Perfectly imperfect

Чан ждёт Чонина в гости. Да, Чанбин настолько добряк, что согласился оставить на вечер квартиру и уйти к Хёнджину с Минхо, чтобы новоиспечённая пара побыла немного вместе в неформальной обстановке. Сказать, что Бан нервничает — это ничего не сказать. Основная проблема состояла в том, что нужно создать необходимые и наиболее комфортные условия для Чонина, которому явно будет очень неудобно в чужом доме. Чану пришлось завязать себе глаза и убрать всё то, обо что он споткнулся в незрячем положении. Он задвинул всё, что может представлять угрозу, закрыл все двери, которые обычно всегда открыты, и даже закрыл все острые углы детскими заглушками. Теперь переживать из-за здоровья Яна можно немного меньше. Это первое свидание в такой домашней атмосфере, и от этого очень тревожно. Просто Чонин особенный… Много вариантов времяпровождения выпадают из вариантов: видеоигры, настольные игры, просмотр фильмов. Последний пункт не исключён, но, наверное, это будет немного неправильно. Поэтому мыслей о том, как можно развлечь младшего, не сказать чтобы шквал. Поэтому Бан решил, что лучше всё же дождаться младшего и узнать у него, чем бы заняться. — Я как нахлебник живу у Чанбина, поэтому вот… Проходи, осторожно, порог, — щебечет Чан, как курица-наседка, придерживая Чонину дверь. — Я постарался… Постарался всё убрать, поэтому не переживай. — Да ладно, за свои девятнадцать я уже привык спотыкаться обо всё подряд и падать, — пожимает плечами Чонин, всё же очень осторожно проходя внутрь квартиры. — Никаких «падать»! Не в мою смену, — смеётся Бан, будучи наготове в случае чего поймать младшего. Чан уже привык к тому, что его парень ничего не видит. Он привык вкладывать вещи в руки, а не типично протягивать перед ним, привык не говорить такое удобное «смотри», привык останавливать Яна на пешеходных переходах, предупреждать о ступеньках и бордюрах впереди дороги. Бан на автомате прикрывает ладонью острые углы, закрывает дверцы, делает всё для того, чтобы Чонин был в максимальной безопасности рядом с ним. Чонин всё замечает, он прекрасно знает о том, насколько много делает для него старший и это очень ценно. — Давай сегодня посмотрим фильм? — спрашивает младший на кухне, болтая ногами на высоком барном стуле. — А как тебе… — Крис осекается и сразу же замолкает, его боязнь задеть Чонина совсем никуда не делась с течением времени. — Ну… У меня всё ещё есть уши, а ещё есть ты, — улыбается Ян. — Ты же мне будешь объяснять непонятные моменты? — Да, конечно, что ты хочешь посмотреть? — Что-то красивое… Легко выбрать что-то красивое для зрячего человека, потому что обычно под этим прилагательным мы имеем в виду как раз таки что-то, что можно увидеть своими глазами. Чану же хочется выбрать что-то красивое и на слух, что-то, что при прослушивании тоже будет затрагивать душу. Слова порой намного теплее и красивее любой картинки. Слова лечат, слова ранят, они утешают и дарят успокоение. Они же разочаровывают и делают больно, так больно и неприятно, как не сделает ни одно физическое воздействие: ни удар, ни толчок, ни плевок. На кровати уже расстелен плед, на окне мерцают мягкого жёлтого цвета огоньки, на тумбе играют огоньки от свечей и перетекает ароматный дым от палочек сандаловых благовоний. За окном гремит гром, но дождя пока нет. Он только собирается, а может, и вовсе пронесёт. Но на улице