Баджи-сэнсэй, я очень хочу сдать философию

      «Черт! Черт! Черт! ЧЕРТ!!!» — Мито видит на экране телефона четыре отложенных будильника и семь пропущенных звонков от старосты группы. «Опять проспала! Черт! Я опять проспала!»       Она откидывает одеяло, обводит сонными глазами бардак в комнате и разбросанные вещи, надеясь найти хоть какие-то признаки своего нижнего белья. Лифчик валяется под столом, трусики где-то на подоконнике, джинсы недалеко от кровати, кофточка и вовсе на полу в коридоре.       — Эй! — она разглядывает парня на соседней половине кровати и недовольно морщится: «Кажется, вчера он был посимпатичнее…»       — Э-эй! — Мито трясет за плечо парня, — Поднимаемся, дорогой! Поднимаемся!       — Что… Пора завтракать?.. — он лениво разлепляет глаза.       — Пора выметаться отсюда! И поживее, потому что я сильно опаздываю! — она сердито кидает на кровать его вещи и удаляется в ванну, — Надеюсь, ты уже будешь ждать такси, когда я вернусь!       Парень выполняет приказ и нехотя натягивает одежду.       «Надеюсь, Лана поделится конспектами», — Мито наспех расчесывает длинные пепельные волосы. «Ну нахрена я столько вчера намешала в баре…» — она щурится на отражение засосов на своей шее в зеркале и прихлопывает их подушечками пальцев с нанесенным тональным кремом. «Сука! Все равно просвечивают!»       — Не поцелуешь меня на прощание? — парень застыл в дверях ванной, разглядывая фигуру недовольной девушки.       — Тебе вчера мало было? — шипит девушка, глядя на него через зеркало, — Если такси уже здесь, спускайся, я потом закрою.       Парень ухмыльнулся и двинулся в коридор.       Очередной одноразовый любовник спроважен. Можно спокойно выкурить на кухне ванильную сигаретку и выпить чашечку кислого растворимого кофе.       Первая затяжка отправляет Мито Хирудзуки в открытый космос, усиливая похмелье и заставляя прокручивать отрывки прошедшей ночи. «Всего парочку коктейлей и сразу домой!» — любимая ложь, которую она каждый раз повторяет на входе в бар. «Симпатяшка», — она вспоминает, как подсаживалась к парню за барной стойкой, спрашивала, почему он один и почему такой грустный, уговорила его выпить текилы…       Мито моргнула — и вот она уже везет незнакомца к себе домой. Моргнула еще — и она уже сидит на нем сверху, наслаждаясь стонами парня. Моргнула третий раз — и вот она уже здесь, на кухне, борется с подкатывающей тошнотой от паршивого привкуса дешевого растворимого кофе.              И когда она только решилась начать этот образ жизни с принципиальным правилом «Не спать с одним и тем же мужчиной больше одного раза»?.. И почему ее так пугает перспектива серьезных нормальных отношений? Иногда Мито тошнит от себя, когда она задумывается, во что превратилась. Но, как правило, в таких случаях она просто идет в новый бар и топит там свои мысли в мартини. И так по кругу…       Исключением из правила был только один брюнет пару лет назад. Казалось бы, ничего такого и всё, как обычно. Она подсела к нему в баре. Разговорились. Выпили. Выпили снова. Много смеялись. Еще выпили. Поехали к нему. Великолепная ночь. И о боже, как он хорош. Как он уверен в себе, как он чутко и нежно всё делает… Договорились встретиться снова. Дорогой ресторан. Цветы, конфеты, шампанское. Приезжают к нему. Ночь еще лучше, чем прошлая…       Но что-то перемкнуло, и Мито сбежала, пока он спал, предварительно стерев из телефона свой номер, историю сообщений, и забыв под кроватью свои белые шелковые трусики. Она и сама не поняла, что ее так напугало. Но больше они не пересекались. Кажется, его звали Кейске… Он был чертовски красив и невероятно хорош в постели.       «Кейске, точно. Его зовут Кейске Баджи», — единственный, чье имя запомнила Хирудзуки. Два года прошло, а она всё никак не может выкинуть его из головы и никак не может понять свой поступок.       