Perfectly imperfect

Письмо о зачислении в университет стало для Минхо чем-то вроде благословения. Он радовался так сильно, что прыгал по дому, как умалишённый, сжимая в руках заветный конверт. Ли учится на третьем курсе факультета журналистики и коммуникации — это то, о чём он грезил с самого детства. Брать интервью, летать по городам и странам, писать статьи, быть в постоянном движении — то, ради чего Минхо работал каждый день со средней школы. И теперь он в Сеульском университете: цель оправдывает средства. Что наиболее важно в студенческой жизни Минхо? Это тот факт, что он просыпается на пары без дикого желания умереть, с удовольствием пишет конспекты, и всё это приправлено тем, что даже учить информацию в удовольствие. — Ребят, после пары подойдите, возьмите темы для статьи. Ещё раз повторяю: люди реальные, а не из интернета. Интервью с Томом Холландом не приму! — громко повторяет Пак Сонхва — преподаватель по основам редакторского дела. — А с Джоном Ленноном? — Только в случае твоей смерти, Хан, — фыркает профессор Пак. — По одному вытягивайте тему и выметайтесь отсюда! Пак Сонхва — молодой преподаватель и наверно поэтому один из любимых доцентов Минхо. Он умеет легко находить общий язык со студентами, проще говоря, преподаватель на одной волне. Пак всегда старается преподнести информацию легко и понятно, он выбирает самые интересные темы для докладов, и вот сейчас на его столе лежат полоски бумаги с вариантами для интервью. Минхо не лезет в толпу, потому что это немного бессмысленно. Он ждёт, пока одногруппники разберут темы, и трагично хватает оставшийся одинокий листочек. — Интервью с артистом кино или театра. Возможные трудности и самые сложные аспекты работы, — тяжело вздыхая, диктует Минхо преподавателю. — Очень интересная и не менее сложная тема. Желаю вам успехов, — улыбается молодой профессор, собирая бумаги со стола. В голове Минхо ярким красным цветом пульсирует надпись «это конец». За последнюю минуту он успел раза три подумать, что надо было полезть в толпу и вырвать листок получше. Где ему откопать актёра, который бы согласился на интервью с ним? Со студентом третьего курса без особого опыта. — Джисон, это всё. Я иду забирать документы, потому что не видать мне зачёта, как своих ушей, — Ли, откровенно говоря, ноет, потому что может себе позволить. — У тебя что? — Интервью у учителя, спасибо моей лёгкой руке. Пойду к своей тёте в воскресенье. Что будешь делать? — невнятно бурчит последнюю фразу Хан из-за зажатой в зубах палочки от чупа-чупса. — Плакать? — Я не буду тебя обнадёживать, но возможно, только возможно, я смогу тебе помочь, — загадочно улыбается Джисон. — Ты же знаешь, я в долгу не останусь! — Минхо готов отдать что угодно ради этого интервью; наверное, таким и должен быть журналист. — У моей знакомой друг актёр в театре, причём достаточно успешный. Но я не обещаю, что он согласится. Я узнаю и тебе напишу, хорошо? — Я тебе буду очень благодарен! — облегчённо выдыхает Минхо. — Обнимемся? — Умереть хочешь? — шипит Ли в ответ. — Ты злой бука! Может, тогда поедим? Я умираю от голода, — хнычет Хан. — Я не голоден. Сытно поел дома, — уклончиво отвечает Ли. — Но это же было давно! Пойдем в кафе рядом? — Я тебе сказал, что не хочу есть, что не понятно? — огрызается Ли, но Джисон слишком долго с ним общается для того, чтобы обижаться на такое. С Джисоном Минхо подружился ещё в первый день учёбы. Он был шумным, любопытным, излишне активным, таким назойливым, что отвязаться не получилось ни на первый день, ни через месяц, и до сих пор не выходит. Со временем Минхо привык и смирился с активным, шумным одногруппником. Поэтому сейчас общаться с ним даже приятно. — Мне пора, пока! Заранее спасибо тебе за помощь, — заворачивая в коридор, говорит Ли. Джисон машет в ответ, направляясь в сторону туалетов. Минхо свободен! Ну, если не считать дневной смены…

