La vita della mafia

Тема: сашими Нож в изящных пальцах двигается легко и складно. Взмах, еще взмах, надрез. Тонкие ломти рыбы отделяются от кости, в закатном солнце выглядят еще краснее, еще аппетитнее. Хира-дзукури, целая наука – как держать нож, какой толщины отрезать пластины. Знание, заключенное в руках, еще с давних школьных времен. Ямамото Такеши когда-то научил. Когда бывал в Японии чаще, чем раз в полгода. Целая рыбина – превосходный тунец, легкими взмахами руки превращается в сашими. Жир пачкает пальцы, по комнате плывет терпкий рыбный запах. Вечер и тишина. Заходящее солнце. Полупустой дом, обставленный настолько в минималистичном стиле, что непосвященному человеку кажется необитаемым. Хибари все устраивает. У него целая ночь впереди и великолепная закуска, которой он планирует насладиться. Только он сам и больше… Звонок в дверь раздается в ушах неожиданностью – Хибари никого не ждет. Он хмурится, откладывая в сторону нож. Незваные гости входят в разряд тех раздражающих вещей, от которых сводит челюсть и непроизвольно смыкаются зубы. «Загрызу до смерти» - думает Хибари, а сам в мгновение ока пересекает коридор, останавливается перед дверью. За ней не чувствуется ничьего присутствия – это сбивает с толку, в первую секунду. Во вторую – приходит осознание. А вместе с ним и желание распахнуть эту дверь так, чтобы наверняка попасть по чужому ненавистному лицу. Можно подумать, Кёя хоть раз признается самому себе, что испытывает хоть что-нибудь помимо ненависти. Сейчас он жалеет лишь о том, что оставил нож на кухонном столе. Эмоции – зло, а потому он медленно открывает входную дверь, всматриваясь в пустоту. Закат над крышами домов красит небо кровавыми мазками, в этом свете все предметы кажутся четче. Нереальнее. - Чем обязан? – бросает он пустоте. Та отвечает молчанием. Но за его спиной раздается тихий смех, ирреальный, как и сам его обладатель. За годы, проведенные в мафии, у Хибари рефлексы отточены до максимума, однако сейчас даже он не успевает. Его хватают за плечо, не давая развернуться, а голос – сладкая патока – ядом льется в уши. - Соскучился, Кёя. Хибари раздраженно хмыкает. Лезвие ножа, проникающее под чужие ребра, сейчас кажется несбыточной, но такой желанной мечтой. С кухни долетают запахи мисо и сырой рыбы, отдаваясь в животе тихим урчанием. - Ты не вовремя. И я тебя не ждал. - В следующий раз обязательно сообщу о своем приезде, - шепчет Мукуро прямо в ухо, от чего кожа покрывается мелкими колкими мурашками. – Но я буду признателен, если ты перестанешь заносить каждый мой номер в черный список. -Слишком много чести для тебя, - хмыкает Хибари, делая попытку вырваться. Безуспешную. Раздражение вкупе с ненавистью топят разум, и руки часто вздрагивают. Не потому, что внезапное появление иллюзиониста вскрыло старые раны на душе, совсем нет. Холодные губы, что так беспардонно касаются то его уха, то щеки, вызывают одно лишь четкое желание. «Разбить в кровь» Безусловно, Хибари не сделает этого. Он уже давно не школьник, потакающий инстинктам разрушения. Он даже не студент, давно миновал переходный возраст. Но Рокудо – его давнее проклятие, возвращающее к унизительной позе на коленях и распухшему от синяков собственному лицу. Годы не смогли стереть это унижение до конца. На каждом совещании, что так часто вынужден собирать Тсунаеши, Хибари предпочитал не присутствовать. Либо же сидеть в другом конце стола, выбирая делить место с шумной Правой рукой Десятого или с Ямамото. Лишь бы подальше. Лишь бы не так, как сейчас. Хибари не боится – это абсурд. Хибари ненавидит. Ненавидит Мукуро и себя. За то, что на мгновение позволяет себе прижаться спиной к чужой груди. Всего лишь для проверки – не иллюзия. Но его нервные