Стань моим миром

Пьер нежился на шёлковых простынях под теплеющими касаниями подобревшего июльского солнца. На нем был один лишь халат, сливавшийся цветом с его нежной кожей и ничего не скрывавший. Глаза француза были закрыты, губы сложились в улыбку, полную наслаждения. Его руки устроились на собственной талии, живот и ноги покрылись липкой жидкостью грязновато-бежевого цвета. - Пьер... Открыв глаза, юноша увидел нависшего над собой любовника. Он усмехнулся и, огладив лохматые волосы, притянул пальцами, ухватившись короткими ноготками за подбородок, к себе и оставил порывистый поцелуй на и так уже пухлых красных губах любимого. - Вилли? Любовь моя, неужели ты не насытился мною этой ночью? - Сенуа кокетливо улыбнулся, поблёскивая синеватыми глазами. Он провёл рукой по быстро вздымающейся груди. - Пьер, - прошептал Уильям, наклонившись так, чтобы дыхание опаляло уши француза. - Я никогда тобою не смогу насытиться. - О, это мёд для моих ушей, - в той же манере ответил шёпотом Сенуа. Обхватив шею любовника, юноша прикоснулся губами к его, увлекая в новое путешествие*... ...Француз лениво возлежал на подушках, так и не встав с постели в это утро. Он наблюдал за тем, как Уильям одевается, невольно заостряя внимание на его коротких пальцах, изборождённых чуть не вековыми царапинами и мозолями. Когда он обернулся в поисках рубашки, взору Пьера открылась спина, вся в шрамах от сабель, пуль и взрывов. Юноша невольно содрогнулся. Улыбка с его алеющих уст на миг пропала, в глазах на мгновение поселилась тревога. Но уже через секунду всё закончилось. Сенуа вернулся в прежнее состояние. А его любимый даже не заметил каких-либо перемен в своём французе. - Пьер, - Уильям вновь повернулся к юноше. - Ты помнишь, о чём мы вчера говорили? - спросил он, беспомощно мучаясь с серебряными пуговицами. Пьер усмехнулся, заметив это. Поднявшись на ноги, он подошёл к англичанину. По его ногам текла остывающая желтовато-серая вязкость, но его, казалось, это нисколько не волнует. Он приблизился вплотную к Уильяму и начал медленно застёгивать ему рубашку. - Пьер... - парень сглотнул. Он невольно перестал дышать от близости любовника. - Я хочу тебя всегда, и ты это знаешь. Пожалуйста, дождись меня, и мы продолжим. А сейчас мне нужно к Георгу. - Милый, я в курсе. Не волнуйся, я тебя ни на секунду не задержу, - вкрадчиво, как и всегда, проговорил тихо Сенуа. - И да, я помню. - Отлично, - англичанин радостно улыбнулся. - В таком случае жду хороших новостей. - Когда ты приедешь снова? - в резко затихшем голосе француза скрывались озабоченность и надежда. Он с беспокойством смотрел в травянисто-изумрудные глаза. - Я очень постараюсь через две недели, но ничего не обещаю, - в тоне Уильяма сквозили грусть и давящее ощущение нескорой встречи. - Жди меня, - прошептал парень, взяв в свои испещрённые следами труда ладони лицо француза. Он ласково погладил почти шелковистую кожу, мягкую, как воск. На его губах застыла печальная улыбка. - Я люблю тебя, - парень прикоснулся в почти невинном жесте к губам любимого. Тот провёл языком по нижней губе англичанина, затем углубляя поцелуй. - То же самое. *** Петербург. По мнению Пьера, первый по-настоящему европейский город в России. Француз уже не мог вспомнить, когда в последний раз он посещал Россию и посещал ли вообще, но одно он знал точно: юную столицу Российской империи он охмурить сумеет. - Месье Сенуа, располагайтесь, как в родной Франции: в России, как я знаю, довольно популярны французские язык, обычаи и мода, так что, можно сказать, что мы и не выезжали из Парижа, - усмехнулся Рибо, оглядывая довольно красиво меблированную комнату. Министр вскоре вышел, и воплощение французской столицы осталось наедине с собой. Он осмотрелся. Его расположили в уютной небольшой комнате с высокими синими потолками, обтянутыми шёлком. Пол был устлан темно-синим, почти чёрным узорчатым ковром. На стенах не было обоев, выпячивалось вперёд дерево конструкции. Посередине комнаты, прижавшись спинкой к восточной стене, стояла деревянная