The Garden

      Казалось, не существовало такого человека, который смог бы устоять перед оленьим взглядом Тэхёна. Все доводы и аргументы исчезали, а сам Сокджин неумолимо сдавался, идя навстречу своему дорогому созданию. Именно по этой причине вечером после выписки из больницы Ким складывал ровной стопкой свежее постельное бельё на диване в гостиной для неожиданного гостя, даже не представляя, где отыскать горстку сил для совместного ужина. Прежняя жизнь, наполненная лучшими годами необыкновенного счастья, стремительно охватывала тоскливые мысли изо дня в день. Сладкие воспоминания становились спасением, дарили фантомный покой на короткие мгновения и возможность ощутить себя вновь любимым, тем самым человеком, который никогда не мог взглянуть на золотистое кольцо без нежной улыбки.       Всякий раз задерживаясь взглядом на руках бывшего супруга, украшенных узорами вен и мелких шрамов, опечаленный Сокджин до холода вдоль позвонков мог почувствовать иллюзию родного прикосновения, то облегчение, которое окутывало тяжёлую голову всякий раз, стоило только родным ладоням обхватить горячее лицо.       Намджун был повсюду. В каждой мелочи, мысли и едком воспоминании.       Расставание с прошлой жизнью оказалось слишком стремительным, не позволив ни одному из бывших возлюбленных сполна насытиться друг другом. Всё разом перевернулось с ног на голову, а жгучая обида не угасала даже спустя несколько лет. Может, все недоговорённости и упрёки являлись лишь глупыми поступками взрослых людей, но Сокджин, сколько бы он ни погружался с головой в горькие мысли, никак не мог заставить себя отпустить и простить, каждую ночью лаская кровоточащую рану кончиками пальцев.       Сохранение брака на пиковый момент ссор не являлось приоритетом по причине абсурдности самой ситуации. А сам он причинял лишь боль и ничего более, став настоящим проклятием для маленького Рая. В то время самочувствие Тэхёна сильно ухудшилось из-за скопившихся переживаний, пока Намджун продолжал стремительно отдаляться, оставляя возлюбленного одного против целого мира. Подобное не могло продолжаться, Сокджин понимал это, как и собственное бессилие, в конце концов срывая пластырь с незаживающей раны одним резким движением.       В день возвращения тигрёнка домой вся семья, словно никогда не существовало той громогласной ссоры, впервые за долгое время собралась за обеденным столом для ужина, наспех приготовленного из найденных продуктов. Круговорот повседневных дел отлично освобождал тяжёлую голову от любых мыслей, но когда закружившийся в заботах Сокджин воззрился на третью пару столовых приборов в своих руках, явственное осознание возникло настоящим фейерверком по ту сторону век. Благополучие лучистого Тэхёна являлось куда важнее всех сломленных чувств. Поэтому Ким, отказавшись чуть позже от любой помощи, быстро расправился со всей посудой и сразу же направился в спальню на втором этаже, только единожды покинув её, чтобы одарить счастливого тигрёнка поцелуем в пушистую чёлку. Если Намджун мог сделать мальчишку поистине счастливым, то он готов стойко теперь всё дерьмо, сколько это было необходимо.       Неделя пребывания бывшего супруга могла показаться каплей в море, стоило только свести все взаимодействия к необходимому минимуму. Сокджин справится с этим.       Той ночью долгожданный сон не желал посещать Намджуна, забирая его в свои объятия лишь к нежному рассвету, пробивающемуся сквозь тяжёлые шторы. Всё происходящее ощущалось совершенно неправильно, как отсутствие колец на безымянных пальцах, так и свежие цветы в пузатых вазах. Посуда перед гостем за ужином оказалась отличной от остального набора, а тапочки теперь являлись гостевыми. В родных стенах Намджун до боли в подреберье почувствовал себя чёртовым чужаком, без единого ругательства принимая боль в теле, которую щедро обещал наутро знакомый старый диван.       