Не та

Второй по счету урок тянулся очень медленно, и единственное, что меня отвлекало от скуки - новая подруга. Морозова (её фамилию я узнала ещё на первой литературе) с каждым предметом находила новую тему для разговора. Я была и не против хотя бы пять минут поговорить про любимых артистов. – Ну.. Мне нравится «Цой», – скромно сказала я, когда Полина с увлечением стала расспрашивать о музыке. Говорить соседке о том, что я не прочь послушать «Сектор Газа», не было ни малейшего желания. – Это интересно, – задумалась она, скорее всего, размышляя над новым вопросом, – А песня у него, какая любимая? Не сказать, что вопрос был трудным, но назвать один вариант из кучи привлекающих было просто невозможно. Я прокручивала в голове каждую песню, вспоминая кассеты и отрывки с радио. – Отмечу «Хочу перемен», – отрезала я, наблюдая за реакцией одноклассницы, – Это первая песня, которую я пыталась играть на гитаре. – Ты играешь на гитаре!? – данное предложение получилось слишком выделяющееся среди тишины, поэтому на нас шикнула старая учительница, до этого тихо рассказывающая не новую для меня тему истории. Полина произнесла «Извините», прежде чем женщина успела бы нам что-то сказать. Мы замолчали на некоторое время, ожидая, когда чужие взгляды пройдут и учитель забудет о нас. – Хотела научиться, да вот, не сошлось, – уткнувшись в тетрадь, говорила я как можно тише, – Сейчас, наверное, в кладовке валяется. – Может, ты хочешь возобновить обучение? – я услышала в голосе одноклассницы некую надежду. Я показательно пожала плечами, дабы остаться замеченной. Мельком бросив на меня лёгкий взгляд (заприметила я это боковым зрением), девушка продолжила, выводя красивым почерком материал в тетради: – Я кстати, на скрипке играю, поэтому поинтересовалась, – это предложение привлекло моё внимание к диалогу ещё больше, увлечённость била через край, и я с нескрываемым интересом слушала скрипачку, хоть и пыталась делать задумчивый вид. – Давно? – я зачеркнула незаконченную строчку, начиная следующее предложение с нового абзаца, потому что учитель внезапно ускорила темп говора. – Да, с детства. Мама у меня скрипачкой была, вот и дедушка решил репетитора нанять, чтобы я «по её стопам пошла». Поэтому, в кабинете музыки я бываю чаще, чем сам учитель. Полина ухмыльнулась своей же речи, пока я издала смешок. – Сыграешь мне потом? – наконец, я взглянула на неё - глаза Морозовой сверкали из-за упоминания любимого дела, казалось, если бы не препятствующий урок, она рассказала бы больше. Я готова отсчитывать секунды до конца сковывающего разговор предмета. – С радостью. Казалось, за все эти сорок пять минут у меня отсохнет язык. Щеки болели из-за частой улыбки, а ведь это только начало дня. *** На десятиминутной перемене Полина принялась рассказывать мне о школе, практически о каждом угле. Мы проходили очередную рекреацию, как девушка объясняла расположение кабинетов. Она даже написала кабинет каждого урока на листочке, на случай, если самой не будет рядом. Я убрала его в специальную папку для тетрадей, снова чувствуя, как в грудной клетке ёкает сердце - как же я рада найти такого человека, как Полина, особенно в этом месте. Когда она рассказывала о каких-то ярких моментах, как например концерт в актовом зале, в котором она принимала участие, лицо девушки светилось, а в голубых глазах мерцала настоящая ностальгия. С тёплой улыбкой она вспоминала среднюю школу, говоря, что я многое упустила здесь. Я лишь увлечённо слушала интересные рассказы, как мой новый класс однажды прогулял урок всем составом, прячась в одной из раздевалок у спортивного зала, в котором мне ещё предстоит побывать. Когда мы зашли в нужный кабинет, за пять минут до начала третьей алгебры, скрипачка стала рассказывать о моих новых одноклассниках, проходя через каждого присутствующего. Пока что, ни один, кроме самой Полины, не был мне знаком. – Вот эта девочка, – она указала кивком на очередную одноклассницу, что была выделяющейся среди нудного интерьера - русые кудрявые