***

— Да где же ты? — ворчит Минхо, перебирая кучу пакетов. Со стороны он, должно быть, выглядит не очень презентабельно, копаясь в мусорке. А точнее, Ли почти по пояс перевесился в мусорный бак, перебирая мешки. Но он, несмотря на тошнотворное состояние из-за стоящего запаха, всё равно продолжает искать источник пищащих звуков среди отходов. — В магазине настолько плохо платят? Почему не уйдешь? — слышится знакомый насмешливый голос сзади. — Не твоего ума дело! — рычит Минхо в ответ; писк становится громче, поэтому работать приходится активнее. Ли спиной ощущает прожигающий взгляд на себе, и как же хорошо, что он не видит, как внимательно на него смотрит Хёнджин. То, как его взгляд скользит по чужому телу, как хмурится взгляд Хвана от каких-то своих мыслей. Минхо заинтересован своей целью и именно поэтому не замечает тонких деталей, происходящих прямо за его спиной. — Нашёл, — облегчённо выдыхает Ли, доставая из бака маленький чёрный комок. Брови Хёнджина театрально поднимаются вверх: чего он никак не ожидал увидеть, так это котёнка, такого маленького, жалобно пищащего. — Тише, маленький, тебя больше не обидят. Какая мразь тебя выкинула? Ты же такой милашка, — щебечет Ли, утыкаясь носом в грязную шерсть. — Как ты понял, что он был там? — удивленно спрашивает Хёнджин, медленно подходя к Минхо. — Я фея природы и животных, ощущаю каждого из них, — на полном серьёзе говорит Минхо. Хван фыркает и протягивает руку к ребёнку на руках Ли, решая почесать грязный комочек за ухом. — Я пошёл выкидывать мусор из магазина и услышал писк, всё просто, — пожимает плечами Минхо, прижимая крепче к себе котёнка. Тот смирно сидит, прижимая ушки и хвост. Он даже не думает кусаться или царапаться: либо отчаялся, либо просто выжидает момент, чтобы удрать. — Он, кажется, тебе благодарен. Теперь ты его мама, — ухмыляется Хёнджин, смотря в огромные голубые глаза животного, такого беззащитного, что сердце сжимается. — Вот только деть его мне некуда, из общаги же выпрут. Куда тебя, ребёнок? — мурчит Ли, поворачивая к себе кота. — Я бы всех к себе забрал, да только некуда, сам на птичьих правах живу. Хёнджин стоит рядом молча, не желая прерывать эту идиллию: они уже выглядят как семья. Хван ещё в первую встречу с Минхо отметил у себя в голове его схожесть с котом, а сейчас его мысль только подтверждается — они действительно как родственники. — Возможно, я отнесу его в приют после работы, — голос Ли звучит так грустно, что сердце сжимается; кажется, ему и вправду не безразлична судьба этого абсолютно чужого животного. — А тебе пора идти уже. — Я могу взять его к себе, — выпаливает Хёнджин, что становится неожиданностью для него самого, — мне временами очень скучно в квартире, будет новый друг. — Правда? — Минхо поднимает глаза полные надежды, язвительность и сарказм в голосе тут же пропадают, поскольку он согласен стать вежливым ради своего ребёнка. — Да? — больше вопросительно отвечает Хван. — Да, я заберу его. Только мне нужна твоя помощь, я не собирался в ближайшее время заводить кота. — Большую часть вещей первой необходимости можно найти у нас в магазине, товар весь качественный, да и не очень дорогой, впрочем… — Выручку сделать нужно? — щурит глаза Хёнджин. — Да, — его быстро раскусили.