кровать, укрытая в тон потолку покрывалом цвета ночного неба. Напротив него, почти вплотную к стене, расположился гарнитур тёмного дуба, уставленный свечками, флаконами духов и какими-то блестящими картинками с изображением людей с золотистыми нимбами над головой. - Что это? Пьер прошёл к гарнитуру и порывисто взял неведомый сувенир. Он вгляделся в золотистые лица. - Иконы, - вывел он вердикт. За долгое общение с Михаилом Юрьевичем, да и с Александром Петровичем он успел привыкнуть к многочисленным вздохам "Боже мой!", "Господи!" и частым сменам темы на религиозную. - Русские, - фыркнул француз, кладя обратно славянскую святыню. - Ах! - он упал на кровать и наконец вытянул ноги на небольшую тахту. - Постели они делают, однако, потрясающе, - юноша всем телом чувствовал мягкость одеяла, Пьер чуть не проваливался в него, как в желе. - Месье Сенуа, - приоткрыв дверь на несколько дюймов, месье Рибо протянул в щель свою небольшую лысеющую голову, украшенную седой бородой. - Вы обустроились? Император и месье Романов уже ждут нас в Петергофе. - Да, месье, я скоро присоединюсь к вам, дайте мне немного времени, - ответил француз, приняв вертикальное положение. - Хорошо, жду вас в... фойе, - мужчина в последний раз окинул поверхностным взглядом номер и ушёл, неслышно прикрыв за собой дверь. Пьер резко поднялся на ноги и с неожиданной улыбкой на лице закружился по «покоям». Потом он подлетел к гарнитуру, вытащил полку и, взяв в руки бумагу для письма и авторучку, сел за туалетный столик и начал писать. Быстро, идеальным каллиграфическим почерком. Длинные бледные пальцы в каком-то порыве сжали ручку, царапая им по бумаге. «Месье Темзенд, - слева появилась огромная буквица М. - Я уже заселился в фешенебельный отель «Астория» в центре Петербурга. Вечером состоится приём в Петергофе, так что ждите хороших новостей. Следующее письмо я напишу и отправлю уже после всего. Всегда Ваш, Пьер Сенуа» Осмотрев свое сочинение, юноша мимолётно прикоснулся губами к правому нижнему углу бумажки, сразу под последними написанным словами, оставив отпечаток своих губ. Полюбовавшись на своеобразную печать, француз запечатал письмо и вложил его в карман своих брюк. Затем он встал перед гарнитурным зеркалом и пристально оглядел себя. Заметив малейшую неровность, Сенуа тотчас ее оправлял. Наконец, убедившись в своей – в общем-то, всегдашней - неотразимости, он улыбнулся отражению и поспешил присоединиться к своему начальству. *** Сегодня в Петербурге было на удивление солнечно, так что горожане шутили: "Петербургское солнце уступило солнцу Кавказа". В зелёных ветвях перешёптывались невидимые птицы. Их разговоры заглушались шелестом листвы, слегка осыпавшейся и уже багровеющей, но всё ещё исполненной летней прелестью. Громко стучали колёса мимо проезжающих помещичьих колясок. Быстро, торопливо шла обратно молодая крестьянская женщина, таща тяжёлую корзину с покупками с рынка. Мальчишки помогали отцам-кузнецам, перекатывая некие тяжёлые приспособления. По мощёной мостовой громко цокали каблучки, однако они заглушались общими шумом и сутолокой. - Мне обещали, что в Петербурге довольно прохладно и почти не бывает солнца, - вздёрнув нос, заметил Пьер. - Но вот я здесь, и солнце светит ярче, чем в Лондоне. - Бывают природные казусы, месье Сенуа, - усмехнулся на шутливые возмущения юноши месье Рибо. - Да и вы сами отметили: почти не бывает. - И то верно, - согласился его собеседник. Взяв извозчичью повозку, французы быстро достигли загородной резиденции императорской фамилии. - Вот и знаменитый Петергоф, - провозгласил французский чиновник, остановившись перед большими золотыми воротами, за которыми скрывалось огромное здание со светло-лазурными стенами и белоснежными колоннами. - Летняя резиденция русских императоров. Пьер остановился и, раздражённым взглядом окинув дворец, ревниво ответил: - Но согласитесь, месье, Версаль намного шикарнее. - Безусловно, друг мой, это не подлежит сомнениям, - по-доброму улыбнувшись, подтвердил мужчина. - Ну что ж, друзья мои, - он