душно, как перед грозой. После дождя всегда становится особенно легко и приятно дышать, если вы понимаете, о чём я говорю… Чан и Чонин усаживаются к спинке кровати, накрываясь мягким белым пледом с длинными ворсинками. Бан передаёт Чонину уже не очень горячий чай, следя за тем, чтобы он не обжёгся. Тарелка с имбирным печеньем, шоколадными конфетами, вафлями и карамельным зефиром опустилась между ними. — Общество мёртвых поэтов, — громко проговорил голос из большого телевизора Так спокойно и тепло. Действия на экране быстро разворачиваются, с каждым кадром подбрасывая всё больше и больше пищи для размышлений. С каждым моментом всё больше происходит погружение в эту историю, к её персонажам. Чонин замирает на каждом стихотворении, внимательно вслушиваясь. Ему ничего больше и не остаётся, кроме как внимать красивым цитатам, пафосным стихам и каждый раз обдумывать это. Крис тихо поясняет некоторые моменты фильма, действия которых никак не озвучивают, но они имеют вес. Чонин опускает голову на плечо Чана, закрывая глаза, которые уже привык при нём держать открытыми. Как же чертовски много между ними этого «привык». Бан сжимает ладонь младшего, перебирает его длинные пальцы с аккуратными ноготками, оглаживает мягкую бархатную кожу, прикладывает тыльную сторону ладони к своим губам. Кожа Чонина пахнет хлопком, потому что именно такой запах имеет его любимый спрей для тела. Нежность щемит в груди. Это маленькое солнышко, которое несмотря на всю свою боль продолжает сиять и так любить эту жизнь. — Carpe Diem? — улыбаясь, спрашивает Чан. — Carpe Diem, — кивает в ответ Чонин, тоже абсолютно по-глупому улыбаясь. Они поняли друг друга. Так хочется поймать это мгновение за хвост, поймать и никогда больше отсюда не выходить. Поймать запахи: аромат чая с бергамотом, запах имбирного печенья, сандаловые палочки, ванильные свечи, спрей для тела с хлопком. Поймать звуки: раскаты грома за окном, голоса из старого фильма, сопение младшего, его тихий смех, клокочущее от чувств сердце. Поймать картинку: белый плед, дымящийся чай, тени на стене, мелькающий экран телевизора, потрясающие глаза Чонина. Поймать чувства: щемящую нежность, парящую влюблённость, чарующую радость и опьяняющий трепет. Чан так ненавязчиво касается чужих губ, прикрывая глаза, а младший сразу же на него отвечает, растворяясь в чувствах. Губы Чонина такие вкусно-прекрасные, такие тёплые и мягкие. Он действует так осторожно и трепетно, ещё не очень смело, но уже более активно. Крис целует так ласково, как только умеет, не смея намекать на пошлость, грубость, звериное возбуждение. Только трепет и комфорт. Только так, чтобы в поцелуе хотелось напрочь раствориться. Чтобы в любви тонуть, утопая, чтобы в нежности гореть, сгорая. — Дыши, Чонин, дыши, — шепчет Чан в чужие губы, сжимая лицо младшего в своих широких ладонях. — Я пытаюсь, — так же шепотом отвечает Ян, хотя никого рядом нет. — Ребята решили собраться к реке с ночёвкой. Все и нас зовут, ты можешь позвать Феликса и Сынмина, мы давно хотели с ними познакомиться, — воодушевлённо говорит Бан, смотря в телефон с открытой перепиской в чате. — Если не хочешь, то это ничего, я всё понимаю, — увидев чужое замешательство, добавляет он. — Нет, я хочу сходить. Там можно будет порисовать, — мечтательно отвечает Чонин, кивая. — И ребят приглашу. — Прекрасно, — улыбается Чан, чмокая младшего в губы.

