Официант в моём любимом баре

Дверь открылась мягким щелчком, и Рома шагнул внутрь, первым делом щёлкнув выключателем, чтобы осветить прихожую. Лампа под потолком загорелась тускло-жёлтым светом, обнажая аккуратную, почти стерильную обстановку: у стены – пара ботинок, рядышком стояли его кроссовки, на вешалке висели две куртки, под которыми небрежно лежал зонт. На полу – гладкая, недавно вымытая плитка. Он обернулся через плечо: Антон всё ещё стоял за порогом, неуверенно глядя внутрь, будто перед ним была не квартира, а что-то до ужаса пугающее. — Заходи. - негромко сказал Рома, стараясь звучать спокойно. Он слегка посторонился, жестом приглашая парня внутрь. Антон, немного замявшись, всё-таки шагнул через порог. Его шаги звучали глухо на плитке, и он осторожно осматривался, будто боялся что-то испортить. Серая куртка с лёгкими светоотражающими вставками на плечах выглядела здесь странно, неуместно. Антон медленно опустил капюшон, оголяя слегка растрёпанные волосы. Рома закрыл дверь, щёлкнул замком, и звук отозвался в полной тишине квартиры. Антон замер, словно этот простой щелчок поставил перед ним невидимую границу, которую нельзя переступить. Рома, словно не замечая этой напряжённости, первым делом наклонился, чтобы разуться. Он привычным движением поставил свои ботинки аккуратно у стены, поправил их носки так, чтобы они стояли ровно. Потом бросил взгляд на Антона, который так и остался стоять в обуви, не решаясь пошевелиться. — Чувствуй себя как дома. - бросил он, выпрямляясь. Голос вышел нейтральным, почти деловым, но в груди уже начало медленно нарастать что-то похожее на странную тревогу. С этими словами он прошёл мимо Антона, стараясь не задевать его, и направился на кухню, чтобы хоть чем-то занять руки. Пока он шёл, в голове уже крутились мысли. «Чувствуй себя как дома? Это самое банальное, что я только мог сказать... Он точно подумает, что я идиот.» Кухня встретила Рому своим привычным порядком. Всё здесь, как и в остальной квартире, имело своё строго отведённое место. На идеально вытертой столешнице аккуратно стояла единственная кружка, ручка которой была направлена к краю стола, а рядом лежала подставка под чайник, которую он сам выровнял буквально сегодня утром. Пол сиял, отражая приглушённый свет, падающий из коридора, а на полках не было ни одной пылинки. Всё выглядело так, как будто в этой комнате не жили, а демонстрировали её в каталоге по дизайну интерьеров. И всё же ему казалось, что что-то здесь не так. Какая-то мелочь, которая не давала покоя, но не поддавалась осознанию. Его взгляд метался по кухне: по хромированным ручкам шкафов, по идеально разложенным салфеткам в углу стола, по чисто вымытой раковине, где даже капли воды не оставляли следов. Но ничего неправильного он не находил, и от этого становилось ещё хуже. Рома сделал шаг вперёд и, опершись на столешницу, закрыл глаза. Он глубоко вдохнул, стараясь унять ощущение тревоги, которое начало подниматься внутри. Казалось бы, обычный вечер, даже ночь, и его привычный порядок вокруг. Но что-то изменилось, что-то нарушило эту привычную картину. И это "что-то" сейчас снимало куртку в его прихожей. Его пальцы чуть сжались на холодной поверхности столешницы, а мысли застряли в каком-то странном замешательстве. Он никогда не принимал гостей. Никогда. Здесь был только Бяша, но он не в счёт. Даже в редкие моменты, когда кто-то из коллег или знакомых предлагал заглянуть на кофе, он всегда находил оправдание: работа, усталость, ранний подъём. Ему нравилось, что его квартира была его личной территорией, где всё было так, как он хотел. И вот теперь в его пространстве находился