агония вечности.

      За свое столетнее существование Руневский слышал брошенное в его сторону «монстр» сотни раз. Часто это слово сопровождалось трясущимся в страхе голосом или звуком громко бьющегося человеческого сердца.       Но спустя время, понимание, кто такой этот «монстр» размылось. Может это нелюдь, питающийся кровью людей и убивающий ради выживания? Или монстр — человек, ради идеалов своих, готовый пойти на всё, запутавшийся в своём сумасшествии и мести, так и не найдящий правды?       Так, за свою долгую вампирскую жизнь, не найдя опоры или счастья в мирском, Александр Константинович мог с уверенностью сказать: монстр тот, кто возомнил себя богом, вершащим судьбы во благо всего общества. Тот, кто, несмотря на любовь свою, готов стоять с вытянутым пистолетом и выстрелить. Лишь потому, что кто-то оказался не тем, кем он себе его представлял.       Сжимая ослабшую ладонь Алины, даже в забытее, мужчина видел тревожные сны. Да и были ли это сны, если все происходило наяву? Горящие стены, громкие выстрелы, попадающие в гостей свадьбы его с каждым новым зарядом. Огнемёт и маска, полностью закрывавшая искореженное пулей лицо. Было что-то во взгляде Каразина, что напоминало не отчаяние или радость успеха, а жажду смерти, настолько сильную, какую видел Руневский лишь в глазах настоящих монстров. И понял он тогда, что живым из дома выберется лишь один, потому что, оставив его в живых хоть раз, революционер вернётся вновь и вновь, чтобы отомстить, окончательно и бесповоротно.       Только было ли за что мстить? Не был Руневский человеком, бросившим девушку свою умирать в чужом коридоре, желая спасение своё найти в запутанных катакомбах здания. Только это не имело значения, потому что Алина, хоть и воскресла из мертвых тогда, второй раз такой надежды дать не могла. Так и досыпал Руневский, чутко, тревожно, последние дорассветные часы. Смог все ещё пропитывал горький сон его, туманными пальцами цепляя тело мертвецки холодное.       За сгоревшими в пепел окнами вставало солнце. Яркие лучи мягко окрашивали в золотой цвет стены некогда величественного дома. Устав ждать, Свечников вновь поднялся наверх, осторожно переступая обломленные ступени, аккуратно неся маленький таз с водой в руках своих. Не обращая внимания на все ещё незаживший палец, дыша через раз через восстанавливающие легкие, он преодолел ее медленно, но куда им было теперь спешить? Серебряные пули, прошедшие сквозь тело Алиночки, сами по себе прижгли ужасные раны на теле, отравляя организм серебром изнутри.       Аккуратно постучав в остатки двери, мужчина поставил таз на пол, будя друга и почти что сына своего лёгким движением уставшей руки. «Нужно вытащить пули и обработать раны, Саша».       Не до конца проморгав пелену, оставшуюся после ночного кошмара, Руневский поднял голову с кровати, трясущимися пальцами расстёгивая окровавленный жилет и рубашку под ним. Тяжело вздохнув от накатившей было слабости, он усмехнулся: «А стоит ли?»       Свечников, уставший не меньше, мягко отодвинули руки и закончил работу сам. «Я не готов потерять вас обоих из-за своей собственной ошибки».       Обмокнув некогда чистое полотенце в воду, мужчина приложил его к кровавым подтекам и незажившим ранам, будто пытаясь жестом их своим стереть. Не обращая внимание на стекающую кровь, он взял ножичек и, помогая пальцем, вытащил пули одну за другой, чувствуя, как каждая обжигает руки, словно огонь.       «Не стоит, я и сам справлюсь», — прошептал Руневский, взгляд свой не отрывая от тела невесты. «А я все думал, куда ты исчез. А когда Каразин на карете с огнеметом появился, все сразу и сложилось. Правда, я думал, что ты уже мертв».       Тяжело вздохнув и будто обмякнув, Свечников посмотрел другу в глаза: «Мне действительно жаль. Не представляешь, как сильно. И нет мне прощения в предательстве этом».       Горько улыбнувшись, Александр положил руку мужчине на плечо: «Не узнал бы от тебя, узнал бы от другого. Судьба у нас такая. Встречаться раз за разом, пока один другого не убьёт», — прошептал он. «Только ни я, ни он не ожидали, что Алиночка в той комнате появится и его попытается остановить».       «Нет в это вины твоей, Сашенька. Виноват только он, и никто больше. Его рука выстрелила из пистолета, не твоя».       «Тогда и ты не виноват. Но от этого ни тебе, ни мне не легче», — и, закрыв глаза, вновь увидел он образ Каразина. «Ты не видел его взгляда. Так выглядит человек, сошедший с ума окончательно, у которого нет причины продолжать жить, но он все пытается найти выход и объяснить своё существование хотя бы самому себе».       Где-то под крышей зашелестел ветер, прорывающийся сквозь провалившуюся кровлю. Взрыв, который, казалось, должен был разрушить дом до основания, оставил старинные стены на месте. Но хаос, образовавшийся внутри, отражал те руины и осколки, оставшиеся от сердца хозяина. От падения в безумие держало его лишь легкое прикосновение к руке любимой. Многолетняя история, доживающая свои последние минуты внутри здания, тихим треском прощалась с оставшимися в живых обитателях.       «А ведь не думал я, что после Петропавловской когда-либо увижу его снова. Нужно было тогда ему голову отрубить, чтобы наверняка. Всё надеялись, что обошлось. Не вампир он, а живучее оказался всех нас вместе взятых».       Свечников, опуская испачканную тряпку в таз с водой, вновь протянул ее Руневскому: «Думаешь, никто другой бы не попытался вампиров всех перебить?»       «Думаю, что никто бы не пытался с таким мстительным рвением добраться именно до меня», — граф принял протянутую материю и ласково, плавными движениями начал стирать кровь с тела Алины. «Был бы на его месте кто-то другой, он бы пошел с огнеметами на Дружину или Юсупова, чтобы свергнуть власть».       Стирая грязь с пальцев девушки, Руневский вновь обратил внимание на отсутствующее помолвочное кольцо, которое Каразин успел снять в своем очередном отчаянном порыве. Где теперь было это кольцо? «Представляешь, он даже попытался надеть свое кольцо на ее палец. Признавался в любви, но так и не смог принять, что она обращенная».       «Он стрелял в Алину, а не в тебя?» — задал вопрос Владимир Михайлович, устало присаживаясь на пол.       «В меня, конечно, но и в нее тоже. Алина уже стояла передо мной, когда он решил спустить курок», — тяжело вздохнув, Руневский избавился от рубашки окончательно. «Пули все равно прошли сквозь ее тело и попали в мое. Мне, наверное, помогло лишь то, что Алиночка успела дать мне выпить ее крови».       Но только сделать того же в ответ он не успел.