***

Минхо сам для себя совсем не замечает, как оказывается в весьма провокационном положении, лёжа с широко разведёнными ногами в кровати. Хёнджин, который удобно умостился между его ногами, только добавляет ситуации ещё более неловкого положения. На тумбе рядом стоит открытая бутылка вина и два пустых бокала с красными разводами на стенках прозрачного стекла. Телевизор всё ещё моргает, что-то показывая, но звук, который посчитали лишним, напрочь отключён. Звуки голосов и выстрелов заменяют тихие постанывая и сладкие причмокивания поцелуев. Этот вечер начался совсем обычно и не предвещал ничего этакого после, но, кажется, время пришло. Выдержка ни к чёрту, когда рядом лежит такое очарование и красота. К слову, не выдержали оба, и здесь уже не разберёшься, кто первый потянулся за поцелуем, кто по итогу отложил просмотр фильма и кто решил наконец-то стереть последнюю границу в отношениях. Стоит упомянуть, что Минхо, до недавнего времени не пьющий, согласился на бокал вина. И, вероятно, стоит заметить, что этот бокал совершенно не опьянил его, но добавил той необходимой уверенности и самую малость дерзости. — Какой Асмодей в тебя вселился? — пребывая в лёгком шоке, спрашивает Хёнджин, отрываясь от чужих красных губ. — Сам меня споил, сам же теперь возмущается, — сверкнув глазами, хитро улыбается Ли. — Ты выпил один бокал и попросил его сам же! — Скажем, мне нужно было немного смелости, — поднимая к себе лицо Хёнджина, томно говорит Минхо. — Смелости? Это для чего же? — облизывается актёр, прищуриваясь. — От тебя первого шага не дождёшься, я так умру девственником, — бурчит Ли. — Поэтому… Играем сегодня по моим правилам. Минхо меняет их местами, всё так же загадочно улыбаясь, совершенно не спеша раскрывать свой злодейский план. Хёнджин удивлённо выдыхает и прикрывает глаза, когда ощущает на себе чужие влажные губы. Дорожка из мокрых поцелуев прокладывает путь от кадыка, что нервно дёргается от касаний, до пупка, где бегут мурашки из-за чувствительности. Кожу обдаёт холодом в тех местах, где её влажно поцеловали. Ли бесстыдно смотрит прямо в глаза своего парня, проворачивая такое шоу, которое актёр, если мог бы, то выжег себе прямо на сетчатке. — Тебе хватит, — хмурится Хёнджин, когда Минхо потянулся к бутылке с красным вином. Парень же только медленно качает головой, делая небольшой глоток. Он не глотает обжигающую жидкость, чем очень удивляет недоумевающего актёра. — Что ты? Минхо! — глаза сами собой подкатываются, когда с телом проворачивают такое. Ли опускается к груди Хвана и, смотря на своего парня совершенно невинным взглядом, понемного выпускает уже тёплое вино из своего рта. Красные дорожки стекают по напряжённым соскам, проезжаются по рёбрам и падают в конце концов на серое постельное бельё тёмными пятнами. Вино полусухое и от этого не очень сладкое, кожу приятно холодит, но не стягивает от сахара. Минхо не останавливается на пути и решает добить парня окончательно, широко мазнув по ещё стекающей капле под тёмным ореолом соска, сразу же прикусывая. Хёнджин шумно втягивает воздух сквозь зубы и жмурит глаза, сжимая одеяло в кулаке. — Так гораздо вкуснее, — облизывается Ли, всё так же смотря в чужие глаза. — Дьявол… — Это ты меня таким сделал, — пожимает плечами младший. — И ни капли не жалею… — шепчет Хван, притягивая Минхо для поцелуя. Хёнджин впивается в губы Ли и сразу же ощущает привкус вина на его языке. Он прижимает парня ближе к себе, поэтому Минхо приходится сесть на актёра для удобства. Вот теперь младший и ощущает всю власть, сидя на чужом паху. Он отдаётся мокрому поцелую полностью — это первый такой поцелуй на их практике. Пара не сдерживает страсти и желания. Пальцы на ногах Минхо поджимаются