Perfectly imperfect

В светлом кабинете висит тишина. Её беззвучный вакуум прерывает только тихое тиканье настенных часов, которые напоминают Минхо о том, сколько времени он здесь уже сидит. Кабинет психолога оформлен в полностью бело-бежевых цветах, здесь много растений в горшках: высокая монстера в углу, небольшой кактус на столе, пара фикусов на подоконнике и вьющиеся длинными лианами цветы на навесных полках. На столе психолога всё разложено идеально аккуратно и систематизировано, сама мисс Пак читает что-то в амбулаторной карте Минхо, сдвигая брови к переносице. Он почему-то очень нервничает: тревожно услышать как слова о том, что она ничем не может помочь, так и осуждающие речи. Женщина же всё так же молча откладывает карту и уже с мягкой улыбкой вновь смотрит на Минхо. — Как я поняла, психиатр назначил тебе противотревожные препараты? — Да, я уже начал принимать курс, — кивает Ли, сжимая в руках край рубашки в попытке унять дрожь в руках. — Как ты ощущаешь себя на данный момент? Как ты чувствуешь себя в своём теле, есть ли изменения? — спрашивает психолог, внимательно смотря на своего клиента. Минхо на мгновение задумывается, пытаясь понять свои чувства, чтобы дать максимально правдивый и честный ответ. В голове всплывает сразу много всего. Много того, что связано с едой, его телом, шрамами, принятием себя, но в голове только Хёнджин… — Я… У меня практически полностью пропала ненависть и отторжение к своим ногам. Когда я принимаю ванную, мне не хочется вцепиться в кожу ногтями и разодрать её, как раньше. Когда я смотрю в зеркало, мне не бывает настолько же мерзко от отражения, как это было раньше… — Что послужило для тебя таким массивным толчком для улучшения состояния? — в непонимании хмуря брови, спрашивает женщина, боясь, что такое затишье в состоянии пациента перед бурей. — Твоё тело работает каждый день… Сердце качает кровь, — губы опускаются на место, где в панике колотится сердце. — Лёгкие наполняют организм кислородом, лейкоциты залечивают ранки, витамины и гормоны поддерживают жизни. Твоё тело так сильно любит тебя, оно работает каждый день, оно не даёт тебе умереть. А ты его так сильно не любишь из-за мягоньких бёдер, которые я буду любить вместо тебя. Давай устроим соревнование? — Какое? — севшим от тихо стекающих слёз голосом спрашивает Минхо. — Кто полюбит тебя больше? Будем считать, что я уже дал тебе фору, — проводя носом по созвездиям на ногах, предлагает Хван. — Как полосы от падающих звёзд… — тихо говорит Ли, улыбаясь. — Что? — переспрашивает женщина, не расслышав ответ. — Мой… Мой парень смог переубедить меня, он сказал, что мои шрамы похожи на созвездия. Он так сильно показывает свою любовь, что ненавидеть себя становится всё сложнее и сложнее, — Минхо поднимает глаза на врача, всё так же улыбаясь. — Знаете, мы заключили с ним сделку, и со временем я избавился от чувства вины во время еды. — Наверное, ваш парень по воле судьбы оказался рядом очень даже вовремя. Расстройство только начиналось и не успело плотно уложиться в голове, превратившись в навязчивую мысль. Вам не хватало внимания, комплиментов и тёплых слов — это то, что может исцелить. Вам очень повезло с молодым человеком. — Да, он у меня потрясающий, — смущённо улыбается Минхо на свои же слова.