кто-то другой, кто нарушал эту хрупкую гармонию одним своим присутствием. Шаги за спиной выдернули его из раздумий. Он выпрямился, повернув голову к дверному проёму, и увидел Антона. Тот стоял, чуть нерешительно заглядывая внутрь, с курткой в руках, которую он, кажется, не знал, куда пристроить, хотя в прихожей была вешалка, но Рома это комментировать не будет. Без своей куртки Антон сейчас выглядел ещё более юным. В этом тусклом свете он напоминал подростка, который впервые попал в чужой, слишком строгий дом, и не знает, как себя вести. Рома встретился с ним взглядом, но тут же отвёл глаза, чувствуя, как его охватывает странная смесь неловкости и раздражения. Нет, раздражения не на Антона, а на самого себя. Он ведь сам предложил, сам всё это затеял. Но теперь, глядя на этого парня, который выглядел так, будто мог исчезнуть от одного неверного слова, он не понимал, зачем вообще это сделал. — Ты сразу спать пойдёшь? - Рома задал вопрос, забирая со стола кружку и направляясь к кофемашине. Голос звучал спокойно, почти нейтрально, но внутри он уже ощущал лёгкое напряжение. Нажимая кнопку, он наблюдал, как машина ожила, наполнив тишину мягким жужжанием. — Кофе будешь? - его слова прозвучали скорее для заполнения неловкой паузы, чем из реального интереса. — Какой кофе ночью… - отозвался Антон, чуть хмыкнув, но голос его был тихим, почти истощённым. Он звучал так, будто даже на эту короткую реплику парень потратил последние силы. — И да, я бы сразу спать лёг. - добавил он, окончательно подтверждая своё состояние. Рома молча кивнул, сделав вид, что полностью сосредоточен на кофемашине. Всё и так было очевидно: у Антона просто не было сил. Ещё в машине Рома заметил, как он едва не засыпал, сидя в тепле. Морозный вечер только усилил этот контраст, убаюкивая парня после холодного воздуха улицы. Его голова несколько раз кланялась к плечу, и, возможно, если бы Рома задержался с вопросами, Антон уже давно бы спал. — Хорошо. - коротко произнёс Рома, закрывая крышку кофемашины. Он налил себе кофе, сделал небольшой глоток, чувствуя, как горячий напиток слегка обжигает нёбо, но это было даже приятно. Затем он аккуратно поставил чашку на стол и, бросив взгляд на Антона, добавил: — Погоди тут. Антон едва заметно кивнул, делая шаг в кухню, чтобы освободить проход. Рома же, быстро развернувшись, направился к гостевой спальне. В его голове уже крутились мысли о том, насколько странной была сама ситуация. Эта комната… она существовала скорее "на всякий случай". Когда-то она должна была стать прибежищем для Бяши, но тот, после очередной пьянки, был не в силах дойти до неё и чаще оставался на диване в гостиной. Гостевую спальню использовали считаные разы, и Рома практически забыл, что она вообще существует. Открыв дверь, он включил свет, и яркое освещение на секунду ослепило его. Он моргнул, привыкая к резкому контрасту после приглушённого света прихожей. На кухне он даже не включал лампу, довольствуясь мягкими отблесками из коридора и светом луны, проникающим сквозь окно. Здесь же всё выглядело ярким, холодным и стерильным. Рома быстро подошёл к шкафу и, открыв дверцы, потянулся к стопке сложенного постельного белья. Каждое движение было чётким, выверенным, почти механическим. Простыня, пододеяльник, наволочки – всё пахло свежестью, как будто их только что вытащили из сушилки. Он старался не думать ни о чём лишнем, просто действовать. Заправить простыню, аккуратно натягивая её на матрас, так, чтобы ни одна складка не нарушала идеально ровной поверхности. Затем он взял пододеяльник, ловким движением расправил его и заправил одеяло. Всё выглядело так, как должно: идеально, как и привык Рома. Он вдохнул, выдохнул, ещё раз проверил всё вокруг. Готово. Теперь можно вернуться. Он выключил свет, оставив комнату в полумраке, и направился обратно к кухне, где его всё ещё ждал Антон. Рома зашёл на кухню и замер на пороге. В слабом свете, пробивающемся из окна, он увидел Антона, сидящего за столом. Голова парня была опущена на сложенные на столе руки, белоснежные волосы падали мягкими прядями, укрывая тонкие пальцы. Он даже не шелохнулся, когда Рома вошёл. Было очевидно: спит. Тишина в комнате казалась почти осязаемой. Лёгкий аромат чего-то сладкого, словно ванили с медом, витал в воздухе – это Антон, видимо, пользовался каким-то шампунем или лосьоном, который оставлял этот тонкий, ненавязчивый запах. Он вплетался в тишину, придавая ей удивительный уют, будто укрывая невидимым пледом. Рома не удержался от улыбки. В этом моменте было что-то невыразимо милое, даже трогательное. Как будто Антон, забывший обо всём на свете, просто доверился пространству вокруг, позволив себе расслабиться и уснуть. Будить? Нет, даже мысли такой не возникло. Прерывать его покой? Это казалось чем-то неправильным. Медленно, почти бесшумно, Рома подошёл ближе, не отводя взгляда от Антона. Его движения были осторожными, ему казалось, что даже лёгкий поток воздуха от его движения мог нарушить этот момент. Когда он остановился рядом, сердце почему-то сжалось. Антон выглядел… красиво? Нет, это слово слишком слабое. Он был восхитителен. Белоснежная кожа, такая тонкая и прозрачная, словно фарфор, отражала лунный свет, делая его почти нереальным. На щеках, где кожа чуть гуще, проступал нежный румянец – совсем слабый. Белые ресницы, такие длинные, казалось, отбрасывали крошечные тени на щеки. Они слегка подрагивали, выдавая движение глаз за закрытыми веками. Веснушки – крохотные золотистые россыпи, которые он раньше не замечал, – казались росой, рассыпанной по хрупкой коже носа. Каждая из них будто шептала о чём-то тёплом, домашнем, о детских солнечных днях, где ещё не было никакой тяжести взрослой жизни. Губы Антона привлекли взгляд Ромы. Они были чуть приоткрыты, мягкие, будто вылепленные из самого шелка. Лунный свет делал их едва влажными, придавая почти кукольную идеальность. Линия подбородка, плавный изгиб шеи… Как можно быть настолько… совершенным? Рома опустился на стул напротив, стараясь не шуметь, и сложил руки на столе, уложив на них голову. С этого ракурса он мог видеть каждую деталь ещё ближе. Видел, как волосы Антона слегка подрагивали от его ровного, тихого дыхания. Замечал, как лёгкая тень от ресниц почти незаметно колыхалась, стоило парню чуть шевельнуться. И всё же этот запах… Тонкий, сладкий, но не тяжёлый. Он, казалось, обволакивал всё вокруг. Роме вдруг захотелось наклониться ещё ближе, вдыхая этот аромат, чтобы навсегда запомнить. Но он сдержался. Просто смотрел. Смотрел, как тот спокойно дышит, как красиво ложится свет на каждую черту его лица. Было в этом что-то настолько милое, что Рома снова улыбнулся. Хотелось просто сидеть здесь и смотреть. Антон был таким… хрупким, таким уютным в этот момент, что даже мысль о том, чтобы разбудить его, казалась преступлением. Рома потянулся вперед, его рука будто двигалась сама по себе, преодолевая невидимый барьер. Пальцы осторожно коснулись шелковистой пряди волос, что мягким изгибом спускалась на лоб Антона. Волосы оказались такими мягкими, что пальцы невольно замерли на мгновение, будто не желая отпускать. Он аккуратно убрал прядь за ухо, стараясь не потревожить этот спокойный, почти хрупкий момент. Антон чуть шелохнулся, веки дрогнули, а губы приоткрылись чуть больше на мгновение, будто