от того, как вкусно его целуют, Хёнджин мажет языком по губам, прикусывает и вновь втягивает в томящий поцелуй, сжимая челюсть в ладони, не давая и шанса отстраниться. Ли ёрзает на чужом возбуждении в отместку, ощущая, как член Хвана дёргается от каждого давящего движения на пах. Хёнджин принял правила чужой игры, отбросив мысли о том, что это неправильно. Он так хотел, чтобы их первый раз с Минхо был нежным, трепетным и чувственным, но, видимо, слишком уж долго томил младшего в ожидании. Признаться честно, актёр совсем не расстроен, что всё повернулось в такое русло. Он принимает правила чужой игры и показывает это в тот момент, когда сам тянется за бутылкой недопитого вина. Набрав в рот немного благородного напитка, Хван наклоняется к своему парню и целует. Ли дёргается от неожиданности, но с благодарностью принимает всё то, что передают ему через поцелуй. Вишнёвая капля срывается с уголка его губ и стекает вниз по шее манящим следом, который сразу же прерывает Хёнджин. Он ловит каплю вина возле ключицы Минхо и, решив довести дело до конца, проводит языком по всей дорожке от выпирающей косточки до уголка губ, откуда и просочилось вино. Минхо проявляет смущение и краснеет только тогда, когда остаётся без одежды на чужих глазах. Но смотря в родные глаза, Хван задумывается: а смущение ли это? Или вино заставило прилить кровь к щекам. — Я собираюсь ввести в тебя пальцы. Поэтому я хочу знать, что ты согласен на это и скажешь мне, если что-то пойдёт не так, — прерывая поцелуй, предупреждает Хёнджин. — Хорошо, всё в порядке, — кивает Ли, всё же немного напрягаясь. Хёнджин раздевается сам и усаживает парня к себе на колени, лицом к лицу, заставляя расставить ноги по бокам от своих бёдер. Первый палец, покрытый разогретой смазкой, проникает медленно и чертовски плавно. Минхо морщится от не самых приятных ощущений и Хван замирает, давая привыкнуть, в это время опускаясь к шее, нежно прикусывая место между ей и плечом. — Я могу продолжить? — спрашивает актёр, умирая внутри от тесноты, что окутала его пока ещё один палец. — Да… Растяжка занимает больше времени, чем мог себе представить Ли. Он уже успевает обмякнуть и вновь возбудиться от стимуляции члена, а Хёнджин всё продолжает двигать пальцами, вращая и сгибая их под разными углами. Пытается найти простату и тем самым облегчить свою нелёгкую работу. Последнее, чего он хочет — это повредить что-нибудь Минхо, поэтому нужно набраться терпения. Младший падает лбом на плечо актёра и громко вскрикивает, когда странное, очень приятное ощущение окутывает с ног до головы, заставляя опьянеть ещё сильнее, хотя пьян он и не был. — Нашёл, — довольно улыбается Хван, надавливая на бугорок внутри ещё раз, а затем ещё и ещё. Ноги Минхо предательски трясутся, настолько, что держать себя становится практически невозможно, хочется упасть от навалившейся волны удовольствия. Хёнджин любовно оглаживает бёдра Ли, сжимая в руке мягкую плоть. — Как же я обожаю твои ноги, — шепчет актёр, вновь утягивая своего парня в сладкий поцелуй. Четыре длинных пальца практически свободно двигаются внутри, громко хлюпая от избытка смазки. Поэтому, подумав, что этого должно быть достаточно, Хван пытается уложить Минхо на спину. И очень удивляется, когда сделать этого ему не удаётся, сразу же ловя хитрую улыбку на любимом лице. — Не-а, — шепчет Ли, укладывая на лопатки своего парня. — Минхо, так будет больнее, — предупреждает Хван, но не останавливает, ему самому интересно, как далеко зайдёт младший. — Знаю, но я хочу так. Хёнджин протягивает Минхо блестящий квадратик, взятый вместе со смазкой из тумбочки. Ли немного тушуется, но быстро ориентируется, практически любовно оглаживая налитый кровью член