Что в имени тебе моем?

Антон сидел за барной стойкой и мотал ногами, ботинки шаркали носками по полу, из-за роста парня. Эд угрюмо наблюдал за тем, как Гудок, местный стилист, готовит стриптизерш и стриптизеров к открытию борделя. Он подбирал им одежду, поправлял прически и макияж, а ещё давал весьма нелестные советы о фигуре. То и дело по залу разносились: «Солнце моё, это что, целлюлит? Ты вообще не вдупляешь, где работаешь?!», «Это бельё стягивает твои бока, и нам нужно спрятать этот неказистый пупок!» или «Бога ради, купи уже Maybelline суперстойкую в двадцатом оттенке и не надо будет каждые пять минут поправлять макияж!». Ад для нормального человека и обычная среда для обитателей публичного дома. Девушки пристыженно кивали или зло щурились, парни, сцепив зубы, пытались сдерживаться. В оправдание стоит сказать, что все, кто стоял в линии, были действительно очень привлекательны и знали это, и все слова Гудка в основном были придирками. Вот только хрена с два кто-то возмутится вслух — Гудок еще и составлет расписание для пилона, и может легким взмахом шариковой ручки оставить тебя без выступлений на неделю. В зал вошёл Егор, который сегодня, видимо, решил поработать, вместо того, чтобы просиживать штаны, в кабинете Оксаны. Антон его понимал — за ночь он зарабатывает раза в четыре больше, чем Окс, так что тратить время себе в убыток было бы глупо. — Лапа моя, ты как всегда великолепен, — улыбнулся стилист Егору. Вот уж к чьему внешнему виду у стилиста редко были придирки. Шастун даже завидовал такой вылизанной красоте на грани женственности, сам он был неказистым, и если б дело было только во внешности, гнали бы его из борделя ссаными тряпками за такие «успехи». С ним разве что ролевую поезд и шпала разыгрывать. Егор и Гудок обменялись объятиями, и второй еще раз с удовлетворением оглядел внешний вид Крида. Сегодня на мужчине были кожаные черные брюки, а шею украшал кокетливый чокер. Светлые волосы бережно зализаны, и всё тело блестело от масла в огнях клуба. Ни одного имени не было видно на теле, но это скорее потому, что некоторые стриптизеры предпочитали замазывать их, чтобы надписи не отвлекали и не отпугивали клиентов. Хотя Антон по опыту знал, что есть долбанутые, которые и из количества имен фетиш сделали. — Я хотел согласовать с тобой новый танец, — наконец сообщил Егор, после долгого обсуждения расписания выступлений. — С удовольствием, но ты же знаешь, что это в первую очередь к Окс. Я меняю расписание только после её… — Ну-ну, за Оксану же я, только твой автограф нужен. Так, посмотришь? Я знаю, что могу полагаться на твой вкус, — подмигнул стриптизер, и Гудок тут же поплыл под этой неухищрённой лестью. Шастун усмехнулся в кулак, наблюдая. Криду даже пытаться не надо, чтобы пропихнуть свое выступление — ресницами похлопал и хоть всё расписание твое, пока другие в жопу лезли языком, а удачи там не находили. — Иди уже, покажи свое новое произведение искусства, — расплылся в улыбке стилист, делая отмашку расступиться и пустить танцора на пилон. Егор лишь лукаво ухмыльнулся и вышел на подиум, прошёл за кулисы и, поставив музыку, с первыми нотами вырвался из-за ширмы. Come harder just because I don't like it too soft (Давай сильнее, я не люблю нежничать) I like it a little rough (Мне нравится жестче) Чёткие, резкие шаги к шесту точно в ритм, качает бедрами, пробегаясь пока что невинно руками по бокам и бедрам. Егор мгновенно овладевает сценой, теперь это его личный подиум, и он главный тренд сезона — такой же стильный, удивительный и нихуя не понятный. Он подмигивает несуществующей публике, игриво оттягивает лямки узких брюк и светит своим почти прозрачным бельем — пока лишь дразнит. Ягодки впереди, знает Шаст. Not too much, but maybe just enough (Не слишком, но чтобы идеально) Uh huh see me in the spot like (Ах-ха, ты увидел меня в свете прожектора и подумал) «Ooh I love your style» («Вау, мне нравится твой стиль») Егор подходит к шесту, касается его сначала губами, а затем пускает волну по телу. Он извивается, будто кошка, и сам такой же обманчиво ласковый и податливый, но стоит