волосы, собранные в низкий хвост, голубые сверкающие в блёстках глаза, свитер в тематике нового года, с принтом оленей, – Женя Малыгина. Она открыто проявляет участие во всяких мероприятиях, несмотря на тематику. Будь-то концерт, конкурс рисунков, который зачем-то проводят и у старшеклассников... В общем, Женя очень открытая и приятная. Точно с ней поладишь. Я посмотрела в сторону упомянутой Жени. Она, завидев наши с Полиной взгляды, удивлённо ухмыльнулась и помахала рукой. Я повторила этот жест, совсем не думая о глупости совершенного. – Жаль конечно, что все наши по школе разгуливают. Сидели бы сейчас в кабинете, я бы характеристику каждого поочерёдно назвала, – стыд и тревожность давно отошли на второй план. Морозова умела располагать к себе. Внезапно, дверь в тихий, почти пустой класс, отворилась. Тишина разрушилась из-за множества голосов. Первой в помещение зашла та самая девушка с блондинистой косой, что шепталась около расписания. Гордо подняв голову, своими (ранее подмеченными мной) каблуками стуча по старому паркету и выпрямив худую спину, она походила на классную руководительницу. В руках у блондинки неизменно был классный журнал. Рядом с неизвестной была компания из громких девчонок, что болтали о чём-то отдалённом. Их было где-то пять человек. Вся орда оглянула меня, совсем это не скрывая. И ни в одном взгляде не читалась приветливость. Я даже подметила, что некоторые выглядели озлобленными, будто я была их давним заклятым врагом, раздражала одним видом. В миг сделалось некомфортно. Атмосфера, бывалая всего минуту назад устраивала меня больше. Я сомкнула брови к переносице, слегка повернув голову к своей соседке. Полина довольной тоже не была. Плечи её напряглись, осанка сгорбилась, пальцы сомкнулись в замке. Добрый тон лица, что не сходил все уроки, переменился на озлобленный. Когда все девушки уселись на свои места, подруга принялась шептать мне, нагнувшись ближе: – Видела ту блондинку? – дождавшись моего неуверенного кивка, Морозова продолжила, не меняя лица, – Это Катя Смирнова - староста класса. – Не очень приятная, – подметила я, затихая в голосе. Только сейчас я поняла, что с появлением старосты начала грызть уголок губы изнутри. – Ещё бы! – девушка подняла тёмные брови, почти вскинув руками, – Она главная сплетница школы, ни одного человека не упустила. Даже бабушки на лавках не сравнятся с ней. Такое сравнение от Полины удивило меня. Вспоминая мой прошлый дом из Москвы, а в особенности лавочки у подъезда, где располагались пожилые женщины, я не знала сборище сплетен похуже. Знакомые соседки обсуждали всë и всех. В том числе и мою семью. Улыбались моему отцу, здороваясь с уважением, а после, когда он даже не открыл железную дверь подъезда, начинали шептаться, будто и вовсе не скрывали. Какое-то время я пыталась завоевать их хорошее мнение. Выжимала из себя улыбку для каждой, расспрашивала о самочувствии и многих вещах. Но реакция была вполне ожидаемой: в лицо приветливость, а за спиной неизменное мнение. «Вот, видела её!? Этож дочка главного буха - Петрова! Недавно же БМВ купили новую, вот теперь езжают, хвастаются! До меня слухи дошли, что ввязался её папаша в дела страшные...» И какая-то старшеклассница могла быть хуже таких соседей? Верилось слабо, но я понимала, что вскоре смогу проверить на правдивость, побывав в этой школе хотя бы неделю. Прозвенела трель звонка, оглушающая даже сквозь дверь. В класс зашли и оставшиеся, несчастливые учащиеся. После толпы появилась и учительница. Взгляд её не сулил ничего хорошего. Женщина, подойдя к учительскому столу, сразу схватилась за указку, пока ученики вставали у парт. Я последовала их примеру, когда увидела пару голубых глаз с лопнувшими капилярами, уставившимися на меня. – Новенькая? – поинтересовалась учительница, поправляя прямоугольные очки с тонкой оправой. Я быстро кивнула, не придумав ничего умнее. – Как зовут? – Петрова Антонина. Женщина хмыкнула, теперь обращая внимание не только на меня. – Садитесь. Голос её был громкий, командный. Такой