Сломанный компас

*

      Проведённое время на Халазии пролетает незаметно, и вот на горизонте появляются знакомые острова Пёнмуля. Сынмин украдкой выглядывает на них из маленького круглого окна на нижней палубе, пока сердце сжимается от тревоги и предвкушения. Общее волнение напитывает воздух, пальцы подрагивают от напряжения.       Они спешно собирают свои скромные пожитки и спускаются в отсек со шлюпками. За бортом ранее утро, и если посмотреть на уже открытый люк, на горизонте расцветает рассвет. Нервный выдох срывается с губ остывшим паром — осень встречает их прохладой, но по венам бежит приправленная адреналином кровь и не даёт замёрзнуть. Пёнмуль встречает их неприветливой тишиной, даже на корабле ограничиваются дежурными вопросами от Чана, проверяющего, точно ли всё готово к высадке.       Из команды Халазии их провожают только Сан и Хон, остальные же пираты, хоть и вели себя дружелюбно, интереса к их команде не проявляли на протяжении всего пути.       — По местам, — Чан в последний раз проверяет, что вся команда в сборе, и садится за руль впередистоящей шлюпки.       Совсем скоро они вновь ступят на землю, которую кто-то считал своим домом, а кто-то ненавидел всей душой.       Единственный, кто не следует приказу — Минхо, который бросает свой рюкзак на дно и поворачивается к Сану, протягивая руку.       — Вы нам оказали большую услугу. Как только мы свергнем Парламент, то обещаю убрать ваши имена из розыска.       Сан незаинтересованно косится на его ладонь. Он давно дал понять, что мира между ними нет и не будет, однако Минхо неожиданно упёртый. В этот раз на них ещё и пялятся. Поджав губы, Сан всё же пожимает руку, но не поднимает взгляда. А жаль, уж кто, а он никогда не боялся смотреть в глаза.       — Насколько хорошо ты держишь своё слово?       — Ещё ни разу не предавал.       — Нам стоит поторопиться, — напоминает Чан, и Минхо наконец занимает своё место в шлюпке.        Пёнмуль загадочно тихий, что можно было бы списать на ранее утро, но не покидает назойливое чувство, что город им не рад. Они оставляют шлюпки в кустах на краю одного из дальних островов, заставленного серыми унылыми складами. Среди невзрачных построек их ждёт мужчина, нижняя половина лица которого закрыта тряпкой. Он обменивается кивками с Чаном и ведёт их вдоль края острова к одному из небольших амбаров. С него-то мужчина и снимает замок, первым ступая внутрь.       Половина амбара заставлена тюками, где-то в углу составлены грабли и лопаты. На пол набросано сено, а сверху устелены покрывала и одеяла.       — Мы подготовили запасы дней на пять, эти амбары принадлежат моей семье, в ближайшее время сюда никто не заявится.       — Ты нам так помог, даже не представляешь, — Чан поджигает керосиновую лампу, осматривая запасы.       — Вы правда… сможете свергнуть Верховного?       — Мы сделаем всё, что в наших силах.       Откланявшись, мужчина покидает амбар. Пираты быстро распределяются по спальным местам, Ёнбок с Йеджи проверяют запасы еды, раскладывая завтрак. Сынмин забирает сразу две порции консервов и хлебцев, пока Минхо готовит им спальник в углу. Юна кидает на них заинтересованные взгляды украдкой, но от шуток воздерживается.       — Дальше всё по плану? — нарушает тишину Чанбин, когда они собираются полукругом для совместного завтрака.       — Через два часа у нас встреча в Левантере, там нам доложат, всё ли готово, — кивает Чан.       — Мы можем доверять этому человеку?       — Юнхо - мой друг с детства, — подключается Хёнджин. — Он не имеет отношения к Парламенту, так что это единственный человек, связаться с которым было безопасно.       — Твоим связям я доверяю, — сдаётся Чанбин, однако видно, что он по-прежнему напряжён.       — Расслабься, он вчера вечером вышел на связь и подтвердил встречу, всё хорошо.       — Мы не сомневаемся в твоих словах, Хёнджин, — кладёт ему руку на плечо Чан. — Но всегда нужна перестраховка. Чанбин, если мы не вернёмся до шести, ты помнишь план действий?       Чанбин кивает.

