агония вечности.

      Реальность казалась размытой. Наблюдая за медленно появляющимися очертаниями некогда искусно сделанных лепнин, Алина сделала вдох. За ним последовал следующий, более громкий и глубокий. Все вокруг было погружено в туман, молочные оттенки которого исчезали при виде первых солнечных лучей. Почувствовав прохладный, вовсе не обжигающий, как чудилось ей во сне, ветер, девушка засмеялась, тотчас хмурясь от пронзившей тело боли.       “Значит”, — подумалось ей. “Сном это все же не было”.       Резкий звук привлек внимание спавшего возле нее мужчины. Руневский, забавно хлопая глазами и проводя рукой по взъерошенным волосам, поднял голову с кровати. С первого взгляда в нем будто ничего и не поменялось. Все те же морщинки, которые появлялись одновременно с задорным блеском глаз и скромной улыбкой. Но Алина помнила почти что безжизненный взгляд, покрытый мутной пленкой боли и отчаяния; серебряные пули, пронзившие его тело раз за разом и обгоревшее от огня тело, которое, казалось, и не восстановится вовсе. В памяти ее сохранились те жуткие моменты, в которых она, отчаянно цепляясь за ускользавшее сознание, лежала в руках Каразина. Как пыталась бросить хоть один взгляд на тело любимого, прощаясь с ним сотни миллионов раз, понимая, что если бы она появилась хоть минутой раньше, все сложилось бы совершенно иначе.       Но что-то пошло не так в круговороте ее жизни, нити судьбы переплелись между собой, сталкивая двух бывших анархистов вновь и вновь. Узелки нитей этих будто бы предрешили значимость встреч этих, бесповоротность ее будущего, казавшееся законченным всего мгновение назад. Но она была тут. В этом странном, будто бы искусственном пространстве, с живым, хоть и смертельно уставшим, не до конца стёршим кровь с кремовой рубашки и бледной кожи Сашенькой.       “Здравствуй”, — прошептала она, наблюдая, как безмолвно, будто статуя, сидел рядом с ней ее жених.       Но, будто по волшебству, он вздрогнул и, трясущимися пальцами, аккуратно, будто бы не веря, коснулся ее лица. Рука скользила мягко, подушечки пальцев касались кожи с щемящей нежностью. Погрузившись в занятие, мужчина не заметил стекающие по лицу слезы, которые вновь и вновь падали вниз, оставляя после себя соленые отпечатки.       Не выдержав тишины, Алина заговорила вновь: “Я думала, что ты умрешь”.       И было что-то в ее голосе надрывное, отчаянное, что заставило его наконец очнуться. Горько улыбнувшись, Руневский ответил: “Я думал точно также, любимая. Гораздо дольше, чем ты думаешь”, — голос его почти исчез на последнем слове, а ком в горле, который доселе оставался незамеченным, помешал продолжить разговор.       “Сколько я была без сознания?”       “Меньше, чем ты думаешь и больше, чем мне бы хотелось”, — ответил он, крепко сжимая ладонь Алины между своими двумя. Опустив свою голову чуть ниже, он притронулся и лбом своим, и губами к тыльной части ее, тепло выдыхая на холодную кожу.       Мурашки побежали по ее телу, заставляя слегка поежиться. Пытаясь не обращать внимание на неприятные ощущения от незаживших ран, Алина подняла свободную руку, чтобы пригладить пару прядей в волосах Саши. Все вокруг казалось ненастоящим - свет и холод, тишина и мирное дыхание возле нее. Девушка подняла взгляд на окружающую ее комнату, замечая и разрушенный каркас кровати, не подлежащий восстановлению, и обугленные доски двери, почерневший потолок и сгоревшие до тла оконные рамы. И, судя по звукам, дом продолжал тлеть, медленно уничтожая остатки уцелевших предметов интерьера.       Собравшись силами, Алина привстала с места, садясь на кровати. Игнорируя звуки протеста, она подвинулась ближе к Руневскому, аккуратно касаясь лбом своим его, чтобы не только видеть и слышать, но и чувствовать теплое дыхание рядом со своим. Все, лишь бы перестать видеть мертвецки неподвижное тело и языки пламени, забирающиеся по стенам. Чтобы не видеть изуродованное лицо призрака ее, окончательно сошедшего с ума в борьбе за…       А за что была это борьба? За правду, честь и достоинство? За лучшее будущее и правое дело? За мирное небо над головой и тихое спокойное счастье? За любовь или дружбу? Или же это была вовсе не борьба, а месть, за смерть ее, которая и смертью в итоге не оказалась? Но, зная Петю, причина у него, конечно, была, но потерялась она где-то в начале пути, заставляя его петлять по бесконечным улочкам собственного разума. Искать выход, который обнаружился в терроре и хаосе, насилии и смерти, ничем не отличавшийся от их прежних анархистских вылазок, только развернутый в глобальном масштабе. Монстр лишь тот, кто, потеряв себя, решает не прекратить борьбу, а идет до конца, теряя смысл и цель свою, сея мрак и тьму лишь ради собственного удовлетворения.       Заметив ее задумчивое состояние, Руневский несмело улыбнулся, мягко подталкивая ее лоб своим. “Давай приляжем, солнце. Тебе нужен отдых”.       Подхватывая ее под талию и плечи, мужчина уложил девушку обратно на кровать, не пытаясь распутать их переплетенные ноги. От него пахло кровью и гарью, а еще немного свежей водой и солнцем. Чувствуя, как ее веки закрываются, Алина положила голову на поднимающуюся в плавном движении грудь. Секундой позже подбородок Руневского коснулся ее макушки, а ткань, подозрительно напоминающая штору, укрыла их обоих, закрывая от сошедшего с привычной оси мира.       Последнее, что девушка услышала, прежде чем провалиться в глубокий сон, был трепетный шепот Саши. Мужчина сжимал ее тело руками крепко-крепко, будто бы боясь отпустить хоть на секунду и не почувствовать разгорающуюся в ней жизнь: “Все у нас будет хорошо, любовь моя. Потому что мы есть друг у друга, и теперь никто не отберет это у нас. Обещаю”.

