Завеса молчания.

- Гарри, мы можем прерваться, если тебе тяжело. - сказала Тонкс. - Знаете, я думаю, мы можем дочитать до двадцатой главы и сделать передых. - тихо сказал Гарри. - Уже итак очень много узнали. - Я тоже так считаю. - сказал Дамблдор. - Профессор Дамблдор, а что вы думаете по поводу причин того, что Авиен Пейдж оставила нам эту книгу? Что, по вашему мнению, в конверте? - Я могу лишь подозревать, но, думаю, это как раз то, что скрыто благодаря артефакту «Завеса Молчания». Скорее всего, семья Авиен была довольно близка с семьёй Гарри, и Лили с Джеймсом доверили им какую-нибудь тайну или что-нибудь вместе с артефактом, чтобы Пейджи скрыли это, пока Гарри не будет в сильной опасности. Северус, я не совсем помню насчёт Пейджей, просветишь? - Авиен одна осталась. Её родители погибли во время рейдов Пожирателей, когда самые обезумевшие из них остались без Лорда. Жила с тётей, но тётя была магглой, и она заболела пневмонией, от осложнений которой и скончалась, когда Авиен было одиннадцать. Родственников у неё не осталось, поэтому гоблины оформили подобие опеки. - Я помню, как гоблины говорили об этом! Они руководствовались её сейфом, что остался от родителей, а также выполняли роль посредников, если она хотела сделать что-то в магическом мире. - сказал Билл. - Да, мистер Уизли, вы правы. Так было до четырнадцати лет, до первого косвенного совершеннолетия, когда она уже могла сама распоряжаться состоянием. Но гоблины, похоже, в своём разговоре не упомянули то, что она живёт с одиннадцати лет одна в квартире. Маггловские органы опеки были против, но там гоблины поколдовали, и они отстали. - Видимо, она очень самостоятельная. - сказала Молли. - Очень. - подтвердил Драко. - Мы её на факультете считаем вторым деканом. А сам декан очень дружен с ней. - Мы уже это поняли по её манере разговора с Северусом. - Кстати, кошка Пейдж?       "Да, декан?" - Покажешь мне алгоритм?       "Без проблем. Можете сами заглянуть в мою комнату, у меня в ящиках стола лежит тетрадка с кожаной обложкой. Там чары и модификации." - А можно и мне глянуть?       "Без проблем, профессор Флитвик. Там, кстати, есть пара чар для вас. Вы на уроке говорили по категорию чар, что требуют концентрации в управлении Магией. Я создала пару таких." - Потрясающе! Северус, покажешь мне её тетрадку? - Они указаны?       "Да, там рядом с названием чар стоит завиток, нарисованный против часовой." - Всё ещё этот Макфин выступает?       "МакФарланд, а не Макфин. Да, он ещё выступает. Давайте, читайте, я вас как подкаст слушаю." - Подкаст? Это что?       "Не важно, Драко." - Глава 17. Секрет Батильды. - раздался голос Малфоя-старшего. Все посмотрели на него, пожали плечами на то, что читать будет он, и стали слушать. - Гарри, стой! — В чём дело? Они только что поравнялись с могилой неведомого Аббота. — Там кто-то есть! Кто-то на нас смотрит, я чувствую. Вон там, где кусты. Они застыли на месте, держась друг за друга и всматриваясь в плотную черноту, окаймляющую кладбище. Гарри ничего не мог разглядеть. — Ты уверена? — Я видела, там что-то шевелилось, слово даю… Она высвободила руку с волшебной палочкой. — Мы же вроде маглы, — напомнил ей Гарри. — Ага, маглы, которые только что положили цветы на могилу твоих родителей! Гарри, там точно кто-то есть. Гарри вспомнил «Историю магии» — считается, что на кладбище обитают привидения. Что, если… Но тут он услышал шорох и увидел, как с потревоженной ветки куста осыпается снег. Призраки не могут передвигать снег. — Кошка, — решил Гарри, подождав ещё пару секунд, — или птица. Будь там Пожиратель смерти, мы были бы уже мертвы. Всё равно пошли отсюда и давай наденем мантию-невидимку. Уходя с кладбища, они постоянно оглядывались. Гарри на самом деле чувствовал себя совсем не так оптимистично, как старался показать Гермионе, и был очень рад наконец добраться до калитки и ступить на скользкую мостовую. Они опять накинули на себя мантию. В пабе толпилось ещё больше народу, чем раньше; там дружно распевали тот же самый хорал, который звучал в церкви. Гарри подумал было, не укрыться ли им в пабе, но не успел ничего сказать, как Гермиона прошептала: «Сюда», — и потянула его в тёмную улочку, ведущую к окраине деревни в направлении, противоположном тому, откуда они прибыли. Уже было видно, где кончаются дома и дорога выходит на открытое место. Гарри с Гермионой прибавили шагу. В окнах домов сверкали разноцветные огни, на занавесках виднелись силуэты рождественских ёлок. — Как нам найти дом Батильды? — спросила Гермиона. Она чуть-чуть дрожала и всё время оглядывалась через плечо. — Гарри, ты как