Perfectly imperfect

Минхо, абсолютно по-глупому улыбаясь, заходит в комнату, ощущая окрыление и лёгкость. Как будто не он идёт, а это его тело легко парит над землёй. Ли, тихо пища, прижимает ладонь к щеке, которую Хёнджин перед уходом неловко поцеловал. Это был такой детский, невинный, просто чмок, не успел Минхо опомниться, как Хван уже убегал, даже не посмотрев на его реакцию, всё потому, что слишком боялся, что его драгоценное лицо ударят. — О Господи, — шепчет он, падая на кровать. — Что это за чувство, щекочущее глубоко внутри так сильно, что непонятно, хочется смеяться или плакать. Это ли и есть влюблённость? Хаотично пролетающие мысли Минхо прерывает резко открывающаяся дверь. Из-за неё вскоре появляется полностью разбитый Чан, который, семеня к своей кровати, молча плюхается лицом в подушку, громко скуля, как подбитый тюлень. — Что случилось, хён? — стараясь не рассмеяться, спрашивает Минхо. — Я разлучник! Из-за меня могла развалиться целая семья! — воет Бан в подушку так, что Ли едва ли разбирает суть сказанного. — Ты сделал что? Крис разворачивается и садится на кровати, тяжело вдыхая и сразу же выдыхая, чтобы успокоиться и нормально начать свой рассказ. — И тут его поцеловал какой-то миловидный мальчик! А что, если они уже давно встречаются? А тут я со своими чувствами никому не нужными, — ноет Крис, прижимая подушку к широкой груди. — Вот что, если у них уже кот или собака, а его парень найдёт нашу переписку?! Я стану причиной ссоры. Отвратительно! Минхо, который всё время старался сдерживаться, прыскает от приступа смеха, выслушав душераздирающую историю Чана, который, как и всегда, развёл драму на пустом месте. Но это его друг, и он, как хороший товарищ, должен направить своего друга на путь истинный и дать чапалах волшебный. — Чан, тебе сколько лет? — бурчит Ли, опускаясь рядом на кровать. — Двадцать четыре, — тянет Крис, опускаясь лицом в многострадальную подушку. — А такое ощущение, что пять! Ты же ничего не увидел! Может, это его друг или брат, а может, они начали встречаться совсем недавно и никакой ты не разлучник! — Минхо даёт подзатыльник Бану, агрессивно смотря. — Да и вообще, в любом случае это Чонин будет виноват, что не сказал тебе про отношения, поэтому прекращай мне тут сырость разводить! — Минхо! Ты такой хороший друг! Я так сильно тебя люблю, можно тебя поцеловать?! — сжимая зубы от милоты, просит Бан, протягивая к Ли раскрытые руки. — Да что вам всем сегодня так поцеловать меня хочется-то?! — не думая ляпает Минхо, сразу же замолкая. — Кто это все? — сощурив глаза, спрашивает Чан, пододвигаясь ближе к Ли. — Моя бабушка тоже! — пищит он, соскакивая с кровати. — Мне в душ пора! А ты, может, напиши Чонину? Чан, тяжело вздыхая, кивает, доставая из кармана телефон. Нажимать на контакт Чонина особенно тяжело морально, особенно после долгого времени, их постоянного общения и непривычного недавнего затишья. Раньше его утром всегда ждало «Доброе утро, хён!», а перед сном стало привычкой писать Нини «Сладких тебе снов ^-^». А потом после сообщения младшего произошло долгое затишье, а Чан скучает, как же он скучает. Поэтому сейчас начать диалог вот так кажется очень сложным, но хочется, очень хочется всё прояснить.

Привет, Чонин! Я видел тебя сегодня в магазине, не знаю, почему ты мне соврал, что никогда не бываешь в Сеуле… Но это совершенно не моё дело. Я… Я видел, что ты кажешься очень счастливым со своим парнем. Поэтому забудь о том, что я тебе говорил и будь счастлив, удали, пожалуйста, нашу переписку, если ещё этого не сделал, потому что это может стать причиной ссоры. Если ты не хотел продолжать общаться из-за отношений, то тебе нужно было мне сказать. Я понимаю — насильно мил не будешь. Я не хочу становиться разлучником, Нини. Всего тебе хорошего. Будь счастлив!