обернулся к сопровождающим их французским политикам. - Сегодня исторический день, и нам всем следует запомнить его. А теперь - вперёд! *** В резиденции Пьера, Александра Рибо и прочих государственных мужей Франции приняли гостеприимно. В императорской столовой уже был накрыт стол на двенадцать персон. Возле него стояли император, воплощения Петербурга и Москвы и несколько важных российских сановников в ожидании своих французских гостей. - Добро пожаловать в Петергоф, дорогие коллеги! - увидев входящих в залу и Пьера, воскликнул юный Александр, простирая руки. На его лице была написана счастливая улыбка. Сенуа еле заметно ухмыльнулся. - Мы рады приветствовать вас в сердце Российской Империи! Чувствуйте себя как дома! Французский сановник и русский лидер обменялись рукопожатиями, о чём-то быстро переговорив. После этого Рибо уделил внимание юному воплощению города, а Александр Александрович - Сенуа. - Да, мы благодарны за оказанный радушный приём и польщены вашим вниманием, - сдержанным тоном ответствовал чиновник, пожимая руку Романова. - Рад знакомству с воплощением одного из старейших городов Европы. Очень счастлив, что посетили нас, - лаконично выразил свои чувства русский правитель. - Визаим, гёспадине Александор Александорвич, тоже очень рад познакомить, - несколько коряво, но сносно ответил Пьер на русском. - Я приятно удивлён, месье Сенуа, - мужчина обернулся к французскому министру с улыбкой изумления на лице. - О, месье Сенуа довольно долго пытался постигнуть ваш язык, но, к сожалению, получалось из рук вон плохо, и он прекратил бесполезные попытки, что не помешало ему запомнить несколько русских слов, - горделиво улыбнулся Рибо, заглянув в голубые глаза французской столицы. - Месье Сенуа, - Александр Александрович вновь повернулся к Пьеру. - Я крайне польщён вашим усилием. - Для меня честь доставить Вашему Величеству удовольствие, - склонив голову в полупоклоне, отозвался юноша. - Ну что ж, приглашаю вас отобедать, господа, - объявил Александр Александрович, проходя к своему месту во главе стола. - С большим удовольствием, Ваше Величество, - откликнулся французский чиновник, садясь слева от императора. Воплощения столиц сели друг напротив друга, по правую руку своих начальников. Михаил Юрьевич, чей профиль Пьер легко узнал, вспомнив былые времена**, сел справа от Романова. Молодой француз отметил его странную, почти зловещую молчаливость и часто кидаемые на Сенуа взгляды, искрящиеся не то злостью, не то обидой. Александр же вёл себя прямо противоположно бывшему учителю: он был весел, шутил шутки, активно поддерживал разговор и пытался показать себя как можно более радушным хозяином, равно как и его император. - Господа, - во время наступившей на несколько минут тишины прозвучал наконец-то голос Московского. Пьер отметил его хриплость, словно мужчина много и долго кричал. - Я.. кха, - Михаил додумался прочистить горло, но было уже поздно: французская столица уже догадалась, что что-то произошло. - Хм, я предлагаю перейти к обсуждению политической ситуации в мире, если позволите, - закончил он наконец начатую фразу. - Согласен, ты прав, Миша, - император обтёр салфеткой лицо, в особенности, губы и руки, и отложил её на стол. Он поставил локти на стол, сплёл пальцы в замок и опустил на них подбородок, скрытый под слоем бороды. - Что думаете, месье, касательно военных угроз? - Есть большая вероятность нападения Италии и Германии на Французскую республику, помимо этого, господин Вильгельм II внушает некоторые подозрения. Поэтому господин Карно отправил делегацию в Россию к вам, Александр Александрович, чтобы разрешить свои сомнения и убедиться в том, что вы поддерживаете Францию и согласны с её мнением о геополитической ситуации в мире. - Что ж... соглашусь, господин германский император тоже внушает мне некоторые опасения по поводу его внешнеполитических планов. Думаю, я согласен с вами и в остальных вопросах, вами означенных. Германская угроза, к моему сожалению, нависла не только над Францией, но и над Россией и