Плохой полицейский

      Отдел был пуст. Кабал понял это сразу, как только переступил порог. Место секретарши пустовало, из коридоров не доносилось никаких звуков и голосов. Наёмник вздохнул и перевел взгляд на настенные часы. Он снова пришел слишком рано.       Кабал устроился на одном из пластиковых стульев в холле, решив подождать.       С того дня, как он заступил на службу, прошло около двух недель, и Кабал чувствовал, как медленно, но верно начинает ненавидеть свою жизнь. Свою новую жизнь, где будильник звонил ровно в семь каждое утро, вызывая нестерпимое желание вышвырнуть его в окно. Где Кабал просыпался, принимал душ, закидывал в себя завтрак, состоящий по обыкновению из банки Кока-Колы и дешёвого сэндвича, и натягивал «форму». Голубая рубашка и черные джинсы не были формой в привычном смысле этого слова, но Кабал называл это именно так, поскольку вместе с вещами ему приходилось надевать и образ. Добропорядочный человек, защитник, полицейский — таким он видел себя в битом зеркале ванной, собирая ставшие слишком длинными волосы в пучок.       Кабал брал такси, расплачивался наличными, покупал пончики в ближайшем кафетерии, улыбался дежурному в полицейском участке, флиртовал с секретаршей в офисе, старался пропускать мимо ушей все едкие замечания Меттью, перебирал бумаги и ходил на обязательные тренировки вместе с остальными. Может, иногда он старался быть излишне неподозрительным и, может, кто-то даже считал его хорошим парнем, но…       Кабал ненавидел это.       Ненавидел действительность, где все, что окружало его, походило на декорации к рекламе дешевых хлопьев. С безупречными, совершенно стерильными, персонажами, за плечами которых не было ничего, кроме идеально подстриженного газона и картонных моделек, изображающих семью. Тоже, разумеется, эталонную. «Дерьмо, покрытое блестками» — это сравнение приходило Кабалу на ум каждый раз, когда ему нужно было давить из себя вежливую улыбку при встрече с коллегами, слушать дурацкие разговоры и восхищаться пустыми достижениями. Его новая реальность состояла из конференц-залов, неудобных рубашек, нескончаемых отчетов, пластиковых стаканчиков и лицемерия. Кабал больше не был собой, понимая, что постепенно тоже превращается в картонный макет идеального человека. Он не мог просыпаться и засыпать когда и где ему хочется, не мог выкурить немного травки, чтобы расслабиться, не мог просто убить того, кто ему не нравился. У этих людей был свой порядок, определенные рамки, выход за пределы которых строго наказывался — если не арестом, то осуждением, выталкиванием неугодных за пределы их красивого мира. И это душило его даже сильнее, чем омерзительный запах кофе, пропитавший каждый этаж полицейского управления от пола до потолка. Иногда Кабал даже ловил себя на мысли, что начинает скучать по «Черным Драконам» со всей их прямолинейной грубостью, подлостью и свободой от законов и правил.       Он раздумывал об этом и о том, что за две недели нисколько не продвинулся в своем собственном расследовании, в то время как Кано продолжал настойчиво требовать результатов. Но Кабалу нечего было ему предоставить. Все, что он мог — это наблюдать. И ему все меньше и меньше нравилось то, что он видел: идею с проникновением в офис пришлось отложить, поскольку, уходя, Кёртис запирал помещение на ключ, который уносил с собой. И это было отвратительно — Кабалу нужен был этот чертов ключ; в офисе могли находится сведения о человеке, что предоставлял копам информацию о «драконах». Кабал не слишком надеялся обнаружить в документах что-то действительно полезное, но проверить, в любом случае, стоило. Разумеется, он мог бы просто взломать замок, но камеры охраны были рассредоточены по всему этажу, за исключением уборной, раздевалки и кладовой, и избавиться от них, оставшись незамеченным было практически невозможно. Это злило Кабала. Он привык полагаться на грубую силу, действовать в моменте — быстро и решительно, а все эти игры в шпионов с переодеваниями больше подходили Блэку, но Кано считал иначе, и Кабал не решился это оспаривать.       Он отвлекся от размышлений, когда со стороны коридоров до него донесся чей-то тихий голос. Кабал подскочил от неожиданности, будучи уверенным в том, что на этаже он совершенно один. Прислушавшись, наёмник понял, что разговоры доносятся из конференц-зала. Один из голосов, без сомнения, принадлежал Кёртису Страйкеру. Поколебавшись несколько секунд, Кабал подошёл ближе, так, чтобы слова говорящих можно было разобрать отчетливо. Дверь конференц-зала была приоткрыта, но благодаря матовому стеклу находящиеся внутри люди не могли заметить наёмника.       — Я настаиваю, Кёртис, — произнес кто-то, и Кабал узнал в говорящем Меттью Моргана. — Ты должен отправить запрос.       — Господи боже, Метт, такими темпами и до паранойи недалеко. Уверяю тебя, ты зря тратишь нервы. — Кёртис рассмеялся, но его собеседник оставался серьёзен.       — Он мне не нравится.       — Это ведь не потому что он латинос?       Кабал напрягся. В отделе он был единственным латиноамериканцем.       — Разумеется, нет! — в голосе Меттью слышалось негодование. — Ну… Может, самую малость. Но дело не в этом. Он… странный. Ты вообще видел его? Этот парень должен был пройти академию и ещё несколько лет отслужить в полиции, прежде чем иметь возможность попасть в наш отдел, но он ведёт себя так, будто едва знаком с уставом. Слово «субординация» для него — пустой звук! Мне пришлось трижды объяснить ему, как составить отчёт, Кёртис! Но при этом он профессионально владеет холодным оружием. Да и рукопашный у него приличный. Тебе не кажется это странным? Я мог бы подумать, что он просто идиот с прямыми руками, но в том-то и дело — он не идиот. Я бы даже сказал наоборот, слишком умный или хитрый, раз смог обвести нас с тобой вокруг пальца и продолжает делать это уже две недели. Что он наговорил тебе во время собеседования?       — Ничего, что заставило бы меня усомниться в его профпригодности, — Страйкер зашелестел бумагами. — Конечно, он вел себя несколько нахально, но многие прибегают к подобной стратегии, чтобы произвести впечатление на начальство. Строят из себя крутых парней. Когда-то я и сам так делал. Правда, это было еще при поступлении в академию… В любом случае, в наш отдел идут только два типа людей: либо идейные, либо чокнутые. Ривера принадлежит скорее к первым, чем ко вторым.       — А что, если это агент?       — Агент? — Страйкер был явно удивлен.       — Да, Кёртис, агент. Что, если департамент подбросил нам своего человека, чтобы узнать, чем мы тут занимаемся? Что-то типа проверки. Я читал, в некоторых штатах есть подобная практика.       Кабал слышал, как Кёртис снова смеется.       — В таком случае, — произнес он. — Департамент подослал бы кого-нибудь более серьезного. Агент, который притворяется, что не знает устава и не умеет составлять отчеты? Это смешно! Расслабься, Метт. Я не думаю, что у этого парня есть «двойное дно». Ему просто не хватает дисциплины. Но… Ладно-ладно, я отправлю запрос. Да, да. Попрошу прислать все, что у них есть. Но не могу обещать, что результат будет быстрым.       Они говорили о чем-то еще, но Кабал больше не слушал их. Это было нехорошо. Если ответ от департамента придет раньше, чем он обнаружит информатора, то его арестуют. Что в данном случае можно было смело приравнивать к смерти. На секунду Кабала захлестнуло волной паники и, наверное, именно поэтому он не заметил приближающиеся шаги за дверью.       — Подготовь план сегодняшнего дня, Метт. — произнес Страйкер, открыл дверь и не глядя шагнул вперед, налетая прямиком на Кабала. Пластиковый стаканчик между ними сплющился с треском, фонтаном выплескивая содержимое. В нос Кабала ударил пряный запах кофе, он задержал дыхание и подступающую к горлу тошноту. По груди и животу медленно растекалось что-то горячее.       — Проклятье!.. — Страйкер выругался, выронив стакан и рассматривая, как на его белоснежной рубашке расползается кофейная клякса.       — Отличное начало дня! Грёбаное дерьмо! — Кабал отшатнулся и несколько раз провел по одежде ладонью, будто стараясь стряхнуть с себя мокрые пятна. Его форма была безнадежно испорчена.       — Ривера? — из-за плеча Кёртиса показался Меттью. Поправив очки, он прищурился, уставившись на Кабала так, будто собирался прожечь в нем дыру взглядом. — Какого черта ты здесь делаешь?       — Искал уборную. — Кабал ляпнул первое, что пришло ему в голову.       — Очень интересно, — Меттью вышел вперед и ткнул пальцем в табличку на двери. — Разве надпись «конференц-зал» тебе ни о чем не говорит? И как же так вышло, что за две недели ты так и не удосужился запомнить, где находится туалет?       — Спокойно, Морган, — Кабал поднял руки в примирительном жесте и улыбнулся, но улыбка тут же переросла в самодовольный оскал. — У меня ужасно плохая память. Я ведь даже отчет могу составить лишь с третьего раза, помнишь? Я просто шел мимо, услышал голоса и…       Меттью хотел сказать что-то еще, но его перебил громкий хлопок. Кёртис ударил в ладоши, привлекая к себе внимание.       — Отставить балаган сейчас же! Оба! — твердо произнес он. — Вам что, нужен выговор? Метт, убери здесь все. Ривера — за мной. Давайте, пошевеливайтесь!       — Есть, сэр… — раздражённо отозвался Меттью, не спуская с Кабала цепкого взгляда. Развернувшись, он снова исчез за дверьми конференц-зала. Кабалу очень хотелось плюнуть ему вслед, но его внимание отвлек Страйкер, прошагавший мимо по коридору.       — Не испытывай мое терпение, Ривера. — произнес Кёртис. Его тон был спокойным, наверное, даже слишком спокойным, и это пробирало до мурашек куда больше, чем если бы он кричал. Кабал поспешил следом.       Наёмник был уверен, что ему сейчас прочитают лекцию или даже сделают выговор, но сержант, к удивлению Кабала, направился не в офис, а в противоположную сторону. Они остановились у раздевалок, и Кёртис открыл дверь, пропуская подчиненного. Кабал хотел было задать ему вопрос, но вовремя сдержал себя и молча вошёл внутрь. Рабочий день еще не начался, и раздевалка пустовала, ровные ряды одинаковых бежевых шкафчиков были закрыты. Кабал тоже имел свое место здесь, но предпочитал не держать в участке личных вещей. Он встал у стены, вопросительно уставившись на Страйкера.       Тот подошёл к одному из шкафчиков и открыл его. Внутри висело несколько белых, аккуратно выглаженных рубашек и ничего больше.       — Что с тобой, черт возьми, не так? — произнес Кёртис.       — Что? — Кабал следил за тем, как сержант крутит вешалки с одеждой в руках, рассматривая их.       — Что значит «что»? — Страйкер обернулся, смирив подчинённого строгим взглядом. — Разве мы с тобой друзья?       — Виноват, босс… То есть, виноват, сэр.       — Уже лучше, — Страйкер вернулся к своему занятию. — Я говорю о твоём поведении. Ты здесь всего две недели, но на тебя пришло столько жалоб, сколько не приходило ни на одного человека за все время существования отдела.       — И все они от Меттью, верно? — Кабал усмехнулся, но тут же прикусил язык.       — Меня не интересует, что вы там не поделили с Морганом, — Страйкер проигнорировал его слова. — Но отныне все неуставные отношения выясняются только за пределами этого этажа, этого здания и рабочего времени. Ты это понял?       — Да, сэр.       — Хорошо. Я предпочитаю не делать поспешных выводов и даю тебе шанс, поскольку ты новичок и еще не успел проявить себя как следует, но я не собираюсь воспитывать тебя, Ривера. Хоть и могу сделать так, что твой шкафчик, — Страйкер хлопнул по соседней дверце ладонью, заставив Кабала вздрогнуть. — Очень быстро найдет нового хозяина. Это ты тоже понял?       — Да, сэр.       — Отлично. А теперь возьми вот это и переоденься, — подойдя ближе, Кёртис вручил наёмнику вешалку с рубашкой. — Все же правила требуют аккуратного внешнего вида.       — Но эээ… — Кабал замялся. — Она ведь ваша?..       — У тебя ведь нет запасной формы, верно? Не вижу проблемы в том, чтобы одолжить тебе ее. Не беспокойся, она чистая, — Страйкер отошёл и, повернувшись к наёмнику спиной, начал расстегивать на себе одежду. — Или ты собрался проходить в таком виде до вечера?       Кабал задумчиво поскреб затылок, не зная, стоит ли поблагодарить сержанта, но, в конце концов, просто отошёл в противоположный угол и снял с себя испорченную рубашку.       — Раньше я что-то не замечал вас в общей раздевалке. — произнес Кабал.       — Сейчас я работаю в офисе, и необходимость в общей раздевалке для меня отпала. Просто никак не доходили руки окончательно освободить свой шкафчик. И, наверное, даже хорошо, что я не сделал этого до настоящего момента, иначе кое-кто ходил бы как засранец до конца рабочего дня. — ответил Страйкер, и в его голосе проскользнули весёлые нотки. Проскользнули и исчезли, но Кабал чувствовал, как возникшее между ними напряжение медленно тает.       — Выходит, вас назначили совсем недавно? — наёмник накинул рубашку на плечи, ощущая на воротничке едва уловимый аромат хвои и отмечая, что одежда Кёртиса сидит на нем так же хорошо, как и его собственная. Ну, может, только рукава оказались несколько длиннее, но это было неважно — Кабал все равно закатывал их по локти.       — Разве это имеет значение? — Страйкер повернулся, застегивая последние пуговицы. Наёмник видел на его груди следы портупеи, слишком заметные на светлой коже.       — Нет. Думаю, нет. — Кабал пожал плечами.       Закончив одеваться, Кёртис проверил оружие и аккуратно вложил его в кобуру, вновь превращаясь в идеального, будто с картинки, полицейского.       — Мы уже опаздываем на десять минут, — сообщил он, направляясь к двери. — Не задерживайся.       — Как скажете, босс… Сэр.       Страйкер цокнул языком, покачал головой и толкнул дверь, открывая ее, но, уже почти переступив порог, он вдруг обернулся и спросил:       — У тебя много шрамов. Ты что, бывал в горячих точках?       Кабал замер, будто бы его поймали на чем-то противозаконном. Он чувствовал, что Кёртис все еще рассматривает его, пусть искоса, краем глаза. Это было неприятно, и Кабал поспешил застегнуть все пуговицы под самое горло, хотя обычно всегда оставлял несколько верхних свободными. Не то чтобы шрамы уродовали его, но определенно привлекали внимание — их было много. На груди, животе, руках, спине. Длинные — резанные, короткие — колотые, круглое на плече — пулевое. Одни достались ему еще в детстве, при участии в уличных драках, другие он заимел во время стычек между бандами или выполняя поручения Кано, а третьи остались после боев на арене клуба «Черных Драконов». Несколько — два или три — Кабал получил лично от босса, когда они в очередной раз не сошлись взглядами. Все эти отметины уже давно были его неотъемлемой частью. Он привык к ним. Перестал замечать, так же, как люди перестают замечать на себе родинки или татуировки. Никто и никогда не спрашивал его об этом. Но теперь, когда Кёртис заострил на этом внимание, Кабал почувствовал, как каждый из многочисленных шрамов снова начинал ныть, принося странную фантомную боль. Ему не нравилось, когда его вот так разглядывали.       — Нет, сэр. Это… — он свёл брови к переносице, обдумывая ложь. — Это… Несчастный случай. Старая история. Личная.       Последнее слово он выделил особенно, дав понять, что не намерен обсуждать подробности. И Страйкер, к его удивлению, не стал настаивать.       — Ладно. Поторопись, Ривера, нас уже наверняка ждут. — произнес он и вышел за дверь. Кабал проводил сержанта взглядом, зная, что Кёртис ему не поверил. Но наёмник и сам понимал, что глупо было пытаться обмануть его такой очевидной ложью.       Он еще какое-то время постоял в одиночестве, приводя мысли и одежду в порядок.

***

      Когда Кабал вернулся в конференц-зал, все остальные уже были там. Страйкер стоял во главе стола, разъясняя что-то по карте, нарисованной на большой пластиковой доске. Вместо указки в его руке был зажат маркер. Помимо карты на стенде было прикреплено несколько фотографий, и на одной из них Кабал мог увидеть своего босса. Фото явно было сделано в полицейском участке и очень давно, поскольку лысая черепушка Кано блестела на снимке так сильно, что почти засвечивала его.       — Опаздываешь, Ривера. Или на этот раз ты забыл, где находится конференц-зал? — Меттью криво усмехнулся, откинувшись на спинку стула и постукивая карандашом по столешнице. Он явно ждал, что кто-нибудь поддержит его замечание, но одного взгляда Кёртиса хватило, чтобы тот закрыл рот и вернулся к бумагам.       — Таким образом… — Страйкер дождался, пока Кабал займет свое место за столом, и продолжил: — Мы имеем две предполагаемые точки сбыта. В настоящий момент наши люди прочесывают квартал. У нас есть основания полагать, что исчезнувший владелец ломбарда — Ричард Дан — был напрямую связан с Кано и его «драконами», покрывая нелегальный бизнес. Ящики с контрабандным оружием, найденным в его ломбарде, были промаркированы определенными знаком…       Сержант продолжал говорить, но Кабал почти не слушал его. Собственные дела занимали его куда больше контрабанды и пропавшего владельца какого-то ломбарда. Последнее тревожило Кабала особенно мало, поскольку он прекрасно знал: человек по имени Ричард Дан действительно работал на «Черных Драконов», но в последнее время от него было мало проку, кроме того, он слишком часто подставлялся копам, поэтому Кано принял решение устроить ему «долгосрочный отпуск», и теперь этот парень уже несколько дней как «отдыхает» на дне каньона с пулей в башке, где его вообще вряд ли когда-либо найдут. Эррон работал чисто, не оставляя за собой следов. И Кабалу тоже пора было действовать.       Он обвел присутствующих взглядом. Кто-то из них должен был иметь выход на информатора. У наёмника были предположения, но пока что точного ответа он дать не мог.       Первой в поле его зрения попала Рут — единственная девушка в команде. Профайлер. Симпатичная высокая брюнетка с внушительной грудью — Кабалу такие нравились. «Даже не думай, чувак, это девчонка с характером. Сиськи, конечно, зачёт, но она не раздумывая оторвёт тебе яйца, если решит, что ты хочешь залезть к ней под юбку» — предупредил его парень по имени Джеймс, через которого наёмник пытался навести справки о составе отдела. Кабал был склонен верить ему, но, в то же время, это лишь подогревало его интерес.       