обнаглеть посетителям — выпустит когти. Антон думает, что Егор был бы Сиамской кошкой — та же смесь грации и самолюбия с непростым характером. Крид хватается руками, пару раз крутится и зависает вниз головой. Одной рукой держится, другой расстегивает ширинку и ремень, запускает руку, чтобы погладить себя с абсолютно развратным выражением удовольствия на лице, но тут же одергивает себя и переворачивается. Танцор вновь спиной к зрителям, демонстрирует свой зад и, наконец, стягивает джинсы, откидывая их за пределы сцены. Uh huh show me what you got (Ах-ха, покажи мне, что можешь) Now come and make it worth my while (Сделай так, чтоб я не пожалел) Зарывается в волосы пальцами, разворачивается и вновь плавно пританцовывает. Извивается всем телом, выгибаясь, ластясь к шесту, словно к человеку, целуя его, скользя языком, затем обвивая ногами и фактически потираясь. Странное зрелище, но Антон не мог не признать, что это чертовски заводило. Give it to me, I'm worth it! (Давай, я того стою) Yeah, baby, I'm worth it! (Да, детка, я того стою) Егор заканчивает тем, что приспускает белье, обнажая ягодицы, проходится по ложбинке пальцами вниз, а затем на последнем аккорде громко стонет, гортанно, обманчиво правдиво и бесстыдно. Пока остальные стриптизёры с завистью смотрят, Гудок и парочка друзей Крида восхваляют его небольшую постановку. Шастун поддерживает — это было охуеть как горячо. Танцор только что фактически трахнул шест, а затем предложил публике сделать с собой то же! Антон привык к такому разврату в своей сфере, но танцы стриптизеров обычно не отличались разнообразием и откровенностью. Все хотели оголиться меньше и заработать больше. Что ж, Егора первое явно не волновало. Антон иногда думал, а не вышел ли этот мужчина из проституток с таким умелым владением телом и по-блядски откровенным поведением на сцене. Однако о Криде мало что было известно. Он появился чуть раньше Шаста в борделе, всегда только танцевал, был дружелюбен, но ни с кем не сближался. Развязный, но скрытный. Простодушный, но хитрый. Антон не говорил с ним больше необходимого и уж тем более не пытался разузнать о личном — так уж заведено — но, честно говоря, ему было до чёртиков любопытно, что скрывает этот Кен. — Думаю, кто-то сегодня заберет все деньги публики, — шепнул парень Эду. Тот смотрел в столешницу, игнорируя происходящее. Эдуард, Эд или Скруджи, кому как дозволено, был лучшим и единственным другом Антона. Он помог ему освоиться в клубе и первое время обхаживал его, в своей грубой, немного жесткой манере, и давал пинка под зад, когда Шаст пускал сопли. Частично благодаря его поддержке хастлер ещё жив и способен работать, иначе хер знает, что могло бы случиться. Сам же Скруджи работал здесь уже года три барменом. Устроился случайно за неимением альтернатив, так как был абсолютно необразованным, в смысле корочки аттестата, и полмолодости провёл, скитаясь автостопом по России, забивая тело татухами. Затем он осел здесь, в Москве, и устроился барменом в публичный дом через знакомого знакомых парня, с которым он трахался пару раз. Конец истории. Бармен терпеть не мог эту работу, но не видел смысла что-либо менять. «Я уже всё видел в этой жизни всё, что хотел. Какая теперь разница. Везде одно дерьмо», — признался он как-то Шастуну. Жизнь наскучила Эду уже к его двадцати восьми, и он предпочел плыть по течению и, может, однажды снова обрести что-то, ради чего стоит двигаться дальше. А пока он выжидал, долго и лениво, злясь сам на себя и на всех вокруг заодно. — А как же соулмейт? — спросил однажды Антон, удивившись. Ему было не понятно, как Скруджи, который имел все возможности найти своего единственного, просто не пользовался этим. Ведь у него осталось всего каких-то два имени! — Не вижу прикола в том, чтобы найти человека, который будет сковывать тебя всю жизнь. Я, кажись, не для того от бати свалил, чтобы снова прогибаться под чьи-то запросы, — и такова была позиция вольнолюбивого когда-то и хмурого и усталого теперь Эда. Его мышление было плохо понятно Антону, но он никогда не спрашивал, а друг никогда не делился личным: ни