***

— Смотри, вот здесь будет хороший корм для котят, можно взять вот эти смеси, здесь пелёночки на первое время, — ходит вдоль стеллажей Минхо, — а вот тут есть суспензия от глистов и шампунь от блох. Хёнджин с видом молодой мамочки ходит по пятам Ли, брезгливо прижимая чёрный комок шерсти к груди. Он и вправду давно задумывался над тем, чтобы завести себе какого-нибудь питомца, потому что возвращаться домой в абсолютно пустую квартиру с каждым днём становится всё более и более невыносимым. Проблема состоит в том, что у него с самого детства аллергия на кошачью шерсть, не очень сильная, но достаточно для того, дабы доставить дискомфорт, поэтому сейчас Хван пытается простроить маршрут в своей голове так, чтобы зайти в аптеку за таблетками. Он действительно не знает, почему сказал, что может забрать это чудо к себе… На самом деле в глубине души знает: взгляд Минхо был настолько несчастным, что факт наличия аллергии перестал играть существенно важную роль. — Хорошо, я вроде бы всё понял, — загружено бурчит Хёнджин. — Я дам тебе номер, если что, звони и спрашивай. По тебе видно, что ты никого, кроме кактусов, в своей жизни не воспитывал, — закатывает глаза Ли, направляясь к кассе. Не дойдя до своего места, он резко хватается за рядом стоящий стеллаж с шоколадками, стараясь не упасть. В глазах абсолютная тьма, пляшут разноцветные круги перед глазами, в ушах противный писк, сквозь который где-то очень далеко слышится взволнованный голос Хёнджина. Минхо медленно присаживается на корточки, полный надежд на то, что всё обойдется. — Мне вызвать скорую? Минхо, ты меня слышишь? — писк в ушах постепенно стихает, и Ли наконец-то может расслышать полный паники голос Хёнджина. — Нормально, я в порядке. Мне уже лучше, — несвязно шепчет Минхо, но из-за темноты в глазах всё и вправду становится практически не различимым, только пол в магазине идёт небольшими волнами. — Сейчас всё пройдет, не нужно скорую, у меня давление низкое. — Точно всё в порядке? — подозрительно спрашивает Хван, внимательно вглядываясь в побледневшее лицо Ли. — Чтобы поднять давление, нужно съесть шоколадку. Минхо, окончательно отходя от внезапного помутнения состояния, наконец-то садится за стул на кассе, ожидая Хёнджина. Тот прилетает через мгновение, всё так же смешно прижимая котёнка к груди. Он вываливает на ленту кучу вещей первой необходимости для животного, а также гранатовый сок в стеклянной бутылке и обещанную плитку шоколада. — Сок и шоколадка тебе, я загуглил, что при низком давлении очень полезно, а тебе ещё целую смену тут сидеть, — абсолютно серьёзно говорит Хёнджин, собирая покупки в чёрный шоппер. — И… ты мне номер обещал. — А, да, звони, если что-то случится, — Минхо протягивает клочок смятого листка в руки Хвана. — А ты мне напиши, как придёшь в общагу. Я переживаю, что ты в обморок грохнешься и умрёшь, кто мне с ребёнком помогать тогда будет? — улыбается Хван. — Хорошо, — словно в трансе шепчет Минхо и роняет голову на холодную поверхность стола, как только стеклянная дверь со звоном колокольчиков закрывается.

