Официант в моём любимом баре

Рома лежал в темноте, уставившись в потолок, который тонул в слабом свете ночного города, пробивающемся через шторы. Он раскинул руки, стараясь найти удобное положение, затем перевернулся на бок, подтянул ноги, но всё казалось неправильным. Подушка казалась слишком мягкой, одеяло – слишком тяжёлым, а тишина вокруг будто насмешливо давила. Сон не шёл. Как бы Рома ни старался расслабиться, мысли упорно возвращались к одному. К тому, что в его квартире сейчас находился Антон. Тот, кто совсем недавно спал за кухонным столом, будто измотанный котёнок, кто мирно дышал, тихо шевелился во сне, а Рома не мог оторвать от него взгляда. Тот человек, чьи глаза настолько его измотали, что он в отпуск вышел. Это понимание будоражило до невозможности. Он тяжело выдохнул, приподнялся на локте и снова упал обратно на подушку. Закрыл глаза, но перед собой снова увидел серебристый блеск волос в лунном свете, мягкий контур лица, плавный изгиб его шеи. Это было слишком ярким воспоминанием, чтобы просто прогнать. Его мысли кружились вокруг этого образа, словно мотылёк, который не может отлететь от огня. Рома сжал ладонь, закидывая её под голову. Он даже не осознавал, что его губы дрогнули в слабой улыбке. Сам факт, что Антон – здесь, под одной крышей, в его доме, как-то непривычно согревал. Казалось, с этого момента квартира стала менее пустой, тишина – менее давящей. Впервые за долгое время ему было не просто спокойно, а как-то по-настоящему хорошо. Но это же и сводило с ума. Почему он думает об этом так много? Почему каждый раз, как он закрывает глаза, в голове возникает именно Антон? Эти белоснежные волосы, лёгкий румянец, который даже во сне выделялся на его светлой коже. Его расслабленное, почти безмятежное выражение лица, которое Рома мог наблюдать до мелочей. Он перевернулся на другой бок, раздражённо вздохнув, но вместо облегчения почувствовал лишь странную смесь тепла и тревоги. Чувства внутри никак не хотели утихнуть. Может быть, это и хорошо – что он сейчас не один. Но ведь это и плохо. Рома, плюнув уже на сон, устало плелся на кухню. Босые ноги мягко ступали по прохладному кафелю, и этот лёгкий контраст тепла и холода на мгновение возвращал его в реальность. Он надеялся, что глоток горячего кофе сможет хоть немного приглушить этот хаос в голове. Едва зайдя, он первым делом глянул в окно. Тонкие полосы света уже начинали пробиваться сквозь горизонт, окрашивая небо в пастельные оттенки розового и оранжевого. Картина была настолько спокойной, что Рома на мгновение просто застыл. В этом моменте было что-то умиротворяющее, почти исцеляющее, но, как ни странно, ему стало только тяжелее. Он бросил короткий взгляд на часы. Пять утра. Всего лишь пять. Час. Прошёл всего лишь час с тех пор, как он разбудил Антона. Час, а ощущение, будто он целую вечность ворочался в постели, пытаясь найти ускользающий покой. Снова вздохнув, Рома заставил себя оторваться от окна и направился к одному из шкафчиков. Он медленно открыл дверцу, вытянул руку за капсулами для кофемашины, но вдруг взгляд невольно скользнул выше. На верхней полке, среди всякой всячины, стояла бутылка коньяка. Стеклянная бутылка привлекала внимание, будто манила каким-то молчаливым обещанием облегчения. Пальцы Ромы замерли на капсулах, но он не отводил взгляда. Неожиданное желание возникло где-то на грани раздражения и усталости. Ему никогда не нравилась идея пить с утра – это выходило за любые рамки. Но сейчас, в этом тихом утреннем свете, когда все вокруг, казалось, затихло, рука сама потянулась к бутылке. Пальцы коснулись прохладного стекла, и он медленно снял её с полки, крепко обхватив ладонью. Бутылка была удивительно тяжёлой, хотя коньяка там осталось чуть меньше половины. «Глупо» – подумал он, слабо усмехнувшись. «Серьёзно, Ром, коньяк в пять утра?» Он поставил бутылку на стол, но, похоже, уже сделал выбор. Отчего-то казалось, что сейчас, когда его голова вот-вот лопнет от мыслей, этот маленький, не совсем правильный поступок принесёт облегчение. Он снова глубоко вздохнул, проводя ладонью по лицу. Стакан с глухим стуком опустился на деревянную поверхность стола. Рома даже слегка поморщился от этого звука, казавшегося в утренней тишине слишком громким. Он мельком взглянул на ноутбук, который одиноко стоял где-то в углу. Ещё вечером он закинул его сюда в надежде отвлечь себя за едой чем-то лёгким. Да, не самое подходящее место для подобной техники, но привычка обедать дома под сериалы уже давно прижилась. Бутылка коньяка оказалась удивительно легко открывающейся, с характерным