своим прошлым, ни своей молодостью, ни своими причинами быть здесь. — Ну что, парни, как вам моё выступление? — улыбнулся Егор, подойдя к барной стойке, застегнув попутно брюки. Эд показательно отвернулся к полкам с алкоголем. Они казались ему гораздо привлекательнее собеседника. — Будем считать, что ты настолько возбужден, что потерял дар речи, — усмехнулся танцор. — У меня скорее встанет на потаскушку, вертящуюся вокруг поручней автобуса, — не сдерживается Эд. — А мне зашло, десять дрочунов в первых рядах из десяти, — ответил Антон, игнорируя раздраженное фырканье друга. Крид рассмеялся, коротко и приторно. — Тогда, думаю, мне стоит отдохнуть перед насыщенной ночью. Пересчитывать купюры бывает так утомительно. Увидимся, — подмигнул танцор и удалился. Шастун развернулся к Эду, который все еще, скрипя зубами, протирал рюмки. — Что ты опять привязался к нему? На самом деле, эти двое собачились, сколько Антон себя помнил, но он никогда не знал, почему. Обычно, если кто-то кому-то в клубе не нравился, обходилось колкими взглядами, эти же словно искали повод поспорить, словно им нравилось сталкиваться лбами, пытаться поддеть собеседника, вывести на эмоции. Какая-то извращенная игра в кошки-мышки. — Не понимаю, как тебе не противно с ним общаться, — выплюнул Скруджи и скривился. — Эд, напомнить тебе, что я шлюха, — Шастун пощелкал пальцами перед чужим носом. — Я не о том, — отмахнулся бармен. — Он здесь явно не за долги или что-то ещё. Он просто получает удовольствия от свечения задницей на людях. Либо что-то замышляет вместе с боссами. В любом случае, он с вами не на равных, — Эд снова сморщился, словно ему захотелось сплюнуть. — Ты откуда знаешь? — не поверил Антон. То, что Егор исправно исполняет свою работу, без истерик и жалости к себе, еще ничего не значило. — Я знаю о каждом здесь, — уклончиво ответил Скруджи. — Иди готовься уже, нечего мне глаза мозолить, придурок. Шаст закатил глаза, перегнулся через барную стойку, чтобы утащить с собой почти бутылку тёмного нефильтрованного, и спрыгнул со стула, направляясь к гримерке. Про то, почему Эд был возбуждён, спрашивать он не стал. Да и разве всё не было ясно, как день? Кое-кто завидует клиентам стриптизёра.

***

В первую очередь переплетение судеб — огромная система, которую теперь старательно изучали ученые. Она была хаотична, но гармонична, и было в ней нечто, что человеческим умам не подвластно ещё. Как она подбирала соулмейтов? Как наперёд просчитывала все интимные связи и отражала всю подноготную человека на теле? Чёрт знает, но и судьба, конечно, ошибалась. Были случаи, когда человек встречал соулмейта раньше, чем оно предначертано, или когда уже знали имя соулмейта, но тот уже был мёртв или еще не рождался. Существовали люди, которые не верили связи. Это был целый культ, пытавшийся идти против системы. Последователи культа вырезали имена, ни с кем из списка не спали и не заводили отношения; они пытались доказать, что им не нужны подсказки, чтобы любить. Многие из таких, конечно, всё равно заканчивали в объятиях соулмейта и признавали, что судьба угадала с выбором. Иные до конца дней придерживались своих убеждений и побеждали судьбу, но так и не находили счастья. Однако большинство предпочитало не заморачиваться с разбором полётов, просто плыло по течению. Они влюблялись и расставались, наспех спали или искренне пытались как следует познакомиться. Верили, что так или иначе им предназначено счастье, так к чему от него бежать? Таким человеком и был Арсений. С детства на нем было пять имён — довольно среднее количество, которое его не очень-то волновало. Пока друзья искали людей из списка, Попов учился, играл в детском театре, танцевал и пытался освоить гитару. У него просто были дела поважнее и поинтереснее. Да и зачем напрягаться, если всё, так или иначе, просчитано судьбой? Пять человек за всю жизнь? Успеется. Первого человека из списка Арс встретил в шестнадцать. Симпатичная и артистичная девчонка, она была с ним в театральном кружке, и они целовались в каморке за актовым залом в перерывах между репетициями. Ему нравились её кудрявые