***

      Отказавшись выходить из комнаты, Руневский продолжил сидеть возле кровати, подсчитывая в уме сколько времени придется потратить для восстановления поместья. Без Иоаныча, тщательно следящего за процессами бытовыми, одно лишь отмывка крови от белого камня входной площади займет недели. Сгоревшие балки и разрушенные стены реставрировать было сложнее, благо таких разрушений было немного. Жаль, конечно, было уникальные предметы мебели и расписные потолки, но приходилось работать с тем, что есть. Делал все это он, чтобы не сойти с ума окончательно, взяв спрятанный где-то внутри дома пистолет с серебряными пулями и, как в лучших романах, умереть рука об руку с любимой.       Но, затерявшись в своих мыслях, Александр Константинович не сразу смог услышать слабый, будто бы и не звучавший вовсе вздох. Но когда и он повторился, последовавший за ним стук сердца прозвучал оглушающе громко. Не веря своим ушам, мужчина медленно обернулся, будто крадясь, и аккуратно взял ладонь девушки в свою. Поднося ее к губам, все ещё не веря, быстро зашептал: «Пожалуйста, пусть правдой будет. Пожалуйста, пусть мне не мерещится», — тепло целуя руку любимой, Руневский прислонил ухо к груди ее, прислушиваясь к появившемуся там биению сердца.       А когда биение это окрепло до стука здорового вампирского сердца, слёзы радости появились на глазах у мужчины. Все ещё не веря, он прикрыл веки, чувствуя, как солёные дорожки начали падать с лица на белое платье. Судорожно вздохнув, он поднёс свою руку ко рту, прокусывая ее вновь и вновь, пока алые бусины крови не начали капать с неё нескончаемым потоком. Поднеся ладонь к губам девушки и почувствовав слабое тёплое дыхание на тыльной стороне ее, сердце будто бы вздрогнуло и остановилось. И не было слов, которые могли бы описать то чувство облегчения, горя и радости, переполнявшее душу и сердце его. Горькие слёзы капали с лица, не смея останавливаться, будто бы все вокруг было сном, от которого он так боялся очнуться.       «Алиночка, душа моя. Я так счастлив, что ты жива, милая моя», — шептал он, склонившись теперь над лицом ее. Мягкими поцелуями начал покрывать он лицо и руки любимой, чувствуя, как тепло и жизнь возвращается в тело ее. Трясущимися пальцами чертил линии по лицу ее, аккуратно обводя розовеющие щеки раз за разом.       И, когда солнце встало в зените, вошедший в комнату Свечников не мог поверить своим глазам. Там, на разрушенной хозяйской кровати, укутанный в когда-то висевшую здесь же штору, сидел счастливый Руневский, сжимающий в руке ладонь невесты своей. Грудь девушки двигалась вверх и вниз, как и полагалось здоровому вампиру. Нечаянно наступив на сломанную доску, мужчина привлёк внимание друга, который посмотрел на него вновь ожившими глазами: радость и счастье в них перемешивалось со вселенским облегчением.       И все, что им оставалось делать — ждать.