Привычные мелочи смешивались с теми переменами, о которых Сокджин и не думал обмолвиться бывшему супругу, самолично перекрашивая гостиную и спальню, наконец-то меняя несколько светильников, до которых у одного-единственного человека никак не доходили руки. Теперь же вся реальность ощущалась до странного сюрреалистичной, пугая Намджуна сильнее, чем любой монстр в платяном шкафу.       Когда весь дом наполнился лучами проснувшегося солнца, земля исчезла из-под ног за одно мгновение, стоило тому самому незнакомцу вновь появиться на пороге около восьми часов утра. Именно его испепелял хмурым взглядом сонный Намджун, притаившись за углом после возвращения из уборной. То скопление душераздирающих чувств не имело описания, как и не позволяло избавиться от себя, вынуждая мужчину стремительно погибать.       Он всё ещё чертовски сильно любил.       И никогда не смог бы возненавидеть.       Испепеляющая вина за все произошедшие ошибки обернулась настолько сокрушительной волной, что мужчина пошатнулся, до побелевших костяшек впиваясь подрагивающими пальцами за угол стены.       — Держи, милый.       Совершенно очаровательно взъерошенный Сокджин каждым ранним утром походил на крошечного птенца, только-только покинувшего объятия своего уютного гнезда. Сколько лет Намджун знал своего возлюбленного, тот всегда имел привычку лично готовить для того, кто был ему дорог. Небольшие перекусы или нечто более основательное, но это всё всегда являлось языком его любви, становясь неотъемлемой частью жизни. Поэтому, когда в раскрытые ладони незнакомого парня легла небольшая коробочка лакомств, остолбеневший Намджун отчётливо почувствовал, как нечто сжало его горло колючим спазмом, не позволяя вдохнуть.       Но был ли Сокджин счастлив?       — Ты выглядишь сегодня намного лучше, детка. Отлично спалось? — пушистые ресницы затрепетали от такой необходимой ласки, стоило только проворным пальцам скользнуть в ворох непослушных локонов, нежно массируя гудящую голову. Шумный вздох сорвался с пухлых губ, и Ким, обмякнув, обхватил крепкую шею мужчины объятиями, позволяя рукавам шёлкового халата спуститься к локтям. С тихим стуком коробки, отложенной на комод совсем рядом, широкая ладонь легко сжала узкую талию, ловко пробравшись под тонкую ткань одежды. Мягкие поцелуи коснулись свинцовых век.       — Кажется, я уснул, как только моя голова коснулась подушки, — уголки пухлых губ приподнялись в робкой улыбке. Подаренная ласка оказалась настоящим дурманом, от которой разомлевший Сокджин позволил обхватить себя объятиями целиком и полностью, одарив бледную кожу горячим дыханием. Весь мир вдруг исчез, а дышать стало куда легче.       — А тигрёнок? Вчера, собирая свои вещи перед выпиской, он пообещал мне больше не попадать в такие переделки. Тэхён чертовски испугался за тебя.       — Кто за кого ещё испугался, — тихий смешок обласкал слух. — Такой невозможный.       — Что-то мне подсказывает, детка, вы похожи друг на друга даже больше, чем думаете.       Любящая улыбка, расцветающая на красивом мужском лице, щекотала озорных бабочек в глубине клетки из рёбер.       — Вчера вечером Тэхён выглядел совсем прекрасно. Думаю… этот день он захочет провести со своим отцом.       — Намджун всё же остался?       Сокджин лишь кивнул, так и не произнося ни единого слова.       — Он ведь не обижает тебя, верно? — звонкое беспокойство в таком очаровательно наивном вопросе вынудило разомлевшего от тепла Кима тихо рассмеяться, а после прижаться своим лбом к чужому, чтобы нежно потереться кончиком носа.       — Милый, — на выдохе произнёс он. — Если бы кто-то на Земле только смел обидеть меня…       Едва узкая фигура исчезла в крепких объятиях, а долгие поцелуи наполнили тихим звучанием небольшую прихожую, ошеломлённый Намджун, едва дыша, с трудом отстранил себя от стены, чтобы, не скрываясь, на негнущихся ногах направиться в своё одинокое гнездо в гостиной, оставаясь совершенно незамеченным для воркующей у двери парочки.       Было крайне глупо полагать, что такой человек, как Сокджин, мог остаться без чужого внимания. Объятый печалью Намджун прекрасно осознавал это, чувствуя, как из его тела медленно вытягивали раскалёнными щипцами душу. Дарил ли этот человек всё то, что действительно любил Сокджин?       