***

Минхо просто сидит в ванной уже долгих десять минут: он пытался выйти, но услышал всхлипы со стороны Бана… Минхо никогда не видел, что бы его хён плакал, а сейчас тот рыдает взахлёб как ребёнок, закрывая рот и крепко зажмуривая глаза. Поэтому, чтобы не смущать Чана и дать ему как следует выплакаться, Ли сидит в ванной, в сотый раз перечитывая состав шампуня. Напротив него с заманчивым видом стоит зеркало, но он героически борется с тем, чтобы не встать и не начать с придирчивым видом цепляться за каждый изъян его бедного тела. В голове Минхо всё ещё крутятся мысли о том, что сказал Хёнджин… Он назвал его тело идеальным, потрясающим, он сказал, что хотел бы себе такое же. И как бы тараканы в голове ни шептали о том, что Хёнджин врал, как бы они ни пели о том, что сказано это было ради приличия или из жалости… Хочется верить, что это не так. Ли встает с бортика ванной и, неуверенно ступая, подходит к зеркалу в пол. Придирчиво осматривая голые ноги, он тут же отводит свой взгляд. Его бёдра всё такие же крупные, сверху стянутые тканью белья, на них многочисленные шрамы. Шрамы от ногтей, от лезвия, от ножа — они тоненькими белёсыми полосками растягиваются по всей верхней поверхности кожи. Сплетаются, уходят выше, под ткань белья, спускаются ниже, чуть доходя до колен. И каждый из этих шрамов Минхо ненавидит, ненавидя вместе с этим себя. Каждый раз он наказывал себя за лишний съеденный грамм порезами, каждый раз, когда он видел себя в зеркале, царапал ноги от разжигающего огня всё той же ненависти к себе. А сейчас… А сейчас, когда он влюбился и, кажется, понравился кому-то даже таким, придётся показать этот кошмар и тихий ужас. — Нет, Хёнджин не увидит этого кошмара, — сам себе не веря, шепчет Минхо. Сам ведь прекрасно знает — увидит. Полнота бёдер в этот момент отчего-то не вызывает сильного кошмара, почему-то они кажутся даже сексуальными, мягкими и пышными. Он представляет, как Хёнджин своими изящными, широкими ладонями будет эти бёдра сжимать, как будет мягко по ним шлёпать и кусать… Через секунду Минхо становится стыдно от самого же себя, поэтому он, встряхивая головой, бросает эти мысли, наконец-то отворачиваясь от своих исполосованных ног. Нужно идти развлекать Чана, пока он совсем не зачах, погружённый в свои мысли. — Слушай! А не хочешь сходить погулять? — спрашивает Ли, открывая дверь в ванну. — Тебе разве сегодня не на смену? — удивлённо спрашивает Чан в ответ. — Я попросил Рю посидеть пару часов за меня, а она утром поспит подольше, вполне взаимовыгодный уговор, — довольный собой, улыбается Минхо. — Ну тогда почему бы и нет. Сначала просто побродим, а там и в «Опиум» заскочить можно. Я позову Хана, Чанбина и Хёнджина, ты не против? — ехидно улыбается Бан, когда видит смену выражения лица Минхо на последнем имени. — Не против… — бормочет Ли, отвлекаясь на какой-то учебник.