Улучшив момент, он подмигнул девушке. Она улыбнулась, слегка закатила глаза и перевела взгляд на бумаги. Наверное, это можно было считать успехом. Однако Рут не была тем, кто ему нужен.       Кабал продолжил наблюдать. Напротив и чуть левее от него сидел высокий темнокожий парень — Джеймс был одним из немногих, с кем Кабал сразу нашел общий язык. Он не имел каких-то особых успехов на службе, но мог с невероятной быстротой расположить к себе кого угодно, и Кабал также сдался под натиском его харизмы. «Мама говорила мне, что я должен был стать актером. Типа, как Джонни Кейдж. Только лучше. У нас даже имена похожи». — Джеймс говорил это искренне, и Кабал был даже с ним согласен, где-то в глубине души. Но его наёмник тоже мысленно вычеркнул из списка.       Справа сидел еще один парень — гора мускулов, занимающая собой целых два места за столом. Окружающие называли его Гейб, но Кабал ни разу с ним не заговаривал, да и сам Гейб предпочитал молчание или ответы короткими односложными фразами, если к нему кто-нибудь обращался. Его квадратное лицо и стриженные под «ёжик» светлые волосы напоминали Кабалу типичного американского солдата из фильмов девяностых. «Вылитый Чип Хазард*, — резюмировал Джеймс. — К счастью, не такой воинственный». Кабал посмеялся тогда, но решил, что к этому парню стоит присмотреться поближе.       Он оглядел оставшихся четверых парней за дальним концом стола, но они не представляли из себя ничего интересного — мелкие рядовые сошки — и поэтому наёмник предпочитал делать вид, что их вовсе не существует.       Однако оставался еще один человек, существование которого Кабал не мог игнорировать при всем желании. Меттью Морган был главной занозой в его заднице с тех самых пор, как наёмник переступил порог отдела. «О-о-о, тебе крупно не повезло столкнуться с этим канцелярским клещом, — произнес тогда Джеймс, и в его словах явно слышалась неприязнь. — Да, клещом, поскольку если он вцепится в кого-нибудь, то не остановится, пока не выпьет всю кровь. Этот парень помешан на чистоте, порядке и своих бумажках. В последнее время он стал совсем невыносим. И знаешь что? Я думаю, он все еще бесится оттого, что звание сержанта досталось не ему, а Кёртису. И я, черт возьми, рад, что все обернулось именно так. Да, они с сержантом, вроде как, приятели, но соперничества между ними больше, чем дружбы. Эй, только не вздумай сболтнуть кому-нибудь о том, что я тебе рассказал, окей? Иначе этот очкарик меня с потрохами сожрет».       Кабал слушал его, все больше убеждаясь в том, что если кто-то и встречался с информатором лично, так это Меттью.       Пока он обдумывал эту возможность, Страйкер закончил выступление.       — Это все, что нам известно на данный момент, — сообщил он, собрав бумаги и постучав стопкой о столешницу. — Буду ждать ваших мыслей по этому поводу. Чем быстрее мы соберём информацию и составим план действий, тем меньше мне придется на вас орать.       Он улыбнулся, и на его щеках образовалась пара симпатичных ямочек. Кабал невольно задержал на них взгляд.       — Надеюсь, вы не забыли, что сегодня по плану «полигон». — напомнил Кёртис, поднимая со стола форменную кепку и надевая ее на голову.       Из толпы посыпались недовольные возгласы, однако Кабал рад был слышать эти слова. «Полигоном» называли старый стадион, где три дня в неделю проходили обязательные учения для особого отдела. Кабал ждал этих дней. Физические нагрузки, как бы странно это ни звучало, всегда расслабляли его и помогали привести мысли в порядок. Кроме того, это была отличная возможность показать себя во всей красе. Физические показатели Кабала все ещё были одними из лучших, и ему нравилось видеть свое превосходство.       Он встал, чтобы собрать бумаги.

***

      На «полигоне» они пробыли до самого вечера. Погода стояла ясная, жара немного спала, и Кабал чувствовал себя прекрасно. Его не раздражал даже Меттью, все время крутившийся рядом и строящий ему страшные глаза из-за стекол очков. Он перекинулся парой слов с Рут, и она, кажется, была совсем не против познакомиться поближе. Эта мысль воодушевляла наемника, заставляя его выкладываться на полную. Со Страйкером они больше не говорили, но иногда Кабал ловил на себе его взгляд. Впрочем, он не придавал этому значения, поскольку сержант наверняка наблюдал и за остальной командой.