***

Минхо возвращается с дневной смены и сразу же летит в душ, потому что нужно успеть на последнюю постановку Хёнджина. Отпуск закончился очень быстро, но он, честно говоря, даже успел соскучиться по своей работе. Актёра дома не оказалось — уже ушёл в здание театра. Ли уже слишком привык к тому, чтобы находиться в квартире Хвана. Он привык просыпаться в чужих тёплых объятиях, привык к тому, что они всё делают вместе: чистят зубы, готовят завтрак. Минхо привык к тому, что дома тихо мурчит Мусорка, что с ним почти всегда кто-то есть. Это здорово отвлекает от дурных мыслей, а благодаря настойчивости и щенячьим глазам Хёнджина он почти привык к тому, что хотя бы раз в день они едят вместе. Просмотр фильмов вечером, война актёра и кошки за внимание Минхо, борьба ночью за одеяло и дурманяще сладкие поцелуи. Минхо прекрасно понимает, что всё это не на совсем, что скоро его общежитие откроют и придётся съехать в свою скромную обитель уже без выпускника Чана. Он будет действительно скучать по совместной жизни, по постоянному нахождению рядом и по Мусорке тоже будет скучать… Но сейчас нужно думать совсем не об этом, потому что у Хвана сегодня последний день в роли Дориана Грея и такие дни ему особенно сложно даются морально. Ему сложно прощаться с персонажем и так же сложно его отпускать. Плюс ко всему зелёный спектакль — это то, что так сильно ненавидит Хёнджин, а Минхо пообещал быть с ним рядом и он будет, будет настолько рядом, насколько это вообще возможно. Ли достаёт из шкафа несколько запылившийся костюм, который не доставал оттуда с последнего посещения театра, выглаженную чёрную рубашку и относительно новые лаковые туфли. Он знает то, что актёр будет выглядеть потрясающе, и от этого хочется ему целиком и полностью соответствовать. Минхо со временем словно оживает. Вместе с первым походом к психологу, когда Хёнджин сидел под дверями кабинета и переживал вместе с ним, начали уходить тревоги и переживания. Словно кто-то ещё поручился за его жизнь, согласившись взять все переживания в свои руки. Когда начали уходить тревоги, когда тяжесть с груди начала медленно уходить, тогда Минхо начал жалеть… Жалеть о том, сколько времени было потрачено впустую. Сколько времени он потратил убиваясь, ненавидя. Сколько времени ушло на переживания, боль, страдания. Эти драгоценные крупицы жизни могли быть потрачены на что-то ещё… Что бы нам ни подготовила судьба, и какую бы дорогу ты ни выбрал, неизбежно лишь одно — все мы изначально корм для червей. Все мы когда-то рано или поздно неминуемо умрём. Кто-то саморучно сокращает отведённый срок, кто-то панически пытается оттянуть момент, но всё тщетно. Суть игры под названием жизнь в том, что из этой игры живым не выйдет абсолютно никто. И однажды закончится всё: закончатся радость, боль, счастье, грусть, злость, влюблённость, отвращение, самозабвение… Всё. Закончится абсолютно всё. Закончится, и что будет дальше — абсолютно не ясно. Нам выделен крайне маленький клочок времени. И только сейчас он начал понимать, что не готов уйти вот так, потратив все свои песчинки времени на самоуничтожение и самокопание, не готов уйти и оставить после себя ничего, кроме сожаления. Отчего-то именно сейчас проснулось воодушевление и желание взять всё в свои руки, вытереть сопли и наконец-то начать жить. Жить без сожалений и любить.