щелчком пробка поддалась его руке. Густая янтарная жидкость с мягким звуком заполнила стакан, завораживающе сверкая в полумраке кухни. Рома поставил бутылку на стол рядом, легко отодвинув её в сторону, чтобы не мешалась, и повернулся к ноутбуку. Тот, к счастью, быстро вышел из спящего режима, и Рома уже бездумно щёлкал мышью, выбирая нужную папку с сериалами. "Интерны" – классика. Он давно пересматривал их по кругу, когда требовалось отключить мозг. Всё, что нужно: немного юмора, немного лёгкости, чтобы хоть ненадолго забыть о том, что за окном начинается новый день. Курсор завис на недосмотренной серии, и Рома убавил громкость почти до минимума. Смешки, шутки, оживлённые диалоги – всё это звучало теперь тихо, не нарушая утренний покой. Он откинулся на спинку стула и взял в руки стакан. Кончики пальцев чуть подрагивали, когда он поднёс его к губам. Первый глоток был тёплым, обволакивающим, будто согревая не только горло, но и душу. Рома на мгновение прикрыл глаза, позволяя напитку растечься по телу лёгким теплом. Сериал уже начал набирать ход, но он едва слышал голоса персонажей. Звуки были где-то на фоне, а мысли всё равно витали где-то рядом с тем, кто спал всего в нескольких метрах от него. Время вдруг потеряло смысл. Оно растекалось, будто тот же коньяк в стакане, растворялось в мягкой обстановке кухни, где каждое движение казалось плавным, как в замедленной съёмке. Стакан за стаканом, глоток за глотком, серия за серией – минуты перетекали в часы, как-то незаметно, тихо. Вдруг по стеклу раздались лёгкие, ритмичные стуки. Это не было громко, но всё равно вывело его из тихого транса. Рома поднял голову и взглянул в окно. Начался дождь. Нежный, неспешный, тот, что не пытается кричать о себе громкими раскатами грома или ураганным ветром. Он просто тихо стекал каплями по стеклу, рисуя свои хаотичные узоры, будто кто-то свыше решил заняться спонтанным искусством. Рома нахмурился. Вроде бы дождя не передавали. Он машинально перевёл взгляд на улицу: тонкая, почти прозрачная пелена капель висела в воздухе. Её было почти не разглядеть, если не приглядываться, но она там была, такая же спокойная и мягкая, как и всё вокруг. Лёгкие потёки на стекле становились всё более заметными, отчего кухня наполнилась каким-то особенным уютом. Дождь был несильным, но его тихий шёпот перекликался со слабым звуком холодильника, почти безразличным фоном для диалогов с экрана. Идиллия. Свет встающего солнца пробивался сквозь тонкие облака, оттеняя каждую каплю на окне, заставляя их переливаться, словно крошечные хрустальные капли. — Доброе утро. - негромкий, чуть хрипловатый от сна голос вырвал Рому из затянутого дождём полумрака кухни. Он вздрогнул и быстро перевёл взгляд на источник звука. В проёме стоял Антон. Его силуэт мягко обрисовывался золотистыми утренними лучами, которые пробивались через стекло и плавно обнимали тонкую фигуру. Антон слегка приобнял себя руками, будто спасаясь от лёгкой прохлады утра, и всё это в одежде, которую Рома дал ему. В его одежде. Простая чёрная футболка и шорты ниже колена – ничего особенного. Казалось бы. Но Рома чувствовал, как что-то глубоко внутри переворачивается и разливается теплом, глядя на то, как эта самая простота становилась на нём чем-то невероятно... Сногсшибательным. Взъерошенные волосы после сна – серебристые пряди были всё так же в лёгким беспорядком, но выглядели так, будто кто-то нарочно раскидал их по голове в идеальной хаотичности. Слабый румянец сна ещё оставался на его бледной коже, белоснежной, почти сияющей под солнечным светом. Антон слегка улыбнулся, будто извиняясь за то, что нарушил Ромин покой. — Доброе. - ответил Рома, чувствуя, как голос предательски дрогнул. И мгновенно пожалел о том, что сделал дальше. Мысленно он выругал себя, но было уже поздно: он посмотрел в глаза. Эти глаза. Серые, как утренний туман над гладью озера, их поверхность переливалась лёгкими отблесками солнечных лучей, струящихся из окна. Лучи света играли в глубине радужек, будто золотые нити, вплетённые в мягкую дымку. Рома застыл. Его дыхание будто сорвалось, застряло где-то в горле, а время вдруг потеряло свой привычный ритм. Он словно оказался в другой реальности, где всё вокруг исчезло, оставив лишь эти глаза, которые были слишком красивыми, чтобы их могло создать что-то земное. Ему казалось, что в этом взгляде скрыто всё: весь свет, вся нежность мира, всё то, чего ему так отчаянно не хватало. Эти глаза были бездонными, как вселенная, и он тонул в них, беззвучно крича от нахлынувших эмоций. Это было больше, чем красота. Это было что-то