***

      — Отлично, Гейб.       Скайкер одобрительно кивнул, наблюдая, как громила укладывает своего оппонента лицом в землю, застегивая на его запястье невидимые наручники. Парень под ним недовольно шипел, раздосадованный поражением. Гейб встал, отпуская противника. Оба стряхнули себя грязь, возвращаясь в строй.       Кабал наблюдал за их спаррингом с интересом; пожалуй, это была его любимая часть. Разумеется, она бы нравилась ему еще больше, если бы в его руках были привычные ему клинки, но все, что позволялось иметь при себе на подобных тренировках — это воображаемые наручники и в редких случаях бутафорский нож, который требовалось изъять у того, кто играл роль нападающего.       — Ривера.       Кабал вскинулся и взглянул на Страйкера, который стоял чуть поодаль, заложив руки за спину. Он кивнул наёмнику и указал на пространство перед собой. Кабал осклабился, выступая вперед. Он ждал этого с того самого момента, как они ступили на «полигон». К тому же… Кабал заметил на себе взгляд Рут, стоящей по правую руку от него. «Я буду смотреть на тебя. Покажи, что умеешь» — она не говорила вслух, но наёмник мог прочитать это в ее глазах и улыбке.       — Морган.       Меттью также вышел из строя и встал напротив. Очков на нем не было. «Этот придурок носит их только для того, чтобы казаться умнее. Ну, для образа», — как-то пояснил Джеймс, когда они с Кабалом занимались в зале вдвоем. Наёмник чувствовал, как начинает раздраженно подергиваться край его верхней губы. Если бы у него был выбор, он бы предпочел не сталкиваться с Меттью в подобных условиях. Конечно, последние несколько дней Морган буквально не давал ему прохода, и уделать его на глазах у всех означало великолепную возможность утвердить свою позицию, но…       — Без провокаций, парни, окей? — предупредил Страйкер. — Я знаю, что вам обоим нужно выпустить пар, но ваша задача обезвредить соперника и не более того. Ясно?       — Да, босс… То есть, да, сэр.       — Начинайте.       Кабал знал, что Меттью Морган не будет для него легкой целью — тот показывал хорошие результаты на тренировках, может быть, не дотягивая до наёмника всего нескольких баллов. Меттью был сосредоточен, его движения отточены; он обдумывал каждое свое действие и действие соперника. Кабал же, наоборот, полагался на интуицию, инстинкты и реакцию. Его тактика состояла в том, чтобы застать противника врасплох, попасть сразу в яблочко. Часто ему хватало лишь одного удара по оппоненту, чтобы закончить бой и выйти из него победителем. Однако здесь все было иначе: стоящего перед ним человека нельзя было убить и даже ранить. Только обездвижить, заставить сдаться самостоятельно. И в этом Кабал испытывал затруднения.       Он подобрался, будто кошка, готовая к броску, выбирая лучший момент. Его ноги оторвались от земли, и он ринулся вперед, однако Морган не позволил поймать себя, отступив на безопасное расстояние. Кабал попробовал снова. И снова. Ощущая, как где-то глубоко в груди растет неумолимое чувство досады. Это был не первый его спарринг здесь, но с другими членами спецподразделения Кабал не испытывал проблем, они попадались на его уловки раз за разом. Кабал был быстрым. Слишком быстрым для них. И им не оставалось ничего иного, кроме как послушно подставлять руки для несуществующих наручников и глотать землю при падении. Но Меттью был другим. Он анализировал. Запоминал повадки, предугадывал движения и, воспользовавшись секундной заминкой соперника, наносил удар. Кабалу приходилось прилагать серьезные усилия, чтобы взять над ним верх.       Сделав большой шаг вперед, он перехватил руку Меттью у запястья. Это был удачный шанс. Если правильно распорядиться преимуществом, то можно было вывернуть руку Моргана и завести ее парню за спину, после чего повалить его на землю. Кабал усмехнулся, видя секундный испуг в глазах противника. Он уже мнил себя победителем, совсем не заметив, как Морган отвел правую ногу назад для удара.       Подножка была неожиданной. Кабал почувствовал, как теряет равновесие, выпуская Меттью из хватки. Над головой мелькнуло небо, и наёмник ощутил тупую боль в затылке. Ему понадобилось несколько секунд, чтобы понять, что он лежит на земле. Над ним склонилось довольное лицо Моргана.       — Вот и все, — произнес он. Дернув Кабала за плечо, Меттью заставил его перевернуться и схватил обе его руки, скручивая их за спиной. — Вы арестованы.       По строю прокатилась волна шума.       Кабал лежал лицом к земле, ощущая на себе тяжесть чужого веса, не в силах пошевелиться и чувствуя, как внутри него закипает злость и еще нечто, куда более тревожное. Легкий укол страха где-то под ребрами, отвращение, превращающееся в тошноту… Изображение перед глазами смазалось, звуки притупились. Кабалу казалось, будто на него обрушилась целая скала, и она раздавит его, если он немедленно не освободится. Раздавит, размажет его в грязи, превратит в ничто. Так уже было однажды. Так уже было, когда он позволил себе проявить слабость…       Что-то не так.       