голос был у моей мамы сегодняшним утром, когда она будила Олю, что не хотела вставать и несколько минут просто ворочалась в кровати, несмотря на крики. В это время отец быстро «смылся» из дома, пока я чистила зубы и с обречёнными вздохами вслушивалась. Я подметила, что Полина не говорила не слова, будто язык вырвали, и не замечала ничего, кроме главного объекта, стоящего у доски. Конечно, у меня не было проблем самой начать диалог, но я поняла, что сохраняет молчание подруга не просто так. В классе стояла гробовая тишина. Учительница осматривала каждого, будто пытаясь зацепиться за что-то. – А где эти двое? – казалось, она спрашивала у всех, но голос подала именно Катя. – Прогуливают, наверное, как всегда. Наталья Николаевна, от них ничего другого и ожидать не нужно, –послышался её голос, по ощущениям, где-то совсем рядом. Он был нежным, я заметила в нём отголоски наигранности. Даже, я бы сказала, с тонной некой подлости, будто девушка подлизывается. Я не знала, о каких «двоих» шла речь. Обернулась - четвёртая парта моего ряда действительно пустовала. – Будующие уголовники. *** По-настоящему длительная перемена наконец наступила. Как и время для столовой. Я шла за Морозовой, пробираясь через толпу. Каждый школьник шагал в своём направлении, но в основном, одном и том же. Наконец, мы добрались до злосчастного помещения. Подруга схватила меня за запястье, ведя к свободным местам одного из длинных столов. Мы выдохнули почти одновременно, присаживаясь с краю. Полина села слева от меня, и мы невольно коснулись плечами. – У тебя с собой? – спросила она, тяжело выдохнув, ставя свой рюкзак себе на колени и двумя пальцами расстегивая замок. – Обычно я ем дома, поэтому в школу не ношу. – Ясно... Ничего страшного, если я буду есть при тебе? – произнесла девушка, на что я подняла белёсые брови и с удивлением ответила: – Нет, что ты! Полину же моя реакция позабавила, она достала из портфеля небольшой контейнер в тонком прозрачном пакете и тепло улыбнулась. После, она заглянула в небольшой кармашек, доставая оттуда квадратную коробку яблочного сока. Открывая крышку с фиктивным звуком, Полина аккуратно взяла в руки бутерброд с колбасой и огурцами. – Точно не будешь? – снова задала вопрос соседка, намекая на приготовленное. Живот у меня болел знатно. Особенно после того, как меня охватила паника перед знакомством с классной руководительницей и новым классом. Поэтому я мотнула головой в отрицании. Полина хмыкнула, приступая к еде. Я стала осматривать новое для меня помещение. В этой столовой не было ничего примечательного. Она была в точности такая же, как и в городе, только старее в несколько раз. Младшеклассники сидели ближе к выходу, а далее столы занимали по старшинству. Я разглядывала каждую группу людей, будто глупо надеявшись увидеть хоть одно знакомое лицо. Среди толпы отличались лишь две стоящие через один стол особы - крикливая Смирнова и незнакомый мне парень. Он был высоким, с большим животом, ярко-рыжими волосами и особо выделяющимся прыщами на лице. Девушка была ниже его аж на две головы, а кричала так, будто сама представляла угрозу. Парень же выглядел уставшим и нахмуренным, недовольство складывая руки на груди и выслушивая чужой острый голос. – Я ещё раз повторяю, Бабурин: где твои дружки!? – голос Кати уже хрипел, но она и не собиралась сбавлять тон. Я подняла брови, подпирая голову рукой, и чуть облокотилась на стол, наблюдая за реакцией представленного «Бабурина». – Да бля, не знаю я! – обречённо выдавил он, кривя рот. Искренне мне даже стало жаль парня. – А кто знает? – Да хоть Петрова! – упоминание моей фамилии заставило меня вздёрнуть плечами. А я-то тут причём? – Очень умный ответ, – Смирнова закатила глаза, убрав мешающую прядь с лица, – В следующий раз скажи что-нибудь по оригинальнее! Внезапно взгляд парня упёрся в меня. Я поспешно убрала локоть со стола, отводя глаза в другом направлении. В этой школе в обязательства каждого входит смотреть на меня? Ноги внезапно задрожали. Тревожность