необъяснимое, захватывающее, от чего невозможно отвести взгляд. Каждое отражение света в этих глазах – это маленький взрыв в его сознании, это пронзающий ток, заставляющий всё внутри сжаться и одновременно расцвести. Рома чувствовал, как что-то необъяснимое, обжигающе чистое пронзает его грудь. Рома чувствовал, что его разрывает изнутри. Это восхищение, такая сильная, такая болезненная привязанность – она была необъяснимой, но в то же время такой естественной. Как будто он всю жизнь ждал этой минуты, чтобы вот так смотреть, смотреть, смотреть... и забывать обо всём. Он даже не понимал, дышит ли сейчас. Каждая секунда, пока он утопал в этом взгляде, растягивалась в вечность. Ему казалось, что он видит не просто человека, а настоящее чудо, созданное природой в момент её величайшего вдохновения. Это было несправедливо. Невыносимо. Потрясающе. И, Господи, как же он хотел смотреть в эти глаза снова и снова, до бесконечности. — Вы на работу так рано встали? - Антон нарушил тишину, голос его прозвучал негромко, немного осипшим после сна. Он сделал шаг вперёд, нерешительно. Рома вздрогнул, как будто его поймали на чём-то запретном, и поспешно отвёл взгляд, мысленно ругая себя. Это наверняка было слишком заметно, чересчур явственно. Сердце билось с такой силой, что ему казалось, будто Антон мог это услышать. — Нет, я в отпуске сейчас. - ответил он заторможенно, стараясь звучать как можно более спокойно. Он выключил сериал на ноутбуке. — И можешь обращаться на "ты". Мне же не сорок. Антон тихо посмеялся, коротко, но как-то тепло. Этот звук заставил у Ромы что-то внутри перевернуться. Антон тем временем сел на стул напротив, так что теперь Роме уже было сложнее игнорировать его присутствие. Но он пытался. Смотреть куда угодно: в стакан, в окно, в поверхность стола – лишь бы не на того, кто сидел напротив и притягивал внимание словно магнитом. — Я из уважения, а не возраста. - сказал Антон, зевнув и прикрыв рот ладонью. Этот жест выглядел почти рефлекторным, каким-то совершенно искренним. Рома едва сдержался, чтобы не сделать то же самое – почти зеркально. — Но если В... Тебе удобнее на "ты", то хорошо. — А сам ты чего встал уже? - Рома поспешил сменить тему, стараясь звучать непринуждённо, но поймал себя на том, что голос всё-таки звучал чуть тише, чем обычно. — Не знаю. - Антон пожал плечами, медленно отводя взгляд в сторону, словно выбирал слова. — Как-то на новом месте немного... - он замолчал, оборвал мысль на середине, но Рома неожиданно для себя закончил за него: — Некомфортно, понимаю. - проговорил он мягко, с таким тоном, будто сам проходил через это десятки раз. Антон взглянул на него, чуть приподняв брови, будто удивлённый не столько словами, сколько интонацией. Рома же снова перевёл взгляд в сторону, хватаясь за стакан, хотя тот был пуст. — А ты алкоголем с утра балуешься? - Антон слегка приподнял брови, сложив руки на столе и глядя на Рому с лёгкой усмешкой. В его голосе звучала шутливая нотка, но он не выглядел особенно осуждающим. — Обычно нет, но вот сегодня как-то так получилось. - Рома пожал плечами, стараясь сохранять лёгкость, хотя чувствовал себя немного неловко под этим спокойным вниманием. Чтобы занять руки, он снова потянулся к бутылке, наливая себе ещё. Просто сидеть, ощущая на себе чужой взгляд, и ничего не делать – это сводило с ума. — Тебе тоже что ли налить? - интонацией он дал понять, что предложение было не серьёзным, скорее, шутливым, и ждал какого-то саркастического ответа или короткого отказа. Но вместо этого Антон промолчал. На долю секунды воцарилась тишина, и Рома почувствовал, как внутри у него всё сжалось. «Аккуратнее надо быть в выражениях, дебил» – мысленно начал он отчитывать себя, пока не услышал голос напротив. — Ну, если ты не против, то я бы не отказался. - неожиданно ответил Антон, чем вызвал у Ромы неподдельное удивление. Рома замер, даже на мгновение забыв, что собирался делать. Он окинул Антона взглядом, будто проверяя, не шутит ли он. Но взгляд Антона был на удивление серьёзным, хотя уголки губ всё ещё чуть подрагивали в слабой полуулыбке. Рома моргнул, всё ещё ошеломлённый этим ответом. Конечно, Антон уже студент. Студент — не ребёнок. Чего тут удивляться? Но всё равно... Рома молча достал второй стакан, мысленно всё ещё сомневаясь, но рука сама потянулась за коньяком. Он налил Антону, осторожно, чтобы не перелить. Где-то в глубине души он ожидал, что тот вдруг засмеётся или отмахнётся, мол, "да я же пошутил". Но Антон не шутил. Он смотрел на наполненный стакан с лёгким любопытством, а когда Рома поставил его перед