Добро пожаловать в "Кошачью мяту"!

Льюис совершенно неаристократично отхлебнул мокачино, так что молочная пенка отпечаталась у него под носом, небрежно смахнул ее салфеткой и уставился на Генри, через стойку от него протиравшего чашки. Тот едва слышно вздохнул: никто не умел так профессионально играть в гляделки, как молодой мистер Невилл. Глаза у него были большие, пронзительные и цепкие. Не знай Генри, что его новый товарищ самый что ни на есть стопроцентный человек, уверенно причислил бы его к демонической породе со специализацией выковыривания души пытливыми взглядами. - Что-нибудь еще? – дежурно поинтересовался Генри у Невилла, продолжавшего шумно допивать кофе. - Можно мне вон то пирожное с шоколадным бантиком? А лучше расскажи мне о твоем демоне, - выпалил наконец Льюис. Генри поднял брови – конечно, он видел, как того распирало от любопытства, но задавать вопросы при Коте у Льюиса язык не повернулся бы. – Что ты хмыкаешь? А тебе не любопытно? Я могу рассказать тебе про своего… - Во-первых, Кот не мой демон, договора у нас нет, - оборвал его Генри. - Во-вторых, ты всегда можешь расспросить своего. Я так понял, они что-то вроде лучших друзей. Внезапно вспыхнувшая дружба с Льюисом Невиллом стала одним из побочных эффектов истории с Ральфом. Он и раньше заглядывал в кофейню каждый день, поскольку капризный профессор Рэнсворт, у которого Льюис подрабатывал ассистентом, желал ежеутренне пить можжевеловый латте из «Кошачьей мяты», но если их с Генри недавнее общение ограничивалось перебрасыванием репликами ни о чем, то теперь перед ними открылись бескрайние горизонты, робкий ручеек воссоединился с океаном, невеждам открылось тайное знание, немые обрели дар речи и далее по списку. Сам Генри никогда не испытывал желания делиться с кем-то историей их с Котом отношений, сам залечивал полученные в ходе пикировок психологические травмы, а когда появлялись вопросы, то задавал их, глядя прямо в глаза (другое дело, что получить честный ответ было нетривиальной задачей). Льюис был другим. Сам Генри появился на свет в большой семье, его родители ладили и с ним, и между собой, позволяя ему роскошь выбора пути и совершения ошибок. Генри знал свой потолок – ментальный, финансовый, социальный - и принимал это. Единственным чит-кодом в его жизни была встреча с Котом, и этим подарком судьбы Генри пользовался аккуратно – никогда не знаешь, как и чем придется расплачиваться за внеплановые бонусы. Но Льюис получил в свое распоряжение другую линию жизни, пройдя по которой он мог стать властелином судьбы или же получить от нее пинок. Заданные ему условия были выгоднее, чем те, что достались Генри, но и для решения предложенной задачи Льюису требовалось куда больше ресурсов. Он происходил из рода, по его словам, более древнего, чем британское христианство. Конечно, за столетия могущество клана кануло в лету, состояние развеялось по ветру, борделям и сундукам ростовщиков, некогда величественная резиденция превратилась в дряхлое поместье… - Однако эта фамилия все еще чего-то да стоит, - с непередаваемым достоинством уточнял молодой наследник рода Невилл. Он родился у пары, связанной долгом и выгодами, так что на сентиментальную ерунду типа родительской любви Льюису рассчитывать не приходилось. Родители кружились в круговороте провинциальной светской жизни, судорожном поиске любовников и острых ощущений, а воспитание ребенка, разумеется, не могло конкурировать с этими захватывающими занятиями. И все же, несмотря на нехватку внимания семьи, Льюис рос хорошим ребенком – в меру послушным, в меру шкодливым, равно повзрослевшим, довольно начитанным и резким на язык (мать чуть ли не с младенчества таскала его на дружеские посиделки, где уважаемые дамы графства не стеснялись в выражениях). Благодаря поистине ангельской внешности, он с первого взгляда влюблял в себя девочек и старушек, умеренное высокомерие позволяло с комфортом занимать положенное место среди подрастающих соседских наследников графов, баронов и сквайров. Все изменилось в один день, когда лорд и леди Невилл решили официально расторгнуть свой союз. Не то чтобы ситуация была уникальной, но все же аристократический развод в их застоявшемся болоте был событием, о котором можно было посудачить несколько месяцев. Положение Льюиса, как и его уверенность в себе, пошатнулось. Ему шел семнадцатый год, и, хотя он считал себя независимым от родительской