множеством других стран-лидеров, - российский правитель покачал головой, вперив взгляд в стол и не меняя позы. - Вы подразумеваете Великобританию? - уточнил французский министр, глотнув лучшего крымского вина. - Если да, то конечно. Германские амбиции угрожают миру во всем мире. Я и Британия... - Стесняюсь спросить, месье Рибо, - перебил собеседника император, кашлянув для приличия. - Но откуда вы знаете позицию англичан по этому вопросу? - Месье Сенуа был столь любезен, что переговорил с британцами на эту тему, - уклончиво ответил министр, не теряя хладнокровия. - Так вот, король Англии тоже немало обеспокоен германским вопросом. Знаю, вы сейчас ведёте дипломатические войны с англичанами в Средней Азии и на Ближнем Востоке. Но не думаю, что это станет препятствием для... - Рибо странно замолк. - Для чего? - сощурив глаза, переспросил император. - Для франко-русского союза, естественно, - докончил фразу Александр Рибо. На его лбу проступила испарина. - Французский президент надеется на заключение союзнического договора с Российской империей. У господ англичан тоже есть такие чаяния. - Хм, я подумаю над вашими словами, месье Рибо, - ответил в задумчивости российский самодержец. - Что ж, этого мне достаточно. А теперь мне хотелось бы, чтобы вы, Ваше Императорское Величество, прослушали французский гимн, - он знаком велел музыкантам войти в освещённую электрическим и оттого бьющим в глаз изжелта-серым светом. - Буду счастлив принять ваше приглашение, - ответил император и поднялся вместе со своим собеседником. Городские воплощения тоже встали. Оркестр быстро построился, дирижёр встал перед артистами и взмахнул руками в приглашающем жесте. Залу оглушили громкие звуки французской музыки. Торопливо зазвучали скрипки, мелодично застучали пальцы по клавишам фортепиано. Рибо закрыл глаза, испытывая почти физическое удовольствие от прослушивания родного сердцу гимна. В начале он снял шляпу и теперь стоял, прижав её рукой к груди. Пьер не мог не последовать примеру министра. Звуки гимна отзывались в его душе тысячами неслышимых никем, кроме него, эхо. Музыка проникла во всё его существо, отдавалась в ушах, ударяясь о хрящи, стучала набатом в мозгу. Романов, глубоко чтящий любую культуру, стоял, склонив голову на грудь в благоговении. Его растрёпанные, как у дворового мальчишки, кудри совершенно не вязались с расслабленным выражением застывшего в восхищении лица. Один только Михаил оставался чем-то недовольным и раздражённым. Он пытался вслушаться в бравые звуки гимна, но в любом случае ему не удалось оценить всей красоты этой французской музыки. Его красивое лицо омрачилось, тонкие губы сжались, став ещё тоньше, золотистые брови нахмурились, а на дне глаз цвета утреннего неба плескалась печальная ярость. Пьер не мог не заметить этой столь явной и нисколько не скрываемой странности в своем давнишнем враге. Он ухмыльнулся незаметно. "Как будто чувствует, что его любимый будет сегодня прыгать на моём члене", - Сенуа поспешил отвести взгляд от Московского, словно бы тот мог прочесть в глазах француза реальную причину посещения им России. Император шокировал как гостей, так и своих людей, обнажив голову. Чтобы российский самодержец - и снял головной убор при прослушивании революционного гимна! Казалось, это несовместимые вещи. По окончании гимна музыкантов отпустили и вернулись к обсуждению насущных проблем. - Месье Романов, - слащаво улыбаясь, Пьер обратился к воплощению Петербурга, - не хотите ли составить мне компанию? - Да, с превеликим удовольствием! - порывисто ответил молодой человек, чуть покраснев от волнения. - Где именно вы хотите прогуляться? - Да хоть бы вокруг этого дворца, - небрежно махнув изящной рукой, откликнулся француз, тотчас сменив заискивающий тон на самый равнодушный, на какой только был способен. - Отлично! Идёмте же, месье, - Романов встал из-за стола и обратился к царю. - Ваше Величество, позвольте прогуляться с месье Сенуа по окрестностям. - Конечно, конечно, Сашенька, идите, пообщайтесь. Опыт господина Сенуа