*

      Левантер ничуть не изменился с тех пор, как Сынмин был тут в последний раз: покосившаяся вывеска, которую руки не доходят прибить как надо, такой же терпкий, невыветриваемый запах дешёвых сигар и скрипучие ступени. Сынмин заходит последним и пробегает взглядом по широкому проулку, в котором притаилось заведение. Чувство тревоги и опасности следует за ними по пятам с того момента, как они ступили на острова Пёнмуля.       Посетителей ещё меньше, чем обычно. Заняты буквально два стола в углу заведения. Чан уверенно проводит их к самому большому круглому столу, рассчитанному на шестерых. Минхо сверяется с часами из нагрудного кармана — без двух двенадцать.       — Юнхо никогда не опаздывает... — полушёпотом тянет Хёнджин и постукивает по столешнице.       В молчании проходят две минуты, за которые ничего не происходит. И вот на часах двенадцать ноль одна.       — С ним можно как-то связаться? — Сынмин не может игнорировать общее волнение.       — В этом нет смысла, через осу он не выйдет на связь так быстро, — вздыхает Хёнджин.       Чан тем временем оглядывается на занятые столы. Сервис в Левантере всегда был не очень, но к ним до сих пор не подошла официантка. Не то чтобы она раньше была расторопной, но... её совсем нет в зале. Тогда Чан обращает внимание на посетителей. Обычные гости здесь — это либо пьяницы, либо подобные им преступники. Но сидящих за столами сложно отнести к одной из этих категорий. На столах нет рюмок, между ними не ведётся беседа. Один из мужчин встречается взглядом с Чаном, и в его глазах мелькает нечто недружелюбное.       — Уходим. Быстро, — Чан первым вскакивает со своего места, но не успевают они выйти из-за стола, как все двери в помещении — входная и ведущая в рабочую зону — распахиваются, и в Левантер заваливается стражники. Те мужчины, что сидели за столами, достают из-под лавок ружья.       Их ждали.       А они были излишне неосторожны.       Вчетвером против пары десятков вооружённых — безумие. Они собираются вокруг стола, лицами к стражникам, и щетинятся подобно забитым в угол дворовым псам, но никто не спешит на них нападать, хотя прямо сейчас они — лёгкая добыча.       Стражники у главного входа расступаются, и внутрь входит мужчина в красной накидке в пол с белой обивкой до груди. Минхо, стоящий лицом ко входу и до этой минуты готовый к бою, неверяще распахивает глаза.       Мужчина степенным шагом пересекает захудалое заведение, чтобы остановиться в паре шагов от Минхо. Остальные пираты, стоящие за его спиной, переглядываются. И если на лицах Чана и Хёнджина мелькает узнавание, то Сынмин не понимает, что здесь происходит. Стражники вокруг них делают два шага назад, склоняя головы.       — Наконец ты вернулся домой, я уж думал, больше не свидимся, — мужчина складывает руки на груди, подойдя к Минхо почти вплотную. Тот поджимает губы, сверкая полным ненависти взглядом.       — Это Верховный, — едва различимо шепчет Хёнджин на ухо Сынмина и тут же отстраняется.       — Даже ничего не скажешь? — лицо Верховного, холодное и обычно не выражающее эмоций, искажается разочарованием. — Вы все обвиняетесь в предательстве Парламента, но у тебя, Минхо, есть шанс получить мою милость. Я по-прежнему добр к тебе и прощу твои ошибки молодости. Где находятся остальные пираты?       — Шестнадцатый остров, заброшенный порт…       Слух режет громкий шлепок пощёчины. Минхо остаётся на месте, но отворачивает голову от хлёсткого удара и не сопротивляется, когда Верховный рывком за плечо восстанавливает зрительный контакт. Хёнджин хватает Сынмина за руку, когда тот в порыве защитить дёргается вперёд.       — Ты упускаешь свой шанс, пытаясь обмануть меня. Ваши передвижения отслеживаются с самого утра, как вы высадились с корабля и заняли амбар на двадцать втором острове. Ты уже никому не поможешь Минхо, но можешь попытаться спасти себя. Кто эти люди, с которыми ты пришёл?       Следить за его метаниями больно. Всё рушится прямо здесь, нет даже спасительной соломинки, за которую может схватиться утопающий. Лишь бы с остальными всё было в порядке. Чанбин не глупый, должен придумать, как всех защитить. Минхо оборачивается, бросая на ребят извиняющийся взгляд. Чан ему кивает.       Минхо действительно не может никому здесь помочь, кроме себя.       — Со мной Крис, капитан Чармера, а также Сэм и Рэй — члены его команды.       Они проигрывают без боя, им даже не дали шанса честно сражаться за свою свободу. Это ощущается как поражение. Верховный победно ухмыляется уголком губ.       — А кто ты?       Минхо со вздохом опускает голову, его переполняет ненависть к самому себе. Может, Сан был прав насчёт него. Что больнее: предавать команду или самого себя и убеждения, которым он был верен на протяжении долгих лет? Он был готов умереть, сражаясь за своих. Прямо сейчас хочется всадить себе нож в сердце, это легче, чем терять лицо на глазах у близких людей.       — Я Ли Минхо, сын Ли Хисона, верховного сенатора парламента.       — Сможешь повторить то же самое публично?       — Смогу, — сквозь зубы на выдохе.       — Отлично. Задержать.       Никакого боя, они почти не сопротивляются, когда стража скручивает их и выводит из Левантера. Минхо даже не находит сил взглянуть на команду на прощание.       — Наконец ты одумался, — Верховный похлопывает Минхо по плечу. — Добро пожаловать домой, милый.

*

      Неужели это конец?       Ни одной позитивной мысли в голове Сынмина, пока их спускают в подвальное помещение тюрьмы на Парламентском острове. Кажется, это место для особо опасных преступников. Сынмин бы посмеялся, будь у него на то силы. Их всегда вёл командный дух, за который они держались, но теперь опоры нет. От этого чувства не убежать, подавленность связывает всё плотнее.       Нет даже удивления, что камеры вдоль коридора заполнены. Сынмин встречается взглядом с Йеджи и виновато отворачивается. Они не смогли их защитить, хотя остальные наверняка надеялись на них и не рассчитывали увидеться здесь все вместе.       Их проводят до конца коридора и всех троих запихивают в большую камеру, где их уже ждут Ёнбок и Чанбин. Последний, завидев новоприбывших, разочарованно выдыхает и шлёпает себя по бёдрам.       — А я уж надеялся…       — Все в порядке? — сухо спрашивает Чан, оперевшись спиной о холодную стену.       — Да, ребята в норме, но все мы здесь. Эти мрази подожгли амбар! Так бы мы успели что-то придумать! — живо возмущается Чанбин, на что стражник предупредительно стучит по решётке.       — Я верю, что ты сделал всё, что мог. И не виню тебя.       — Но этого всё равно не было достаточно, — в сердцах Чанбин бьёт по стене, игнорируя предупреждения охраны. Им нечем его запугивать. Ничего страшнее заключения здесь они не придумают.       — Что будет дальше? — неуверенно спрашивает Ёнбок.       Чан молчит.