актёра. Натянуть презерватив без помощи Хвана не получилось, но тот, не смеясь и не издеваясь, спокойно показал, как это делается. Что ж… Теперь дело за малым… — Осторожно, — серьёзно смотря на Минхо, говорит Хёнджин. — Садись медленно, не торопись и не бери больше, чем можешь принять, понял? Не смей делать себе больно ни в коем случае. Хван нервничает, потому что это их первый раз и первый раз в жизни Ли. По-хорошему было бы это всё дело контролировать, но Ли захотел всё взять в свои руки, поэтому остаётся следить вот так. Возможно, Минхо, у которого серьёзные проблемы с доверием, так и в правду будет проще. У него в руках сосредоточится вся власть, он сможет остановиться, если это потребуется, и сам следить за процессом. Хёнджин тяжело выдыхает, когда головка начинает погружаться в тесное, влажное нутро, которое так плотно обхватывает, сдавливая. Дышать становится и вправду тяжело, но нужно держать себя в руках и наблюдать за состоянием Минхо, который в принципе выглядит весьма спокойно для такого положения. — Дыши, милый, куда же подевался твой доминант? — посмеивается Ли, опуская ладони на плечи Хвана. Хёнджин хмурится от наглой насмешки в свой адрес. Он вскидывает бёдра, толкаясь чуть глубже, сжимая бёдра Минхо в своих ладонях. Ли вскрикивает от неожиданности и цепляется за чужую кожу на плечах ещё сильнее. — Доминант здесь, котёнок, — высовывая кончик языка, дьявольски улыбается актёр. Движения Минхо становятся более уверенными, и он наконец-то мало-помалу опускается на возбуждение Хвана до конца. Хёнджин на самом деле успевает умереть несколько раз до этого момента, всё потому что его парень такой соблазнительный… Минхо с выгнутой спиной и с откинутой назад головой — искусство, его постанывания и мягкие бёдра — высшее искусство. Греки явно что-то недоговаривают, ведь если это не Афродита настоящая мать Ли, то Хван попросту не может объяснить его существование. Поток мыслей его обрывается, потому что младший наконец осуществляет первые неловкие попытки подвигаться, привыкнув к наполненности. Хёнджин опускает ладони на талию Минхо, заглядывая в его полузакрытые глаза. Он ожидал увидеть в них смущение, неловкость, но замечает лишь искры возбуждения. И вызов… Актёр толкается на встречу парню, помогая и направляя, показывая, как нужно, и вместе с тем забавляясь с реакции своего совсем неопытного мальчика. Который не может найти себе место, не понимая, куда деть все чувства, неожиданно свалившиеся на него. Такая поза позволяет совершать достаточно глубокие фрикции, что очень даже на руку Хвану. — Ты как? — с придыханием спрашивает Хёнджин, замедляясь. — Лучше всех, — шепчет Минхо, прикусывая губу. — Но долго я не продержусь. — О, поверь, я тоже, — актёр не верит в свою выдержку в таком положении. Минхо закрывает глаза окончательно, отдаваясь чувствам. Он не может поверить, что умрёт не девственником. Не может поверить в то, что так возбудил своего парня, что вот он сейчас лежит под ним и умирает от ощущений, вот он лежит и пожирает глазами. Секс Ли однозначно нравится, настолько, что он начинает жалеть, что затянул настолько. Хотя, возможно, секс прекрасен благодаря тому, с кем он… Голый Хван с тяжело вздымающейся грудью и разметавшимися по подушке длинными волосами ему тоже нравится. Минхо теряет все мысли, потому что Хёнджин существенно ускоряет движение бёдрами, вбиваясь в его тело, держа практически на весу. Ли опускается на актёра грудью к груди, чтобы облегчить ему работу и наконец-то поцеловать. Мягкие губы мгновенно отвечают на поцелуй, обхватывая язык и улыбаясь в мокрый поцелуй. Стонать друг другу в губы, оказывается, очень приятно, это ощущается интимнее, чем всё остальное, происходящее в этой комнате. Громкий