ним, поднял взгляд и благодарно кивнул. — А почему ты один? - вдруг спросил Антон, беря стакан в руки. Рома сначала не понял, что он имеет в виду. Слова будто зацепились за его мысли, но смысл ускользал. Вместо этого он вдруг слишком остро сосредоточился на руках Антона. Простых, но таких аккуратных, с длинными, изящными пальцами, которые держали стакан так небрежно-грациозно, что это мгновенно сводило Рому с ума. Обычные руки. Просто руки. Но как они могли быть такими красивыми? — В смысле? - Рома едва вернул себя к реальности, переспросив. — Жена, девушка? Где она? - Антон чуть улыбнулся, делая первый глоток. Рома хмыкнул, усмехнувшись. Девушка, жена. Конечно. Только вот где-нибудь в параллельной вселенной. Он отвёл взгляд, чтобы случайно не выдать своих мыслей. — А я так похож на занятого? - Рома покачал стаканом, наблюдая, как коньяк плавно переливается от движения. В этом было что-то завораживающее, но взгляд то и дело срывался на Антона. — Ну вообще да, похож, если честно. - с лёгкой улыбкой отозвался Антон. — Такие редко одинокими остаются. Да и я сразу заметил, как чисто тут у тебя. Голос Антона звучал так тихо, что сливался с фоном дождя и далёким шумом машин с улицы, но каждое слово отчётливо отзывалось в голове Ромы. «"Такие"?» – мысленно эхом повторилось в его сознании. Что именно Антон имел в виду?"Такие" какие? Но вслух он ничего не сказал. Вместо этого сделал маленький глоток коньяка, чувствуя, как тепло расходится по груди. — У меня из-за работы нет особо времени на всё это. - честно ответил Рома, но только частично. Он не стал упоминать, что сам давно уже не хочет никаких отношений. То ли потому, что перестал в них верить, то ли потому, что не мог найти кого-то, кто вызвал бы у него что-то настоящее. — А уборка... - он на миг замялся, подбирая слова. — Это, знаешь, как хобби. Мысли разгружает. Антон заинтересованно посмотрел на него, словно не ожидал такого ответа. — Серьёзно? - в его голосе мелькнуло лёгкое удивление. Рома чуть пожал плечами, ставя стакан на стол. — Да. Это странно, наверное, для многих. Но мне правда нравится. Убираюсь, и всё в голове как-то встаёт на свои места. Плюс порядок радует глаз. Смотреть на бардак... ну, знаешь, это угнетает. А когда всё чисто, сразу как-то легче дышать становится. Антон слушал внимательно, не перебивая. Он чуть склонил голову, словно обдумывая что-то, а потом тихо улыбнулся. — Не странно. Звучит даже... умиротворяюще. Как же всё-таки приятно с ним общаться, даже несмотря на лёгкий дискомфорт, который то и дело накатывал. Роме приходилось постоянно удерживать взгляд в безопасных точках – на столе, стакане или где-то за окном – и следить за каждым своим движением. Всё это только для того, чтобы ничего лишнего не вскрылось. Но даже с этим он чувствовал себя странно довольным. Давно не было таких бесед. Простых, непринуждённых, где не нужно никуда спешить или решать какие-то вопросы. Обычный разговор, затрагивающий самые обыденные темы, вдруг показался ему чем-то почти особенным. Конечно, разговоры с Бяшей, Костей, Настей или той же Катей тоже приносили своё удовольствие, но они всё-таки были другими. С Бяшей всё всегда сводилось к глупым шуткам и вечной суматохе, да ещё этот его безответственный характер. Весело, смешно, но порой... утомительно. Костя был куда проще. Разговоры с ним обычно шли в лёгком дружеском ключе. Даже когда затрагивались серьёзные темы, они всё равно не казались такими... глубокими, такими личными, как будто ты раскладываешь что-то внутри себя по полочкам, просто общаясь. Катя... ну, с Катей почти всегда всё было связано с работой. Она привыкла оставаться в рамках делового общения, хотя иногда они пересекались вне офиса, и тогда становилось чуть теплее, но всё же слишком формально. С Настей... А кстати Настя. Рома вдруг поймал себя на мысли, что уже и не помнит, когда последний раз видел её. Она как-то не появляется в баре. Что она вообще сейчас делает? У Кости спросить надо. Антон снова что-то сказал, лёгкий голос будто заполнил все углы комнаты, вытесняя посторонние мысли. Рома поднял взгляд на него на долю секунды, но быстро вернул его обратно к стакану. Лучше не смотреть. Лучше не позволять себе замечать, насколько спокойно и легко становится рядом с этим человеком. Разговор закрутился как-то сам собой, плавно перетекая от одной случайной темы к другой. Они то вспоминали банальные вещи вроде того, какая песня вчера играла в кафе, то начинали обсуждать что-то совершенно абсурдное – как, например, почему в "Интернах" Быков всегда настолько саркастичен. Атмосфера в