***

Хёнджин заходит в квартиру, держа грязный чёрный комок в одной руке и тяжёлый пакет в другой. В квартире тихо и очень пусто. Эта пустота каждый вечер гложет душу, хочется из нее вырваться и убежать, вот только бежать некуда. Здесь убрано, но всё-таки неуютно: ни вазы, ни картины, ни огоньки не добавляют и доли тепла дому. Дом — это всё же не о здании, не о помещении, а о чём-то, что Хван всё ещё не способен понять. — Ну и что мне с тобой делать, блохастик? Мыться пойдём, воняешь, как помойка, — бурчит Хёнджин, поглядывая на недовольное животное. Хван считал себя достаточно сильным мужчиной, но удержать в ванной царапающееся, фырчащее существо оказалось не так уж и просто. — Это ради твоего же блага! Не брыкайся! Котёнок протяжно фырчит, отпрыгивая на стенку ванной, пока Хёнджин пытается его схватить. Его руки исполосованы набухшими красными царапинами, которые нещадно жжёт от соприкосновения с горячей водой. — Всё, осталось высушиться, — как приговор выдаёт Хван, заматывая ребёнка в полотенце. После сушки Хёнджин выглядит так, как будто прошёл целую войну: измученно и потрепанно. Котёнок устраивается под боком, всё ещё недовольно фыркая от запаха ошейника против блох. — Ага, завтра ещё от глистов. Вроде даже симпатичным стал, — задумчиво говорит Хван. — А если ты девочка? Думал ли когда-нибудь Хёнджин, что в двадцать три года он будет гуглить, как отличить кота от кошки? Нет. Но сейчас он именно этим и занимается. — Показывай давай! — он внимательно вглядывается в живот кота, пытаясь выяснить пол своего нового питомца. — Вроде девочка, назову тебя… Говорят, что как корабль назовёшь, так он и поплывёт. Правда ли это? Возможно. Но хочется связать имя этого чуда с его жизнью и вложить философский смысл. — Мусорка, будешь Мусоркой! Чего уставилась? Я вообще собак люблю, — ворчит Хёнджин, всё ещё поражённый тем, что у него вроде как теперь есть кошка. Пока непонятно, к чему это приведёт, но одно ясно точно: этот милый продавец теперь станет к нему чуточку добрее. — Спать будешь здесь, — строго говорит Хван, усаживая чёрный комок в коробку с пледом на полу. Хёнджин, вымотанный днём, не может поверить своему счастью, наконец-то валясь на кровать. Его не менее уставший мозг даже не хочет анализировать ситуацию и строить привычные доводы. Даже мысли о Минхо, который прочно поселился в его голове в последнее время, не хотят посещать его. Сквозь нахлынувшую волну сонливости Хёнджин слышит, как Мусорка, зацепившись коготками, карабкается на кровать и ложится прямо на его грудь, чуть перебирая лапками пушистое одеяло. — Эй! — бороться бесполезно и ужасно лень, поэтому Хван решает смириться и отпустить свои мысли в беспокойный сон…

***

Минхо заваливается в комнату, тяжело дыша: он поднимается по ступенькам на шестой этаж, игнорируя лифт. — О, привет. Я тут рис сварил, ты же с утра ничего не ел. Садись ко мне, — машет Чан при виде запыхавшегося Ли. Он смотрит всегда так грустно, с братской любовью, настолько жалобно, что от его любви становится почти больно. — Я поел с Джисоном, хён, — улыбается Минхо, стягивая куртку. — Где ели? — заинтересованно спрашивает Бан, отправляя в рот рис, замотанный в лист нори. — В том кафе за углом универа, где мы с тобой раньше ели, — отводя взгляд, отвечает Минхо. Да, ели раньше, до того, как это стало потенциальной проблемой. — Это кафе уже как два месяца на ремонте, — поднимая потяжелевший взгляд, бросает Чан сквозь сжатую челюсть. — Хён… — Ты снова взялся за старое? — Я… — Сколько ещё раз мне нужно сказать, что тебе не нужно худеть? У тебя красивые ноги и задница, серьёзно, я готов поспорить, что на них частенько кто-то залипает, — неловко улыбается Чан. — Мне больно смотреть на такого тебя… Сердце в клочья рвётся, ты же в могилу себя сведёшь. — У меня всё под контролем, — улыбается Ли, садясь рядом, — всё прекрасно! Хочешь, я с тобой поем? — Хочу, — кивает Чан, пододвигая тарелки к Минхо. — Ого, сколько здесь всего вкусного! — натянуто улыбается Ли, с трудом удерживая палочки в руках. Какой смысл в еде, если он не может удержать её в желудке? Какой в ней смысл, если в конечном счёте два пальца в рот возвращают всё… Непереваренная еда выходит, унося вместе с собой жизненные силы, желание жить. Уносит всё. Минхо ненавидит себя, ненавидит свое тело, ненавидит её. Анорексия — это не то, с чем он хотел когда-то столкнуться. Анорексия — не то, с чем вообще кто-то должен сталкиваться. Минхо ненавидит себя и, собирая все остальные крупицы злобы, ещё больше ненавидит свою болезнь, с которой нужно бороться. Он отчаянно пытается, но с каждым днём становится только хуже. Каждый день проходит всё сложнее. В конечном итоге это всё превращается в банальное выживание. — Я хочу жить нормально. Я хочу жить, — сквозь сдавленное слезами горло хрипит Минхо, сидя возле унитаза. Он неосознанно впивается ногтями в бёдра, оставляя красные полосы даже сквозь тонкую ткань пижамных штанов, ему хочется их разодрать, вырвать, убрать раздражающий элемент со своего тела, помочь себе хотя бы так. Горит где-то внутри, и этот огонь живым пламенем съедает, выедает органы, поглощает мысли, забирает всё, что было. От этой боли нет спасения… Минхо зажимает рот рукой и подавляет желание от этой боли закричать. — Я устал. Я так сильно устал, — шепчет он словно манну небесную и глубоко внутри надеется, что его спасут. Он каждый день так отчаянно надеется на спасение, потому что в одиночку справиться уже не получается. Начиная с виду безобидного похудения, оно постепенно стало превращаться в болото, которое с каждым килограммом забирает всё больше и больше жизни. Ненавистное отражение в зеркале с каждым днём становится всё более ненавистным. Минхо устал так жить, он правда хочет всё прекратить. Он хочет снова зажить обычной жизнью: наслаждаться едой, носить открытые вещи, есть с друзьями, спокойно смотреть на своё отражение в зеркале. Он отчаянно хочет полюбить себя, своё тело, свои ноги, свои бёдра, которые он уже давно окрестил как жирные и совершенно не нормальные. Голодовки медленно вытягивают из него крупицы жизни, и порой Минхо боится, что просто не проснётся утром, но он не хочет умирать, да и не смерти ради он это всё удумал. Он всего лишь хочет прекратить казаться себе мерзким и противным. О, как же ему хочется жить…