бесценен. Он расскажет вам столько интересного о древних временах, сколько даже Великий Новгород не расскажет, - сердечным тоном сказал Александр Александрович. - Благодарю, батюшка, - Романов склонился в поклоне и повернулся к уже успевшему подойти Пьеру. - Пойдёмте, месье. Пьер недюжинно удивился, когда юная столица взяла его под руку. Это было столь демонстративно, прямо на виду у первопрестольной, что француз отбросил всякие сомнения: между ущербными столицами произошёл не то разрыв, не то временный раздор. И то, и то ему, в общем-то, было на руку. - Саша... можно я буду вас так называть? - поинтересовался Пьер, ступив на мощёную дорожку Нижнего парка. С любопытством осматривая парковые скульптуры, дорожки и громко рокочущие вдали фонтаны, он намеренно не обращал своего внимания на шатена. - Да, месье, конечно, - ответил странно изменившимся голосом Александр. Француз заметил это и тотчас обратил взор к лицу юноши. Он увидел в серебристых глазах какую-то яростную печаль. Уголки светло-розовых губ опустились, а рука уже не так крепко обхватывала локоть Сенуа. Его тёмно-каштановые волосы развевались ветром, и так уже до невозможности взъерошенные. - Сашенька, что это с вами происходит, никак не пойму? - Пьер не мог оставить это без должного внимания, да и к тому же это прояснит причину странного поведения главных русских любовников. - Вы совсем печальны и так бледны, словно тонну белил на себя уронили! - подождав с минуту и не получив ответа, француз продолжил. - Милый друг, расскажите мне, что у вас на душе. Я не смогу увлечь вас рассказами, пока вы не отпустите свою печаль. - Месье Сенуа... - Просто Пьер. - Хорошо, - Романов утвердительно мотнул головой. - Пьер... - юноша долго собирался с мыслями, прежде чем поведать французскому гостю свою историю. - Вот... вы были влюблены? Пьер перестал дышать на несколько секунд. Влюблён... Влюблён ли был? Когда-то... когда-то он был влюблён. Это была его первая любовь. Она была прекрасна: длинные светлые волосы, большие голубые глаза, рыцарские одежды так ей шли... Она фактически приходилась ему матерью: он был построен на её руинах. Он до сих пор помнил её мелодичный голос, мягкие, густые волосы, почти шёлк, бледную кожу со множеством царапин и ранок, припухлые губы, с которых он сорвал столько стонов... Да, мать и сын, но в те далёкие времена никого не интересовало, с кем ты, главное - чтобы родили ребёнка. И он помнил её уход, окончательный уход с его территорий. Он был уже тогда довольно взрослым, по меркам тогдашнего времени: ему исполнилось тринадцать лет. Он стоял, шокированно осматривая обугленные развалины, окровавленные тела со штыками в грудине и огонь, пылавший то тут, то там - и вокруг, и на его юном теле. А она... она уходила, зная, что пришло время её любимого и сына. Она стояла на самом краю сгоревшего поселения, в разорванной ночной рубашке в алых пятнах, с грязными, измазанными в жести и крови бежевыми волосами, вся горящая факелом, полыхающая жертвенным огнём. Она ушла. Ушла безвозвратно. На её могиле отстроили то, что воплощает собой Сенуа, - Париж. Однако Пьер не забыл, по чьим костям он ходит. И не забудет. - Пьер? - поток воспоминаний наконец-то был прерван. Французу было тяжко все это вспомнить. Сразу сердце начинало ныть и болеть, на нём, словно острым ножиком, вспарывалась средневековая рана. - Вы в порядке? Вы очень побледнели. - Кха... - Пьер прокашлялся, словно пытаясь вычистить вновь возникшую скорбь из организма. - Саша, извините меня. Вы разбудили давнишние воспоминания. - Ох, что ж вы-то просите прощения? Это вы меня простите, месье! Знал бы, ни за что бы не напомнил вам об этом, - голова Романова поникла на плечо. Сожаление выразилось в каждом его члене. - Нет, что вы, Сашенька! Вы совсем не виноваты, да и не могли вы знать о моей сердечной ране... - француз вспомнил о том, что он, собственно, собирался узнать у русской столицы. - Хм, давайте вернёмся к вам. Так что же с вами? - Пьер, я... я устал. Пьер в душе подавился вином. Что за странное