Crimson

Тогаме упал бы прямо здесь. Растаял бы, словно пломбир на солнце, растекся бы лужицей, потому что по-другому никак. Ведь Сакура был так близко несколько долгих минут и горячил кожу, даже не прикасаясь. У Дзёу вспотели ладони и зашкаливал пульс. Не будь Харуке настолько неловко, он бы придумал повод задержаться, но сам силой вытолкал себя за двери Ветерка, всё с той же боязнью спугнуть. Харука же не шутил о новой встрече? Тогаме ведь не послышалось? В памяти навсегда отпечаталось раскрасневшееся и потерянное лицо парня с паутиной на голове. Почему человека нельзя просто взять и погладить? Очертить пальцами подбородок и зарыться ими в разноцветных волосах — почему нельзя и это? У брюнета голова идёт кругом: так было хорошо побыть рядом хотя бы немного, и так печально сейчас — уходить от него, пока ещё могут ноги. Тогаме кивает парням вокруг, направляясь к выходу с территории. С каждым новым шагом ему всё труднее держать лицо, и, едва выйдя за ворота и обогнув ближайший угол, на губах тут же расцветает блаженная улыбка. Как всё-таки здорово, что мы опять встретились! Парень мысленно записывает на свой счёт такую крохотную, но победу. Потому что, как сказал Умэмия — если интерес взаимный, то Сакура точно будет поблизости. А Хираги, его заместитель, только всё подтвердил. Когда они вышли с Умэмией-саном на лестницу, третьекурсник сразу сообщил, что Харука порывался к ним, но в итоге так и ушёл, не дождавшись, и ничего толком не объяснив. Может быть, всё это лишь пустые слова и череда совпадений, но для Дзёу после нескольких дней игнора — это словно бальзам на душу. Так что да — всё же это победа, пятёрка, медаль, кубок, да хоть бумажная грамота! Назвать по-всякому можно. Факта это не изменит: пусть даже и капельку, но Сакура явно в нём заинтересован. Тогаме был окрылён всю дорогу домой и весь вечер. Он делает домашку на неделю вперед, готовит ужин, листает мангу, болтая ногами в воздухе, и чуть не визжит, когда на дисплее телефона высвечивается сообщение: От кого: Сакура Сегодня, [20:20] получится встретиться со мной завтра примерно в 6 у путей? — В 6, в 7, в 8, зимой и летом, в любое время дня и ночи, Сакура, — выпаливает Дзёу вслух, оставляя всю свою сдержанность для письменного ответа:

[20:22]

Да, в 6 будет удобно)

[20:24] ладно. договорились

[20:25]

Конечно)