*

      Минхо позабыл, насколько огромны коридоры Парламента. Чтобы увидеть потолок, приходится задирать голову. Эхо шагов отзывается от стен и множится, отдавая звоном в голове. Когда-то Минхо учился передвигаться по этим коридорам как можно тише, но сейчас каблуки чётко отстукивают каждый шаг.       Нет смысла пытаться быть тише, когда за твоей спиной следует десяток вооружённых стражников.       Верховный следует впереди, неспешно пересекая свои владения со сложенными за спиной руками. Его расслабленность раздражает Минхо, который не может позволить себе спокойствие. Одна его часть высматривает ответвления коридора, в которых можно было бы попытать удачу скрыться, вторая же хочет рвануть вперёд и сомкнуть руки на чужой шее, надеясь, что кислород закончится быстрее, чем его успеют оттащить.       К сожалению, ни то, ни другое, не представляется возможным, потому Минхо с напускным смирением следует до столовой. Дубовые высокие двери закрываются за спиной с громким хлопком. Посреди залы стоит длинный стол, накрытый белой скатертью. Обычно здесь принимают гостей, но этим днём гость всего один.       Стража расходится по углам, прячась в тени и напоминая больше предметы интерьера. Верховный подходит ближе, скрещивая руки за спиной.       — Расскажешь, как твоё путешествие? Много где успевал побывать?       — Надоблачный мир прекрасен, отец. На корабле мы успели изучить все острова от Юга до Севера, — отстранённо отвечает Минхо, взгляд отводя в сторону. На отца смотреть противно.       — Только ли Надоблачный мир?       — О чём ты?       — Мне докладывали, что Чармер видели с острова Норд. Что пираты забыли так далеко на Севере?       — Мы искали новые острова, чтобы помечать их на карте, — Минхо чувствует подвох. Они не подходили к северным островам близко, их не могли заметить. — Останавливались, чтобы пополнить запасы.       — Удалось ли вам открыть новые острова?       — Нет, отец.       — Как ты смеешь мне врать? — Верховный замахивается для очередной пощёчины, но его рука так и зависает в воздухе, перехваченная Минхо. Стража нервничает, переглядываясь, но Верховный поднимает вторую руку, останавливая их. Это сбивает с толку. Никто не имеет права прикасаться к Верховному. Даже слуги испуганно замирают. Минхо бросает суровый взгляд исподлобья.       — Мне давно не шестнадцать, ты не можешь просто поднимать на меня руку.       Минхо отпускает Верховного и делает шаг назад, когда тот не за шутку злится. Крылья его носа часто вздымаются, а губы сжимаются в тонкую полоску. Минхо никогда не видел отца в настоящем гневе, ведь почти никогда не позволял себе идти наперекор.       — Долго же тебя придётся перевоспитывать, совсем одичал. Но ничего, надеюсь, сытный обед и тёплая постель немного сбавят твой пыл.       Верховный садится во главу стола, в то время как Минхо предлагают место по правую руку от него. Традиции. Во время обедов он всегда сидел здесь. Как думали гости — почётное место возле отца, как казалось Минхо — это место для щенка на привязи, подле хозяина.       Глупо считать, что он сможет сытно отобедать после всего произошедшего. В горло ничего не лезет. Назойливые мысли шепчут, что что-нибудь за этим столом может быть отравлено. Навряд ли его забрали чтобы убить отдельно от команды, но в Парламенте у каждого есть недоброжелатели. Он отказывается от вина и сам наливает сок из того же графина, с которого пьёт отец. Юный слуга мнётся, впервые видя, чтобы кто-то из гостей обслуживал себя сам, но пререкаться боится ещё больше.       — Остальных... уже задержали? — смочив горло, начинает Минхо.       — Я же говорил: поешь и сразу станешь сговорчивее. Задержали почти сразу как вы покинули амбар.       — Что теперь?       — Не догадываешься?       — Догадываюсь.       — Ты всегда был смышлёным.       — Я могу попрощаться?       — Не вижу в этом смысла, — Верховный задумчиво жуёт, поглядывая на поникшего Минхо. — Казнь состоится уже завтра, там и увидитесь.       — Завтра? Так скоро? — сердце замирает на мгновение, приходится сжать кулак покрепче, чтобы не выронить вилку. У него совсем нет времени.       — Зачем тянуть? По городу уже пустили весть о казни, так что будет много людей. Ты, как и должен, расскажешь о том, как тебя похитили и удерживали на корабле; это твой единственный шанс очистить репутацию. До завтрашнего дня ты не смеешь покидать здание Парламента, за тобой будет приставлена стража. А пока — наслаждайся едой.       Минхо почти не притрагивается к блюдам. Желудок сводит от того, что неуклонно приближается. Он не помнит, когда чувствовал себя настолько слабым. Видимо, его и впрямь всё это время питала силами команда, наполняла верой в себя. Минхо не ощущает себя и вполовину таким уверенным, каким был на корабле.       Покидать Парламент нельзя. Остаётся лишь пройтись по когда-то знакомым коридорам, вслушиваясь в размеренные шаги преследующей его охраны. Нельзя быть подозрительным. Любой неосторожный шаг будет доложен отцу. Даже у стен Парламента есть глаза и уши. Минхо с усмешкой поглядывает на портреты сенаторов, висящие вдоль коридора.       Стоит Минхо свернуть в правое крыло Парламента, как один из стражников обгоняет его, преграждая путь.       — В чём проблема? — с максимально возможным равнодушием интересуется Минхо.       — Вам не следует сюда ходить.       — У меня есть единственное условие, и я его соблюдаю. Там даже нет выхода наружу. Будете превышать свои полномочия — доложу.       Мужчина сразу тушуется и пропускает его. Приближенные стражники теряют свои места легко, стоит им хоть чуть-чуть отойти от чётких инструкций и вызвать недоверие у сенаторов. Лишь единицы удерживают свои места и очень, очень ими дорожат. Минхо этим пользуется.       В правом крыле Парламента привычно тихо. Потолок ниже, на арках нет вычурной резьбы. Этот коридор обычно используется рабочими. Минхо останавливается у одной из дверей, приложив к ней ладонь.       — Господин?       Минхо вздрагивает, будто застуканный за чем-то неприличным и отходит от двери. Рабочее крыло он посещает редко, и его сюда привело излишнее любопытство. Сегодня выдался редкий свободный день, и он завернул в этот коридор в надежде найти что-нибудь интересное.       Не успевает он заглянуть в одну из дверей, что была приоткрыта, как перед ним вырастает высокая фигура парня с растрёпанными чёрными волосами и пальто по колено. Кто бы это ни был, он не сердится, наоборот, улыбается, как будто ждал кого-нибудь в гости. Минхо его дружелюбия не разделяет.       — Здравствуй. Ты здесь работаешь? Не видел тебя раньше.       — А вы всех запоминаете, кто входит в Парламент? Я тут всего вторую неделю, но увидел столько лиц, дай бог запомнил хоть половину. Моё имя Хван Хёнджин, меня недавно взяли подмастерьем. Желаете войти?       Не дождавшись ответа, Хёнджин летящей походкой первым следует в кабинет и сгружает на стол стопку бумаг. Минхо его фамильярность удивляет, даже интересно: сломает ли местный порядок пыл этого юного дарования, как долго Хёнджин сможет оставаться таким лёгким?       — Чем ты занимаешься? Имею ввиду, какая у тебя специализация?       Минхо проходится вдоль стеллажей, изучая лежащие на полках чертежи и инструменты взглядом.       — Пока что это секретные разработки, — продолжает разбирать вещи Хёнджин.       — От меня не может быть ничего секретного.       — Ох, так вы господин Ли, верно? Так и подумал: соответствуете тому, каким вас описывают. Но, увы, мастера просили меня не рассказывать, пока не будут готовы первые наработки.       — Какой ты серьёзный, — хмыкает Минхо. — И сколько тебе лет?       — Девятнадцать.       — Ровесники, выходит.       — Ага, прекрасный возраст, не считаете?       — Не считаю. Секретные разработки связаны с землёй, верно?       — На земле не осталось ничего, что стоило бы изучать, — пожимает плечами Хёнджин, заканчивая наводить порядки. — Мне вновь нужно бежать, но думаю, если вы будете иногда заглядывать, мы даже подружимся. Как Вы на это смотрите?       — Знаешь ведь, что в стенах Парламента не заводят друзей.       — Знаю, но не мог не попытать удачу.       Хёнджин проходит совсем близко, перед самым выходом опустив ладонь в карман пальто Минхо, прежде чем скрыться в коридоре. Приходит минут десять, прежде чем Минхо решается достать оставленную ему записку, убедившись, что за ним точно никто не смотрит.       "Чан рассказывал о вас. Мастерские хорошо прослушиваются, как насчёт того, чтобы пообщаться в более тихом месте?"       В этих стенах оставлено столько воспоминаний, что Минхо не может не улыбнуться. Кабинет, как и было ожидаемо, давно заброшен. Полки и стеллажи пусты, но мебель хранит в себе память в виде сколов, царапин и даже прожжённых полос от паяльника. Что бы здесь не разрабатывали — работа кипела.       Минхо задумчиво обходит пустые стеллажи и останавливается у окна, приложив к стеклу ладонь. Стража недоумённо наблюдает за ним со стороны.       — Ты хорошо знаешь этого Хёнджина? — Минхо покуривает сигару, краем глаза заглядывая в инструкции, что изучает Чан.       — Ммм, я не знаком с ним близко, но знаю, что он человек надёжный. Со своими странностями, правда. А что?       — Пересёкся с ним в Парламенте. Он хочет пообщаться.       Чан откладывает бумаги в сторону, сосредоточенно нахмурив брови. Если его мыслительный процесс             затягивается, то это звоночек, что происходит что-то не то, но в этот раз складка на лбу разглаживается быстро.       — Думаю, вам стоит встретиться. Возможно, из этого выйдет что-то стоящее.       Тогда Минхо не знал, что у него появится первый и единственный друг в стенах Парламента. Даже если Хёнджину пришлось потратить немало сил, чтобы завоевать его доверие, они сильно сблизились. Их встречи были редки, ведь обоим приходилось выбирать время и место без лишних глаз — в Парламенте они не показывали своей дружбы. Хёнджин знал много, неприлично много. О людях вокруг, о Парламенте и о земле, пусть и приврал во время первой встречи. Минхо получал от него все свежие сплетни и был в курсе даже тех внутренних дел Парламента, о которых не ведал отец.       Но сблизило их не это.       Хёнджин также сильно ненавидел совет сенаторов, как и он сам.       Минхо не был готов вершить революцию, да и сам Хёнджин при всей своей самоуверенности боялся за самое дорогое — за семью. Так что они были максимально скрытными, насколько могли. Но иногда допускали смелые мысли о побеге. Тогда у них появилась несбыточная мечта — корабль.       Чан легко поддержал его идею, даже сказал, что у него есть кандидатура для рулевого. А вот Хёнджин в этой авантюре не был уверен. Родители к долгому плаванию не были готовы, а сестра у него хозяйственная, привыкшая к дому, тоже не последует за ним. Они лишь иногда обсуждали возможность побега, но не были готовы к нему всерьёз.       Погрузившись в свои мысли, Минхо заканчивает обход кабинета и возвращается в бесконечные коридоры. Кажется, у стражи начинает кружиться голова от его бесконечных хождений. Но на всё у него был лишь один ответ:       — Вспоминаю, как ощущаются стены дома. Если надоело — оставьте меня одного.       Конечно, никто его предложением не пользуется. Сделав большой круг, Минхо доходит до парадного зала. Высоченные потолки подпирают мраморные колонны с резьбой, но взгляд сразу приковывает фреска с изображением солнца, наполовину закрытого облаками. Только сейчас он осознаёт её смысл. Такой вид можно увидеть только с земли. Парламент строился людьми, которые успели на ней пожить. Жители Надоблачного мира не должны были забывать свою историю. Сейчас же, смотря на неё, люди восхищаются фантазией художника, выдумавшего, что солнце может быть скрыто облаками.       