заявление? - Что вы имеете в виду? - переспросил француз, быстро скрыв свое удивление. - Мне крайне неловко делиться с вами столь интимной проблемой, но больше я ни с кем не могу говорить откровенно! Как-никак, но вас называют городом любви, - Александр говорил чуть не с надеждой в голосе. - Конечно, конечно, Сашенька! Вы можете быть уверены в том, что я сохраню все в тайне и помогу чем смогу, - Пьер поспешил заверить своего визави. - Ну, не думаю, что удивлю вас, но всё же буду счастлив, если мое сообщение возымеет подобный эффект. Во-первых, я, кажется, люблю Михаила Юрьевича, и он любит меня... - заявил, покраснев до жара, юный Романов. - Проще говоря, вы... - Пьер сам не заметил, как слова вырвались с уст, и, поняв, что сделал, замолк. - Изви- - Да, вы правы, - Александр резко перебил своего собеседника, не теряя красноты щек, но держась уже более уверенно. - Он мой любовник. Некоторое время оба шатена молчали. Романов молчал, не понимая, почему француз не нарушает тишину. Сенуа молчал, не зная, что ответить на решительное заявление русского принца. Слышны были лишь стрёкот сверчков, рокот фонтанов да шелест травы. Где-то отдалённо слышалось глухое ржание лошадей и еле слышные окрики конюшенных и возниц. - Так... вы что-нибудь скажете? - неуверенно начал беседу заново Александр Петрович. - Хм... - Пьер, в принципе, догадывался о том, что русские столицы встречаются. - Ну, скажу правду: вы меня не шокировали. Я уже давно догадывался о ваших отношениях, - Сенуа не стал лгать юноше хотя бы в этом. - Так вот, и во-вторых, в последнее время Михаил Юрьевич ведёт себя крайне... раздражающе, - по лицу Романова француз прочёл мучительную мыслительную работу. Молодой человек пытался подобрать наиболее цензурное и применимое к ситуации слово. Его брови выгнулись, глаза заблестели раздражением. - Он уже вторую неделю кряду пытается контролировать моё общение со всем моим окружением, включая придворных дам и государственных мужей! Нет, это решительно ненормально! Он постоянно пытается на различных приёмах и вечеринках ограничить моё общение с людьми, а иной раз просто преграждает мне путь, загромождая его своей особой и заставляя весь остаток вечера общаться только с Его великолепием Михаилом Пресвятым! Тьфу, пропасть! Извините за брань, но это так... так бесит! - юноша мгновенно распылился, стоило дать ему волю. На его щеках проступила краска, руки охватил тремор, взлохмаченные волосы шевелились, подхваченные ветром, словно гнев хозяина перешёл на них. Француз с затаённым на дне сапфировых глаз интересом наблюдал за своим молодым собеседником. - Ох, действительно трудный случай, - покачав головой, сказал он. - Это какая-то тотальная ревность, ей-богу. - Вы не знаете, как... как решить этот вопрос? Я... - Романов резко замялся, словно пытаясь говорить как можно деликатнее. - Я слышал кое-что... - Не волнуйтесь, я примерно понимаю, что именно вы слышали, - Сенуа помрачнел, отвернув взгляд от Александра Петровича. - Все в Европе об этом знают. Было бы даже странно, если бы вы не знали, - хмыкнул француз, окинув взором полянку, мимо которой они проходили. - Ну... так... у вас бывало... Мистер Темзенд... он не мучил вас беспочвенной ревностью? - кажется, что в этот вечер юной русской столице удастся побить и даже установить новый рекорд по тому, насколько сильно человек может покраснеть. - Нет, ни разу не заикнулся, - Пьер усмехнулся. Темзенд действительно не донимал его бессмысленным выяснением отношений, но всё-таки в первые годы их странной, совершенно нелепой любви он иногда выказывал все признаки ревности и даже пытался говорить на эту тему с французской столицей. Сенуа никогда не выслушивал его упрёки до конца, он предпочитал сказать что-нибудь в духе «Прости, но у меня дела» и уйти в закат, давая этим понять, что он не намерен обсуждать свою половую жизнь с кем бы то ни было и тем более позволять кому-то управлять им с помощью чувств. - Оу... я приятно удивлен, с одной стороны, и совершенно не удивлен, с другой, памятуя о вашей