Пальцы дрожат над сенсором, хочется продлить разговор хоть как-нибудь, вытащить пару коротких слов или предложений, но, как ни старайся, ничего не выходит. Манга теперь тоже не идёт, и Тогаме не находит ничего лучше, кроме как утонуть лицом в мягкой подушке, громко вздыхая. Однако и так не лежится: в голове трескотня, и Сакура-Сакура-Сакура! Брюнет себя не узнает: он много раз испытывал симпатию к людям и был, хоть и не в продолжительных, но отношениях, однако нынешнее его состояние не идёт ни в какое сравнение с пережитым когда-то. С Сакурой мироощущение будто преувеличено, выкручено на максимум настолько, что пагубно влияет на функционирование серого вещества в голове. Тогаме никогда не испытывал такого помешательства на чужом лице, на милых, как ему виделось, щеках и аккуратных губах, которые хотелось буквально осыпать поцелуями. Представляя это в голове, парень блаженно прикрывает глаза длинными ресницами и мурлыкает себе под нос какую-то попсовую песню. Как самый настоящий помешанный идиот. Кровать сегодня совсем не манит. На той же цветочно-позитивной ноте Дзёу поднимается с места, открывает дверцу шкафа и скользит взглядом по небольшому складу коробок внизу. Почти неосознанно вытягивает руками самую дальнюю, небольшую, на десять слоев перемотанную скотчем. Канцелярский нож быстро помогает избавиться от теперь ненужной (а когда-то жизненно необходимой) упаковки, и руки, чуть дрогнув из-за доли волнения, вынимают фотоаппарат на свет. Тогаме вертит его в руках — он кажется неестественно лёгким и небольшим, совсем не таким, как раньше. Пальцы привычно расправляют ремешок, затягивая потуже, скользят по царапинам на кнопке включения — Дзёу случайно стукнул его о стену в тот же день, когда его ему подарили. Даже сейчас он может досконально воспроизвести в голове тот испуг, который случилось испытать. Родители на это только посмеялись, а отец проверил на всякий случай — работает ли. Всё работало. Самый желанный подарок на День рождения так и остался самым лучшим и незабываемым, а Тогаме впредь стал более аккуратным, чтобы ненароком его не сломать. И берёг, наверное, больше всего на свете. Если вспомнить, он фотографировал буквально всё: начиная от пробного фото с семьёй и заканчивая уличными пейзажами, красивыми местами, яркими вывесками магазинчиков и паутиной проводов, перекрывающих голубое небо. Невредимая карта памяти могла бы помочь насладиться запечатлёнными моментами в полной мере, стоило лишь достать её и вставить в компьютер, но Дзёу этого делать не собирался. Вместе с тёплыми и действительно хорошими кадрами она хранила и те, которые хотелось бы из памяти вычеркнуть. На объективе — крупная трещина. Дзёу помнит даже сейчас слова представителя салона по ремонту: «После такой поломки объектив восстановлению не подлежит, лучше купите новый, чем запариваться с линзами и пытаться отыскать подходящую». Отец тогда рвался купить объектив на замену, но Дзеу, услышав те слова, вдруг успокоился и наотрез отказался. Любимое хобби оказалось заброшено вместе с аппаратом в дальний угол. Тогда пострадала не только камера, но и взгляды на жизнь. Поистине прекрасного вокруг стало мало, будто бы всё поблекло, и не было смысла пытаться ловить в кадр окружающую серость. Вокруг обыденность, которую после череды однообразных дней хочется выкинуть из головы насовсем, будто ничего и не было. Обыденность и обиду на человека, разбившего не только хренов объектив, но и нарушившего братские узы. Впрочем, в случившемся виноваты двое. А если быть полностью откровенным — трое. Тогаме не хотел в это углубляться и копаться — дело давно уже прошлое. Со временем мир постепенно очистился и стал гораздо проще. Дзёу начал замечать красивые листья на деревьях, интересно тюнингованные машины на районе и плакаты на стенах с крутой композицией, но останавливаться и щёлкнуть желания уже не возникало. Как и водить дружбу с братом, хах. Но сейчас — да, оно определенно есть. Фотографировать. Сакуру. Его нужно запечатлеть — такого юного, прекрасного и удивительного. Снять на нормальную камеру, а не на чёртов смартфон. Сделать карточки на память и вложить одну в кошелек, а другую — в чехол телефона, эти умопомрачительные разноцветные радужки чтобы всегда были рядом. Снять его задумчивым, хмурым и смущённым. Снять всяким, а потом любоваться. Тогаме умиротворённо улыбается, оставляя фотоаппарат на тумбе рядом с письменным столом, карту памяти вынимает и закидывает подальше. Лучше купить новую и начать с чистого листа. А пока — заработать на объектив, чтобы претворить свои мечты в жизнь. И, наверное, даже сказать родителям о том, что снова хочет фотографировать. Дзёу не сомневается — они обрадуются этому известию.

***

Сакура не находит себе места в томительном ожидании, уже по двадцатому кругу измеряя шагами ширину тоннеля. Угораздило же припереться на полчаса раньше! Во всем точно виноват Хираги, деятель чёртов, отказался от последнего спарринга и разогнал всех! Будто отдых как-то поможет против Эндо! Он и так спал более чем достаточно, но Хираги разве переспоришь? Парень оборачивается на скрежет гэта об асфальт: Тогаме идёт неспеша, будто подплывая, совсем как огромная черепаха, ещё и в своих дурацких солнечных очках. — Добрый вечер, Сакура! Ты чего так рано? Я думал, что первым приду! — Привет, да я… Тренировка закончилась раньше! — Сакура теребит пакет в руках и подходит ближе. Вид у брюнета максимально уставший. Он приближается и тут же льнёт к шершавой стене спиной, расставляет ноги немного в стороны и скатывается чуть ниже. Создаёт иллюзию, будто бы они одного роста. — В любом случае, я счастлив снова тебя видеть, — лениво улыбается Дзёу. Веки его практически закрываются. Он наклоняет голову ближе к плечу, молчит несколько долгих секунд, а потом спрашивает: — А ты меня рад видеть, Сакура? У Харуки леденеет спина, из груди рвётся сердце, и, вместо ожидаемого желания втащить наглецу посильнее, он делает кое-что из ряда вон выходящее: становится напротив и накрывает губы Тогаме своими. Ведёт кончиком языка по нижней, сминая даже как-то голодно и шепчет совсем осипшим голосом: — А ты сам то как думаешь?