***

Минхо и Чан уже при параде ожидают друзей на машине возле подъезда в общежитие. Но чтобы вы ничего не подумали, Минхо совсем не наряжался. Нет, это не он достал свою новую рубашку, и совсем не он отыскал более-менее обтягивающие штаны, которые стеснялся носить, совсем не у него красиво накрашены глаза, что вы… Вам кажется. — А он тебя серьёзно зацепил, да? — паясничает Крис, прекрасно замечая взволнованный вид своего соседа по комнате, которого обычно не так-то и просто вывести из привычного спокойного состояния. — Ничего подобного! Я нарядился для себя, — бурчит Минхо, сверкая злобным взглядом. — И всё-таки ты признал, что нарядился, — смеётся Чан. — Ничего стыдного в этом нет, любовь прекрасна. А особенно я рад видеть, как на тебя эта любовь влияет. — Как она на меня влияет? — действительно не понимает Ли. — Минхо, ты поел, надел обтягивающие штаны и я впервые не слышал истерики из ванной, когда ты там зависаешь больше чем на двадцать минут. Если я молчу, то это не значит, что я ничего не вижу, и уж тем более не означает, что мне всё равно, — Чан опускает свою широкую ладонь на плечо Минхо, глубоко вдыхая вечерний воздух. — Я всегда за тебя переживаю, просто не хочется душить своей заботой и учить жизни. Если ты мне ничего не рассказываешь, значит, не считаешь нужным, но я всегда рад тебя выслушать. Минхо молча кивает и тянет руки, чтобы обнять Бана после его душераздирающей речи. — Делал заметки, смотря «Дневник памяти»? — смеётся Минхо, смаргивая слёзы. — Ты не исправим, — ворчит Чан, взлохмачивая тёмные волосы младшего. — Колючка. Из-за угла наконец-то виднеется свет фар. Тёмная машина медленно подъезжает к Чану и Минхо, приветственно сигналя. За рулём счастливый Джисон, и уже непонятно, светят фары или это его солнечная, самая тёплая улыбка. — Почему за рулём Хан и где Хёнджин? — сразу же сыплет вопросы Крис, садясь в машину. — Джинни скоро приедет, чуть позже, их задержали на репетиции. Со следующей недели стартует новая постановка. А этот монстр выносил мне мозг сорок минут, так что у меня был очень скудный выбор: умереть от взрыва мозга или дать этому чудищу порулить, — смеётся Со, поворачивая голову с переднего сиденья. Минхо заметно мрачнеет, видя, что Хвана нет в машине, но ему нужно много работать для новой постановки. Он и так в последнее время тратит слишком много времени на Ли, а так нельзя… Но как же хочется поскорее его увидеть. Заглянуть в его глаза, улыбнуться и… Что-нибудь съязвить, ну не умеет Минхо флиртовать по-другому, не умеет. — Поехали на наш стадион? — спрашивает Джисон, поворачиваясь к негласному лидеру — Чану. — Ну давай. — Йа! На дорогу смотри, белка ты несчастная, разобьёшь мою бубунечку — родители по запчастям собирать будут! — хнычет Чанбин, хватаясь за сердце. — А я думал, что это машина Хёнджина, — тихо говорит Минхо Чану. — Он не раз за мной на ней приезжал. — Он хотел произвести на тебя впечатление, поэтому брал машину у Бинни, — смеётся Чан, многозначительно кивая.

