Perfectly imperfect

— Хёнджин, в третьей части ты какой-то сам не свой. Потерянный что-ли? Что с тобой произошло? — ворчит главный сценарист. Хван на это ни как не реагирует, он продолжает смотреть в стену, крутя тонкое кольцо на пальце. Актёр словно абстрагирован от мира и находится где-то совершенно не здесь. Он, закусывая губу, погружается в свои мысли, не замечая чужих нелестных комментариев в свой адрес. — Хван! — кричит мужчина, пугая Хёнджина. Он подскакивает, вздрагивая всем телом, наконец-то обращая внимание на людей вокруг. — Что? — в непонимании, хлопая длинными ресницами, смотрит вокруг. — Знаешь что? Через плечо! Говорю, случилось с тобой что? Зависаешь, играешь хуже вон того камня, фразы сухие. Влюбился? — шипит сценарист, подходя к Хёнджину ближе. — Нет, просто не выспался, — жмёт плечами Хван. — Слабо верю… Не помню, чтобы ты когда-нибудь себя так странно вёл. Я тебя даже больным ни разу не видел, теперь мне наконец-то кажется, что ты всё-таки человек, — прищуривая глаза, говорит мужчина. — Всё со мной в порядке, — заверяет Хёнджин, для достоверности показывая большой палец. — Ладно, давайте заново! С первой сцены, — кричит сценарист, хлопая в ладони. Сцена — это то место, где Хёнджин начинал по-настоящему жить. Видеть огромное количество мягких кресел, обращённых к нему, всегда было даром. Ему нравится говорить громко, переносить себя в место событий так, что в процессе игры Хван перестаёт замечать эти самые кресла, кулисы, состав трупы, он просто живёт. Живёт не своей жизнью. Образ его мыслей, взгляды, манера речи — он превращается в своего персонажа и проживает его жизнь. Сегодня что-то явно идёт не так, мысли улетают далеко, эмоции выходят не такими явными, а боль героя не откликается где-то возле сердца, как это было всегда. Происходит что-то страшное: Хёнджин, кажется, остаётся собой, стоя на сцене, чего раньше не происходило. И если это не пугает, то уж точно сбивает с толку, от этого всё в голове сплетается в один сплошной комок. И, кажется, распутать не так уж и сложно… Но что-то не так. — Сончёль, ты обязан жениться на ней! — кричит мужчина, грозно вскидывая указательный палец. — Нет, отец, я не согласен на такой расклад! — махая рукой, отворачивается Хёнджин, намереваясь уйти. — Ты что, на таро гадать собрался?! Не расклад, а свадьба! На свадьбу ты не согласен, — кричит сценарист с первого ряда. Хёнджин кивает, но теряется ещё больше. Ни разу за его пусть и недолгую, но карьеру, не было такого. Ничто и никогда не отвлекало его от игры, ничто не могло рассеять его мысли, Хван никогда не теряет концентрацию. От этого сейчас становится всё более страшно. Потому что он сам не понимает, что стало потенциальной преградой. И именно из-за этого он не понимает, как это положение исправить. Пусть сейчас Хёнджин почти догадывается, он продолжает надеяться, что это только догадки, и всё уже завтра встанет на свои места. Что уже завтра всё будет как раньше. Он всё прекрасно понимает глубоко внутри, но не хочет доставать это на поверхность, потому что страшно. Потому что он всего лишь человек.