***

Минхо прекрасно знает о том, насколько сильно переживает Хёнджин, он видел нервное состояние актёра, когда тот уходил из дома. Дориан Грей — персонаж, который дался с большим трудом. Переживать каждый раз на себе раскол души, чувствовать тяжесть и боль, гложущее чувство вины, проносить это через себя каждый раз, когда нужно выйти на сцену. Вместе с тем Дориан стал последней фарфоровой статуэткой, что вошла в лабиринт души Хёнджина. Именно с этим персонажем произошли глобальные изменения в глубине чужого сердца. Поэтому Ли решил оказать максимальную поддержку сегодня. Найти в его коморке, крепко обнять, поцеловать и сказать, что всё будет хорошо, что он может отпустить всю ту боль, что копилась в его душе, вместе с этим персонажем. Минхо готов заполнить собой всю чужую пустоту, тот момент, когда она образуется от не хватающих элементов. Однако последнее, что он хотел увидеть, заглянув в чужую коморку — это то, как его Хёнджин целует незнакомую девушку с длинными чёрными волосами. Внутри словно что-то с треском ломается… Минхо закрывает дверь и тихо уходит. Уходит, смаргивая непрошенные слёзы, пытаясь понять, что теперь делать. Хотелось бы мыслить правильно и рационально, да не получается из-за голосов в голове, так и кричащих о том, что этого Хёнджин заслуживает… Отношений с красивой девушкой, а не такого некрасивого его. Хёнджин выходит на сцену сам не свой, потому что догадывается о том, что Минхо увидел и как он это мог понять. Он пытается найти знакомый силуэт среди сотни незнакомых лиц, но не видит его. Все вокруг сливаются в одну сплошную массу и серым полотном растекаются по красным сидениям зала театра. Актёр не сразу замечает улыбающиеся лица друзей: Чан, Чанбин и Джисон сидят в ряд и хлопают актёрскому составу. И хотелось бы порадоваться, ведь друзья ни разу не приходили на его спектакли, впервые кто-то кроме Минхо пришёл его поддержать, но радоваться не получается. Здесь нет Минхо… И как же ужасно символично выходит, что Хёнджин будет прощаться с Дорианом без Ли, сидящего в зале.