***

Минхо просыпается пораньше для встречи с актёром из театра. Джисон вчера написал, что тот согласился на встречу, как только услышал имя Минхо. Сам Ли же даже не знает, как его зовут и как он выглядит, потому что сам актёр пожелал сохранять конфиденциальность до наступления самой встречи. Всё, о чём удосужились поставить в известность Минхо: это ресторан и номер столика в нём. Видя небезызвестное название не самого дешёвого ресторана, голова Ли наполняется переживаниями, а не оставит ли он там свою двухмесячную зарплату? Минхо не собирается есть, но он более чем уверен, что даже бокал вина обойдётся ему в круглую сумму из нескольких нолей после точки. Минхо ради такого случая достал чёрный костюм со своего выпускного, который сел несколько свободнее, нежели чем три года назад, но хорошо, что он вообще не рассыпался в прах от такого количества времени в пыльном шкафу. Немного подкрашивая глаза для более презентабельного вида, Минхо вылетает из комнаты с ноутбуком в руке. Не то чтобы он был до мозга костей пунктуальным человеком, но опаздывать не любитель, а поэтому вышел за сорок минут до встречи. В самом ресторане оказалось очень даже уютно, он здесь в первый раз, но ощущения очень приятные. Спокойно и комфортно, нет лишнего пафоса и фарса; неизвестный актёр явно отличается хорошим вкусом, чем уже зарабатывает плюсик в голове Минхо. Ли проходит вглубь ресторана, ища глазами столик номер тринадцать, который нашёлся в самом углу, отстранённый от остальных, а ещё он пока пустой. Минхо кладёт сумку с ноутбуком на пол, а сам садится спиной к людям, ожидая актёра для интервью и в глубине души очень надеясь, что Джисон не решил над ним так жестоко пошутить, иначе завтра ему нужно будет выбирать себе гроб. — Я же не опоздал? — слышится слишком уж знакомый голос за спиной. Минхо съёживается под ощущением взгляда позади и молится всем богам, чтобы ему показалось. Но, к глубокому сожалению, он в Бога поверил, а Бог в него — нет.