***

Любимое время Минхо в его нелёгкой жизни — это те самые нечастые дни, когда выходной в университете совпадает с выходным на работе. Эти редкие мгновения самые любимые. В такие дни всё время можно посвятить себе… Да кого он пытается обмануть? Лежать в кровати и смотреть сериалы — предел вложений в себя. — Вот сегодня начну меняться! Пойду бегать, — Минхо направляет взгляд, полный надежды, в окно, рассчитывая на то, что там ураган, цунами, землетрясение, ну или хотя бы просто дождь. Но нет, как назло светит яркое солнце, не очень жарко, лёгкий ветерок — погода идеальная для утренней пробежки. Ли тяжело вздыхает, пытаясь найти ещё хотя бы одну отмазку, чтобы не идти. — Ты жирный! Уже десять кругов промотать должен, а не сопли на кулак здесь наматывать, — шипит сам на себя Минхо, уверенным шагом подходя к шкафу. Специальной спортивной одежды, что вполне ожидаемо, у него не нашлось. Поэтому Ли выудил из старенького скрипящего шкафа какие-то старые треники и толстовку — то, что несильно облегает и не будет сковывать движение. — Ну вот и с чего начать… Типа просто бежать? — Минхо стоит посреди парка с наушниками в ушах и повязкой на голове, как в мотивационных фильмах. Тяжело в восемь утра в воскресенье, стоя в центре парка для пробежки, не чувствовать себя идиотом. — Ладно. Побежали. Когда Минхо бегал в последний раз? Если по-серьёзному, то пятьсот метров в выпускном классе школы. А вот прям в последний раз на той неделе, когда опаздывал на троллейбус. Именно поэтому уже через метров сто Ли начинает тяжело дышать, а ещё через двадцать начинает колоть в боку. Он постоянно оглядывается по сторонам, всё потому что ощущение неловкости никак не хочет отпускать: Минхо боится того, как он выглядит со стороны, примерно представляет в голове, как трясутся его ляжки, как дёргается живот и становится мерзко. Он устаёт слишком скоро, хоть и бежит не очень-то быстро, видимо, отсутствие физической нагрузки как-никак да сказывается на общей выносливости, которой и не было никогда. Через ещё один вираж Минхо резко останавливается, опираясь локтями на согнутые колени. Ли никогда в жизни не курил, но одышка у него такая, словно выкуривает по пачке в день; лёгкие нещадно горят адским пламенем, бок продолжает колоть. — Может, хоть яблоко съесть надо было, — бормочет Минхо, тяжело опускаясь на шаткую лавочку с облезшей коричневой краской. На самом деле бегать на голодный желудок идея была такой себе, и Ли, пусть с опозданием, но это понимает. В наушниках играет какая-то спокойная мелодия, которая ну никак не подходит к нынешнему положению Минхо. Он тяжело дышит, как собака в жару, согнувшись в три раза, вытирая выступившие капельки пота на лбу. — Так, сколько я километров для начала пробежал? — устало бормочет под нос Ли, опуская взгляд на спортивные часы, которые за три года на полочке покрылись тонной пыли. — В смысле четыреста метров?! Может, сломались? — Минхо в надежде трясёт бедные, совершенно новые часы, но цифра на них не меняется. Решая не портить себе утро единственного выходного, если сделать вид, что оно уже не испорчено, Ли решил немного погулять по тихому парку под музыку. Если бегать — не его, то может хоть ходить получится. Ходить-то он умеет вроде. На самом деле, этот парк словно предназначен для мыслей. Здесь тихо и спокойно, людей практически нет, а таким ранним воскресным совсем не многолюдно. Это утро выдаётся таким поэтичным, что можно стихи слагать. Тёплое весеннее солнышко мягко светит между яркой зеленью молодых деревьев, распустившаяся сирень, которая уже скоро отцветёт, очень заманчиво пахнет. Настолько заманчиво, что руки Минхо так и чешутся веточку да отломать, но нельзя: пусть растёт. Здесь не нужны наушники, потому что птиц достаточно много, чтобы они полностью заменили любую музыку в них. Сюда нужно приходить тогда, когда хочется найти успокоение души, навести порядок в голове, да и просто отдохнуть от надоевшего шума бесконечного города. Идя по каменной дорожке, Минхо думает о том, что он не зря проснулся этим утром. Пусть пробежка и не удалась, он смог побыть немного наедине с собой и поразмыслить. В последнее время Ли совсем не хотел оставаться со своими мыслями, потому что они вдоль и поперёк пропитаны неправильными навязчивыми идеями. Всякий раз, как ему удавалось остаться в тишине одному, заканчивалось это плачевно. Сейчас как-то спокойно на душе и не хочется думать ни о чём плохом. Мысли возвращаются к Хёнджину, с которым в последнее время слишком часто их сталкивает судьба. И не то чтобы Минхо был против… Хван очень красивый молодой человек, Ли не хочет этого признавать, но очень даже в его вкусе. Вот только с каждой встречей Минхо думает о похудении всё больше и больше. Разве такой красивый и идеально сложенный Хёнджин захочет иметь хоть какое-то дело с таким толстым и нескладным Минхо? Ли очень сильно устал от постоянных переживаний о своём теле, так хочется его просто-напросто полюбить, радоваться тому, что видишь в зеркале, но отчего-то ничего не помогает. И от вечных голодовок устал, устал от последствий: постоянной боли в животе, выпадения волос, боли в горле, проблем с пищеварением. Порой он ложится спать и боится не проснуться. Но бросить эти мысли оказывается очень непросто, они всё равно возвращаются, словно этот механизм, запустив однажды, уже никогда не остановить. Ли останавливается посреди дорожки, погрязший в своих мыслях, и наконец-то приходит к тому, что он так жить больше не хочет. И спасти себя может только лишь он сам.