комнате становилась всё легче и невесомее, будто дождь за окном растворял весь груз забот. Звуки капель, стучащих по стеклу, смешивались с негромким голосом Антона и редкими вспышками смеха. Лучи солнца, прорывающиеся сквозь дождевые потоки, оставляли на полу причудливые блики. Всё это создаёт какой-то почти сказочный уют. Бутылка коньяка постепенно пустела. Не то чтобы они много выпили, скорее, просто разговоры настолько увлекли, что никто особо не следил за временем или количеством налитого. Рома отметил про себя, что уже давно не чувствовал такого спокойствия. Всё казалось таким простым, естественным. Даже легкий туман в голове от выпитого только добавлял этому моменту какой-то лёгкости, будто всё происходящее – всего лишь приятный сон. С каждым словом, с каждым взглядом время ускользало куда-то, теряя свою значимость. Ни Рома, ни Антон не собирались прерывать этот момент. Останавливаться просто не хотелось. Но следующий вопрос сорвался с губ сам собой, прежде чем Рома успел задуматься. — А что у тебя с родителями случилось? Сразу же после этого он понял, что вопрос был неуместным. Атмосфера, лёгкая и невесомая, как дождевые капли, вдруг потяжелела. Антон не ответил сразу. — Прости, если не хочешь, не отвечай. - поспешил добавить Рома, чувствуя, как напрягся. — Я понимаю, что это не моё дело. Просто вы с Полиной тогда так ругались, что было сложно не услышать, о чём вы говорите. Антон медленно поднял взгляд на Рому, а затем отвёл его, глядя в окно. Свет дождливого утра обрамил его лицо мягким сиянием, делая черты ещё более нежными. Его глаза – серые, глубокие, с едва заметным отражением солнечных бликов – снова заставили Рому затеряться в этом тумане. Как можно описать такой взгляд? Будто смотришь в спокойное озеро, в котором отражается всё вокруг: свет, небо, жизнь. — Да не то чтобы не хочу. - наконец произнёс Антон, слегка вздохнув, и этот звук прозвучал так тихо, что даже шёпот дождя был громче. — Я даже сам хотел бы кому-нибудь об этом рассказать, но не кому. Кроме Полины. Он замолчал на мгновение, но Рома чувствовал, что ему сложно говорить. — А Полина, она мне как сестра. Она и без меня всё знает. А порой... Правда хочется с кем-нибудь поделиться. Антон снова отвернулся к окну, его профиль выглядел безупречно – как резное творение искусного мастера. Свет утреннего солнца лёг на его кожу, такую светлую и чистую, что она казалась фарфоровой. Серебристо-белые волосы мягко спускались вдоль лица, словно обрамляя его тонкими, почти эфемерными линиями. Рома смотрел на него, и в груди снова защемило. Всё, что он видел сейчас, было настоящим произведением искусства. Нет, даже больше – чудом света, которому невозможно перестать восхищаться. И каждый раз, когда он ловил себя на таких мыслях, тут же мысленно проклинал себя. Слишком. Всё это слишком. Но взгляд снова возвращался, как будто притянутый невидимой нитью. Он отвёл глаза, сделал глоток из стакана, но это не помогло. Антон был перед ним, и вся его сущность будто кричала: смотри, любуйся, чувствуй. — Я выслушаю, если ты расскажешь. - тихо, почти нежно проговорил Рома, избегая встречаться с Антоном взглядом. На мгновение повисла пауза, тишина заполнила пространство, прерываемая лишь мягким стуком дождя по стеклу. Антон, казалось, задумался, чуть нахмурив брови. Но его следующий вопрос ударил Рому, словно внезапный порыв ветра. — Что ты подумал, когда меня в первый раз увидел? Рома замер. Вопрос был резким, неожиданным, как раскат грома в безмолвии. Он даже вздрогнул, почувствовав, как его грудь сдавило напряжением. В голове вспыхнул хаос. Что ответить? Как описать то, что он тогда почувствовал? И стоит ли вообще? — Ну… Внимание привлекаешь, притягательная у тебя внешность. - после короткой паузы произнёс он, стараясь, чтобы голос звучал как можно спокойнее. Но Антон не выглядел удовлетворённым этим ответом. Он склонил голову набок, прищурив глаза, и спросил: — И всё? Рома чувствовал, как слова застряли в горле. Ему нужно было что-то сказать, но, Боже, как же тяжело думать, когда перед тобой это... совершенство. Антон выглядел как созданное самой природой произведение искусства. Наклон головы, лёгкая полуулыбка на губах, светлая прядь волос, небрежно упавшая на лоб. Серые глаза смотрели на него с едва уловимой искрой – тёплым светом, отражающимся в их глубине, словно мягкие утренние лучи играли в этом взгляде специально для него. Они сияли, будто в них сокрыт целый мир, полный загадок и тайн. И этот взгляд... Рома чувствовал себя опутанным, словно в паутине, из которой нельзя вырваться. Он был