Эта фреска помнит, как всё закончилось.       — Отец!       Минхо забегает в главный зал, прерывая разговор Верховного с одним из его сенаторов. Оба окидывают его недовольным взглядом, напоминая, что он общается со старшими, но Минхо не помнит о правилах этикета, когда всё внутри бушует от злости.       — Минхо, я ведь уже говорил, что невежливо...       — Почему арестовали семью Хван?       Верховный кривит губы. Ему, конечно, докладывали, что Минхо иногда пересекался с одним из Хванов, но он не воспринимал это общение всерьёз. Зря.       — Почему тебя волнует их судьба? Оказалось, очередные изменщики, которых подпустили слишком близко. Хван Хёнджина заметили в Южном порту во время покупки запрещённых предметов, как оказалось во время обыска, привезённых когда-то с земли. Нездоровый интерес, не находишь? Впрочем, более подробно ты узнаешь на вечернем слушании во время вынесения приговора.       — Их сошлют на Север?       — Безусловно. Это государственная измена.       — Я не буду присутствовать на слушании.       Минхо сжимает ладони в кулаки, в то время как один из сенаторов бросает недоумённые взгляды на Верховного. Безусловно, это подрывает его авторитет. Как он может управлять государством, если не может справиться с собственным сыном? Верховный же, состроив снисходительную улыбку, подходит ближе.       — Что за глупости? Ты должен присутствовать на всех слушаниях.       — Я отказываюсь.       Улыбка тут же спадает с лица Верховного.       — Побуду сегодня благосклонным к тебе, но вечером нас ждёт серьёзный разговор.       — Хорошо, — выдавливает Минхо и, стоит сенаторам скрыться из виду, срывается в свои покои. С собой он берёт немного: сбрасывает в рюкзак личные вещи и накидывает на плечи пальто. Успевает даже забежать в кабинет отца и из ящика с двойным дном набивает свободную часть рюкзака связками купюр. Вряд ли отец расстроится из-за этого больше чем из-за пропажи родного сына.       Нет никакого сожаления, что он покидает родные стены. Здесь для него никогда не было дома. Нужно спешить. Вряд ли у него есть больше четырёх часов, прежде чем его хватятся. Он должен успеть. Если у него всё получится, то он спасёт и себя, и Хёнджина. Чан должен быть дома. Минхо очень надеется, что он сейчас там. Времени катастрофически мало, когда он покидает стены Парламента и срывается на бег.       Хёнджин рассказывал, что в Южном порту пригнали старую шхуну на ремонт. Денег в рюкзаке должно хватить, чтобы её выкупить. А если не продадут — угонят. Сейчас или никогда. Так, как действуют настоящие пираты.

*

      — Господин...       Минхо оборачивается на голос служанки, которой наверняка пришлось побегать, чтобы найти его после стольких блужданий. Та сразу опускает взгляд.       — Вас уже зовут к ужину...       — Благодарю, скоро буду.       Вечернее застолье проходит также натянуто. Между ними с Верховным не ощущается ни миллиметра сближения. Минхо неохотно ковыряется в еде, запихивая её в себя больше из необходимости. Отец кидает на него редкие взгляды.       — Какие у тебя планы на меня? — Заканчивает с основным блюдом Минхо.       — Такие же, какие были раньше. Продолжить твоё обучение.       — Ты веришь, что я ещё могу войти в Парламент?       — А ты готов официально отказаться? Уверен, на виселице найдётся место и для тебя.       — А ты готов и меня вздёрнуть?       — Где ты только этого понабрался? — укоризненно качает головой Верховный. — Ты по-прежнему мой сын, и мне далось больших трудов держать твою репутацию чистой. Но если ты не одумаешься и продолжить творить глупости, то мне придется сделать выбор.       — Я тебя понял.       — Тогда надеюсь, завтра ты продемонстрируешь, что действительно ты понял.       Минхо молча покидает обеденный зал.