***

Минхо, конечно, предполагал, что двадцать лет — возраст уже не самый удачный для пробежек. Суставы ломит, хвост отваливается, радикулит, все дела. Но он не думал, что в двадцать лет он будет разваливаться настолько. После лёгкой пробежки на не очень-то большое расстояние ноги Ли буквально отказывают держать его на весу, а болят не только они, но и задница, поясница и даже руки. Такое ощущение, что его зверски избили ночью, а из-за крепкого сна Минхо просто этого не заметил, иначе объяснений нет. Не будем брать в расчёт ту мысль, что занимался нормально последний раз физкультурой он примерно никогда… В школе был противный физрук, который называл Минхо свиньёй и заставлял бегать его больше остальных, потому что «тебе полезно будет». А в университете о наличии такой дисциплины, как физкультура, Ли узнал только в середине второго курса и игнорирует её существование, собственно, по сей день. — Мать вашу, — шипит Минхо, пытаясь поднять коробку с печеньем. — Правду мама говорила, инициатива наказуема. Ли еле-еле выжил день в университете, буквально ползая по ступенькам и проклиная того человека, который решил, что ставить аудитории с первого на шестой этаж будет хорошей идеей! Наверное и ставили такое расписание для таких любителей и частых посетителей физкультуры, как Минхо. Поборов три пары в универе, Ли решил побыть джентльменом и предложил помочь Рюджин с коробками, ведь она девушка, не стоит тяжёлое таскать. — А я дед, — хнычет Минхо, пытаясь разогнуть очень сильно болящие ноги. — Ну, дед из тебя хоть куда… Помочь? — слышится насмешливый голос из-за двери. — Ты что здесь забыл?! — Фу, как некультурно, — фыркает Хёнджин, подходя ближе. — Так, помочь? — Ну помоги! — огрызается Минхо, отходя в сторону от коробки. Хван нагибается, напрягая руки, явно ожидая, что там будут как минимум кирпичи, и удивлённо смотрит, когда коробка оказывается более чем лёгкой. — Ты что, ослаб? — смеётся Хёнджин. — Я просто бегал вчера, теперь болит всё, — опуская глаза, ворчит Ли. — Бери коробку с чипсами и пойдём, покажешь куда, — закатывая глаза, улыбается Хван. — Чипсы хоть поднимешь? — Подниму! Не переживай! — толкая его в плечо, шипит Минхо сквозь сжатые зубы, здесь его эго вообще-то наглым образом задевают. Хёнджин проходит вперёд, неся коробку с печеньем перед собой, а походка у него такая, словно он на показ мод вышел. Опять в костюме, с укладкой — заставляет Минхо захлёбываться слюнями, потому что задницу красиво брюки обтягивают, плечи широкие и рубашка эта на три пуговицы не застёгнута! Он здесь помогает или соблазняет? Ли, фыркая своим мыслям, обходит Хвана, задевая его плечом. Он проходит в глубь магазина, останавливаясь возле нужного полупустого стеллажа. — Вот сюда выставить нужно. Тебе здесь не заплатят, можешь теперь идти. Это моя работа, — отворачиваясь, говорит Минхо, со стоном резко опускаясь на корточки. — Зачем тебе бегать? Ты же выглядишь потрясающе, — грустно говорит Хван, опускаясь на корточки рядом. — Тебя это не касается, — не желая это обсуждать, отрезает Минхо. — Бегай тогда хотя бы правильно. Перед пробежкой сделай разминку, разогрей мышцы, ты же сто процентов сразу побежал… Для начала выбирай небольшие дистанции и бегай ближе к внутреннему кольцу. После бега не останавливайся резко и не садись — лучше пройдись кружок, два, тогда и ноги болеть не будут, — мягко объясняет Хёнджин, он не хочет, чтобы Ли подумал, что он его пытается учить, просто даёт советы. — Ладно, но уже всё равно поздно. Мои ноги перестанут болеть дня через четыре только, — ворчит Минхо, аккуратно выставляя на полки крекеры. — Полежи в горячей ванне, это расслабит мышцы, помни немного ноги и перестанут болеть немножко