Кабал понимает это на уровне инстинктов, подсознательно, поскольку мысли его все ещё путаются, а взгляд лишь на мгновение фокусируется на мужских руках, звенящих пряжкой ремня. Наёмник сглатывает слюну, которой вдруг стало слишком много. По спине пробегает неприятный холодок, Кабал еще сам не понимает, чего боится, но это заставляет его вскочить на ноги рывком. Колени подгибаются, наемник путается в собственных конечностях, цепляясь за столешницу и с трудом удерживая себя в вертикальном положении.       — Куда ты собрался? — произносит мужчина в кресле напротив. Его голос звучит омерзительно слащаво и в то же время ядовито. Он смеётся, но смех переходит в рычание.       — Я что-то неважно себя… Мне нужно уйти… — Кабал делает шаг в сторону, слыша, как под сапогами звенят пустые бутылки. — Я…       — Не бойся, — продолжает неизвестный. — Я еще никого не разочаровывал.       — О чем ты, черт возьми? — Кабал бредет к двери, натыкаясь на предметы. Перед его глазами плавают цветные круги, и он никак не может сообразить, чего от него хотят.       — Брось, — повторяет мужчина в кресле, и поднимается. — Давай повеселимся.       Кабал чувствует исходящую от этого человека угрозу, но не успевает увернуться. Сильные руки хватают его за пояс куртки, тянут назад, обхватывают, прижимают. Щеку обдает горячим дыханием и запахом алкоголя.       — Если тебя так легко купить… — человек замолкает на секунду и продолжает с усмешкой: — То рано или поздно вместо меня бы это сделал кто-нибудь другой.       — Что? — Кабал замирает, понимая, что бежать уже поздно.       — Ты нравишься мне, Кабал. Правда нравишься, — продолжает голос за его спиной. — Как, скажем, выпивка или острый нож. Эти вещи нравятся мне, и я хочу их использовать. Сечёшь, о чем я?       Кабал качает головой, и человек за ним чуть раздраженно вздыхает:       — Конечно же, сейчас ты мало что соображаешь. Наверняка даже не узнаешь меня. Но какая разница кто я, пока я плачу тебе, верно? Верно, я спрашиваю?       Крепкие руки сдавливают его сильнее, вынуждая ответить, и Кабал медленно кивает.       — Умница, — мурлыкает голос. — Знаешь, я не хотел, чтобы до этого дошло. Я всего лишь хотел посмотреть, как далеко тебя может завести твоя жажда денег, но… Когда я увидел тебя там, на полу, раздавленного, униженного, готового на все ради подачки… Я мог думать лишь о том, как же мне хочется втоптать тебя в эту грязь еще больше. Меня чертовски заводит мысль о том, что такой как ты — правая рука босса, лучший наемник «Черных Драконов», такой до чертиков своенравный ублюдок — может стоять передо мной на коленях. Даа… Я хочу выжать из тебя всю твою заносчивость до последней капли. Хочу, чтобы ты вилял хвостом и приносил мне тапочки по первому моему слову. Я хочу уничтожить тебя. Просто потому что мне это нравится…       Кабал морщится, пытаясь ухватить смысл сказанных слов. Его сознание то проясняется, то снова тухнет, будто бы он медленно всплывает на поверхность темного бездонного озера. Он протягивает руку за спину, инстинктивно нащупывая там клинки, но под пальцами ничего — оружия нет.       Кабал пропускает момент, когда его толкают вперед, на стол. Он прижимается к столешнице, чувствуя крепкую хватку на своих запястьях. Что-то грубое стягивает их, и Кабал лишь многим позже понимает, что это ремень его собственной парки. Кабал дергается назад, но некто вдавливает ладонь между его лопаток, не позволяя выпрямиться.       — Не стоит, — голос позади спокойный, вкрадчивый и чуть насмешливый. — Ты сделаешь только больнее.       Кабал хочет спросить кому, кому будет больнее, но, повернувшись, замечает в темноте красный огонек. Черты лица Кано смутные, плавающие, но Кабал, наконец, узнает его.       — Какого черта ты… — начинает он, но не успевает договорить, разглядев в руке Кано нож. Лидер «Драконов» покручивает его в пальцах, будто изучая, будто не до конца уверен в том, что собирается сделать. Его дилемма длится несколько секунд, после чего он легко поддевает ткань джинсов наёмника, распарывая ее вместе с плотью. Кабал сдавленно вскрикивает. Горячая боль отрезвляет его, принося вместе с собой понимание, но не принятие. Кабал задыхается на секунду, не в силах поверить в то, что происходит. Его рот открывается и закрывается несколько раз, как у брошенной на берег рыбины.       — Не смей… — шипит он. — Ублюдок… Ты не посмеешь…       Кано только смеется, и в этом смехе слышится снисхождение.       