***

saturn — sleeping at last (для атмосферы) Хёнджин играет свою роль, но ему поистине хочется расплакаться потерянным ребёнком прямо здесь, посреди сцены. Фразы и мысли ускользают из головы, и если бы не тот факт, что он уже говорил эти реплики десятки раз… Это могло стать полнейшим провалом. Обыгрывать эмоции теперь на физическом уровне сложно. Все мысли лишь крутятся вокруг Минхо. Захочет ли он слушать объяснения, поверит ли им? Может, Хёнджин не найдёт его уже по приходе домой. Но самое страшное, что может случиться — это потерять доверие Ли. То самое доверие, ради которого Хван разбивался каждый раз. Он приручил Минхо, как дикого котёнка, а теперь это доверие подорвал. И ведь сам знал, как просто это будет сделать, и допустил такой момент. Позволил этому случиться… — Это моя вина, — вдруг особенно громко сказал Хван, невпопад сцене. Как хорошо, что сегодня зелёный спектакль… Все актёры, как и зрители, благополучно всё списали на это. Хёнджин душевно разбит, и следующая сцена уже даже в мыслях удручает. К нему должны выбежать десятки девушек и парней, изображая вечеринку в пабе, в который Дориана притащил Генри. В этот момент Грей целует и обнимет всех подряд, потому что он поддался соблазну, он отдался греху, в который его толкнул, подобно змею-искусителю, Гарри. В этот момент зритель должен особенно чётко осознать и понять, во что превратилась душа этого невинного и светлого юноши. Душа самого Хёнджина, к слову, разрывается, болит и душит. Ему так страшно… Ему уже очень давно не было так страшно, и страшно не за себя. Подорвал такое хрупкое доверие Минхо, и что теперь будет? На сцене меняется музыка. С более плавной и спокойной на активную, весёлую и вместе с тем тревожащую душу. Вот он, тот самый культовый момент… И он никогда не нравился актёру, но от того, что сегодня могут выдать что угодно, не нравится ещё больше. Вокруг рассыпались люди, они мельтешат, танцуют, кричат, выпускают клубы дыма, стучат хрусталем бокалов. Хёнджин старается делать то же самое, но не получается. Не получается сосредоточиться. Не получается играть. Не получается жить на сцене. И кажется, он сходит с ума: в нос ударяет знакомый запах, самые родные руки обвивают шею и накрывают губы Хвана в дурманящем сладком поцелуе под аккомпанемент вздохов со стороны поражённого зала. Актёры вокруг продолжают мельтешить, а видя пару вместе, стараются скрыть в толпе. — Ты чего плачешь? — поражённо шепчет Минхо, заглядывая в уже такие родные глаза. — Я так испугался… Я так испугался, что ты уйдёшь, — всхлипывает Хёнджин, больше не в силах сдерживать себя. — Придурок, ты мне всё объяснишь, и не надейся отвертеться! Но я знаю, что ты любишь меня и ни разу не заставил усомниться в себе, — строго говорит Минхо. — И я тебя… Тоже вроде как люблю, поэтому поверю во всё, что бы ты мне ни сказал, но только на первый раз, понял? — Я тебя так люблю… И всё объясню, — в шею младшего шепчет Хёнджин. — Конечно объяснишь! А теперь прекращай плакать, балбесина, — смеётся Ли. — Посмотри на лицо Чанбина и плакать перехочешь. Друзья парней и вправду сидят в полнейшем шоке, лишь Чан довольно улыбается с отцовским теплом в глазах. Минхо, утаскивая Хвана в толпу, вновь его целует, прекрасно зная, что скоро песня закончится и ему придётся уйти. Признаться честно, Ли вынашивал этот план с зелёной сценой уже очень давно, и актёры были предупреждены заранее все, кроме одного. Того самого идиота, который стоит напротив в полном шоке и не может поверить своему счастью. Минхо не мог так просто спустить ему с рук поцелуй, поэтому наказал недолгим ожиданием. Но кто же знал, что Хёнджин убьётся за эти полчаса настолько сильно… — Мне пора уходить, ищи меня на первом ряду, я буду рядом с тобой, — мягко улыбается Минхо, щекоча своим носом чужой холодный от переживаний и слёз. — Обещаю. Хёнджин медленно кивает и отпускает руку парня, смотря, как тот уходит вместе с остальной массовкой. Улыбка касается его губ и душа, кажется, собирается по клочкам вновь. После его слов и поцелуев на ней не останется даже шрамов. Но даже шрамы, оставленные Ли, Хёнджин бы любил и лелеял, потому что… Потому что это он. То вредное, до жути гордое существо, которое он поместил в своём сердце и впустил в свой лабиринт души. И именно это гордое и вредное существо нашло то, что пряталось меж высоких стен, нашло и помогло найти выход. Играть было тяжело… Отпускать Дориана ещё сложнее, но это не тот самый персонаж, с которым хочется поскорее распрощаться и забыть. Его хочется обнять, пожалеть и сказать, что он просто запутался, запутался в себе. У Дориана был свой Минхо в лице художника Бэзила, но он его не увидел, не понял и не принял. Художник Хёнджина сидит сейчас и с теплом в глазах смотрит, мягко улыбаясь, показывает, что всё хорошо, всё позади. Внутри оскомина от боли, которую пережил Грей. Последняя сцена и кулисы. Вот и всё… Последний раз Хван лежит на сцене, откинув руку с длинными пальцами, на одном из которых сверкает большой перстень. В последний раз актёры стоят этим составом вдоль сцены, готовясь к поклону. В крайний раз в этих ролях принимают цветы. В этот момент происходит что-то странное. Первый букетик из незабудок оказывается в руках Хёнджина от милой женщины в красном платье, второй от статного мужчины, третий от молодого парня с девушкой, спустя мгновение в его руках десяток маленьких букетиков и ни одного шипа ненавистных алых роз… Последний букет преподносит Минхо, мягко улыбаясь. — Ты был великолепен. Хёнджин шокировано стоит на сцене, сжимая в руках цветы под любопытным взглядом коллег из труппы. Актёр низко кланяется, едва ли сдерживая потоки слёз, которые щиплют глаза и раздражают слизистую. Он ощущает, как рушатся последние стены в его лабиринте, открывая дорогу тому маленькому нечто, что теплилось в глубинах его измученной души. «Эти цветы… Они все нам? И главная роль тоже наша?! А… Где мама с папой?» — это то, что бы спросил у взрослого себя маленький Хёнджин. «Прости меня, малыш. Прости. Прости за то, что не уберёг, не смог спасти в себе всё то светлое и тёплое, что было. Прости, что продолжал ломать, путать, прятать. Ты так сильно мечтал увидеть себя взрослым, но тебе бы не понравилось то, что бы ты увидел. Я слабый. Не смог противостоять даже себе, не говоря уже об отце, не смог защитить маму. Но у меня есть Минхо… Это всё, что у меня есть, весь мой мир хранится в нём», — сказал бы в ответ. Хван идёт по длинному коридору, утирая слёзы, и теперь знает, что в гримёрной его ждут.