Любил ли он его так, как любит Намджун?       Чувства клокотали на корне языка, но ни одно слово так и не было сказано, и Ким терялся, совсем не имея возможности отыскать выход. Сожаление о разводе настигло мужчину через несколько месяцев после завершения процесса, а новый дом стал самой настоящей клеткой, от которой он не смел освободиться. Жгучие фразы, некогда сказанные в порыве оглушительных ссор, теперь же были не более, чем глупостью. Все поступки обращались виной, а обвинения — чем-то смехотворным. Намджун никогда не желал причинить возлюбленному боли, но теперь, обернувшись для того страданием, Ким возненавидел себя, каждый раз погибая от пронизывающего холода некогда влюблённых глаз. С каждым годом он всё больше понимал своего бывшего супруга, но не имел понятия, как же возможно заслужить прощение, от которого, казалось, зависела целая жизнь.       Намджун готов был рухнуть в ноги, обратиться пеплом у морской глади, только бы узловатые пальцы вновь коснулись его лица, размазывая по горячим щекам горькие слёзы. Успокоение находилось лишь в одних единственных объятиях, но пока тигрёнок счастливо сиял, бросить попытки обернуть реальность вспять стали бы большой глупостью. Ким намеревался всё исправить во что бы то ни стало.       Что-то необъяснимое теперь мелькало в каждом движении Сокджина, неуловимое изменение, которого раньше не существовало.       Но его сердце по-прежнему принадлежало пудровым кустовым розам, пока в пузатых вазах красовались душистые лилии.       Повседневные разговоры едва ли могли сойти за разлизывание ещё свежих ран, но лишь до определённого момента, который Тэхён предпочёл бы пережить где-то за пределами дома. Одним вечером, когда измождённый Сокджин вернулся домой куда позже обычного из-за нахлынувшей работы, его терпение вдруг растворилось в прохладном воздухе, выпуская на волю обезумевшие чувства, как и предательскую солёную влагу. Он не желал ссор, как и громкого выяснения отношений, но каждое сказанное бывшим супругом слово ударяло наотмашь, даже если то не имело за собой никакого второго дна.       — Мне просто хотелось твоего внимания, как раньше, понимаешь? — судорожно выдохнув, растрёпанный Сокджин потерянно развёл руками посреди гостиной, не смея взглянуть на мужчину перед собой, разбитый вид которого причинял физическую боль. Болезненный румянец обжигал бледное лицо до жгучего жара. — Я работал над нашими отношениями, старался привносить в них всё, чего тебе не хватало. Я думал… думал, что после всех лет тоже заслуживаю этого, той любви, которую сам отдавал тебе сполна. Да, у нас есть прекрасный дом, самый лучший сын, свободная сумма на банковском счету для его дальнейшего обучения. Мы имеем всё, милый, но одновременно совершенно ничего, понимаешь?       Когда возлюбленный повышал голос, оторопевший Намджун всегда терялся, молясь, словно мальчишка, потерявшийся в лесу среди ужасающих завываний диких волков. Жгучий страх, сжавшись в комок у солнечного сплетения, в одно мгновение овладел телом, ломая кости.       — Джинни, — с дрожью в голосе воскликнул тот. — Сокровище, у меня никакого права как-то оправдать свои поступки перед тобой, но я действительно пытался сделать нашу жизнь лучше. Я работал для нас. Для нас троих.       — Получив то повышение, ты изменился, а я оборачивал все красные флаги зелёными. Рядом с тобой в то время для меня не было жизни, лишь существование. Я бросил работу, Намджун, потому что твоя задница так редко появлялась дома, что мне попросту пришлось воспитывать сына и содержать всех нас в одиночку. Как ты можешь представить себе нахождение в трёх местах одновременно каждый чёртов день?       — Джинни, милый.       — У нас, мой дорогой, после твоего взлёта по карьерной лестнице весь секс стал прописан в твоём грёбаном графике. Ты сам его записывал, своими руками. Планирование — это так удобно, верно? Как и иметь меня, когда ты это запланировал, а не захотел, — вдруг в чувствах вскричал Сокджин, а его медовые глаза до краёв наполнились солёной влагой. — Потому что у тебя каждая чёртова минута начала состоять из бесконечных дел! Ты даже не появился на том осеннем концерте тигрёнка, припоминаешь? Ах, нет, погоди-ка… ты пришёл к самому чёртовому концу. Я ведь просил тебя, пытался завести разговор, что так больше не может продолжаться, но мыслями ты был не здесь. Каждый грёбаный раз, паршивец. Каждый. Грёбаный. Раз.       Крупные капли заблестели в уголках печальных глаз Намджуна. Он даже не мог представить, насколько была паршива изнанка его, как казалось, головокружительного успеха.       — Я признаю, что мог отдалиться от вас, но это происходило из-за обстоятельств, которые не могли быть под моим контролем! Эта усталость так чертовски сильно меня выматывала, что мой разум даже не помнил о дне недели. Новая должность просто отвратительна сама по себе, столько дерьма на одного человека — настоящая Преисподняя. Я всеми силами старался быть с каждым из вас, дарить вам всё своё свободное время. Я так чертовски сильно люблю вас!       — Поэтому ты забыл нашу годовщину и прошёл мимо меня, ожидавшего тебя за столом на протяжении всего вечера до самой ночи? Ты звонил, признаю, писал. Предупреждал. Но… знаешь, пять минут не могут длиться целую вечность. А когда ты пришёл, Джунни, то сразу направился наверх, так после и не спустившись ко мне. Мы с тигрёнком доедали этот чёртов ужин вдвоём.       — Но я ведь утром… мы ведь провели чудесное время утром после, Джинни, ты и я. Мне казалось, ты был счастлив тогда.       Глубоко вдохнув, подрагивающий Сокджин запрокинул голову, пытаясь сдержать злые слёзы. Как же сильно он хотел просто закричать.       — По какой-то причине, Джунни, после этого… — ломким спокойствием излился он. — Перед моим днём рождения ты провёл прекрасный вечер в компании коллеги в одном из мест, куда ты так хотел пригласить меня.       — Это был рабочий ужин.       — Да, верно, а следом был рабочий день. Самый обычный день, когда я сам задувал проклятые свечи на своём праздничном торте. Тогда со мной разделил эту честь только тигрёнок, а где находился ты, милый? Намджун, послушай, я понимаю, что у тебя на всё найдётся объяснение, но это так не работает. Даже если ты начинаешь писать новую книгу, дорогой, почерк останется прежним, вот в чём дело.       — Я пытался сделать нашу жизнь лучше, Джинни, сделать так, чтобы ни ты, ни Тэхён ни в чём не нуждались, — горькое отчаяние захлёстывало Намджуна с головой. — Детка, мне не нужен этот чёртов мир, если в нём нет тебя. Тэхёна. Послушай, ты моя первая и единственная любовь, Джинни, зачем мне кто-то другой?       — А мне не нужны деньги, — судорожный смешок сорвался с пухлых губ. Сделав шаг вперёд, Сокджин хотел было уже потянуться к возлюбленному, как сразу же отстранился, взмахнув руками от бурлящих внутри эмоций. По какой-то совершенно дурацкой причине так сильно хотелось вспомнить вкус некогда любимых губ, но ладонь неумолимо зудела от отсутствия звонких пощёчин. Всхлипнувший Ким со злостью вытер рукавом влажный кончик носа, а после направился прочь, оборачиваясь лишь у самого порога. — Ты не хотел слышать меня тогда, как не хочешь и сейчас. Я благодарен тебе за всё, что мы имеем, но… я всегда любил тебя, Намджун, и уважал тебя, мне лишь хотелось получить это же в ответ. Совсем как раньше, помнишь? Когда всё было проще. Мне тоже хочется получать поцелуи в ответ, ласку и похвалу. Я тоже хороший мальчик, милый, который заслуживает чёртовой любви.       С того самого момента нечто надломилось в глубине души Намджуна, а сердце его возлюбленного рассыпалось острыми осколками. На следующий день, несмотря на явную грусть тигрёнка, Ким отыскал для себя небольшую квартирку у милой старушки на достаточный срок, за который он намеревался исправить всё самолично созданное дерьмо. Но золотые звёзды явно любили несчастное создание излишне сильно, поэтому вновь оборачивая хрупкие надежды едкой насмешкой судьбы.       