он хотел что-то сказать во сне, но так и не нашел слов. Нос едва заметно сморщился. А затем – выдох, чуть громче, чем обычно, теплый, мягкий, уютный, как первая струя горячего воздуха в зимний день. Но он не проснулся. Всё так же лежал, утонув в собственных снах, а его белоснежная кожа в свете лампы казалась чуть светящейся. Рома замер, убирая руку, но не отводя взгляда. И почему-то с его лица не сходила мягкая, теплая улыбка. Он сам этого не заметил, но уголки губ не опускались. Ему хотелось смеяться и плакать одновременно, но он просто сидел, вдыхая этот момент, как глоток свежего воздуха. Всё внутри стало тихим, умиротворенным, будто за порогом кухни остался весь шум и хаос мира. Антон выглядел настолько мило, что у Ромы на мгновение перехватило дыхание. Это было... нежно. Словно он оказался рядом с чем-то настолько чистым, что боялся даже пошевелиться, будто весь воздух его квартиры был грязным, и этой грязью он его запачкает, сделав небольшое движение. Рома сидел напротив и ощущал, как в груди разливается тихое, теплое чувство. Оно напоминало прикосновение к чему-то важному, сокровенному. Это чувство было таким же чистым, как сам Антон в этот момент. Нежность переплеталась с восхищением, а где-то глубоко, на самом дне, была и зависть – как можно быть настолько естественным, настолько красивым? Он медленно подался чуть ближе, чтобы рассмотреть каждую деталь. Как губы Антона чуть подрагивают при каждом вдохе. Как его грудь плавно поднимается и опускается, подчиняясь ритму сна. Как свет лампы очерчивает черты его лица, будто художник, проводящий последние штрихи. Рома улыбнулся шире, чувствуя, как внутри разливается тепло. Он не хотел тревожить Антона, не хотел даже думать о том, чтобы разбудить его. Этот момент был для него чем-то особенным. Каким-то тихим счастьем, которое редко случается, но остается в памяти надолго. Рома потерял счет времени. Весь мир за пределами кухни словно растворился, превратившись в нечто несуществующее, ненужное. Только Антон оставался, его тихое, размеренное дыхание, плавные движения грудной клетки и то, как свет мягко ложился на его лицо. Рома смотрел. Нет, любовался. Это слово подходило куда больше. Сначала он пытался держать себя в руках, мысленно напоминая, что не стоит так долго задерживаться, но это оказалось невозможным. Взгляд словно приклеился к Антону. Рома замечал всё: каждую мелкую деталь, каждую тень, каждую едва заметную черту, которая делала Антона таким уникальным, таким… совершенным. Комната наполнилась тихим уютом. Не тем, который можно создать мягкими пледами или чашкой горячего чая, а тем, который рождается в сердце, когда находишься рядом с чем-то по-настоящему тебе важным. Комфорт заполнял каждую клеточку, медленно растекаясь по телу, словно теплый поток воды, и в какой-то момент Рома почувствовал, что его тоже начинает клонить в сон. Но он продолжал смотреть. Снова и снова. Смотрел, любовался, пил этот образ, как драгоценное вино, не желая упустить ни одной капли. Как можно было бы разорвать этот момент? Как можно было бы встать и уйти, когда перед тобой сидит… нет, не просто человек. Произведение искусства, чудо света, восьмое или десятое – Рома не задумывался. Да и зачем считать? В этом моменте было всё: его восторг, который он даже не осознавал до конца, его нежность, заполнившая каждую мысль, и странное, почти болезненное счастье, которое даже не знало, как правильно выразить себя. Антон был настолько красив, настолько чист в уязвимости сна, что Роме стало вдруг страшно. Страшно осознать, насколько он восхищается им. Насколько… привязан к нему, хотя они говорили всего пару