***

— Опять плачет! — по-доброму смеётся Минхо, видя в дверях актёра. — Иди ко мне. Хёнджин медленно плетётся в чужие объятия, безутешным взглядом смотря на Ли. Оказавшись в объятиях, он сразу же утыкается мокрым носом в чужую шею, громко всхлипывая. Хван обнимает парня поперёк талии и судорожно дышит, пуская мурашки по шее своим горячим дыханием. — Ты такой молодец, знаешь же, что хорошо поработал, да? — поднимая заплаканное лицо, спрашивает Минхо. — Умница, прекрасно справился. Я так тобой восхищён, ты бы только знал, — успокаивающе шепчет он, утирая большими пальцами дорожки бесконечных слёз. — Я слабый… Ещё и подвёл твоё доверие, — заикаясь, бормочет актёр, отводя красные глаза, потому что стыдно смотреть на своего парня. — Ты самый сильный. Самый сильный из всех, кого я только знал. Перенести через себя такую роль, пронести и пережить невозможную боль. Ты же сам мне говорил, что физическая и душевная боль отличаются, помнишь? — Хёнджин медленно кивает в ответ. — Ну вот, видишь. Тебе больно и это совершенно нормально, ты плачешь и это тоже нормально. Поплачь и станет легче, я обещаю. Минхо садится на диван и вновь протягивает руки Хвану, чтобы утешить, укачать как ребёнка. Ребёнок нашёл выход из чужой души, теперь его нужно успокоить и показать, что всё хорошо, что ничего страшного не произошло. Вот так сидеть и укачивать, сидящего на коленях уже взрослого ребёнка, который мало помалу начинает успокаиваться. — Я на тебя не злюсь и ты вовсе не подорвал моё доверие. Я всё еще доверяю тебе так, как не доверял никому в своей жизни. Ты что-то настолько особенное в моей жизни… Никто ещё не дарил мне и моему телу столько любви, — шепчет Минхо, перебирая чужие длинные пряди. — Ты и есть любовь, ты синоним слову нежность, ты эквивалентен слову свет. Я всегда мёрзну, но рядом с тобой всегда так тепло. Хёнджин замер. Кажется, он перестал даже дышать, слушая чужое такое искреннее признание. Словно боится спугнуть. — Я… Я так сильно горжусь тобой, — так же тихо шепчет Ли. — Оливия давно была влюблена в меня… — вдруг начал Хёнджин. — Сегодня она решила признаться, а когда я сказал, что моё сердце занято, то поцеловала меня. Вот, собственно, и всё. — Я так всё и понял, но не мог оставить просто так, — хитро прищуривает глаза Минхо. — Прости за это. Я заставил тебя переживать, желая немного проучить, но не подумал, что тебе и без этого будет очень тяжело… Я поступил как эгоист. — Ты поступил как человек, — мягко улыбается Хван. — Пусть ты и примерно представлял, что случилось, но это, наверное, было больно. Ты не закатил истерику, не натворил дел, поддавшись чувствам, и спасибо тебе за это. — Вот и разобрались, — наконец-то спокойно выдыхает Минхо. — А теперь поднимай задницу! У меня ноги затекли. — Узнаю своего мальчика, — смеётся актёр, поднимаясь. Наверное, у судьбы всё уже уготовлено и расписано для нас. Каждый шаг, каждое решение, каждое слово и действие. Она подбрасывает в жизнь нужных людей, которые сначала показались и вовсе лишними, но потом эти люди становятся роковыми. Потом эти люди делают такой вклад, что становится страшно даже представить, что случилось бы, если бы судьба не решила втолкнуть этого человека в жизнь. Каждое решение и действие, вероятно, прописано в каком-то списке, который хранит сама судьба. Я не верю в существование как таковой судьбы, я не верю в предопределённость жизни, но я верю в то, что все случайности заведомо не случайны, что всё происходит непосредственно так, как оно должно произойти. И порой то, что мы именуем судьбой, бывает ужасно строго, но в планах её мы уже это прошли и забыли, забыли, как это было больно и сложно. В её планах уже новые препятствия, которые обязательно сделают нас сильнее, и в конце она вручит заведомо неизвестный приз. Минхо и Хёнджину в этой истории судьба даровала друг друга, как подарок за пережитую боль. Она будет подкидывать им проблемы и препятствия дальше, но теперь пройти через них будет проще, потому что они будут вдвоём… А вдвоём не так страшно. Вдвоём — значит, что теперь есть человек, который поднимет, когда упадёшь, наклеит пластырь и будет опорой до тех пор, пока рана не затянется. А если останется шрам, то будет целовать его всякий раз, потому что это не просто повреждение на коже, ужасно похожее на хвост от падающей звезды — это напоминание о том, что всякая кровоточащая рана однажды затянется, этот шрам станет напоминать каждый раз о том, какой силой обладает человек. Вдвоём не так страшно…