вновь окутала меня, и минуту я просто сидела в прострации, лишь бы рыжий забыл меня скорее. Среди смеси из звуков, я различила один, самый ближайший - грохот рядом стоящего стула. Я подняла глаза. Бабурин сел напротив меня, с громким стуком ставя купленным стакан с багровым компотом на стол. – Как школа? – произнёс он, без конца пиля глазами. Я позорно прерывисто выдохнула, случайно привлекая этим внимание Полины. Она стала заинтересованно слушать и наблюдать мою реакцию, прибирая еду на законное место и складывая одну руку на другую, опираясь на стол. Девушка выглядела непримечательной, глядя на деревянную поверхность, но в то же время в глазах пылал огонёк интереса, будто обратились с вопросом к ней, а не ко мне. Она взяла в руки коробку сока, проткнула его трубочкой и взялась за неё губами. Жёлтая жидкость медленно прошлась от основания пластика до самого конца. Я не понимала реакцию Морозовой. Так же, как и внезапный вопрос от парня. – Нормально, – кротко ответила я, играя в гляделки с новым собеседником. Я заслужила медаль - глядела более десяти секунд в глаза человеку, который не внушал доверия. – М, – хмыкнул он среди криков, обвивая стакан толстыми пальцами. Он просто впился в него подушечками, не собираясь пить содержимое. Выглядел парень напряжённым, будто это я пристаю к нему, как Катя. – Хошь гульнуть после школы? – более вальяжным тоном сказал он, поднимая брови и уголок безжалостно обкусанной губы. Эти движения на лице не соответствовали плотно сжатой на руке стакане. Честно сказать - не хотелось. Абсолютно. Я даже его имени не знаю, и не то, что он подразумевает под «гульнуть». Всем своим видом, манерой речи, мимикой лица он буквально отталкивал меня на тысячу шагов. Да и страх пробежал по организму - правой рукой я прошлась по левому предплечью, понимая, что выгляжу странно. Но кроме прикосновений к самой себе ничего от тревожности не могло помочь. Несколько секунд моего молчания, для него, кажется, были вечностью. Бабурин заëрзал на стуле. Я вспомнила про молчащую Морозову. Она приняла скучающий вид, постукивая аккуратными ноготками по дереву. Можно ли это действие принять за знак? Сомневаюсь, но очевидный для меня ответ был высказан: – Нет, извини. Я буду занята. Лицо моё, буквально стало «кирпичом». В этот момент я хотела выглядеть максимально серьёзно. – А завтра? – внезапно поменялся парень. Снова стало некомфортно - будет ли он перечислять все дни недели, дабы, всё-таки, осуществить задуманное? – Завтра тоже. – А потом? Я нахмурилась. Уж очень не нравилась мне эта настойчивость. Я утвердила сама себе, что намерения у него недобрые. – Потом не знаю, – я старалась скрывать наплывшее недовольство, но была уверена, что покрасневшие щëки на почти белой коже выдали меня с полна. – Ясно. Голос его был схож с громом, только это была слишком бюджетная пародия. Будто парень пытался выдавить из себя что-то грозное, помимо звонкого звука. Он встал, прогремев стулом, на что я сощурилась, словно это помогло бы прекратить режущий уши звук. Походка тоже поменялась - она была тяжёлой, я слышала каждый медленный скрип половицы. Когда Бабурин проходил уже мимо меня, это мгновение было будто в замедленной съёмке. Ненароком я заметила чужой неприятный скорченный взгляд и проклятый стакан, который парень не выпускал из рук. Содержимое осталось нетронутым. Действия Бабурина я не могла предсказать. Особенно то, что он сделал сейчас. Один момент - и компот ручьём вылился на меня. Я не успела ни выставить руки, ни отодвинуться, потому что произошедшее было слишком быстрым и резким, как полёт ракеты. Опомнилась я только тогда, когда мой чёрный джемпер без рукавов был в огромном мокром и липком пятне. С пустым предметом посуды рыжий поплёлся дальше. Как ни в чем не бывало. Ближайшее окружение уставилось на меня. Послышались смешки и даже гогот, и порядком надоевшее, протяжное «О-о-о!». Был только один плюс - на меня глядела, хотя бы, не вся столовая. – Ты с ума сошёл, Бабурин!? – привлекла внимание своим