волосы и запах алоэ от рук. Семья девушки переехала в другой город, и они больше не поддерживали связь. Вторым человеком был парень, с которым Арсений ехал в одном купе. Ничего необычного, они просто оба хотели развлечься без обязательств, а имена друг друга так удачно были в списке. Попов запомнил лишь чарующие зеленые глаза и загорелую кожу. Наутро парень уже покинул поезд. Третьим человеком стал сосед по комнате в общаге. Парень учился на филологическом и учился весьма халатно — просыпал половину пар и предпочитал зубрёжке «гамать в доту». Их секс можно было занести в книгу Гиннеса по неловкости, потому что с латентными всегда так, но запах его сигарет Арсению нравился. Даже жаль, что парня отчислили спустя полгода. А потом была Алёна… И Попов не знает, как описать их первую встречу. Они познакомились на третьем курсе, оба выбрали одну и ту же дисциплину. Арс с первого же занятия отметил смех девушки — громкий, заразительный, напоминающий крики чайки. Она могла что-то выкрикнуть на паре или покривляться реакции ради, Попова раздражало ее отсутствие манер и неуместное поведение. Он знал, что на его руке есть «Алёна», но надеялся, что это не она. Мало ли сколько Алён на свете, не обязательно именно к этой его толкает зачем-то судьба. Да и та наверняка бы уже подошла, если бы имя Арсений было у нее где-то на теле. Все разрешилось само собой ближе к зиме. Попов сидел за партой, перебирая конспекты, пока к нему не подошла Алёна, выглядевшая смущённо. Неловко переминаясь с ноги на ногу, она спросила: — Это ты Арсений Попов? Он передёрнул плечами, предчувствуя неладное. — Мы уже несколько месяцев в одной группе, — не смог не съязвить Арс. — Да, просто… — Алёна еще сильнее покраснела, и Попову стало стыдно за свою резкость. — Арсений Попов, ты мой соулмейт, — и девушка показала высеченную на запястье надпись с его именем и фамилией. Попов так и пялился на буквы минут пять, не в силах поверить. Он осторожно коснулся злосчастной надписи, и та залилась красным, обозначая, что родственные души встретились впервые, и связь установлена. Вот только у Арса никакой такой реакции не было. — Мне очень жаль, — стушевался Арсений и засучил рукав, чтоб показать чужое имя. — Односторонняя, — все, что произнесла Алёна. И затем он не видел ее несколько дней. Попов познакомился с Димой, братом Алёны. Его грызла совесть, и он хотел держать контакт с девушкой хоть как-то, убедиться, что она в порядке, потому и внедрился в их компанию. Девушке это не понравилось, она подкалывала его или дерзила, Арс с ней десятки раз спорил на пустом месте, ее характер и поведение выводили из себя. Другие ребята понимающе переглядывались и ржали. Споры перерастали в ссоры, ссоры перерастали в посиделки на кухне за чаем и болтовню обо всем на свете. Они абсолютно точно не нравились друг другу. Но, узнавая всё больше друг о друге, разделяя жаркий пыл, привыкая к колкостям характера, они влюблялись. Первый поцелуй был по пьяни, смазанный, слюнявый — и лучшее, что Арс когда-либо испытывал. А после Алёна разревелась, валяясь на полу, твердя, что не хочет быть одной из списка, что хочет быть для кого-то особенной, что хочет Арсения. Попов лег рядом, чтобы успокоить ее. Сочувствие к девушке сплелось с симпатией, и он тоже пустил слезу, пока гладил ее по голове. Они были в стельку, а видеозаписью друзья шантажировали любовничков ещё долго. Отношения их были странными. Алёна хотела Арсению счастья, а Попов хотел быть для нее соулмейтом. Тогда Арс впервые задумался — почему он просто не может кого-то любить, независимо от букв на теле? Он же любил Алёну, и с чего вдруг это должно закончиться? Попов планировал никогда не узнать, кто его соулмейт, и просто быть рядом с тем, кто, быть может, из списка, но кем он дорожит. Они целовались часто, каждый раз, будто в последний, и Арсений постоянно касался чужого запястья и клялся, что не оставит, не обидит, будет всегда рядом. Ему не было стыдно или совестно, будто он предавал своего соулмейта (который где-то его ждет, ставила ему в упрек Алёна). Попов верил, что уже нашел своего человека, и больше никто