***

Хёнджин и Минхо медленно идут в сторону дома. Их дома. Идти в тишине ранним вечером, совсем рядом, держась за руки и так комфортно молчать. У каждого в голове шквал чувств и эмоций, множество мыслей, которые продолжают играться и сталкиваться между собой, перебивая. В такие моменты их хочется заткнуть и насладиться тишиной, вслушаться в далёкий шум машин, в пение птиц, которых совершенно не тревожат твои мысли, они всё так же продолжают напевать свои знакомые мотивы, порой не хочется слышать ничего, кроме шуршания неровной земли под ногами. Но когда наступит момент и вакуум в голове перекроет всё… Когда мыслей не будет совсем, будет только тишина, в этот момент мы начинаем скучать по шквалу мыслей. — Как проходят твои сеансы с психологом? — нарушает тишину Хёнджин. — Прекрасно. Она постоянно говорит, что ты отбираешь её работу, — улыбается Минхо. — Заставляешь здесь почувствовать себя уверенным! А этим госпожа Пак должна заниматься. Хван тепло улыбается и сжимает чужую ладошку крепче; как же всё-таки приятно осознавать, что труды не напрасны, что каждое слово отозвалось в чужом сердце и проникло в мозг. — Я рад, что хоть как-то помогаю… — Порой меня вновь накрывает вина, тогда мне хочется избавиться от еды. Хочется наказать себя… Но это быстро проходит, когда я вспоминаю все твои слова и действия. Мне правда значительно легче, — отводит взгляд Минхо, смущаясь. — Главное, что ты хочешь с этим бороться и борешься, остальное совсем не важно. Если человек не хочет, чтобы его спасали, то… Никто его уже не спасёт. Ты помог мне, а я в свою очередь тебе — команда! — Совсем не хочется курить? — Сначала хотелось, теперь уже как-то отвык, но я скучаю по запаху черники… Может, духи себе такие купить, — смеётся Хёнджин, ударяя плечом плечо Ли. Парни заходят в квартиру, посмеиваясь со слов Минхо о том, что духи нужно купить ему, чтобы Хван совсем поплыл. Но смех мгновенно затихает, разбиваясь о стены квартиры. Из одной из комнат выходит заплаканная женщина. Очень красивая, худая женщина. В её чертах Минхо сразу же узнаёт Хёнджина… — Мам? — медленно отпуская руку парня, шепчет актёр. — У вас чудесная кошечка, — лишь проговаривает она, вновь утирая слёзы.