шлепок разносится по комнате, а следом раздаётся не менее громкий стон Минхо. — Прости, не удержался, — хрипит Хван, оглаживая место удара на ягодице парня. — Ты совсем… — Минхо хотел было начать гневную тираду, но очередной удар по простате очень эффектно заставил его замолчать. — Плевать… Хёнджин принимает это за зелёный свет, поэтому шлепок повторяется, а за ним повторяется и громкий стон, сквозь сжатую между зубами губу. — Неужели такая грубость тебе по душе? — тихо спрашивает Хван, прекрасно зная, что ему не ответят. Минхо прожигает старшего взглядом и закатывает глаза от удовольствия, когда чужой язык широко мажет по шее, мягко прикусывая кожу после. Рука Хёнджина опускается на уже красный член Минхо, начиная движения в такт своим толчкам, понимая, что кончит он довольно скоро. — Давай… Хван не успевает договорить, потому что Ли громко стонет, изливаясь парню на пресс, руки предательски подгибаются, а сам он падает без сил на актёра, тяжело дыша. Хёнджин делает пару глубоких движений в сжатом из-за недавнего оргазма нутре, и кончает следом, содрогаясь всем телом. Минхо тяжело дышит и, кажется, уже начинает засыпать, что-то недовольно ворча. — Устал, наверное, — поглаживая пушистые волосы, воркует Хёнджин. Ли только тихо стонет, сползает с чужого опадающего органа и падает на подушки, закрывая глаза. — Как будто кросс пробежал, хотя ничего не делал, — хнычет Минхо. — Если на заднице останется синяк… Я тебя кастрирую, доминант хренов. — Пять минут назад тебя всё устраивало, — бурчит Хван, вытирая свой живот салфеткой. — Мне понравилось. Эти ваши сексы очень даже ничего, — тихо выдаёт вердикт младший, закутываясь в одеяло. — Может хоть похудею… — А вот про это забудь! Это всё мне надо! Минхо не находит аргументов в ответ, поэтому просто отмахивается. Актёр лишь тихо посмеивается, смотря на замученного парня. Он взлохмаченный и красный, с парой засосов и укусов на шее, но всё равно такой красивый. — Ты прекрасен… — шёпотом говорит Хёнджин перед уходом в ванную. А Минхо счастливо улыбается и пытается унять бешенное сердцебиение.

***

— Так, как мы поделимся на машины? — пытается успокоить хаос вокруг Чан. — Ну, парочки не делим. Сынмин и Феликс должны быть с Чонином, они пока должны привыкнуть к новой компании, — пытается здраво рассуждать Чанбин. — Получается, с тобой Чонин и компания, остальные, к сожалению, ко мне. Чанбин смеётся от толчка Хёнджина в бок. Собраться в поход не было сложно, потому что вся компания легка на подъём, остаётся только переживать за сохранность леса и машин. Чонин пригласил своих друзей, которые сначала очень переживали и ещё более испугались издалека. Здоровые Джисон и Чанбин, рядом с ними уже знакомый Чан. Стервозно смотрящий Минхо, Хёнджин, выглядящий, как главный нарцисс. Но стоит подойти ближе и все стереотипы с крахом распадаются вдребезги. — Я переживаю за Мусорку, — жалобно говорит Минхо, смотря на своего парня. — Не переживай, она в хороших руках. Мама хорошо позаботиться о ней, ты же знаешь, как она обожает нашу Мусорку. После разговора повисает мёртвая тишина. Звучало это всё весьма… Странно. — А… Мусорка — это? — тихо спрашивает Чонин. — Наша кошка, спасибо больной фантазии Хвана, — прищуривая глаза, отвечает Минхо, и вся компания выдыхает. Две машины несутся по трассе друг за другом. Впереди машина папы Джисона с Баном за рулём, следом машина Чанбина. Стоит ли говорить, что атмосфера в машинах совершенно разная? Первая мило обсуждает всякие мелочи под тихую музыку, разговаривает и смеётся. Чонин чувствует такую лёгкость в душе: друзья Криса тепло его встретили, а «Господи, какой он милашка» от Джисона рассеяли все переживания и страх. Рука Чана лежит на коленке