Аренда квартиры, благодаря зоркому глазу старушки, оказалась действительна только через несколько дней, а все ближайшие отели, как и другие подобные заведения, не имели свободных мест. Поэтому, поправляя на плече надоевший рюкзак, уставший донельзя Намджун оказался снова на пороге своего некогда семейного гнёздышка, с силой вдавливая звонок до самого основания. Хмурая морщинка между бровями исчезла от одного только вида сияющего тигрёнка, появившегося на пороге дома в пушистых тапочках. Тэхён, заверив отца, что всё в полном порядке, после сразу же проскользнул мимо мужчины, стоило только наспех зашнуровать кое-как надетые кеды. Вечеринка у лучшего друга манящим светом влекла яркого мальчишку, за чьей спиной гость понуро опустил плечи, возвращаясь в тоскливые объятия родных стен.       Намджун знал в своём возлюбленном каждую мелочь, любую привычку и предпочтение, ему не составляло труда отыскать одного Сокджина из тысячи по одному только звуку шагов. И сейчас, утопая во мраке глубокой ночи, сонный Ким приподнялся с дивана на шум у входной двери, без промедления осоловевшим взглядом цепляя родную фигуру. Очевидно, никто не ожидал возвращения гостя после короткого утреннего разговора, поэтому Намджун прекрасно знал, что его бывший супруг даже не догадывался об одном-единственном зрителе.       Стоило потревожить Сокджина хотя бы одним сообщением, несмотря на то, что тот обещал вернуться не раньше позднего утра.       Едва зрение приобрело чёткость, как в тёплом сиянии подсветки, льющейся из кухни, оказалось то, что сразу же вынудило разбитое сердце пропустить удар. Изнывающий в чужих руках Сокджин казался до боли знакомым, но чертовски чужим, тот ластился под щедрые прикосновения и издавал тихие, но сочные стоны. В прошлый четверг судьба познакомила Намджуна с новым мужчиной в жизни возлюбленного, им оказался улыбчивый коллега по работе, чьи округлые глаза вбирали в себя весь свет этого проклятого мира. Сияющий Чонгук был отличным парнем, смышлёным и добрым, хорошим старшим приятелем для тигрёнка, только…       Он дарил душистые лилии.       Всё происходящее походило на самый ужасный сон, от которого не существовало возможности проснуться, а Намджун не смел отвести мутного взгляда от расцветающего удовольствия на родном лице. Короткие фразы переплетались с глухими смешками и звучанием глубоких поцелуев, которые растворились во мраке после гулкого падения чего-то слишком увесистого для обычного ремня. Сокджин был готов, он готовил себя, когда сам Намджун ещё оставался в доме. О, грёбаное дерьмо. С трудом дыша через приоткрытый рот, отчаявшийся Намджун цеплялся за каждую деталь, безошибочно угадывая реакцию на любое прикосновение.       Ким прекрасно помнил, что его возлюбленный всегда предпочитал первый раз стремительным и головокружительным, а затем смаковал каждое последующее удовольствие с оттяжкой, словно хорошее и дорогое вино. Он знал, каково это ощущать обжигающий жар любимого тела, наблюдать, как заламывались аккуратные брови от горячих волн накатывающего наслаждения, каким удивительным нимбом обращались взъерошенные тёмные локоны, с каждым толчком подпрыгивающие всё выше. Воспоминания самых непримечательных мелочей всё ещё были чертовски свежи, как и очаровательное наслаждение возлюбленного от тесного контакта взмокшей спины с прохладной стеной, когда тот легко подавался в чужих руках вверх и опадал вниз, вжимаясь макушкой в поверхность позади.       Незабываемый мелодичный голос, обволакивающий протяжными стонами гудящую голову, каждый раз расцветал высокими нотами, стоило только длинным ресницам задрожать, а телу обмякнуть, принимая в себя щедрую порцию отголосков удовольствия. Когда-то, алея щеками, юный Сокджин честно признался такому же румяному возлюбленному, что чувство заполненности для него является прекрасным, и теперь Намджун, утопая в том самом единственном высоком стоне, прекрасно знал, что с первыми лучами солнца он не найдёт на полу и намёка на квадратную упаковку.       На рассвете покрасневшие глаза цвета цветочного мёда наконец-то лишились всех солёных слёз, а шум на втором этаже прекратился, одаривая Намджуна долгожданным покоем.