительно суше, чем за его пределами. Ричард упал на водительское сидение, вставил ключ зажигания в разъём, повернул. Машина мерно затарахтела, и он бегло, будто благодаря, погладил кончиками пальцев кожаную оплётку руля. Минуту спустя он уже выезжал с улицы, минуя одинаковые благообразные домики частного сектора. Ехать действительно было недалеко, хотя Ричарду редко доводилось проделывать этот путь: с тех пор, как Коннор сошёлся с Хэнком, те уезжали с работы вместе, и Ричард избегал нечастых приглашений составить им компанию. Когда-то Коннор даже думал, что Ричард осуждает его — за связь с мужчиной; коллегой; человеком, годившимся ему в отцы. Ему не следовало знать, что это давно угасшее чувство, которое Ричард пережил и оставил позади, было скорее странной полудетской обидой за связь как таковую. За то, что Коннор чувствовал, и влюблялся, и строил планы на семью с кем-то ещё — а Ричард уходил на второй план. Со временем он просто это принял, как принимают горькую пилюлю. У его брата была своя жизнь, а у Ричарда… Что ж, по крайней мере, он был хорош в том, чем занимался. Отдавал этому всего себя — своё время, свои силы, свой интерес. Жаль, что нельзя было отвечать на вопросы знакомых и коллег о его личной жизни чем-нибудь вроде: «Я профессионально разделываю трупы, мэм. Как считаете, мне стоит искать свою вторую половинку среди пациентов?» Безусловно, желающих его кому-нибудь сосватать резко поубавилось бы, но юмор патологоанатомов обыкновенно оставался непостижимым для тех, кто не входил в их немногочисленные ряды. Сомнительные слухи и шепотки о его персоне Ричарду были ни к чему. За поворотом показалась знакомая тёмная крыша участка. Ричард вырулил на стоянку, припарковался, хотел позвонить Коннору, потянулся было к пассажирскому сидению, на которое обычно кидал телефон, — и понял, что оставил его дома. Пришлось вылезать из машины, под беснующийся снаружи ливень, немедленно принявшийся разрушать его укладку. Когда Ричард добрался до крыльца департамента, минуя глубокие лужи, по его шее уже стекали первые влажные дорожки, пропитывающие водолазку. Гэвин Рид определённо того не стоил. Следовало сообщить об этом Коннору при первой же возможности. На ступеньках, под навесом, Ричард затормозил: он был так поглощён борьбой с непогодой, что лишь теперь заметил стоявшего у самых дверей человека. В дождливом сумраке тот казался непроглядно-чёрным силуэтом, единственным ярким пятном в пределах которого был горящий огонёк сигареты. Но потом на очередной шаг Ричарда среагировали фонари, и из рассеявшейся темноты выплыли очертания чужого тела. Это был мужчина. Он оказался не слишком высоким, на полголовы ниже самого Ричарда — быть может, роста Коннора или около того. На нём были вылинялые джинсы и кожаная куртка, на ногах красовались стоптанные кроссовки. На подбородке проклёвывалась синеватая щетина, переносицу перечёркивал крупный рубец. Ричард поднялся взглядом до чужих глаз, цвет которых определить не смог, и вздрогнул: мужчина смотрел на него в упор. — Ты, что ли, Ричард? — хрипло спросил тот. Ричард автоматически кивнул и, спохватившись, вежливо уточнил: — Мистер Рид? Мужчина — Гэвин Рид — поморщился: — Не называй меня мистером. Я не настолько старше тебя, конфетка. И вдруг добавил, подозрительно прищурившись: — Тебе хотя бы двадцать один есть? — Мне двадцать девять, — сухо ответил Ричард, проигнорировав пошловатое обращение. — Ага, — хмыкнул Рид, — а я балерина. Но развивать тему не стал — только кивнул на тёмные двери участка: — Твой братец свалил со своим пердуном. Велел мне во всём тебя слушаться и быть хорошим мальчиком, — он оскалился, хищно, так, что Ричарда передёрнуло, — только что не отсосать на радостях присоветовал. Ричард вскинул брови: — Мне достаточно признательности, выраженной вербально. Рид, как раз сделавший затяжку, поперхнулся дымом и закашлялся. Потом, отдышавшись и смахнув невольные слёзы, сипло осведомился: — Ты откуда вылез такой, с этим словарным запасом выпускника ебучего Гарварда? Взгляд у него был насмешливый и колкий. Даже отдалённо не напоминающий пресловутую признательность. Ситуация катилась по наклонной. Ричард думал, что знает, на что идёт, но его робкие надежды на то, что навязанный ему сожитель будет молчать в тряпочку и благодарно блестеть глазами, оказались разрушены, стоило Гэвину Риду открыть рот. Можно было подумать, что это он оказывает Ричарду одолжение, соглашаясь пожить на его территории. С каждой секундой Рид нравился ему всё меньше, и он начинал понимать Хэнка. — Прошу прощения, — холодно произнёс Ричард, поджав губы. — Я вовсе не собирался оскорблять твой интеллект своим лексиконом. Сказал — и подобрался, готовый к атаке: Гэвин Рид весь, от грязных мысков кроссовок до взъерошенного ёжика волос, выглядел как человек, который ринется в бой до последней крови, углядев намёк на ответную грубость. Но Рид удивил его. — Надо же, — ухмыльнулся он, щелчком пальцев отправляя сигарету дотлевать на асфальте, — а ты умеешь держать удар. Ричард озадаченно моргнул. Рид небрежно притоптал сигарету и хмыкнул: — Видать, щенячьи мордашки закончились на Конни. Тебе досталось амплуа отмороженного робота, а? Раньше, чем Ричард успел поинтересоваться, что это должно означать, или преувеличенно изумиться тому факту, что Рид знал слово «амплуа», тот нагнулся, подхватил с земли свою сумку — единственную, что, по всей видимости, была у него с собой — и небрежно бросил ему: — Погнали, пока нас тут не затопило к херам. Признавать это оказалось на редкость неприятно, но детектив Рид был прав — дождь и не думал униматься. Ричард кивнул и первым двинулся прочь, обратно на парковку, преследуемый по пятам пронзительным взглядом человека, совсем не похожего на кого-то, кто в самом деле нуждался в какой-либо помощи. Предчувствие у него было наипаршивейшее.