Яна, мягко сжимая в безмолвной поддержке, а где-то сзади умирают от милоты Сынмин и Феликс. Во второй машине складывается немного иная атмосфера… — Собирал сумку я, потому что у Чан-хёна наметилось свидание с Нини, — счастливо улыбается Хан. — Но у меня батя рыбак, я на опыте, серьёзно! — Это катастрофа… — тихо выдаёт Минхо. — Всё пропало, разворачивайте машину! Джисону приходится орать свои оправдания с переднего сиденья, потому что музыку в машине Чанбина едва ли можно было назвать тихой. — Ты, белка, хватит махать руками, я ничего не вижу! — кричит Со. — Они считают меня тупым! Я положил всё, что необходимо! Вот увидите! Ещё спасибо мне скажете! — Спасибо… — тихо говорит Хёнджин, закрывая лицо рукой. — Ну вот! Один адекватный человек! — Спасибо, Хан, мы поворот проехали, — смеётся Хван. Чанбин смотрит вперёд и вправду не видит машину с первой компанией. Сразу же звонит телефон и тревожный голос Чана предупреждает о том, что они уехали не туда. — Да, мы уже знаем, — обречённо выдыхает Со. — Тут заправка недалеко, мы тогда заскочим по-быстрому. — Хочешь чего-нибудь? — спрашивает Минхо, смотря на уходящих за закусками друзей. — Ага, — хитро улыбается Хёнджин. — Что ты задумал… Хорошо, что здесь нет Чана, а то его старческое сердце не выдержало бы смотреть на сложившуюся картину… Машина с Хёнджином за рулём отъезжает от заправки под крики Чанбина с пакетами в руках, а Джисон с большим арбузом под мышкой пытается угнаться за друзьями. Минхо высовывает руку в открытое окно и машет друзьям на прощание. — Ненавижу вас, — шипит Хан, садясь на своё место. — Мы им тут арбуз украли, а они… — Вы сделали что? — давится соком Хёнджин, в шоке распахивая глаза. — Ну, он лежал на земле… Мы и подумали, что он ничейный, поэтому великодушно взяли себе, — пожимает плечам Джисон, сидя в обнимку с большим арбузом.

***

Лес пребывает в некотором шоке от приезда этой компании, всё потому что они слишком шумные, слишком активные и свободные. Феликс с ходу испугался белки на ветке, его крик спугнул всех птиц в ближайшем километре. Джисон, вполне ожидаемо, забыл половину жизненно необходимых вещей. Спички, нож, фонарик… — И это твоё «я очень ответственный»?! — кричит Чан, пока сам Хан спрятался за Чонином. — Ладно, не кричи. У меня есть зажигалка, Минхо взял нож, — успокаивает Криса Хёнджин. — Фонарик есть на телефонах, — кивает Джисон. Поставить палатки оказалось не таким уж и простым занятием. Они постоянно сворачиваются, штыри вылазят из земли, Сынмин хнычет, сидя на земле, потому что запутался в брезенте. Если бы не Чанбин, который имеет звание самого рукастого в компании… спали бы они под открытым небом. — Феликс сказал, что здесь волки! — шёпотом говорит Хёнджин. — А что, если они нас всех съедят? — Я слышал, что они любят красивых людей, в первую очередь их едят! — заговорчески твердит Минхо, прищуривая глаза. — О нет! Мне конец! — кричит Чанбин, сидящий рядом. Чан бегает за Чонином, как курица-наседка, не давая ему ходить здесь лишний раз. Он боится, что младший споткнётся, упадёт, разобьёт себе что-нибудь. Или врежется в кого-нибудь в этой суете. Хотя каждый из присутствующих прекрасно помнят про Яна, обходят его стороной или предупреждают о препятствии под ногами. — Я переживаю за тебя, — держа щёки Чонина в своих руках, говорит Бан. — Всё в порядке, не стоит так переживать! — У меня для тебя кое-что есть… Чан держал подарок всё время у себя за спиной, хотя Ян не мог его увидеть, но теперь он выставляет книгу перед Чонином. Он берёт чужую ладошку в руку и вкладывает увесистый подарок. — Книга? — удивляется Ян и проводит чувствительными подушечками пальцев по обложке. — Шрифт Брайля? «Унесённые ветром»?! Ты запомнил? Чонин