окончания и без того вопят об этом, с каждой секундой все сильнее. - Выметайся, - зло шипит он, - либо дай мне закрыть дверь и иди внутрь. На пороге нас могут увидеть. - Оя, Кёя так заботится о своей репутации? - Не в пример тебе. Он все же отталкивает Мукуро, захлопывая дверь с такой силой, что та жалобно скрипит. Долгожданный ужин испорчен. Под внимательным взглядом и ехидной улыбкой иллюзиониста ни один кусок не полезет в горло. Однако Рокудо, кажется, нет никакого дела до моральных терзаний хозяина дома. Он вешает кожаный плащ на крючок у двери, снимает сапоги, и по-хозяйски проходит в кухню. Хибари кожей чувствует расползающуюся по чужим губам довольную улыбку. - Как я удачно зашел. - Это не для тебя. - Прости, ты ждал кого-то другого? Романтический ужин в японском стиле? Хибари кажется, или улыбка Мукуро действительно становится тусклее. - По-твоему я не могу поужинать в одиночестве? – получается грубо, совершенно неподобающе законам гостеприимства. Но Рокудо и законы – вещи не совместимые, а потому Хибари все равно. Он молча достает еще одну тарелку, жестом указывая на стол. «Заткнись и присаживайся молча» - как бы говорит он всем своим видом. Розовое мясо тунца аппетитно блестит на блюде, выложенное веером аккуратных ломтиков. Кеё, вспомнив, как безобразно у него получилось в самый первый раз, усмехается самому себе. У него был превосходный учитель в готовке. Но прошлое остается в прошлом. А настоящее подернуто дымкой иллюзии, и он сам выбрал это. Так тому и быть. Разливая в глубокую тарелку дымящийся мисо и ставя на стол перед гостем, он думает, что несколько лет назад вылил бы ее содержимое Мукуро на голову. Сейчас позволяет себе лишь сдержанно хмыкнуть, всем видом показывая, что он думает о приходах к себе домой без предупреждения. - Злишься? – Мукуро позволяет себе усмехнуться, по-птичьи наклоняя голову к плечу. - Естественно. - Хорошо, в следующий раз материализуюсь прямо у тебя в кровати. - Не смей, - палочки в руке вздрагивают, и кусок рыбы падает обратно на тарелку. Заходящее солнце смотрит прямо в окно, заливая комнату отблесками розового, и Кёя радуется, что в этом свете легко скрыть свое смятение. Мукуро нет дела до заката за окном. Он смотрит прямо в душу, вытягивая сокровенное. Знает обо всем. И молчит. Им нет нужды что-то доказывать друг другу, часто видеться, съезжаться. Даже нет нужды отрицать обоюдную ненависть.Все равно никто ни о чем не спросит – а Тсунаеши уже устал сглаживать острые углы, лишь тихо вздыхая каждый раз, когда Облако Вонголы и иллюзионист оказываются на одной территории. - Мне нравится тебя дразнить, - добродушно сообщает он, мгновенно накрывая руку Хибари своей, удерживая от резких движений. – Кстати, очень вкусно. Хибари знает. Готовить он не любит, но умеет. Очень удобно сублимировать свое желание уничтожить раздражающих людей – в готовку бифштексов и нарезку сырой рыбы – это Кёя уяснил для себя еще в школе. - Смотри не пересеки черту. Последнее предупреждение, сказанное твердым голосом. Сашими тает на языке, обостряя вкусовые рецепторы. Тунец высоко класса – стоит в следующий раз взять там же. Лишь бы не вышло, как в этот – ужинать под чужим пристальным взглядом. - Оя, что я слышу? Кёя, но… Вздохнув, Хибари откладывает палочки в сторону. Он самого начала знал, что так будет. Это ведь Мукуро – тот, кто никогда не меняется по отношению к нему. Он тянется к Хибари через стол, упирая ладони в перчатках в гладкое светлое дерево. Отросшие волосы, собранные в хвост, перекинуты через плечо, и Кёя не может отказать себе в удовольствии – запускает ладонь в них и с наслаждением тянет на себя. Улыбаясь совершенно дико, отзеркалив улыбку иллюзиониста напротив. - …ведь мы давно ее пересекли.