любви, справляться с ситуацией на деле у него получалось плохо. Чужие взгляды, язвительные комментарии и неясные перспективы давили на подростковую психику. Никогда до этого Льюис не знал такого беспокойства. Родители не испытывали к нему пламенной любви? Ну да и черт с ней, множество семей живет как чужие, главное – старательно играть свою роль, и тогда все будет хорошо. Но экс-леди Невилл оказалась строптивой и сделала выбор в пользу яркого Нью-Йорка и баснословно богатого банкира. Льюису крыть было нечем – ему предложили переехать в Штаты с матерью, но, не будучи наивным дураком, он понимал, что это формальная просьба и своей новобрачной родительнице он нужен там не больше старой пары резиновых сапог. - Кем бы я был в Нью-Йорке? – рассуждал Льюис. – Довеском очередной жены очередного выскочки с Уолл-стрит? Я решил переждать бурю, а после спокойно наслаждаться титулом будущего графа Невилла. Однако все снова пошло не так, поскольку желающих принадлежать роду, более древнему, чем британское христианство, толпилось у порога в достаточном количестве. А победительницей в гонке без правил стала очаровательная миссис Уэст, показавшая преимущества выдающейся груди при забегах на дальние дистанции. Не успел Льюис опомниться, как обзавелся не только занудным отчимом-финансистом, но и мачехой, чья фертильность не вызывала сомнений. Положа руку на сердце, Льюис не мог сказать о «тете Грейс» ничего плохого: она не пыталась травить его крысиным ядом или исподтишка сталкивать с лестницы. Она была довольно милой и дружелюбной, но подростку в расцвет бунта не нужно было многого, чтобы взорваться, как метеорит при вхождении в атмосферу. Узнав, что через полгода он обзаведется братиком или сестричкой, Льюис принял решение – нужно сбежать. «На нервах» потеряться в лесу или, дождавшись свидетелей, начать тонуть в какой-нибудь холодной речке. Провалиться сквозь землю. Исчезнуть. Отцу придется обратиться в полицию, и тогда по гостиным неумолимо поползут сплетни. Что же нужно было делать с подростком, что, живя на всем готовом, с будущим, полном перспектив, чтобы тот бежал из родного дома? А не собирался ли старый граф избавиться от нелюбимого сына? А может быть, эта на первый взгляд блаженная леди Невилл номер два не такая уж и золотая? Он не был глуп, чтобы думать, будто это заставит равнодушного отца воспылать к нему любовью, мачеху – на нервах скинуть плод, а общественность – подвергнуть род Невиллов остракизму за издевательства над несовершеннолетним наследником, из-за которых он был вынужден покинуть отчий дом. Однако, после того как мысль о побеге пришла ему в голову, способность рассуждать критически как будто погрузилась в спячку. Льюис терял дар речи, наблюдая, как отец поглаживает округлившийся живот тети Грейс, его до мурашек пробирал взгляд лорда Невилла, когда тот смотрел на него – или сквозь него, - хотя раньше безразличие отца беспокоило его так же, как и страдания африканских голодных детей. На рассвете августовского дня Льюис отправился в лес, прилегающий к семейным владениям. Эта местность идеально подходила для его планов – старые разросшиеся деревья и кустарник, множество узких, запутанных, едва протоптанных тропок. Ха, им еще придется повозиться, прежде чем его отыщут. Для создания впечатления спонтанного побега он взял с собой минимум припасов – пачку чипсов и бутылку воды. Он должен был быть готовым ко встрече со спасателями – быть бледным, изнеможенным, с глазами, полными непролитых слез. Проплутав часа полтора, Льюис выбрал место остановки – крохотную лужайку – и бросил нехитрый багаж на разваливавшийся пень. Кряхтя и сопя, он пристроил свою задницу рядом с рюкзаком и вытянул ноги. От усталости икры пощипывало, а на пятках, кажется образовались мозоли. Льюис задрал голову и осмотрелся – деревья, деревья и ничего, кроме деревьев, густые ветки не давали даже разглядеть небо. Льюису показалось, что он не слышит даже пения птиц. Запоздало пришло понимание, что в этом лесу, где охотились его предки, он может повстречать какую-нибудь живность крупнее ежа, а взять с собой хотя бы карманный нож он не догадался. Ветер шумел в кронах, напоминая Льюису издевательский свист. Его мысли заполнило необъяснимое раздражение, на смену которому пришла растерянность. Во рту пересохло, и Льюис потянулся к бутылке. После пары крупных глотков от воды осталась половина, и что-то похожее на