зачарован, околдован. Казалось, что весь мир померк, потерял краски, оставив только Антона в центре – яркого, непревзойдённого, совершенного. Рома не мог отвести глаза, как ни пытался. Всё в нём, каждая черта, каждый жест были словно магия, которая пробирается под кожу, заставляя сердце биться быстрее, дыхание – сбиваться. — А должно быть что-то ещё? - наконец произнёс Рома, почти шёпотом, голос выдал его внутреннюю борьбу. Он отвёл взгляд, но в этот момент понял, что его словно втянуло в водоворот. Резкие движения были бесполезны, он не мог выбраться из этого состояния, в котором всё, что он видел, – это Антон, а всё, что он чувствовал, – это необъяснимое, всепоглощающее восхищение. — Просто... - Антон слегка пожал плечами и опустил голову, будто пряча взгляд от Ромы. Его голос стал тише, почти неуверенным, как будто произносимое им казалось неправдой даже ему самому. — Это сейчас меня воспринимают так. И то... я особо подобным словам не верю. Не вижу я в себе ничего такого. Рома едва удержался, чтобы не вскинуться, не перебить его. Слова застряли на кончике языка, горячими вспышками эмоций бурля в груди. Не видит? Ничего такого? Как можно не видеть? Он смотрел на Антона, будто тот только что совершил самое абсурдное заявление в мире. Как это возможно – не замечать в себе того света, той изумительной красоты, что делала его почти нереальным? Как можно сомневаться в том, что ты – совершенство, когда всё, что в тебе есть, притягивает, сводит с ума? Рома не мог это понять. Он бы сейчас, прямо сейчас взял бы за плечи Антона, встряхнул, заставил взглянуть на себя и сказал всё, что думал. Сказал бы о том, что перед ним стоит не просто человек, а воплощение чего-то высшего, невозможного. Сказал бы, что, смотря на него, он чувствует, как внутри всё горит, как каждая черта врезается в память так, что забыть невозможно. Но он молчал. Молча смотрел, пока мысли одна за другой взрывались в голове. «Ангел. Он просто ангел. И он не видит этого?» Рома вдруг ощутил, как сдавило грудь. Было больно осознавать, что этот человек, этот прекрасный, светлый, невероятный человек, мог так думать о себе. Хотелось что-то сказать, что-то сделать, чтобы изменить это, чтобы его взгляд на себя поменялся. Он с трудом сглотнул, пытаясь совладать с нахлынувшими эмоциями. Его пальцы невольно сжались вокруг стакана. — А раньше меня прямо ненавидели. - продолжил Антон, и в его голосе на мгновение сквозила горькая улыбка, больше похожая на маску, чем на настоящее чувство. — Кем меня только в школе не считали. Кем я только не был для одноклассников. И трансом, и гомиком, и ошибкой природы... Его слова звучали тихо, но каждый из них словно удар ножом, острым и болезненным. Рома чувствовал, как что-то в груди сжалось, сердце буквально кровью обливалось. Он смотрел на Антона, пытаясь понять, как этот светлый, невероятный человек мог пройти через такое. Но он не успел задать этот вопрос, как Антон, будто предвидя его, сам продолжил: — Мои родители хотели девочку. Эти слова, сорвавшиеся резко, будто гром среди ясного неба, зазвенели в тишине кухни. Рома на мгновение застыл, осмысливая услышанное. Слова звучали просто, но в них была такая тяжесть, что воздух словно стал гуще. Он мог уже приблизительно понять, что именно Антон скажет дальше. И это понимание было ужасным. Каждая мысль в голове Ромы сопротивлялась, надеялась, что он ошибается. «Нет. Только не это. Только не то, о чём я думаю» – пронеслось в его голове, и в это мгновение он почувствовал, как кровь застывает в венах. — Они... - Антон снова заговорил, его голос был спокойным, но наполненным горечью, которая словно стекала с каждого слова. Он подпер голову рукой, взгляд его был по-прежнему направлен куда-то вниз, в стол, будто он не хотел встречаться с Ромой глазами. — Понимаешь, как совпало-то. Моя мама была первым ребёнком в семье. У неё два младших брата. У отца тоже младший брат. Они оба всегда хотели сестрёнку. И, наверное, это как-то... перенеслось на их мечты о ребёнке. Они с самого начала хотели девочку. Рома слушал его, чувствуя, как слова Антона опутывают его словно сеть. Они звучали так буднично, но с каждым предложением словно ударяли молотком по сердцу. — Они настолько хотели именно дочку, что даже пол ребёнка специально не узнавали заранее. Чтобы, если что... не разочароваться раньше времени. - Антон горько усмехнулся, но этот звук скорее походил на лёгкий всхлип. Рома чувствовал, как внутри всё сжимается. Ему хотелось сказать что-то, прервать этот рассказ, но он понимал, что Антон должен говорить. Должен выговориться. — Но