Кабал с трудом шевелит руками, растягивая неплотный узел. В какой-то момент ему удается расслабить путы и, улучив момент, он выбрасывает руку влево, хватая со стола ополовиненную бутылку. Размахнувшись насколько это было возможно, наёмник разбивает ее о голову босса. Стекло крошится о металлическую пластину, Кано ведет, он прижимает ладонь к лицу, склонившись в сторону. Воспользовавшись заминкой, Кабал освобождает руки и скатывается со стола. Предметы вокруг него кружатся, как картинка калейдоскопа. Ему нужно несколько минут, чтобы прийти в себя. Он поднимается на четвереньки, чувствуя под коленями осколки битого стекла.       — Ну ты и гаденыш… — голос Кано слышится хрипло, в нем злоба пополам с весельем. Кабал слышит, как тот подходит ближе.       — Если бы удар пришелся на правую часть лица, мне бы пришлось раскошелиться на новый имплант. — рассуждает босс, внезапно занеся ногу и поставив ее на спину подчиненного. Он давит, заставляя Кабала припасть грудью к полу. У наёмника не так много сил сейчас, чтобы дать отпор, и Кано это знает. Поддев его плечо носком ботинка, босс переворачивает Кабала на спину. Тусклые софиты под потолком кажутся прожекторами, и наёмник жмурится, ощущая, как мозг отзывается болью каждый раз, когда он открывает глаза.       Кано переступает через него одной ногой, встав ровно над ним.       — Тц, — босс цокает языком, на его лице несколько глубоких царапин, капли алкоголя и недовольство. — Как это подло с твоей стороны, любовь моя. А ведь все могло обойтись и меньшей кровью.       — Пошел ты!.. — наёмник шипит, видя, как босс опускается ему на грудь. Садится, расставив колени. Кабал чертовски сильно жалеет о том, что в его руках нет клинков.       Кано поднимает с пола нож, разглядывая его под светом софитов, на лезвии блестит кровь. Кабал почти не чувствует боли, приглушенной адреналином, но явно ощущает, как липнет к телу промоченная кровью ткань. Все происходящее кажется ему каким-то странным, ненастоящим, как если бы он видел очень дурной сон. Вес Кано на нем кажется невыносимо тяжелым, практически неподъемным, и Кабал шарит руками вокруг себя в поисках чего-нибудь, что могло бы ему помочь. Пальцы натыкаются на осколок — угловатый и длинный. Острые края режут кожу, когда Кабал с силой сжимает его в ладони. Главное выбрать подходящий момент. Кано открыт, расслаблен, ничем не защищён; один точный удар — и все закончится. На секунду Кабал чувствует какое-то извращенное удовольствие от происходящего, но, может быть, это всего лишь отголоски того дерьма, что Кано плеснул ему в стакан.       Однако Кано вдруг одним резким движением выбивает осколок из его руки. Стекляшка падает на пол, рассыпавшись на куски. Кабал удивлен, раздражен и раздосадован.       — Ну что за идиот… — Кано звучит как учитель, объясняющий урок непонятливому ученику. — Мне нравится, когда ты сопротивляешься. Но поиграли и хватит.       Кабал издает удивлённый вздох, когда босс хватает его за руки, прижимая запястья свободной рукой у него же над головой. Нож вспыхивает над Кабалом будто молния, вонзаясь в его скрещенные ладони так же стремительно, проходя плоть насквозь и врезаясь в дощатый пол. Боль тоже приходит молниеносно, током прожигая его от кончиков пальцев до самых пяток. Она острая и горячая, стекает с его пальцев на пол, превращаясь в густую красную лужу. Кабал вскрикивает так громко, как только может, его глаза закатываются на несколько секунд под дрожащие веки, а тело конвульсивно вздрагивает, выгибаясь дугой, почти сбрасывая босса с себя, и так же резко обмякает.       — Ты… Ты!.. — Кабал рычит, предпринимая еще несколько попыток освободиться и выдернуть нож, прибивший ладони к полу, но новая волна боли быстро останавливает его. Он замирает, вдыхая глубоко и часто сквозь стиснутые зубы, уставившись на босса немигающим взглядом. Несколько прядей выбилось из его причёски, повиснув на лбу.       — Я ведь говорил, но ты меня не послушал, — Кано усмехается, кусает губы, слишком явно наслаждаясь происходящим. — Теперь ты как ебаная бабочка на булавке.       — С-сука… Я убью тебя нахрен!.. — Кабал произносит это шепотом, едва слышно.       — Давай, — Кано отвечает ему так же шепотом, склоняется ближе, проводит по губам подчиненного большим пальцем — непривычно медленно и осторожно, почти ласково. — Давай убьем друг друга.       Реальность возвращалась к Кабалу медленно. Сначала он услышал звук — крик долетал до него будто сквозь толстый слой ваты:       — Ривера! РИВЕРА!       Кабал чувствовал в воздухе запах пыли и пота. Действительность прояснялась постепенно, и наёмник понял, что больше не лежит на земле. Он сидел, а меж его разведенных коленей замер человек, защищающий лицо скрещенными перед собой руками. Наёмник мог уловить под левой ладонью громкий стук его сердца, ощущал, как вздымается чужая грудь. Человек дышал загнанно, со свистом. Кабал тряхнул головой, различая лицо Меттью Моргана. Его глаза были распахнуты, и Кабал видел в расширенных зрачках свое отражение с занесённым кулаком. Завершить удар ему не позволял Страйкер, сдерживающий его руку.       — Ривера, — голос сержанта звучал ровно. — Опусти руку. Опусти ее.