***

Удар. Бросок. Скрежет кроссовок о неровное покрытие. Пас. Мяч наконец-то в кольце. — Джисон! У тебя что, глаза на затылке? — рычит Чанбин, когда в его с Ханом команду прилетает очередной гол. — Мы из-за тебя желание выполнять будем! — Да ладно тебе, Бин! Это же просто игра, — смеётся Чан, отбивая от земли мяч. — Не оправдывайся! Минхо смеётся, наблюдая за тем, как Чан, громко пища, совсем как ребёнок, убегает по всей баскетбольной площадке от Чанбина. Джисон в это время достаёт телефон, чтобы всё хорошенько запомнить. Ли в очередной раз поворачивает голову в сторону калитки в надежде, что Хёнджин наконец-то освободился и пришёл. Вдали и вправду кто-то стоит, стоит и внимательно смотрит, но почему-то не идёт к ребятам. — Джисон? Кто там стоит? — хмурясь, спрашивает Минхо, подходя к Хану. — А, Джинни, наверное. Он скоро подойдёт, ну или можешь привести его сюда сам, — лукаво улыбаясь, щебечет Джисон. — Ну раз ты просишь, — тянет Ли, разводя руки в стороны. Хёнджин здесь стоит уже достаточно давно, а если быть точнее, то с середины второго матча дружеской схватки. И он невольно залип на Минхо. Минхо, который так ярко улыбается, чьи глаза сверкают так ярко, чьи мышцы напрягаются перед каждым прыжком, на Минхо, который постоянно вглядывается в настилающую тьму площадки в ожидании него самого. — Ты всё-таки пришёл. — Как же я мог не прийти, — улыбается Хван, зачёсывая волосы назад. — Почему не пошёл ко всем? — напористо начинает свой допрос Минхо. — Ну… Я любовался, такой ответ подойдёт? — Любовался кем? — откровенно напрашиваясь на комплимент, чтобы потешить своё эго, спрашивает Ли, подходя ближе к Хёнджину. — Чанбином, разумеется, — щёлкает по его носу Хван, хитро улыбаясь. Стоит признать, что Хёнджин сегодня выглядит всё так же прекрасно, но вместе с тем ужасно устало. На его лицо словно легла тень, под глазами виднеются синяки от недосыпа, словно что-то его тревожит и не даёт нормально отдохнуть. — Ты очень красивый, — наконец-то выдаёт Хван. — У меня, кажется, теперь фетиш на твои бёдра в этих узких джинсах. Минхо только тихо посмеивается, смущённо опуская голову. Он обращает свой взгляд на друзей, что уже начали играть против бедного одного Чанбина. — У тебя дебют новой постановки? — ненавязчиво переводит разговор Минхо. — Да, но хуже всего то, что меня вновь ожидает зелёный спектакль, — со стоном выдавливает Хёнджин. — Зелёный что? — Пойдём к остальным на трибуны, там всё расскажу, — улыбается Хван, трепля себя по волосам в полном возмущении. Несмотря на то, что на улице стоит тёплый май, пахнет уже настоящим летом. Годы идут и всё в жизни меняется. Всё ощущается совершенно не так, как это ощущалось в далёком детстве. Кислые конфеты больше не такие и кислые, самые страшные карусели больше не заставляют тревожно сжиматься желудок, но одно остаётся неизменным — запах лета будет всегда таким же. Он сопровождается ощущением лёгкости и свободы. Вот и сейчас, сидя на небольших трибунах, хочется вдыхать и вдыхать этот пропитанный сладостными ощущениями приторно летний воздух. Небо уже почти совсем чёрное и только маленькие точки-звёздочки немного озаряют его, поддерживая блёклый свет только родившегося месяца. — Сейчас я тебе расскажу про мою самую ненавистную вещь в театре, — таинственным голосом начинает свой рассказ Хёнджин. — Зелёный спектакль — это обычно последняя постановка в году или семестре, но у нас он происходит во время завершающей постановки каждого спектакля. В этот момент актёрам позволено творить на сцене всё, что вздумается, но так, чтобы зритель только предполагал, что так быть не должно. — Прям вообще всё что угодно? — В рамках разумного. Мне например один раз поменяли костюм и покрасили в фиолетовый парик, — трагично рассказывает Хван. — Могут налить реальную воду или подменить реквизит, в общем актёры развлекаются, как могут. — Звучит весело, — смеётся Минхо. — Я бы там оторвался. — Ненавижу зелёный спектакль, возможно, я слишком серьёзен, но, знаешь, когда это последняя постановка спектакля, хочется попрощаться с персонажем, сыграть его, возможно, в последний раз, — вздыхает Хёнджин. — А тут подсовывают это. — А можно… Минхо не дают завершить мысль крики: — Хан Джисон! Ты кольцо вообще видишь? — Да ты сам мне подал неправильно! Как я, по-твоему, попасть должен был?! — Если мы проиграем этой груде мышц! То я тебя закопаю, — кричит Бан с другого конца площадки. Минхо смеется, смотря на своих друзей, и продолжает: — Так вот, можно взять эту информацию для интервью? Мне показалось это интересным, но разрешено ли простым смертным это знать? — в надежде спрашивает Ли, он почти закончил писать своё индивидуальное задание, но вот немного такой эксклюзивной информации о театре там и не хватало. — Конечно можно, завсегдатаи театра прекрасно знают про зелёнку, — пожимает плечами Хёнджин. — А некоторые знакомые целенаправленно ходят только на последнюю постановку. Знаешь, это всегда веселее. — И когда теперь у вас будет зелёнка? — Дебют у нас в понедельник, дебютирует «Портрет Дориана Грея», — с ноткой гордости говорит Хёнджин. — Это разве пьеса? — Нет, вовсе не пьеса, но режиссёр сделал из неё постановку для театра, — объясняет Хван. — Мне досталась главная роль, надеюсь, смогу вытянуть самого Дориана. — Вау, — лишь выдает Минхо, представляя Хёнджина в этом образе.

