георгин, желавший любить.

и сколько раз я ее не замечала, всегда она была счастливой. так мило расцветала при виде моей улыбки, а на душе про этом становилось так приятно. она была так очаровательна, так прекрасна, словно забвение.

а забвения не вечны.

и вот я снова вижу ее красивое личико, с любопытством заглядывающее за дверь заведения. ее бегающие по сидящим в нем людям прекрасные темные глазки, которые так делают увидеть меня. и тут выхожу я: вот такая вот, не ожидая увидеть ее, несу бокальчик свежевыжатого! и вижу ее! эта милашка подбегает ко мне и заключает в меня самые-самые крепкие по ее силе объятия! и я, конечно, отвечаю ей тем же! она решает помогать мне, и доносит сок маленькому посетителю. такая растрёпанная, словно маленький котёнок, который вернулся со своей важной прогулки, на которой подрался с такими же маленькими котятками. но, по сравнению с пухленьким котёнком, она была тощая, как спичка. у неё такая выраженная фигура, а ее хрупкие, но такие нежные ручки всегда холодные. и мне это не нравится. — у меня есть для тебя подарок, Маргоша. — и я завожу ее в небольшую укромную гардеробную. этот маленький котёнок начинает волноваться, ее глазки так бегают по этой каморке, словно ища место для прятания, если я решу напасть на неё. но я этого не сделаю.

спрятаться?

защититься ведь она не сможет. я же говорила, она как котёнок. а котятки такие беззащитные. но я верю, что можно сделать ее сильной, смелой и храброй! эта хрупкая девчонка только на первый взгляд такая слабая, она может задасть жару и надавать крепких пиздюлей глупым проказникам и проказницам! — это тебе. и я даю ей пару новеньких тёплых варежек, которые своей шерстью будут согревать ее холодные ручки. она так смотрит на них, будто сомневается, что этот подарок даётся именно ей, будто тут был кто-то ещё. но были мы тут только одни. я. и. Маргоша. моя милая Маргоша. — это..мне? — конечно тебе! она осторожно, словно с опаской, берет из моих рук варежки и с неким энтузиазмов разглядывает их. трогает. — спасибо! они очень миленькие, я постараюсь их не потерять. и она одевает их себе на ручки. странно, ведь для помещения такие перчатки не предусмотрены. — а тебе не будет жарко? — может быть и будет, но тот факт, что мне подарила их ты, не даёт моим ручкам вспотеть! и было бы все также хорошо, но замечаю я на ее прекрасных ручках ужасные синяки. такие безобразные, так портящие ее безупречную кожу. я замечала их и раньше, но со временем из становится все больше и больше. где-то бледные, почти зажившие, а где-то яркие, свежие ранки. и я спрашивала у нее насчёт этого. много-много раз. она всегда находит отмазки. такие неправдоподобные. — кто тебя бьет? и она начинает безутешно рыдать. вот, минуту назад она была такой счастливой, а сейчас заливает свои милые щёчки горькими слезами. — все в порядке, в порядке. и она снова улыбается, при этом продолжая плакать. — то что плачу.. немного устала, вот и все! со всеми бывает! а синяки.. да кому я вру. она изливает мне душу, жалуется на свои проблемы. на ежедневные избиения со стороны любимого ей человека, на постоянные слёзы и страх вернуться в собственный дом. все это она говорит с такой горечью, которая так делает больно моему сердцу. она бросается ко мне в объятия, делая мокрым мое плечо. я обнимаю ее, легонько поглаживая по голове. — я устала. я не хочу так. — может сбежишь? она в недоумении смотрит на меня, слегка отстраняясь. — узнает же. плохо будет. — я тебе помогу. все будет хорошо. ты не будешь ежедневно захлёбываться в слезах, да страдать от избиения. тишина. она обнимает меня крепче, прижимаясь ко мне как только может.

— ты моя единственная надежда.