***

Я думаю — я еблан. Сакуру потряхивает с утра, стоит ему открыть глаза и вспомнить эту стыдобищу. Потряхивает на уроках, когда он откровенно втыкает, записывая формулы в тетрадь. И потряхивает в сто раз мощнее, когда Хираги, точь-в-точь как во сне отказывается от последнего спарринга и отправляет всех перваков по домам, несмотря на уверения парней, что они ещё могут тренироваться! И как бы медленно Сакура не старался идти, как бы не оттягивал неизбежное, у тоннеля он всё равно оказывается ровно на полчаса раньше оговорённого, и эти пересечения с абсолютно абсурдным сном его нервируют и раздражают. Плюс, помимо ярких ночных картинок, в голове трелью звенит до жути идиотский разговор с Кирю: — Прости, а что это сейчас такое интересное было? Сакура даже не был удивлен, хоть и немного напуган его внезапным появлением. В этой школе никогда не дадут посидеть спокойно. — Говорили мы! Чего интересного? Чё ты тут делаешь вообще? — Я поднимался попить, потому что в моей бутылке вода закончилась, — Кирю присаживается на подоконник и скрещивает ноги, — и наткнулся на ваше… — Он поводил рукой в воздухе, будто это поможет подобрать правильное слово, и добавил: — Действо. Сакуре невдомёк, почему голос у Кирю такой игривый и вкрадчивый. А вообще, он бы хотел побыть один и поостыть, потому что чувствовал себя выжатым, словно лимон, после встречи с Тогаме. И болтать с кем-то снова, даже с Кирю, совсем не входило в его планы. Зато у Кирю они были обратно противоположные. — Действо? О чём ты вообще?! Просто разговор! Чё ещё за «Действо»? — Сакуру это слово прям взбесило. — Мне показалось удивительным, что ты ему должен вернуть кофту. — А что удивительного? Кофта как кофта! — А как она у тебя оказалась? — Мы гуляли, и он дал мне её, чтобы я не замёрз, — пожал плечами Сакура, хмурясь всё больше. Розововолосый наклонил голову набок и, немного прочистив горло, выпалил: — Вау! Вот как! А гуляли вдвоём? — Да чё за «Вау», блядь? — Харуку передёрнуло, — Вдвоём! Это что-то меняет?! — сидеть уже не хотелось. Парень ловко поднялся на ноги и скрестил на груди руки, ожидая объяснений. — Не кипятись, Сакура-чан, я просто пытаюсь восстановить картину целиком! — Кирю примирительно улыбнулся и поднял ладони вверх. — И часто ты так с кем-то гуляешь? Ну вдвоём? — Да впервые такое было, он приходил, когда я приболел и… — староста осёкся, — какая разница часто или нет? — Миленько, — Кирю давит смешок, беззлобно улыбаясь, — вы увиделись, и он тебе отдал кофту? И всё, разошлись? — Мы погуляли, уже ночь была, так что это длилось недолго. Чё за допрос, нахрена тебе это? Сакуру подстегнул звонкий свист одноклассника. Он и до этого был не на шутку взвинчен, а тут психанул окончательно — в два шага оказался с ним рядом и схватил за воротник. Мицуки это только раззадорило больше, он любил подразниться ещё больше Суоу, а смущать своего старосту у большинства из них вообще было общим хобби. А здесь целая поляна для подколов и шуток! Только бы не дошло до драки, всё же Кирю устал после интенсивной тренировки, хоть и не был так усерден, как Сакура. Но в упрямстве с ним в целом мало кто мог сравниться. — К чему ты ведёшь?! — Чего кипятишься, Сакура-чан, это же просто вопросы! Вы выглядели премило, когда говорили, и я подумал: неужели наш Сакура встречается с членом Львиной головы, это же офигеть! А твои реакции только масла в огонь подливают, между прочим! — Кирю перехватил руку Сакуры, оттягивая от себя, болезненно сдавливая. Силы ему тоже было не занимать. Не говори Мицуки настолько спокойным тоном, Харука бы давно съездил ему по челюсти, но ни издёвки, ни злобы в голосе не звучало — наверное именно это и останавливало. — Твои выводы, Кирю, херня полная! Напридумывал себе! — староста вытирает лоб подолом всё ещё грязной футболки и тут же отплёвывается из-за запаха пыли. Он обещал себе быть со своими одноклассниками сдержаннее, за исключением, конечно, Сугиситы. Поэтому решает расставить все точки над i: — Пора бы тебе заканчивать обсуждать с Нирэем всякую чушь, начитаетесь романтики и воображаете себе на ровном месте! Придурки! Я задолбался слушать это, ещё и в чате завалили всё! Кирю пожимает плечами и улыбается, утомленный этой болтовней: он и не сомневался, что Сакура будет оправдываться до последнего. И всё же дает парню пищу для размышлений: — Как скажешь! Тогда подумай вот о чем: когда вы расходились, ты был очень взволнован и возбужден. Мы видели оттенков 30 твоего смущения, но такое я наблюдал впервые. Того и гляди пар из ушей повалит! Не потому ли, что Тогаме был в непосредственной близости с тобой, Сакура-чан?