***

Шумная компания передвигается по улицам под тяжестью многочисленных осуждающих взглядов. Они шутят и громко смеются, обсуждают абсолютную ерунду и дышат, дышат вкусным запахом ночи. Теперь кажется, что так пахнут звёзды, что так пахнет месяц, что так пахнет что-то непонятно зародившееся между Хёнджином и Минхо, что идут рядом рука об руку, активно поддерживая разговор друзей. — А Хёнджин — ласка! — выдаёт Джисон после долгого сканирующего взгляда. — А ты — белка! — нападает в ответ Хван. — Не обидно уже, потому что все и так это знают! Значит… Чан — волк, Минхо — однозначно кот, Хёнджин — ласка, я — белка, а Чанбин-хён, — он, кажется, глубоко задумывается, ну или делает вид. — А Чанбин — морж, — принимает весь удар на себя Минхо. — Йа! — кричит Со, подскакивая. Он за считанные секунды добегает до Ли, замахиваясь для шуточного удара. Однако Хёнджин, понимая это как-то по-своему, автоматически дёргается и отталкивает руку Со, которая нацелилась на лицо Минхо. Компания на секунды замирает, шокировано обдумывая произошедшее; Хёнджин выглядит очень агрессивно. Все, включая самого Хвана, прекрасно понимают, что Чанбин бы ни за что не ударил Минхо, но понять почему Хёнджин кинулся спасать его гораздо легче. Друзья с начала прогулки странно поглядывают на пару и на то, как они смотрят друг на друга, пока сами того не замечают. Но они молчат, и всё, что остаётся друзьям, — это молча умиляться и ждать продолжения этой интересной истории. — Спокойно! — кричит Чанбин, поднимая руки. — Это просто шутка. Удивлён, кажется, больше всех сам Минхо, поворачиваясь к Хёнджину с вопросительным взглядом. Тот только смущается ещё сильнее и ускоряет шаг. — Что это было? — тише спрашивает Ли. — Я не знаю, — лишь огрызается Хёнджин, ускоряясь ещё сильнее. Теперь он идёт впереди компании в одиночку. После произошедшего стало немного неловко. Повисла напряжённая тишина, слышны только сверчки в траве и где-то далёкий шум машин с дороги. — Ребят! А вы знали, что морские огурцы дышат попой?! — решает разрядит напряжённую тишину радостно улыбающийся Джисон. — Я был в таком шоке, что посмотрел на эту тему целую документалку, короче, сейчас упадёте. Есть рыбы, которые живут у него в заднице… Минхо смотрит на Хёнджина, который всё так же идёт впереди один. У него напряжена спина и руки, что чётко видно через лёгкую белую футболку. Он идёт быстро, опуская немного голову и никак не поддерживая сложившийся странный диалог. Ли ускоряется тоже, обгоняя друзей и стараясь сравнять шаг с Хваном, а тот, замечая это, идет заметно медленнее. — Мы можем поговорить? — тихо спрашивает Минхо, смотря на Хёнджина, который всё так же не поднимает голову. — Можем, — кивает Хван, поворачиваясь к Чану. — Мы отойдём. Бан лишь понимающе кивает, смотря на уходящую во двор пару. Он прекрасно понимает, что им о многом нужно поговорить. И если честно, то очень надеется, что эти двое смогут разобраться в своих чувствах друг к другу. — Детская площадка! — верещит Хан, срываясь на бег. — Качели в этот раз мои!