Она допила свой противный кофе, вызвала такси и замотала пятнистую шею бежевым шарфиком. В дороге укачивало еще сильнее. Мито закрывает ладонью рот и молится, чтобы ее не вывернуло наизнанку себе на джинсы.       Автомобиль паркуется у проходной университета. Она на лету закуривает очередную сигаретку, надеясь напугать никотином рвоту, и щурится от еще теплого осеннего солнца. На часах половина десятого, а значит, Мито пропустила уже половину лекции. Она делает последнюю большую затяжку, словно это ее от чего-то спасет, и проходит на территорию кампуса. Движется к нужному корпусу, обнимая себя за плечи, поднимается на нужный этаж, находит аудиторию и, предварительно положив на язык пластинку жвачки, открывает дверь.       «ЧЕ-Е-Е-ЕРТ!!! НЕТ-НЕТ-НЕТ!!! БОЖЕ, ПОЖАЛУЙСТА, СКАЖИ МНЕ, ЧТО Я В ПОХМЕЛЬНОМ БРЕДУ!!!» — она замирает в дверях, подрагивая на сквозняке, и хлопает голубыми глазками на нового преподавателя философии.       Густые черные волосы собраны в аккуратный хвост. Пиджак накинут на плечи. Две верхние пуговички белой рубашки вальяжно расстегнуты. Красный галстук слегка ослаблен. Квадратные очки в черной оправе спадают на переносицу. Он сидит на учительском столе, нога на ногу, и держит в руках томик «Трудов и дней» Гесиода.       — Лучше бы Вы ошиблись аудиторией, мисс Хи-ру-дзу-ки, — Баджи-сэнсэй отчеканил фамилию провинившейся студентки, — Я терпеть не могу, когда на мои лекции кто-то опаздывает. К Вашим годам уже пора было набраться ответственности.       Мито нервно потирает руки и не знает, куда деть глаза. Его взгляд настолько пронзающий, как острые копья, что кажется, куда ни спрячься, он достанет даже с того света.       — Быстрее, проходите на свое место, пожалуйста, — он изо всех сил старается сохранить самообладание. Студентка виновато кивнула и, как мышка, бросилась на последнюю парту. Он проводил ее укоризненным взглядом и вернулся к чтению лекции.       — На чем мы остановились? Ах, да, Гесиод… Благодаря присущему автору практицизму и акценту на описании жизни людей, поэму называют «светским видом эпоса»…       Оставшиеся сорок минут Мито смотрела на раскрытую тетрадь и не могла уловить ни слова. Это Кейске. Это точно он. «Какого хрена ты тут забыл?!» В голове десять раз прокрутился фильм двух их великолепных ночей. Как он поливал ее тело ароматным маслом, как ласкал языком ее грудь, как шептал комплименты на ушко, медленно двигаясь в ней… И его голос, звучащий сейчас в аудитории, только распаляет все воспоминания.       — В «Трудах и днях» Гесиод представляет Прометея не как героя, а как отрицательного персонажа, который своими действиями навлёк гнев Зевса… — Баджи словно специально выделяет слова интонацией и сверлит девушку на последней парте своими карими глазами, что сейчас от солнца и нервозности отливают в красный оттенок. Она чувствует на себе этот грызущий взгляд и вжимает голову в шарф, прикусывая губу.       Лекция закончилась, и Мито дождалась, когда все однокурсники покинут аудиторию.       — Это-о… — она подплыла к учительскому столу, глядя на спину нового преподавателя, пока он стирал мел с доски, — Слушай, Кейске, может как-нибудь…       — Для Вас я Баджи-сэнсэй, мисс Хирудзуки, — он бросил в девушку недовольный взгляд через плечо, от чего та едва пошатнулась. Она хотела спросить «Может как-нибудь прогуляемся или сходим в кафешку?» но теперь уже в этих словах не было смысла.       — Вы что-то хотели? — Баджи-сэнсэй повернулся к студентке, отряхивая руки от мела, и двинулся ей навстречу.       — Хотела… Извиниться за опоздание… — Мито виновато потупила глаза на его до блеска налакированные ботинки и вздрогнула, видя, как к ней тянется его рука.       — Надеюсь у Вас была на то уважительная причина, — Баджи оттянул ткань шарфика и укусил взглядом просвечивающий из-под тонального крема засос, ухмыляясь на девушку, — Впредь занимайтесь своей личной жизнью после моих лекций, а не до. Чтобы Вам это не мешало явиться вовремя.