криком Полина, вскакивая со стула и сжимая кулаки у лежащих по швам рук. Упомянутый успешно проигнорировал всё, уходя с места происшествия с противной ухмылкой на лице. Подруга взглянула на меня, оценивая глазами ситуацию. Разглядывая мой обречённый вид, она поджала губы. – Господи... – шепнула она, не решаясь припадать руками к моей заляпанной одежде. – Да ничего, не в первой, – пыталась утешить Морозову я, улыбаясь. Она шустро сложила в портфель контейнер, запихивая в руку сок. Я закинула лямки на плечи, чувствуя, что краснеют не только щëки, но и уши. Я прижала руки к груди, пытаясь скрыть пятно. *** На пятом уроке я встречала чужие взгляды всё чаще. И в основном, они все глядели в районе моей груди. Во время следующей перемены я всё же сняла джемпер, аккуратно сложив его в рюкзак. Ненависть к тому парню всё возрастала. Кажется, то его действие, было положенным началом к бесконечным издёвкам. От этой мысли сбивалось дыхание, а воображение вырисовывало картинки. Картинки о ближайшим будующем. Вот, тут меня избивают за школой. Здесь, Смирнова смеётся со своим кругом сплетниц надо мной. И на каждом представлении я терпела... Другой исход событий я и не могла представить. Почему? Во время шестого, последнего урока географии, в класс вошёл Бабурин. После, он прошёл к последней парте, совершенно не смущаясь ни устремлённым взглядам, ни возмущённой учительнице. Он плюхнулся на стул и стал выслушивать громкие упрёки, вроде как, Людмилы Равильевны. Послышались уставшие вздохи одноклассников - кто-то даже плюхнулся на парту с огромным стуком. В голове сразу сложился вопрос, для рядом сидящей Морозовой. – И часто это происходит? – тихо произнесла я, наблюдая, как разъярённая учительница подходит к парню. – Постоянно. Семён всех достаёт, и то, это мягко сказано. От младшеклассников до учителей, – в чужом тоне чувствовалось отвращение, – Боюсь представить, какого его бабушке. Я не нашла слов. Молча смотрела на то, как Людмила Равильевна выводит Семёна за одно ухо, параллельно крича что-то неразборчивое, но очень гневное. *** – У нас есть ещё минутка, между прочим! – улыбаясь, сказала девушка, приобнимая меня за плечи. Смеясь, я ответила на объятия, вдыхая приятный сладкий аромат ежевики, доносящийся от чужих волос. – Так, завтра у ворот школы в 8:10, точно запомнила? – отдаляясь, произнесла она, смахивая волосы назад, – А то я знакома с человеком, который сначала уговаривал о встрече, а потом опоздал на минут так двадцать! – Я никогда не опаздываю, Полин, – глупая улыбка снова охватила моё лицо, – Сама, главное, не забудь! – мой голос стал специально важным, такой же был у лейтенанта Тихонова, когда он приходил к нам домой. Сейчас, к слову, мы с Полиной стояли около расписания, пока мальчик с объявления пилил нас чёрными зернистыми глазами. Я чувствовала неимоверную усталость, хоть и понимала, что сегодня, даже, короткий день. Обычно у старшеклассников в этой школе было по восемь уроков - так мне разъяснила Морозова, подготавливая ко всем прелестям. Ноги будто готовы рухнуть в любой момент: мне хотелось поскорее лечь на собственную, на данный момент такую мягкую кровать и уснуть на двенадцать часов. Все шесть уроков я смыкала челюсть, чтобы не зевнуть на весь класс. А потом старалась держать осанку, да бы не развалится на всей парте. Все мысли о дворняжке, которой Оля дала имя «Принцесса», о таинственной незнакомке в маске лисы почему-то быстро улетучились. Сейчас голова была занята новой подругой, школой, хулигане, что пролил компот... Прозвенел звонок, заставляя протрезветь от абсолютно всех мыслей, и девушка, стоящая напротив, вздрогнула. Впрочем, как и я, еле справляясь с желанием заткнуть уши. – Ой, мне на музыку пора...Пока! – крикнула подруга, и побежала в край рекреации, стуча каблучками и махая футляром от скрипки. Я повторила запоздалое «Пока!» и проводила девушку глазами, пока она не скрылась за дверцой кабинета «201». Теперь из препятствий осталось только дойти до дома. Я выдохнула, спускаясь по лестнице.