***

Я думаю, Кирю тоже еблан. Вот серьезно, чтение сёненов до добра не доводит! Кирю с Нирээем не умолкая о них болтают — поэтому и случилась эта белиберда! В глупой башке всё смешалось: все обрывки разговоров, долетающих до уха, все обложки манг, которыми они обменивались то до начала, то после уроков, и все пикчи в беседе! Засрали ими всё! Как тут мыслить здраво?! Сакура столько раз на них орал, но они так и не создали другой чат для подобного! И вот теперь это всё вылилось в до жути реалистичный сон, который никак не хотел забываться! У Харуки никогда не было с этим проблем — даже если что-то снилось ночью, то пропадало на утро. Но этот сон будто застрял в глупой черепной коробке и не собирался оттуда уходить. Остался где-то на подкорке яркими, детальными кадрами, будто бы сложенными в один большой и нелепый коллаж. Скрежет гэта об асфальт режет слух, Сакура дёргается, оборачиваясь в нужную сторону, уже накалённый до верхнего предела. Тогаме идёт неспеша, сверкая солнечными очками, совсем как во сне, и говорит: — Добрый вечер, Сакура! Ты чего так рано? Я думал, что первым приду! Ну нет. Один в один же! Нет! Буквы на языке путаются, присыхают к верхнему нёбу, и Сакура бурчит нарочито спокойно, меняя уродский сценарий: — А нафига так рано?! Тогаме тепло улыбается, стягивает очки и парирует: — А ты нафига так рано? — Освободился раньше, вот и пришел, хотя и не торопился! — он мечется глазами по сторонам, ни на чем подолгу не задерживаясь, а сердце вдруг делает остановку, не иначе, когда Тогаме поворачивается спиной к стене и расставляет ноги пошире, опираясь на неё и присаживаясь ниже. — В любом случае, я счастлив снова тебя видеть! — добродушно отвечает Тогаме и протягивает руку Сакуре. И Харука хочет бежать, не понимая намерений, хотя во сне, кажется, всё прекрасно понимал. Раскрытая ладонь брюнета тянется ближе, и младший определенно точно хочет отступить на пару шагов назад, но виляет, делает шаг вперёд и втягивает ртом воздуха больше, чем может переработать. Атмосфера вокруг ощущается раскалённой, Сакура определённо чувствует, как земля начинает кружиться и уходить из-под ног. Тогаме касается его руки, осторожно проходится теплом по открытому участку кожи, и останавливается рядом со сжатыми до побеления костяшками. Голос звучит тихо и неуверенно: — Сакура, так ты отдашь? — М? — меж аккуратных бровей выступает морщинка, Харука опускает туманный взгляд ниже, туда, где их руки соприкасаются и где на кончиках пальцев висит пакет с драгоценной ношей. И до него очень медленно начинает доходить. Напряжение потихоньку отступает, пробегая легкой дрожью от ушей до пяток, и исчезает. Парень заторможенно передаёт пакет, свешивая его на протянутую ладонь, кивает скорее для того, чтобы встряхнуть себя, а не в качестве согласия, и отступает на шаг, немного покачиваясь. В голове за пеленой белого шума вновь возникает разговор с Кирю. И разговор этот…Определенно надо продолжить? Спросить что-то? Или как? Или кого-то? А лучше может просто погуглить? Да, это точно следует сделать! Тогаме выпрямляется, становится рядом и спрашивает: — Эм… Сакура, всё нормально? На тебе лица нет! Будто что-то страшное случилось! — Ничего! Я просто вспомнил, что кое-что нужно сделать! Кое-что важное!