***

      Свечников, балансируя в руках поднос с найденными в руинах дома продуктами, плавно двигался в сторону спальни. Было все-таки что-то бесконечно прекрасное и страшное в спокойствии, царившем в стенах некогда роскошного поместья. Войдя внутрь, мужчина, минутно задумавшись, сперва не заметил расположившегося рядом с девушкой Руневского. Но, стоило ему поставить посуду на уцелевший стул, образ мирно спящих почти супругов заставил его улыбнуться.       Постучав по ближайшей деревянной поверхности для верности, Свечников подошел ближе. Было что-то противоречивое в том контрасте, который создавался при виде спящей, близко прижавшись друг к другу, пары посреди разрушенного дома. Потому что, несмотря на все старания Каразина, они оба были живы.       Тяжело вздохнув и не решаясь разбудить наконец-то спокойно спящего Руневского, мужчина осел на пол, откидывая голову назад и разглядывая обвалившийся потолок. После пыток и знакомства со славными бойцами и учеными-большевиками, палец его еще не успел зажить, а внутренние органы, казалось, до сих пор варились в огненном пламени, перерабатывая сами себя в попытке выжить. Но и в этом был плюс: острая боль стирала грань между эфемерной реальностью и сном, который к нему все не шел. Свечников прекрасно понимал, что минутное его опоздание не стоило бы жизни Руневскому, но, опоздав он на пару часов или, если бы удача вовсе не была бы на его стороне, день - вампир бы сдался, оставаясь лежать на полу посреди разгорающегося пожара до последней своей секунды. Но он были здесь, освобожденный от заточения чудноватым мальчиком-изобретателем, который, в своем отчаянном желании выжить, напоминал Сашу в момент их первой встречи. Но тот Саша был давно мертв, а на его месте оказался кто-то другой, заметно повзрослевший и уставший от жизни до недавнего времени.       “Он мертв?” - неожиданно произнесла Алина, оставаясь на своем месте в заботливой попытке не потревожить чуткий сон Руневского.       Слабо улыбаясь, Свечников взглянул на девушку, отмечая ее медленно восстанавливающиеся раны и усталый взгляд. Что-то в нем наконец осело. Успокоилась та буря беспокойства и отчаяния, которую он почувствовал при подъезде в поместье. “Я не могу ответить вам на этот вопрос, Алиночка. Когда я приехал сюда, Каразина здесь уже не было”.       Тяжело вздохнув, он попытался привстать с места, но был остановлен слабым взмахом руки: “Отдохните, не вставайте. Со всем остальным мы попробуем разобраться позже. Вместе”.       “На восстановление вам с Сашей потребуется недели”, — отметил он, ожидая активного протеста или недовольства в ответ. Свежи еще были воспоминания о первых днях ее пребывания вампиром.       Но Алина лишь прикрыла глаза, со слабой улыбкой на лице ответив: “А куда нам теперь спешить?”       И что-то в его вечно бегущем механизме остановилось. А правда, куда? Для всего мира они были мертвы, а погоня за сошедшим с ума Караморой в данный момент не имела никакого смысла - тот сам прекрасно мог закончить свой жизненный путь в каком-нибудь революционном лагере. Правительство хоть и не пало, но было подвергнуто сильным нападкам, но и это находилось под тщательным контролем Юсупова. Сейчас все, что они могли делать - ждать и набираться сил. Их почти что вечное будущее могло подождать. Ведь они ему были не подвластны.       “Вы правы”, — ответил он, опираясь спиной о мягкую обивку уцелевшего кресла и прикрывая глаза.       Когда последний луч солнца исчез за горизонтом, все трое погрузились в глубокий сон. Вопреки всем обстоятельствам, они были вместе: их маленькая, поломанная семья, которая оказалась гораздо крепче, чем кто-либо мог подумать.       Луна взошла на небосвод, сопровождаемая мириадами звезд, но и они, мягко подмигнув обитателям дома, исчезли за облаками. Грянул дождь.