панику начало заползать в его голову. Что он здесь делает? Ищут ли его вообще? Сможет ли он выбраться из этого леса самостоятельно? Непохоже, чтобы кто-то гулял по этим тропинкам последние лет двадцать. Беспокойство нарастало. Сердце колотилось так, что Льюис чувствовал его в горле, ему казалось, что пот пропитал его одежду, и теперь его знобило под прохладным утренним ветерком. Он чувствовал пульсацию в затылке, и на мгновение Льюису показалось, что сейчас он потеряет сознание. Он судорожно вздохнул, пытаясь привести свои мысли в порядок и проговаривая про себя, что его план (не очень продуманный, честно говоря) обязательно осуществится. И тогда Льюис увидел его. В дюжине шагов от него, между двумя дубами, застыл незнакомец. В идеально отглаженном костюме серо-синего цвета, с образцовой укладкой, невозмутимый, словно стоял не перед неловко устроившемся на трухлявом пне посреди леса парнем, а в каком-нибудь музее напротив не самой примечательной картины. Однако вид этой неподвижной фигуры, с бросавшимися в глаза непропорционально длинными конечностями, заворожил Льюиса. Ему на ум пришла ассоциация – кузнечик. Вот он сейчас согнет в суставах руки и ноги и, ритмично отталкиваясь от земли, поскачет прочь. Сложное чувство заворочалось у Льюиса в груди – он не понимал, испуган или заинтересован. За этот короткий день он пережил слишком много эмоций, и каждая следующая заставляла чувствовать себя все более уставшим. Так они и пялились друг на друга – один со спокойным любопытством, другой с нарастающей паникой. Много позже Льюис узнал, что Персиваль Фокс пришел в это место по наитию – почувствовал необыкновенно сильный запах души, предположил, что-то собирается умереть, и направился туда, надеясь застать момент икс. Сколько бы столетий ни прошло, а он, как истинный романтик, по-прежнему любил наблюдать исход души из тела, надеясь таки отгадать главную метафизическую загадку – где же она все-таки хранится в этих хрупких, но таинственных человеческих телах. Персиваль Фокс тихо стоял, терпеливо ожидая начала представления, а Льюис, только что едва не описавшийся от страха, кипел от негодования, непонимания и возмущения. Его прекрасный, по минутам выверенный план с идеальным побегом в этот момент летел к чертям – в прямом смысле, как он узнал потом. - Сэр, - дрожащим от напряжения голосом произнес наконец Льюис. – Не могли бы вы уйти? Извините, но вы сейчас очень мешаете! Мужчина пару раз моргнул, как будто соображая, чем же он мог помешать. - Прошу прощения, не буду вас отвлекать. Считайте, будто меня тут и нет, - голос у незваного гостя был довольно приятный, и извинялся он как будто искренне, однако Льюис обнаружил, что уходить тот никуда не собирается. «Это еще что за дерьмо, - рассвирепел он, - и почему именно мне и именно сейчас повезло нарваться на извращенца? Будто я не знаю, чего ему надо, – стоит мне чуть-чуть отвлечься, он тут же набросится на меня, оглушит и начнет насиловать. Идиоту ясно, что это маньяк, кому еще в голову придется шляться по эссекским лесам в шесть утра при полном параде, фетишист гребаный! Льюис разрывался между желанием гордо восседать на изрядно покрошившемся от его ерзаний пне и порывом немедленно убежать как можно дальше отсюда. Это что же, он тут изображает девицу в беде, а какой-то извращенец намеревается заняться с ним грязными делишками? Ну уж нет, нахрен! Льюис на негнущихся ногах встал с пня и принялся собирать рюкзак. Ему не терпелось как можно быстрее уйти отсюда, пока маньяк не опомнился и не приступил к своей отвратительной деятельности, но и бросать улики на месте преступления он не мог. Вдруг этот тип коллекционирует чужие вещи? - Уже уходите? – как ни в чем не бывало поинтересовался мужчина. Чуткий слух Льюиса даже уловил небольшое разочарование в его голосе. «Вот скотина!» - еще больше разозлился Льюис, и ему показалось, что из ушей у него вот-вот повалит пар. Трясущимися от пережитого стресса руками он уложил пожитки в сумку и с максимально равнодушным лицом прошествовал мимо незнакомца. Льюис с удовольствием выбрал бы другой путь, но мужчина перегородил единственную мало-мальски похожую на дорогу тропинку, а продираться через кусты Льюису не позволяла гордость. - Молодой человек, - произнес мужчина, когда Льюис с каменным лицом поравнялся с ним. – Вам нужна помощь? - Спасибо, у меня все хорошо, - отрезал тот. - Те, у кого все хорошо, летним утром совершают пробежку, а не всхлипывают, сидя в кустах, - возразил мужчина. А потом из его рук выпорхнула – Льюис не мог подобрать более удачного слова – визитка. Она промелькнула перед его глазами, и он инстинктивно поднял руку, чтобы подхватить ее. Прежде чем небрежно выбросить ее за плечо, он успел увидеть небогатое содержимое:

Персиваль Фокс

Адвокат

Чуть ниже мелким шрифтом были указаны телефон и адрес. Мистер Фокс, мгновение назад незнакомец, оказался лондонской шишкой. Как оказалось, Льюис полтора часа плутал по одним тем же дорожкам и отошел совсем недалеко от дома. На возвращение он потратил четверть часа, а его отсутствие и вовсе осталось незамеченным. К моменту возвращения домой Льюис искренне недоумевал: мысли о побеге как ветром сдуло, и он не мог понять, как ему вообще могло прийти в голову такое нелепое решение. Ну уж нет, он устроит своему семейству сладкую жизнь другим способом! О случайно встреченном незнакомце Льюис и думать забыл, пока вечером, переодеваясь ко сну, не обнаружил, что из кармана брюк у него выпала бумажка. Взяв ее в руки, он обнаружил, что это визитка Персиваля Фокса, та самая, которую он выбросил еще там, в лесу. Когда она успела вернуться в карман его брюк? По правде сказать, Льюис тогда не подумал ни о чем сверхъестественном – в тот момент он был в плохом состоянии, и ему вполне могло показаться, что он выбросил визитку, вместо чего, на самом деле, положил ее в карман. Льюис еще разок перечитал скудные сведения – Персиваль Фокс, адвокат из Линкольнс-Инн. Да уж, хихикнул он, ну и имечко ему досталось. Визитка явно была не из дешевых, но Льюис без зазрения совести отправил ее в новый полет, на сей раз до мусорного ведра. Ему не хотелось держать в памяти какого-то извращенца, да и вообще этот день хотелось бы забыть. Льюис начал задумываться, когда на следующий день обнаружил визитку лежащей поверх его одежды на стуле – как вишенка на торте. Тогда его слегка прошибло чем-то вроде холодного пота (конечно, по-настоящему он не испугался). Льюис повертел ее в руках и на всякий случай порвал на мелкие кусочки. Может, ночью он страдал лунатизмом, и ему зачем-то понадобилось рыться в мусоре. А может, прислуга ночью незаметно проникла в его комнату и сочла, что визитку выкинули по ошибке. Что, не могло такого случиться? В следующий раз Льюис увидел визитку через пару дней, когда в очередной раз повздорил с отцом и вернулся в свою комнату, громко хлопнув дверью. Она лежала на его письменном столе, рядом с сотовым телефоном, вызывающе белея. Льюис изучил ее разве что не под микроскопом, но не нашел ни единого повреждения. Впрочем, и текст на визитке изменился: под именем, вместо скупого «адвокат», красовалось загадочное «Решу любые ваши проблемы». Льюис посидел на стуле, посмотрел в окно, сходил к экономке за градусником, померял пульс – последний немного частил, но не выходил за пределы нормы. На первый взгляд, он был здоров. И все же галлюцинации были слишком реалистичны. Или же сотрудники типографии, где треклятый Фокс печатал свои визитки, завладели инопланетными технологиями. Ему даже стало немного интересно: а что будет, если он не станет уничтожать визитку? Льюис затолкал ее в чехол телефона и принялся ждать, сам не зная чего. Что визитка начнет выпрыгивать из укрытия по ночам? Что острым углом сама возьмется набирать номер на его телефоне? Что каждый день на ней будет появляться новый текст от «Решальщика ваших проблем» до «Да позвони уже наконец, сколько можно ждать, сукин ты сын!». Однако после того как Льюис спрятал визитку в телефонный чехол, она перестала своевольничать. Все вернулось к нормальному ходу вещей, и через пару дней он облегченно вздохнул, а еще через неделю и думать забыл о визитке с навыками навязчивого рекламного агента. Проходили месяцы, и, когда имя Персиваля Фокса почти выветрилось из памяти Льюиса, они снова встретились. В середине января его мачеха благополучно разродилась сыном, и теперь весь мир начал вертеться вокруг нового, на редкость дисциплинированного отпрыска семьи Невилл. Льюис не испытывал негатива к этому довольно симпатичному младенцу – не его вина, в конце концов, что его отец был падок до выдающихся бюстов, а мать – до громких титулов. Этот парень не мог угрожать статусу Льюиса, и все-таки какое-то внутреннее недовольство, чувство, будто что-то в жизни идет не так, грызло его с прежним упорством.