родился я. - Антон приподнял голову, взглянув на Рому. Его глаза, эти серые радужки, казались ещё глубже и печальнее, чем прежде. — И они хотели написать отказную. Рома вздрогнул. Эти слова пронзили его словно лезвие. Он моргнул несколько раз, не веря своим ушам. — Отказную? - хрипло переспросил он, хотя понимал, что услышал всё правильно. Антон кивнул, снова отворачиваясь. — Моя тётя тогда уговорила маму передумать. Уверяла, что всё будет нормально. Что они привыкнут. Но... Знаешь, как бывает? Привыкнуть можно. Но вот полюбить... - Антон не закончил, но и без слов было ясно, что он хотел сказать. Рома ощутил, как внутри всё сжимается от боли. Он смотрел на Антона, и его разум отказывался принимать реальность. Перед ним сидел человек, который прошёл через ад ещё с самого детства, и всё это из-за чужих нереализованных ожиданий. — Я никогда особо не видел проблемы, думал, что всё нормально. Что меня воспитывают прекрасно, как короля какого-то. Но на деле, как принцессу. - Антон снова замолчал, будто пытаясь переварить свои слова. Его пальцы начали медленно водить по краю стакана. — Они не считали меня мальчиком никогда. Рома напрягся, не подавая виду, но внутри всё сжалось в тугой узел. — Меня так воспитывали, - продолжил Антон, на его лице появилась странная смесь усмешки и горечи. — что в первом городе, откуда мы уехали давно, ещё когда я был совсем маленьким, ко мне во дворе все обращались как к "Тоне". Всегда. В женском роде. Рома уже не мог не смотреть на Антона. Каждый его вздох, каждое движение казались ему настолько пропитанными болью, что в груди всё сжималось сильнее. «Они сломали его... Они сломали из-за своих идиотских желаний...» Опасения Ромы окончательно подтвердились. Всё, что он слышал до этого, обретало ясность, а вместе с ней – тяжесть, которую сложно было вынести. У Антона действительно проблемы с индикацией себя, и всё это – из-за его родителей. «Хотели девочку... Что с ними не так? Это ведь их ребёнок, их сын. Какая разница, мальчик он или девочка?» Мысли Ромы путались, каждая из них рождала злость, но он не мог позволить ей вырваться наружу. Всё, что он мог сделать сейчас, – это слушать. Слушать и пытаться хоть немного облегчить эту боль. — Я даже до того, как в первый класс пошёл, ходил с длинными волосами. Мама мне причёски всякие делала. - тихо сказал Антон, каждое слово отзывалось болезненным эхом. Он на секунду остановился, будто пытался собрать мысли. — Я же даже элементарно в футбол никогда не играл. Пока во дворе мальчишки гоняли мяч или дрались на палках, я... - он замялся, опустив взгляд, будто стыдился самого себя. — на серьёзе играл в куклы. Антон вдруг сжался, его плечи поникли, как будто эти слова отнимали у него последние силы. — Вот за это ты, наверно, меня осудишь. Тоже... - его голос был тихим, почти шёпотом, но в нём звучала боль. Та самая боль, которую сложно скрыть. — Нет, не осужу. Никогда. Потому что не за что. - твёрдо ответил Рома, даже не раздумывая. Его голос звучал мягко, но уверенно, без намёка на сомнения. Антон поднял на него взгляд, на лице застыло удивление, смешанное с лёгким недоверием. Рома, смотря на него, чувствовал, как внутри поднимается волна нежности и... гнева. Не к Антону, конечно, а к тем людям, которые внушили ему этот стыд. Он ведь ничего не сделал плохого. Ничего, за что его можно было бы осуждать. Рома знал, что он никогда не скажет Антону ничего, что могло бы причинить боль. Потому что этот человек уже достаточно страдал. Потому что его слова должны быть тем, что исцеляет, а не ранит. — Только благодаря моей тёте я хотя бы в школе хоть чем-то на мальчика похож был. А то так мои... ёбнутые на голову родители, прости за выражение. - Антон коротко усмехнулся, но в этом смехе была горечь. — Они бы меня и в юбки одевали, и... - он снова вздохнул, взгляд его потяжелел. Рома чувствовал, как этот разговор буквально оседает где-то в груди, становясь гнетущим грузом. — В начальной школе всё нормально было. Полный пиздец начался в классе... Седьмом вроде. - Антон откинулся назад, проводя рукой по волосам, словно пытался сбросить нарастающее напряжение. — Отличался я явно, за что получал нехило от одноклассников за эти отличия. И родителям никогда не говорил. Каждое его слово отзывалось в душе Ромы болью. Он видел, как тяжело Антону вспоминать всё это, как внутри него борются эмоции, и не знал, как помочь. — И они особо не замечали. - Антон вздохнул снова, его голос стал ещё тише. — Мне глаза открыла на всё лишь моя тётя, о которой я уже говорил. Это сестра мамы. Сказала, что ненормально это всё, что