ему не нужен, кроме этой язвы, которую хотелось прижать к себе и наобещать тысячи прекрасных невообразимых вещей. А потом были её восторженные глаза в первых рядах театрального зала, её стоны, громкие и несдержанные, как вся она, её зубная щетка в стакане в ванной, сообщения «я в Пятерке, тебе что взять?» и фотографии из Ялты. Такой была его молодость: сумбурной, наивной и страстной. Арс бы всё отдал, чтоб вновь вернуть её, а не сидеть сейчас здесь, на полу в прихожей, расправляясь с очередной бутылкой. Может, у него начались проблемы с алкоголем. Может, он не хочет их решать. *** Крем приятно холодил истерзанную спину. Большие, рассекающие кожу раны от хлыста, пряжки, синяки от грубых пальцев и отметины зубов — полный набор. Сегодня он взял очень дорогой заказ. Потому что каждый раз смотрел на нули и делал неправильный выбор. Хотелось пойти, лечь и сдохнуть после подобных игрищ с клиентами, но Шаст себя знал — как миленький через час уже будет с кем-то другим в кровати. Пока Антону дали время отсидеться («полчаса хотя бы подожди, Тош»), он достал телефон и набрал номер, который ему дал Арсений. Он же обещал удостовериться, что всё в порядке, хотя он был уверен, что в порядке ни хуя не было, когда трубку взяли только со второго раза. Попов, уже по тяжелому дыханию понятно, снова припал к бутылке. — Я звоню, как ты и просил, — не мог ничего лучше сказать Шаст. — Да, — хрипло ответил Арсений. — А я всё-таки напился, — невесёлый смех. — Ну заебись, — пожал плечами парень. Ну, а что от него требуется? Не сможет же он переубедить пить уже набухавшегося человека или сделать его трезвым по щелчку пальцев. — Приезжай, пожалуйста, — тихо попросил Попов. — Мне нужна помощь. — Вызови кого-то другого, я не служба спасения, если забыл. Шастун не собирался быть мальчиком на побегушках у какого-то пьяницы. Да, Арсений был неплохим человеком, но Антон ему ничем не обязан. Они даже не знакомы толком. Так с какой стати ему бросать всё и нестись на помощь?! У него работа, заказы, долги на шее, а он сорвется и побежит тратить драгоценные часы на мужика, который почему-то решил, что номер Шаста — это реабилитационный центр? — Я заплачу. За всё время, — начал раздражаться мужчина. — Ага, у тебя денег-то хватит? — с толикой насмешки поинтересовался Антон. — На шлюшку у меня денег хватит. Приезжай! — рыкнул Попов и, прежде чем повесить трубку, раздался ужасный звон бутылок. «Он ведь убьётся», — вздохнув, подумал Шастун. Его сердобольность его погубит. С одной стороны, Антон искренне не хотел впутывать себя в очередную паутину проблем. Он уже попался в одну, и теперь пауки борделя пили из него все соки. Но, с другой, Арсений платил, да и неохотно было идти на заказы после конченного садиста. А так можно было убить двух зайцев: и деньги получить, и никому жопу не подставлять. Одни плюсы, ну, помимо подработки вытрезвителем. Знаете, всё лучше ещё одной БДСМ сессии, где от БДСМ одни плети да наручники. Антон поднялся с кушетки в гримёрке и направился в кабинет к Криду, чтобы предупредить о заказе. Так уж вышло, что если они берут заказ «со стороны», надо все равно отчитаться перед начальством. Шаст по привычке ворвался без стука и наткнулся на весьма (не)ожиданную картину: Крид старательно расцвечивал шею Эда, пока тот слепо шарил ладонями по спине и затылку, шипя проклятия. Оба были на взводе и заметно возбуждены. Увидев незваного гостя, Эд встрепенулся, оттолкнул от себя стриптизера, кинул загнанный взгляд на Шастуна, озлобленный на Егора и вылетел быстрее, чем пробка из шампанского. Крид, вздохнув, пригладил волосы и обиженно посмотрел на Антона. — Сам виноват. Надо запирать дверь, если не хочешь, чтобы любовник сбежал, — фыркнул Шастун и кинул на стол лист с контактами и адресом клиента. — Этот у меня до конца ночи, так что новых заказов не беру, — пояснил. Егор, кажется, даже его не слышал, молча глядя на дверь и тяжело дыша. Что ж, за вечер Шаст принимает только один заказ на «поплакать в плечо», так что разбираться еще и с драмой этих двоих не собирается. Антон просто пожал плечами и поспешил к старому знакомому.