***

— Ведёшь меня, чтобы изнасиловать? — пытается пошутить Минхо, оглядываясь на Хвана. — Да, ты же помнишь, что я маньяк, — подыгрывает Хёнджин, наконец-то останавливаясь возле какого-то дерева с клумбой снизу. Место, на самом деле, не очень благоприятное для разговора. Здесь тихо и безлюдно, что очень хорошо, но вместе с тем очень опасно из-за пьяниц или каких-нибудь наркоманов, которых в этом районе найти очень просто. Как и проблемы на задницу, впрочем. — Ты… привёл меня сюда только для того, чтобы объяснить, почему чуть не напал на Бина? — удивляется Ли, осматриваясь. — Нет, — на выдохе отвечает Хёнджин. — Просто выслушай меня, хорошо? Я отреагировал так агрессивно по одной очень простой причине — рефлекс. Меня частенько били в детстве, поэтому… Увидел, как тот замахнулся и не успел подумать, что он шутит, просто, как и всегда, защищался. — Но он поднял руку не на тебя. — Да, он поднял руку на тебя и я, не подумав, попытался защитить, — нервно смеётся Хван, его чувство неловкости словно летает в воздухе, потому что ощущается даже кожей. — Хван? Ты сказал, чтобы я ответил тебе, когда буду готов, — шумно втягивая плотный воздух, говорит Минхо. — Так вот… Я скажу один раз и больше ты от меня этого не услышишь. Тебе всё равно никто не поверит… Поэтому, ты мне нравишься. Чертовски сильно и уже давно. Я понимаю, что влюбиться в такого меня почти невозможно, поэтому прости. Слова вылетели так, словно Минхо пытался сорвать пластырь с особенно болящей раны, потоком и очень быстро. А Хёнджин после этого потока стоит неподвижно и не может поверить в происходящее. Его словно окатили холодной водой, а потом Ли собственными руками провёл под ним ток, который мурашками заскользил вдоль позвоночника… Всё оказалось более, чем взаимным, что может быть приятнее и радостнее побитому сердцу? — Ты представить себе не можешь, насколько быстро в тебя можно влюбиться, — переходит на шёпот Хван. — Я так быстро и так сильно влюбился в каждый миллиграмм такого вредного, но потрясающего тебя. Минхо, это будет сложно, но давай попробуем… Хотя бы попробуем построить отношения? Позволь хотя бы просто быть рядом. — Я более чем уверен, что будет сложно, но давай рискнём, кто не рискует, тот не пьёт шампанское? Хёнджин счастливо улыбается и сжимает Ли в крепких объятиях, чуть пища от восторга. Минхо утыкается в его плечо, бубня что-то про то, что он не хочет умереть от удушья, но Хван слишком долго этого момента ждал, а теперь ему дали добро. Теперь он может дышать этим человеком, совершенно этого не скрывая. — Я могу тебя поцеловать? — останавливаясь в миллиметре от губ Минхо, спрашивает Хёнджин. — Я… — Ребята! Ребята! — Сука… — выдыхает Хван, сжимая губы. — Хан, если ты сейчас не скажешь, что как минимум надвигается цунами, то я тебя прибью. — Хуже! Там… Там Чан… Там с хёнами беда, скорее! — задыхаясь, кричит Джисон, сразу же разворачиваясь, чтобы побежать назад. Минхо и Хёнджин сразу же срываются на бег, следуя за Ханом. Сердце тревожно сжимается с каждым метром. Кровь начинает пульсировать в висках от страшных мыслей. Это один из самых неблагоприятных районов, и от того, как Хёнджин уже начинает снимать кольца на бегу — стынет кровь в жилах. Видимо, в первые секунды их с Хваном отношений прольётся кровь. Детская площадка начинает виднеться из-за пышной кроны деревьев, Джисон почти прибегает на место. Парни тормозят возле низкого заборчика, готовясь к ударам справа и слева. Ради защиты Чана и Чанбина, Хёнджин готов и личиком пожертвовать. — Мы тут… Застряли, — нервно смеётся Чан, сидя в середине детской жёлтой горки, максимум метр в длину, а Чанбин сидит чуть дальше, тоже застряв в бёдрах. — Вы… — тяжело дыша, шепчет Хёнджин. — Чанбин застрял, а я решил его, ну, это, подтолкнуть, а оказалось, что его жопа не многим больше моей… Ну и вот, чего теперь делать? — махая кроссовками в разные стороны, спрашивает Бан. — Хан Джисон, беги, — шипит Минхо, срываясь на бег. — Я в МЧС звоню, мы тут вас сами не протолкнём, — смеётся Хёнджин под визг Джисона, которого уже лупит Ли какой-то веточкой.