моим родителям бы полечиться вообще. Антон вдруг слегка усмехнулся, но взгляд его остался мрачным. — В девятом классе я перевёлся в другую школу, где познакомился с Полиной. Она мне помогала. Благодаря ей я сейчас хотя бы понимаю, кто я. Эти слова звучали как откровение. Антон говорил просто, без эмоций, но Рома знал, что за этой внешней спокойностью скрывается глубина пережитого. Ему хотелось что-то сказать, что-то важное, но всё, что он мог – это слушать. Потому что в этот момент Антону нужно было именно это. — Наша последняя ссора с родителями была... тоже связана с этим. - Антон опустил взгляд на стол, постукивая пальцем по его краю. Голос стал ещё тише, словно с каждым словом воспоминания становились тяжелее. — Цитата моей мамы: "Тонь, когда к нам хоть какой-то мальчик домой придёт? Есть кто на примете?" Он закатил глаза, качая головой с горькой усмешкой, в которой не было ни капли веселья. — Тонь... Они всё ещё не принимают меня как парня, видят во мне девочку. Из-за этого и поссорились. Я попросился к Полине, она приняла. Но к родителям я больше не ногой. Не хочу даже знать о них. Рома почувствовал, как в груди разрастается тяжесть, будто кто-то незримый крепко сжал его сердце. — Да оно и понятно. - слова вырвались у него сами собой, глухие, короткие, словно пробились сквозь собственное молчание. Повисла тишина. Тревожная, давящая. Её нарушал только лёгкий стук дождя по стеклу. Рома чувствовал себя растерянным: что можно сказать в ответ на такое? Любое слово казалось бы недостаточно правильным или слишком слабым, чтобы хоть немного облегчить ту боль, которую носил в себе Антон. Взгляд Ромы невольно упал на него, на то, как он сидит – спина слегка сутулая, взгляд устремлён в одну точку, руки чуть сжаты, словно в попытке утешить себя. И даже в этом образе – Антон казался ему чем-то невыразимо прекрасным. Таким живым, настоящим. — Но... - Рома нахмурился, вопрос словно вырвался сам собой. — Почему Полина, зная, какие у тебя родители, всё равно просит тебя вернуться к ним? Антон чуть заметно усмехнулся, глянул на него краем глаза, но без тени насмешки. — Заботится она обо мне. - его голос звучал спокойно, но в этой спокойности угадывалось что-то отрешённое, словно он уже давно смирился с этим вопросом. — Да, может, так и не кажется, но она просто видит меня как несамостоятельного. Потому что родители меня баловали, пылинки сдували, никакой тяжёлой работы не давали. А у неё сейчас времени нет меня всему учить. Поэтому она считает, что, как бы тяжело ни было, мне лучше с ними, чем одному. Аргументировал он чётко, без излишней информации, как будто давно продумал всё это. Рома задумался. Если посмотреть на это с позиции Полины, то, возможно, она действительно права. Если Антону не хватало опыта самостоятельной жизни, а родители, несмотря на их ошибки, давали ему пусть и своеобразное, но всё же "заботливое" окружение, то ей, наверное, проще было так рассуждать. Да и, возможно, её впечатление о самостоятельной жизни Антона окончательно испортилось, когда он в первый же день на работе под пулю попал. Всё-таки Полина, судя по всему, очень к нему привязана. — Полина-то, может, и заботится, но... Ты сам-то как это видишь? - осторожно спросил Рома, подбирая слова. — Я... Не знаю. - Антон опустил взгляд, его голос звучал глухо, будто каждое слово давалось с трудом. — Но я не хочу к ним. Я... Честно ненавижу их. Роме словно ножом полоснули по сердцу. Ненавидеть родителей... Нужно же было так довести ребёнка, чтобы он возненавидел тех, кто дал ему жизнь. Это было настолько неправильно, что от одной мысли становилось тошно. — Но и Полину тяготить я не хочу. - продолжил Антон, его голос стал чуть тише. — Поэтому и взялся за какую-то работу. Чтобы не зависеть от неё. Я, может быть, съехал бы даже, было бы куда... Он замолчал, не закончив фразу, но Рома уловил в этих словах что-то большее. Что-то, что Антон не хотел озвучивать. — Это правильно. - мягко отозвался Рома, стараясь поддержать его, но не пережать. — Что ты стремишься к самостоятельности. Это достойно уважения. Антон усмехнулся, но в его улыбке не было тепла. — Достойно, может, но тяжело. Я ведь никогда сам особо не справлялся. Всё либо родители, либо Полина. Рома подался вперёд, его взгляд стал серьёзным, но тёплым. — У тебя есть силы. Ты это уже доказал. Ты смог начать двигаться, смог найти работу, смог уйти от тех, кто причинял боль, хотя и обеспечивал тебе всю жизнь. Это дорогого стоит, Антон. Не каждый бы смог. Антон молчал, глядя в одну точку. Его пальцы нервно скользили по краю пустого стакана.