раньше, — всё так же по-доброму советует Хван. — А ты что? Профессиональный бегун? Я думал, что ты актёр, — ехидно улыбается Ли. — Люблю держать себя в форме, — протягивая Минхо пачку с солёными печеньками, отвечает Хёнджин. — Почему ты вообще всё ещё здесь? — недовольно спрашивает Ли. — Я надеюсь, что ты за помощь угостишь меня чаем, — мило улыбается актёр. — Зря надеешься, на сегодня ты мой раб, — кряхтит Минхо, пытаясь встать. Хёнджин берёт его под локти, помогая в этом нелёгком деле, и они вместе идут за новыми коробками, которыми оказался завален весь склад. Пожалел ли Хван, что влез в эту авантюру за кружку чая? Что вы! Совершенно нет, учитывая тот факт, что сегодня на Минхо немного более обтягивающие джинсы, чем обычно, и, о боги. Хёнджин, кажется, уверовал. Он всегда знал, что мягкие, потрясающе пышные бёдра — его абсолютный кинк, но чтобы настолько… И не догадывался. Все друзья ему говорили, что такие вкусы на парней — нереалистично, потому что чисто со стороны физиологии не склонны они к пышным бёдрам и аппетитным задницам, но что нам челяди доказывать… Хван, погруженный в размышления, грустнеет от мысли, что Минхо от этой красоты неземной сейчас очень активно пытается избавиться, аж плакать хочется. Убить такую красоту. — У тебя что, своего чая нет? — недовольно спрашивает Ли, когда все коробки успешно разобраны, а ноги, кстати, от такой разминки стали болеть чуть меньше. — Не-а, нам совсем мало платят. Пью только воду, раньше с хлебом, но с появлением Мусорки в моей жизни… хлеб из рациона пришлось убрать, — театрально грустно прикладывает ладонь к лицу Хёнджин, несите Оскар. — Допустим, поверю, ты главное ребёнка корми, если нужно, то и от воды откажись, только дитё моё не угробь! — Если я умру, то кормить её будет вообще некому! — возмущённо кричит Хван. — Тогда можешь переписать квартиру на меня, я, так уж и быть, соглашусь за ней присматривать, — ехидно улыбается Минхо, всё же делая чай. — Хорошо, а у тебя есть девушка? — как и все квартирантки, нахально спрашивает Хёнджин, совершенно не ожидая серьёзного ответа. — Меня девушки не интересуют, — словно на автомате отвечает Ли, со скучающим видом помешивая чай. — Прекрасно! Меня тоже, — смеётся Хван, подхватывая конфетку. — Я так и знал! Я так и знал, что ты не зубная фея… А я уже позвонил маме и извинился за то, что не верил ей! — прикрывая лицо ладонями, верещит Минхо, затем смеётся. Хёнджин первый раз видит это лицо не нахмуренным, а абсолютно счастливым. Он смеётся вместе с Ли, прикрывая рот ладонью. А этот смех в абсолютно пустом круглосуточном магазине поздно ночью разбивается о стены забавным эхом. — Давай пить чай, но я помню про твою выручку, поэтому идём выберем вкусняшки к чаю. И не отказывайся, а то я обижусь! — по-детски ворчит Хван и, схватив Минхо за ладонь, тащит его к стеллажу со сладким. Спустя всего пару минут довольный Хёнджин идёт с Минхо на кассу оплачивать целую корзину, и если для него самого это всё пустяки, то у Ли начинает скручивать желудок. Хёнджин выкладывает на ленту вафли, несколько видов печенья, какие-то мармеладки, несколько видов конфет, шоколадные батончики — и это всё он собирается съесть с одной кружкой чая? — Ты как-будто детей ограбил, правда собираешься это всё съесть? — сомнительно спрашивает Минхо, но продукты пробивает: выручку никто не отменял. — Да, и ты мне в этом поможешь! — самоуверенно кивает Хван, протягивая карту. И вот снова… Думает Минхо, он снова другой. Каждый раз он как будто меняется. В нём остаются прошлые привычки и манеры, но настроение и поведение всякий раз в корне отличаются от предыдущего. Это сбивает с толку, но вот такой Хван: задорный и весёлый, шутливый и немного