стойкости, независимости и любви к свободе, - склонив голову в полупоклоне - выражении своего уважения, - сказал Романов, при этом галантно отвешивая комплимент. – Но вместе с тем мне интересно, как так получилось. Я много лет знаком с господином Темзендом. Это решительный, смелый и благородный человек. Никогда бы не подумал, что его кто-то сможет укротить. Точнее, как сказать... я вообще не думал о том, что он умеет любить и уже кого-то любит, - почти шёпотом закончил Александр Петрович. - Ну, как сказать, Саша, - Сенуа обаятельно улыбнулся - врубил режим "обезоруживающих чар", против которых еще не устоял никто. - Голод укрощает даже львов***. Произнеся почти роковую цитату, француз соблазнительно облизнул нижнюю губу, сохраняя пристальный зрительный контакт с визави. Наклонившись к застывшему скульптурным изваянием Александру, почти прикасаясь к краснеющей мочке уха, он прошептал осточертело: - Не хотите побыть моим укротителем? На этом моменте, как и всем мужчинам до него, Романову снесло крышу. Вообще Сенуа предвидел подобный исход ещё когда заметил, что между столицами произошла ссора. Было логично предположить, что юный русский принц соскучился по хорошему члену. Всё складывалось максимально благополучно для достижения истинной цели путешествия, предпринятого Пьером. Теперь осталось лишь наслаждаться долгожданным процессом. Романов, не смея более сдерживаться, резко поцеловал француза. Он полностью подпал под влияние парижских чар и не мог более сам выпутаться из этих почти колдовских пут. Он жадно, ненасытно исследовал языком полость французского рта, совершенно больше не стесняясь и не краснея. Пьер тоже не растерялся: он крепко держал северного принца за талию одной рукой и расстёгивал ему жилетку и рубашку цепкими пальцами другой. На несколько минут юноши оторвались друг от друга, пытаясь избавиться от так мешающей потным телам, напоённым почти животным влечением, одежды. Бросив жилетки, рубашки и нательное белье на траву, они вновь прижались друг к другу в новом голодном поцелуе. На этот раз вёл Пьер. Крепко держа изящными длинными пальцами лицо Александра, он чуть не вгрызался в рот мальчишки. Жадно облизывая белоснежные зубы, играя в странный, прошибающий тело электрическим током вальс языком, Сенуа обследовал руками длинное, тонкое тело новоиспечённого любовника, гладя выпирающие рёбра; просчитывая ладонью острые зубья позвонков; неизменно обвивая пальцами почти лебединую шею, безошибочно поняв, что это эрогенная зона русского принца. Не отрываясь от юноши, Пьер упал вместе с ним на траву, сладко пахнущую пыльцой. Не открывая глаз и не переставая играть в непонятную игру со ртом своего любовника, француз продолжил освобождать его и себя от остатков одежды: быстро расстегнул брюки и чуть приспустил их для удобства, одним лёгким движением стянул с них обоих панталоны и трусы, обнажив стоящие колом члены. Соприкоснувшись друг с другом, пенисы выделили огромное количество смазки. - Надеюсь, ты растянут, милый. - Да, пришлось... ах... - Отлично. Тогда приготовься и получай удовольствие по-французски. Пьер облизнул губы настолько сексуально, что Романов невольно сглотнул. О, в ту минуту юный русский принц был точной копией своего французского любовника. Сенуа нашёл пальцами вход и, чтобы убедиться в том, что Александр растянут, проник в него сразу тремя пальцами. Молодой человек под ним сразу испустил судорожный вдох. Его прошило насквозь. Ухмыльнувшись, француз начал трахать юношу одними лишь пальцами. С каждой секундой стоны становились всё громче, всё чувственнее, всё судорожнее. Незадолго до конца Сенуа вытащил пальцы и не дал кончить, пережав член у основания. - Чёрт, Пьер... ах... трахни меня уже... - Умоляй меня, и тогда я подумаю. - Ты же сам этого хочешь, не так л- Ах! Чёрт! Пожалуйста, Пьер! Выеби меня! Умол- Ах! Умоляю! - Хороший мальчик Саша. Хорошо, я согласен. Я отъебу тебя так, как тебя не трахал сам Его Великолепие Московский. Усмехнувшись своей шутке, Пьер натянул «английский капюшон»**** на член и