Его последний день

Металл ставни громко скрипел. Фалько уже два месяца твердил, что нужно смазать ролик, но так и не нашел времени сделать это. — Что он должен сделать, так это заменить ее на двойную распашную дверь и перестать суетиться — ворчала Габи, толкая инвалидное кресло и снова закрывая рольставни. — Нет, он должен искать квартиру для вас обоих, вместо того чтобы тратить деньги на спасение этой развалины — Леви моргнул, пытаясь привыкнуть к мраку, царившему в старой мастерской. За те деньги, что они потратили на ремонт этого крысиного гнезда, они могли бы купить одну из квартир рядом с ратушей. Не считая тех часов, которые Фалько тратил по выходным, чтобы сделать ее пригодной для жилья. Но они не могли быть слишком разборчивыми, когда все, что они видели до того, как нашли это ветхое промышленное здание, было слишком маленьким, тесным и полным закоулков, чтобы Леви мог свободно передвигаться в своем инвалидном кресле. — Ты будешь скучать по нам, если мы уедем — Габи покачала головой, как она всегда делала, когда Ливай поднимал эту тему. — Что бы я без тебя делал! — с сарказмом ответил Леви, ожидая, пока Габи включит свет. Полуденное солнце все еще светило над головой, но переулок почти не пропускал естественный свет через единственное окно, выходящее на улицу. Леви никогда бы не подумал, что будет скучать по тому, как просыпаться с первыми лучами рассвета, согревающими его лицо, но слишком долгие годы жизни в метро превратили его в рептилию, постоянно ищущую тепла дневного света. Он едва успел снять один из рукавов куртки, как по руке пробежала судорога и схватила его за кисть. — Тц — пожаловался Леви, у него заслезились глаза от одной только попытки пошевелить плечом. — Опять судороги беспокоят? — Было бы лучше спросить, когда это не так. — Ривай сдержал смущение от того, что Габи пришлось помочь ему снять пальто. Сколько себя помнил, Леви жил в постоянной войне, постоянно борясь за право выжить. То, что его тело каждый день находило новые способы предать его, было лишь очередной битвой. Леви был слишком стар, изнеможение начинало давить на его плечи. Жалостливые взгляды незнакомых людей всегда приводили его в плохое настроение, но видеть такое же выражение на лице Армина было выше его сил. Леви предпочел бы не представлять, как на лице Жана и Райнера появляется та полуулыбка, которая обычно предшествует неловкому молчанию. Желание вызвать рвоту перевернуло его желудок. Было много причин, побудивших его отправиться в ссылку в Марли и не ступать в Парадиз ни разу за последние пять лет. Слишком много воспоминаний осталось на улицах за стенами. Люди все еще помнили печально известного капитана Леви, адского пса Демона из разведкорпуса. Иногда Леви не знал, что хуже: то, что люди проклинали его за то, что он остался жив, когда многие другие погибли, или то, что они считали его счастливчиком, выжившим. По крайней мере, Эрвин не прожил достаточно долго, чтобы увидеть, каким жалким существом он стал. Сильнейший воин. Жалкий. По крайней мере, в Марли никто не знал Эрвина, чтобы понять, что не только его правый глаз был совершенно пуст. — Я собираюсь наполнить ванну. — Габи продолжала говорить, но Леви почти ничего не слышал, слишком поглощенный своими мыслями. — Ты сможешь мыться сам? — А ты думаешь, смогу? — с сарказмом ответил Леви. Габи задвинула стул в ванную, полностью игнорируя его. Она слишком привыкла к его перепадам настроения, чтобы обращать на него внимание. Шум воды отражался от белой плитки. Фалько сделал все возможное, чтобы Ривай получил как можно больше самостоятельности в собственном доме. Ванна была низкой, со спинкой, чтобы помочь ему оставаться в сидячем положении. Поручень на стене не раз спасал его от позора. Леви закусил губу, сосредоточившись на расстегивании пуговиц рубашки, коричневатое пятно портило первозданную белизну хлопка. От сырости в воздухе у него по коже побежали мурашки. Не обращая внимания, он сильно сжал два покрасневших рубца на животе, где вода ошпарила его кожу. Боль была почти приятной, как жжение, напоминавшее ему, что он еще не умер. Леви возился с молнией на штанах, понимая, что это безнадежный случай. Поскольку правая рука предала его, ему не хватало сил, чтобы выдержать вес своего тела. Штаны, — пробормотал Леви, когда ему хотелось только кричать, — я не могу их самостоятельно растегнуть. Ривай смирился с тем, что Габи только что раздела его догола, как будто он был ребенком. Габи не заслуживала того, чтобы он вымещал на ней свое разочарование, когда все, что она хотела сделать, это помочь. Ни она, ни Фалько ничем ему не обязаны, и все же они остались рядом с ним, когда Леви решил, что в Парадизе у него ничего не осталось. Оставшись наконец один в ванной, Леви расслабился, почувствовав теплую воду на своей коже. Еще не было и трех часов дня, но ему казалось, что день никогда не закончится. Под струями воды он едва различал свои жилистые ноги. Они