несерьёзный, — нравится Минхо больше всего. — Ну, давай чай, что ли, пить? — улыбается Хёнджин, подхватывая большую кружку. — Может, заодно и интервью проведём? — в надежде спрашивает Ли. — Э, нет. Мы так не договаривались, это моё внеурочное время, я пришёл сюда, потому что соскучился. А интервью мы проведём, когда у меня будет к тому располагать настроение, — загадочно говорит Хван, отпивая горячий чай. — Ты такой вредный, — ворчит Минхо. — Тебе что, жалко что ли? — Мне не жалко, я растягиваю удовольствие. Съешь печеньку, — Хёнджин протягивает ему шоколадное печенье, глядя с вселенской надеждой. И продолжает свою мысль только после того, как Минхо эту печеньку откусывает, закрывая глаза. — Я хочу растянуть время. Потому что после того, как я раскрою все карты, мне будет нечем тебя шантажировать. Ли медленно жуёт печенье, думая над словами Хвана. Он говорит так, словно Минхо ему интересен, но может ли такое быть? Или же актёр просто играется? — Хёнджин? — тихо спрашивает Минхо. — Да? — удивлённо поднимает глаза он. — Ты вроде как в спорте разбираешься? Может ты хочешь сходить со мной на одну пробежку? Покажешь, как это делать правильно?.. — Ли задумался на мгновение, но всё же продолжил: — Я долго худел… неправильно. Хочу это исправить. «Зачем тебе худеть, идиотина! Не смей уничтожать эти мягонькие ляжечки!» — проносится в голове Хвана, но ответить он вынужден пока иначе. — Я не совсем понимаю, зачем тебе худеть… Выглядишь ты просто потрясающе. Всегда хотел себе такие красивые ноги, а не эти тощие палки, — усмехается Хёнджин, хлопая себя по худым коленям. — Но, конечно, если уж решил худеть, то не во вред себе. Минхо смущённо улыбается: его ноги назвали потрясающими, кажется, ему нужно выйти поорать. Отчего-то после такого и язвить не хочется… — Спасибо, я буду рад помощи, — откусывая ещё кусочек, улыбается Ли. — Но учти, что я предложил эту авантюру ещё и затем, чтобы понять, всегда ли ты так идеально выглядишь! — Поверь, я выгляжу идеально абсолютно всегда при любой физической нагрузке , — Хван пошло играет бровями, после чего смеётся, когда в него летит мармеладный червяк. — Фу, почему ты вообще об этом говоришь?! Хёнджин ушёл из магазина только к четырём утра, ссылаясь на то, что ему вставать через три часа на репетицию в театр. Минхо бранил его последними словами и кричал вслед, чтобы он проваливал, но, признаться честно, Ли не хотел, чтобы он уходил. В магазине стало как-то тихо и пусто, казалось бы, здесь так было всегда, все полгода, что Минхо проработал в этом магазине. Но теперь эта пустота кажется слишком пустой… Словно чего-то не хватает, а такая ласкающая слух тишина теперь противным звуком звенит в ушах. Хёнджин ушёл, словно его и не было, и о том, что это всё же не больная фантазия Минхо, напоминают две кружки на столике и куча недоеденной еды. — Я поел… Эта короткая фраза улетела в пустоту, но глухим звуком ударилась о стены магазина. В животе неприятно тяжело, хотя Ли съел пару печенек и немного мармелада, с непривычки желудок кажется очень тяжёлым. Чувство вины за каждый съеденный кусочек медленно заполоняет мозг Минхо. Да, он собирался с этим покончить, только вчера дал себе обещание, что будет жить обычной жизнью. Это ведь была просто диета, а теперь из неё нужно просто выйти. В голове это казалось таким легким. Но просто диета очень быстро превратилась в навязчивую мысль, которая теперь чувством вины оседает глубоко внутри. Минхо не должно быть стыдно за то, что он поел что-то кроме фруктов и воды, но почему-то это сложно принять. Его руки автоматически впиваются в кожу на бёдрах через плотную ткань джинсов. Он каждый раз так делает в напоминании о том, ради чего стал худеть. Каждый