почти плачет, прижимая к себе книгу, а затем кидается к парню на шею, чмокнув его в губы. — Сейчас стошнит, не перед моим салатом, — ворчит Сынмин, счастливо улыбаясь. Чан укладывает ладони на талию младшего и отвечает: — Не запомнил, а заказал в этот же вечер, обе части. Вторая ещё едет, — мило улыбается Бан, чмокнув нос Яна. — Спасибо… — Ребят! Не хочу нарушать вашу романтику, но мясо готово, — сообщает Минхо. Орава голодных взрослых детей сбегается на слово «мясо». Последним добегает Хан, который отходил в кустики, и очень расстраивается, когда узнаёт, что пропустил всю романтику. Минхо берёт кусок мяса, кусая его, и удовлетворённо прикрывает глаза, потому что вкус вышел потрясающим. Хёнджин тепло улыбается, смотря на то, с каким аппетитом ест парень, и думает о том, что он смог. Смог сделать всё и выиграть. Забавно, но Ли думает примерно о том же, что ещё пару месяцев назад он ненавидел себя, ненавидел своё тело, ненавидел еду и страшился мысли остаться в одиночестве вечность. Сейчас его окружают любимые люди, его бёдра осыпают множеством поцелуев каждый день, и он вроде как счастлив. Раньше он лишь казался счастливым, а сейчас настал момент и его белой полосы, которую они с Хваном нарисовали белой краской сами, замазав всю черноту, виднеющуюся где-то вдали.

***

Они сидят на склоне, смотря на зелёную гладь, недалеко Чан играет на гитаре возле костра, Чонин улёгся на его ноги и читает книгу, водя по строкам пальцами. — Хёнджин? — Да? — Я… кажется, я люблю себя почти так же, как тебя, — опуская голову, выдаёт Минхо. — Просто недавно поймал себя на мысли, что мои бёдра выглядят сексуально, возможно, благодаря твоим укусам на них, но выглядят они, в общем-то, очень даже хорошо… — Я так счастлив сейчас, — улыбается Хван, целуя любимые губы. По кожи обоих бегут мурашки, как в первый раз. Сердце замирает, как в первый раз. И щемит так сильно от нежности — каждый раз. Будь он первый или тысяча первый. — Переезжай ко мне? Насовсем, — осторожно спрашивает актёр так, словно боится ответа. — Мусорка к тебе очень привыкла… И мне будет очень холодно без тебя. — Только ради Мусорки, — смеётся Минхо. — Мне тоже очень холодно без тебя, — слышится гораздо тише. Минхо так и не привык говорить о своих чувствах, но это теперь совсем не нужно, потому что Хван выучил язык, на котором написана книга под названием «Душа Ли Минхо». Аккорды Чана раздаются по лесу и отзываются в сердце всякий раз. А солнце становится всё краснее, медленно скрываясь за горизонтом. Оно хранит в себе воспоминания и становится главным свидетелем их любви. В лесу стремительно темнеет, а у них светло. У них играет музыка, смеются голоса. Чанбин пытается перепрыгнуть через костёр. Феликс, Джисон и Сынмин, подружившись, играют в уно на желание. Чан продолжает качать головой в такт аккордам, убаюкивая Чонина на своих коленях. Минхо и Хёнджин чуть в стороне, сидят к ним спиной, провожая этот день. Никто не трогает пару и молчат, когда видят поцелуи, дают им время насладиться друг другом, даже если на это уйдёт вечность, ведь всегда мало…       В своей душе всегда тоскливо,       Своя душа — свой лабиринт.       Зажги в ней счастьем больше света,       Чтоб вечность в ней не пробродить…

The end?

Мне нравится мысль о том, что каждый конец — новое начало. Начало чего-то совершенно другого. Никто не может гарантировать того, что это окажется началом чего-то хорошего. Может стать хуже… Но ниже дна падать некуда, поэтому… остаётся надеяться на то, что впереди будет лучше. Остаётся надеяться и верить, что этот свет впереди принесёт что-то хорошее. Минхо сидит на работе, жуя булочку с шоколадом, и улыбается, услышав знакомые слова из радио. Всё в этой жизни циклично…