почти не ощущались. Для того, на что они годились, лучше бы их не было. Леви закрыл глаза и попытался представить, каково это - перестать дышать. Нехватка кислорода, сжигающего легкие, помутнение зрения до полной слепоты и легкое головокружение при потере сознания. Леви не мог припомнить, чтобы он когда-нибудь боялся смерти так сильно, как боялся продолжения жизни. Смерть, пожираемая титаном, никогда не пугала его так, как это заставило его проснуться посреди ночи, от мокрых простыней и резкого запаха мочевой кислоты, душившего его. Осознание того, что это была его собственная моча, было выше его сил. Смутная мысль о том, что лучше бы ему умереть, была с ним всю жизнь, но тогда он впервые пожелал умереть. На мгновение ему показалось, что он тонет, застряв на этом матрасе. От запаха его чуть не стошнило. Фалько нашел его почти час спустя. Леви до сих пор ощущал вкус желчи во рту, вспоминая, как Фалько взял его на руки, словно младенца, и отнес в ту самую ванну. — Я пытался, Эрвин. — Леви позволил своему взгляду устремиться в бесконечность, не в силах ничего почувствовать. — Я пытался, но я не могу видеть этот мир без тебя. По его щеке скатилась вызывающая слеза. Будущее, которое Эрвин видел за роговицей, сильно отличалось от того мира, который остался после стольких жертв. Было слишком много ударов. Леви сдался. Вставать по утрам становилось все труднее, когда он видел вокруг себя лишь призраков. Леви плотно закрыл глаза. Через три месяца ему будет столько же лет, сколько было Эрвину, когда Леви оставил его умирать на крыше в Шиганшине. Образ Эрвина все дальше и дальше исчезал в его разрозненных воспоминаниях. Он едва мог вспомнить звук его голоса. Ривай забыл форму его губ, изгиб переносицы, цвет зрачков и бровей, которые, казалось, жили собственной жизнью. Голубой и светлый цвета полностью утратили свое значение. Все, чего он хотел, - это чтобы его оставили умирать с достоинством. Вода уже давно потеряла всякий след тепла, а мыльный раствор полностью растворился, оставив легкое ощущение дискомфорта. Из столовой были слышны шаги Габи. Леви был уверен, что она не осмелилась уйти далеко на случай, если она ему понадобится. Коляска, казалось, с издевательской усмешкой наблюдала за ним из угла ванной. Леви подтянул ее ближе, потянув на себя. Колеса заскрипели по полу. Крепко ухватившись за ручку, он попытался приподнять свое тело. Боль в плече пронзила его, и он тяжело упал, ударившись спиной о спинку ванны. — Тц — прохрипел он, почувствовав боль в боку. — Что случилось? — Габи с грохотом распахнула дверь. — Ты в порядке? Лужи воды намочили пол. Леви почувствовал, как волосы на затылке встали дыбом, когда в комнату ворвался поток холодного воздуха. — Бесполезная рука. — пробормотал Леви. — Помоги мне. От смущения его желудок сжался от того, что ему снова понадобилась Габи. Сколько бы он ни кричал, что он не инвалид, он не собирался никого обманывать. Прошло уже много времени с тех пор, как эта ложь перестала быть полезной даже для него самого. Единственным утешением для него была мысль о том, что это унижение скоро закончится. — Иногда ты говоришь как ворчливый старик. — Габи вздохнула, схватив его за плечи. Ривай был словно мертвый груз в ее руках. — Может быть, это потому, что я ворчливый старик. Габи покачала головой, но больше ничего не сказала. Леви был не лучшим соседом по комнате, когда его тело решило сделать его существование еще более трудным. Тишина, казалось, отражалась от стен. Минуты тянулись бесконечно. На лице Габи было заметно усилие, когда она подняла его и усадила в инвалидное кресло. Спустя столько времени Леви должен был привыкнуть к этому, но каждая секунда, проведенная лежащим здесь голым, была маленькой мукой. Возможно, было бы проще забыть о собственной гордости, но иногда ему казалось, что это единственное, что у него осталось. — Дальше я справлюсь сам. — Леви выхватил полотенце из рук Габи, прежде чем она успела предложить ему помощь. Оно все еще слабо пахло ванильным смягчителем ткани, который Фалько использовал для стирки. — Ты не избавишься от нас, как бы ты ни грубил. — Я заметил. — размышлял Леви, потирая волосы. Мало что он ненавидел больше, чем чувствовать, как замерзшие капли скользят по его спине. — Если хочешь, мы можем остаться дома. — Я могу остаться один на одну ночь, ничего не случится. — Леви положил полотенце на колени и на мгновение поднял голову. Габи не нужно было беспокоиться о нем, больше не нужно. — Фалько хотел сводить тебя на фейерверк. Не дай мне испортить тебе свидание. — Ты уверен, что это хорошая идея? — Габи нахмурилась. — Это была тяжелая неделя. — Ты не обязана оставаться со мной только потому, что я не хочу идти смотреть выступления. — Леви прервал ее. — А теперь уходи, дай мне сохранить хоть немного достоинства. — Ты так говоришь, как будто я еще не видела все, что можно увидеть. Габи рассмеялась, игнорируя убийственный взгляд Леви. — Я ухожу!