раз, когда руки касаются ненавистных жирных ног, становится легче пережить сложный период, легче снова взять себя в руки и мотивироваться продолжать дальше. Весьма иронично… То, что стало объектом ненависти в себе, является главной мотивацией в идее, которая стала основным смыслом жизни. Если то, что происходит вокруг Минхо, ещё можно продолжать называть жизнью… Минхо садится на всё тот же жёсткий стул, погружённый в мысли. Когда-то он сидел вот здесь поглощённый мыслями о том, что пока он не похудеет, никому не будет интересен, пока его ноги не станут в половину меньше, его никто не захочет, пока его отражение в зеркале не будет более-менее сносным, никто не посчитает его красивым, кроме мамы, конечно. Сегодня впервые спустя всю, пусть и недолгую, жизнь Ли Минхо его назвали красивым, назвали его ноги красивыми. И не кто-нибудь, а сам Хван Хёнджин — статный, сексуальный, красивый мужчина, от вида которого подкашиваются колени, пусть Минхо и не хочет себе в этом признаться. Теперь в голове сражаются два лагеря: один говорит о том, что нужно бросать похудение. Это уже давно даже для самого Минхо кажется нездоровым, а сегодня Хёнджин назвал его ноги красивыми, это же может стать потенциальной причиной прекратить издеваться над своим телом. Другой же кричит о том, что Хван похвалил его ноги только потому, что он немного похудел. А значит, нужно продолжать для того, чтобы стать ещё красивее, ведь вероятность того, что Хёнджин отвесил комплимент из вежливости всё ещё есть, значит, не нужно вот так сразу развешивать уши. Ему всё ещё может быть омерзительно тело Ли. Скандал в голове прекращается так же резко, как и начался с приходом в магазин Рюджин. — Я не поняла! Почему пол ещё не помыт? Почему фрукты не на полках? — кричит девушка, как только открылась дверь. — Сейчас всё будет! Я задумался, — виновато улыбается Минхо, вставая со стула. — Что уже случилось, Ромео? — ехидно спрашивает Рю, подходя ближе к кассе. — Ничего не случилось, всё в полном порядке, — нервно улыбается Минхо. — Иди переодевайся, а я пока пол помою. — Я же по камерам посмотрю! Говори сейчас же! — Отстань от меня! — кричит Ли, превозмогая боль в ногах, убегая в подсобку.

***

Думал ли когда-нибудь Хёнджин о том, что будет идти и радоваться тому, что кто-то поел? Нет, никогда. Его жизнь в последнее время в принципе не была очень разнообразной, каждый день одно и то же, и только выступления в театре хоть немного помогали эту саму рутину разнообразить. А теперь он идёт в четыре утра домой, когда ещё рассвет полностью не накрыл землю, зная, что дома его ждёт ненасытный оглоед в виде Мусорки. Ночь, проведённая с Минхо, была самой потрясающей в его жизни, как бы провокационно это не звучало. Они просто пили чай, ели вкусняшки и разговаривали о всякой всячине в своей привычной манере. Если раньше Минхо выглядел совсем недовольным в обществе Хвана, то в последнее время его язвительность стала даже немного доброжелательной, словно не умеет он по-другому. Хёнджин всё ещё находится в замешательстве от попыток понять, что же всё-таки происходит с ним, что происходит между ним и Минхо, а главное что на самом деле он чувствует по отношению к самому Ли? Жизнь круто поменялась за последнее время. Хочется верить, что эти изменения не приведут к плачевным результатам, хочется думать, что станет легче. И пусть Хёнджин очень боится открываться Минхо, он решил, что поведает ему историю своей жизни ещё тогда, когда сказал о том, что интервью будет давать в двух частях. Доверить свою историю, вверить кому-то путь своей жизни — это уже очень сложно, а отдать её в руки журналисту ещё более безумная идея, остаётся надеяться, что не пожалеет в итоге.