***

— Напиши, как придёшь домой, — мило улыбаясь, чмокает Хёнджин своего уже парня в щёку. — Я сегодня торчу здесь до шести утра и всё ради того, чтобы мы двух идиотов из горки доставали, — хнычет Минхо. — Да ладно, было весело, не скучай, если что — звони, — уходя, говорит Хван. — Хорошо, — кивает Ли, пряча счастливую улыбку. Хёнджин хочет остаться с ним, но ему завтра на генеральную репетицию с самого утра. Поэтому приходится сидеть здесь самому. Смена проходит спокойно то ли из-за того, что людей было немного, то ли из-за счастливых и тёплых мыслей о Хёнджине. Минхо до сих пор не верит в то, что его кто-то всё-таки смог полюбить, что он кому-то симпатичен, а от воспоминаний о том, что Хван хотел его поцеловать, совсем плохо становится. Минхо, разобравшись с деньгами в кассе, с рассветом за окном идёт к подсобке, чтобы переодеться и выходить домой. Рюджин должна прийти с минуты на минуту. Счастливо улыбаясь своим мыслям, Ли сильно сталкивается с кем-то в коридоре, ведущим к чёрному выходу. На пол летят телефон, наушники и блокнот. — Твою мать! Смотри куда идёшь! — рычит Минхо, опускаясь на колени. — Там буквами как для слепых написано, что это чёрный вход. Собирая свои вещи, Ли встаёт, осматривая человека, который его сбил. От одного взгляда холодеет в ногах… Молодой парень лет девятнадцати, сидя на коленях, шарит ладонью по полу, пытаясь нащупать упавшие чёрные очки, крепко сжимая длинную тонкую трость в другой. — Прошу прощения, мне очень жаль, — тихо шепчет он, проводя рукой в сантиметре от лежащих очков. — Это вы меня извините, — бормочет Минхо, вкладывая чёрные очки в ладонь слепого парня, и помогая встать. Минхо молча наблюдает за тем, как парень по стене передвигается в глубь магазина, откуда слышится басистое: — Чонин! Я же тебе сказал ждать возле магазина! — Я потерялся… — слышится в ответ. Парень, прекрасно знакомый Ли с фотографий, что показывал ему Чан. Те же светлые волосы, красивая улыбка с ямочками и чёрные очки, что закрывают глаза, которые не способны видеть. Теперь совершенно точно понятно, почему Чонин не хотел лично видится с Баном — он стесняется своего недуга. — Привет, Чан? У меня есть для тебя плохая и хорошая новость, — тихо говорит Минхо, когда Чонин с другом покинули магазин.