раз. Да даже не говорили, а так, перекидывались парой слов. Он подался ещё ближе, совершенно забыв о времени, о том, что нужно спать, о своих делах. Всё это не имело значения. Важным было только это мгновение – это тихое, спокойное, уютное мгновение, в котором он мог просто смотреть. Любоваться. И ничего больше. Антон вдруг пошевелился, и это мгновение выдернуло Рому из состояния почти гипнотического покоя. Он вздрогнул, но быстро осознал, что Антон лишь повернул голову, уютно укладываясь лицом в другую сторону. Рома выдохнул, расслабляя плечи, которые невольно напряглись от внезапности, и не смог удержать очередную слабую улыбку. Ну милый. Просто невозможно милый. Это было настолько очевидно, что не требовало никакого обоснования. Он вот так сидел за столом, светлые волосы разбросаны беспорядочно, как лёгкий пух, переливаясь серебром в мягком свете. Этот блеск в волосах притягивал взгляд, словно какой-то волшебный светлячок, и манил коснуться. Рома с трудом сдержал себя, чтобы не протянуть руку снова. Воспоминание о том, как его пальцы касались мягкой пряди, оставляя за собой приятное, почти шелковистое ощущение, ещё витало в его памяти. Но нет, он не мог позволить себе больше. Это уже было слишком. Смотреть вот так, любоваться человеком, который даже не догадывается о происходящем, – это и так гранило на что-то не совсем нормальное. Он отвёл взгляд, устремив его на стол, но через мгновение всё равно вернулся к Антону. Рома чуть прикусил губу, словно пытался удержаться от какой-то неведомой силы. Это было бессмысленно. Всё равно тянуло обратно, к этому лицу, к этим волосам, к Антону. «Милаш» – прозвучало у него в голове, и он, опустив глаза, только сильнее сжал свои сложенные на столе руки. Ведь так и хотелось. Хотелось просто остаться здесь ещё немного. Хотелось, чтобы время остановилось. Хотелось быть рядом. Но нет. Он и так себе слишком многое позволил. Рома нехотя поднялся со стула, сдерживая тяжёлый выдох. Он знал, что придётся разбудить Антона, но каждая мысль об этом словно наталкивалась на невидимую стену. Антон спал так спокойно, что Роме даже жалко было его тревожить. И всё-таки сидеть, согнувшись за кухонным столом, было ужасно неудобно. Утром он точно будет жаловаться на затёкшую спину, и винить придётся только себя. Рома провёл рукой по столу, пытаясь найти какое-то решение. Будить? Не будить? А может, действительно взять его на руки и перенести на кровать? Эта мысль заставила Рому усмехнуться. Нет, это уж совсем перебор. Хотя... В голове тут же мелькнул образ: Антон в его руках, лёгкий, будто перышко, с белоснежными волосами, переливающимися в свете луны. Нет, это было бы чересчур. Он тихо выдохнул и поднял взгляд к окну. Тёмное небо всё так же дышало спокойствием, только где-то вдалеке мелькали редкие огоньки уличных фонарей. На мгновение Рома замер, погрузившись в атмосферу ночи. Глубокая, насыщенная тишина, мягкий свет луны – всё это казалось одновременно умиротворяющим и... правильным. Он медленно посмотрел на свои часы. Без пятнадцати четыре утра. Поздно. Очень поздно. Его рука автоматически скользнула к лицу, усталый жест, которым он пытался отогнать накопившееся за день напряжение. Ещё секунда, и взгляд снова вернулся к Антону. Тот всё так же спал за столом, лицо скрыто под волосами, дыхание ровное и тихое. Казалось, он принадлежит этой ночи, этому моменту, этому спокойствию. Белоснежные волосы всё так же мягко сияли, а свет луны, скользящий по его коже, делал его почти неземным. — Надо всё-таки будить. - тихо произнёс Рома, как будто уговаривая самого себя. Он вздохнул ещё раз, будто собирался с духом, и шагнул ближе.