резко вошёл. Саша замолк, испытывая жгучие боль и вместе с тем наслаждение. Всё внутри него заныло от этой сладкой заполненности, которой ему стало не хватать уже неделю как. Сенуа медленно задвигался в своём юном любовнике, стараясь не причинять ему боль, давая ему привыкнуть. Постепенно, удостоверившись в том, что Саша уже готов к большему, он начал наращивать темп и входить всё глубже и глубже. Хлопки кожи о кожу заполнили весь слух обоих любовников. Они не слышали ничего, кроме друг друга и порочных хлопков. - Ааа.. ах! Чёрт.. Пье- ! Как мне хорошо... Ох! - Мммм, - иногда Саша сдерживался и лишь мычал сквозь зубы, что жутко не нравилось Пьеру. В один из таких моментов Сенуа наклонился прямо к уху юноши и, взяв пальцами его подбородок, на несколько секунд остановившись, не выходя из Романова, прошептал: - Не сдерживайся, милый. Ты стонешь так пошло, но так красиво, как будто поёшь. Пой для меня, Сашенька. Русский принц перестал сдерживать рвущиеся из глотки стоны. Он громко оглашал на всю поляну об их порочном, преступном занятии... - Oh! Umph... Bon sang! Vous... vous êtes incroyable- AH! Pierre... - Саша выгнулся от очередного толчка. - Скажи это на русском, милый*****, - велел Сенуа, улыбаясь почти по-дьявольски. - Ты потрясающ, Пьер, ты просто о- АХ! Чёрт! Но вот Пьер почувствовал, что скоро конец. Саша уже кончил - его семя струилось прямо на траву, окропляя её, голова устало упала на их одежду. Ещё парочка толчков - и Сенуа упал рядом. Сняв презерватив, он расплескал по траве серо-жёлтую вязкую жидкость. С головки стекло ещё немного на живот, загрязняя его. - Я отсосу? Пьер удивлённо посмотрел на любовника. Тот устремил на него свои прелестные серебристые глазки. "Продолжение банкета?" - мысленно усмехнулся француз. - Если ты хочешь, - Сенуа сел так, чтобы Романову было удобно отсасывать. Облокотившись о траву ладонями, он чуть раздвинул ноги навстречу ласковому рту юной российской столицы. - Ты столь любезен. Саша лишь кивнул, не ответив, и, устроив хорошенькую темноволосую голову между ног француза, прикоснулся губами к самой розовой головке. Романов старательно слизал всю вытекшую сперму, надеясь, видимо, ещё раз вызвать оргазм любовника, и, ещё некоторое время подразнив поцелуями уздечку и головку, наконец взял в рот полностью. Аккуратно посасывая, он вызвал судорожные вздохи и стоны у Пьера. Француз запрокинул голову назад и вонзился короткими ногтями меж темно-каштановых кудрей. Схватив Александра за волосы, он начал всё глубже и глубже толкаться в горячий рот, засаживая чуть не по самые яйца. Романов уже захлёбывался. На его глазах выступили слёзы, скатившись, почти мгновенно испарились золотистыми угольками. - Ах! Чёрт! Какой же... Как чудесно! Аах! Милый Сашенька... Наконец Александр почувствовал пряный вкус у себя во рту. Выпив сперму, он отстранился, выпустив тотчас упавший член изо рта. Он перевернулся на спину, жутко уставший, но получивший вожделенное удовольствие. Пьер лежал тут же, переживая оргазм, не смея подняться с места. - Саша... - хриплым голосом позвал он. - Что? - Ты потрясающий любовник. И ты великолепно делаешь минет. - Спасибо. - Миша тебе говорил об этом? Резко Александр помрачнел. Не ответив на вопрос, он встал, натянул нательное белье, панталоны и брюки, вытянул из-под лежащего Пьера свою одежду и, надев ее, хотел было уйти. - Что такое? Неужели тебе неприятно? - Я просил совета, как улучшить мои отношения, а не как испортить их окончательно, - не оборачиваясь, через плечо бросил Александр. Боясь, что наговорит лишнего, он поспешил уйти подальше от француза. Сенуа с усмешкой на красных после поцелуев губах наблюдал за высокой темноволосой фигурой ещё некоторое время. Когда она скрылась за поворотом, он нашёл в себе силы подняться, надел одежду и посмотрел на дворец. В одном из окон он увидел человека с золотистыми волосами в неизменном красном камзоле, исчезнувшего через мгновение. - Хах, - усмехнулся Сенуа, отряхиваясь. - Голод укрощает даже львов, Михаил Юрьевич. В особенности львов.