думаешь? Гарри! Она дёрнула его за рукав, но Гарри не слушал. Он не мог отвести взгляда от тёмной массы в самом конце ряда домов. Вдруг он рванулся вперёд, волоча за собой Гермиону; она то и дело поскальзывалась на льду. — Гарри… — Смотри… Гермиона, смотри! — Я ничего не… Ой! Очевидно, заклятие Доверия умерло вместе с Джеймсом и Лили. Живая изгородь успела здорово разрастись за шестнадцать лет, прошедших с того дня, когда Хагрид забрал маленького Гарри из развалин, что лежали среди высокой, по пояс, травы. Большая часть коттеджа устояла, хоть и была сплошь оплетена плющом и покрыта снегом, но правую часть верхнего этажа снесло начисто; Гарри был уверен, что именно там ударило отражённое заклятие. Они с Гермионой стояли у калитки и смотрели, запрокинув головы, на разрушенный дом, который когда-то, наверное, не отличался от соседних коттеджей. — Не понимаю, почему его не отстроили заново? — шепнула Гермиона. — Может, его нельзя отстроить? — ответил Гарри. — Может, это как раны, нанесённые тёмной магией, их ведь нельзя исцелить. Он высунул руку из-под мантии-невидимки и взялся за ржавую, запорошенную снегом калитку — не для того, чтобы открыть, а просто чтобы коснуться хоть части этого дома. — Ты же не пойдёшь внутрь? По-моему, это опасно, он может… Ой, Гарри, смотри!        - А почему дом так и не отстроен? Или нужно моё слово на разрешения отстройки и траты денег на отстройку?       "Проще снести и заново построить, чем восстановить. П... Джеймс и Лили хоть и жили там, но начинали делать ремонт, потому что состояние дома было средним." - Должно быть, прикосновение Гарри привело в действие чары. Над калиткой возникла вывеска, поднявшись из зарослей крапивы и сорной травы, словно странный быстрорастущий цветок. Золотые буквы на деревянной доске гласили:       Здесь в ночь на 31 октября 1981 года были убиты Лили и Джеймс Поттер. Их сын Гарри стал единственным волшебником в мире, пережившим Убивающее заклятие. Этот дом, невидимый для маглов, был оставлен в неприкосновенности как памятник Поттерам и в напоминание о злой силе, разбившей их семью. Вокруг аккуратно выведенных строчек доска была сплошь исписана. Здесь приложили руку множество волшебников и волшебниц, приходивших почтить место, где избежал смерти Мальчик, Который Выжил. Кто-то просто расписался вечными чернилами, кто-то вырезал в деревянной доске свои инициалы, многие оставили целые послания. Более свежие выделялись на фоне наслоений магических граффити, скопившихся за шестнадцать лет, а содержание было у всех примерно одно и тоже.       «Удачи тебе, Гарри, где бы ты ни был!»,       «Если ты читаешь это, Гарри, мы с тобой!»,       «Да здравствует Гарри Поттер!». — Свинство — портить вывеску! — возмутилась Гермиона. Но Гарри так и сиял. — Это же здорово! Мне нравится, что они так написали. Я… Он резко умолк. К ним приближалась, ковыляя, тепло укутанная фигура. Она выделялась чётким силуэтом в отсветах фонарей с центральной площади деревни. Похоже было, что это женщина, хотя судить было трудно. Она двигалась медленно — возможно, боялась поскользнуться на утоптанном снегу. Сгорбленная спина, грузное тело, шаркающая походка — всё говорило о глубокой старости. Гарри и Гермиона молча стояли, наблюдая, как она подходит ближе. Гарри ждал, что старуха свернёт к какому-нибудь коттеджу, однако в глубине души инстинктивно чувствовал, что она этого не сделает. Старуха остановилась за несколько шагов от них и застыла столбом посреди дороги. Гермиона могла бы и не щипать Гарри за руку, он и так понимал, что старуха вряд ли из магглов. Она смотрела прямо на дом, невидимый для всех, кроме волшебников. Пусть даже она волшебница, всё равно довольно странно выходить из дому морозной зимней ночью только ради того, чтобы полюбоваться на развалины. Между тем их с Гермионой видеть она не могла, по всем законам нормальной магии. И всё же у Гарри было необъяснимое чувство, что она точно знает, где они. Только эта тревожная мысль мелькнула у него в мозгу, старуха подняла руку в перчатке и поманила его. Гермиона теснее прижалась к нему под мантией: — Откуда она знает? Гарри покачал головой. Старуха поманила снова, с удвоенной энергией. Гарри мог бы придумать множество причин, почему откликаться не следует, но подозрения по поводу того, кто такая эта старуха, становились сильнее с каждой секундой, пока они стояли друг против друга посреди пустынной улицы. Неужели она их дожидалась все эти долгие месяцы? Неужели Дамблдор велел ей ждать, предупредив, что Гарри обязательно придёт? Может, это она и пряталась в тени кустов на кладбище, а потом пришла за ними сюда? Даже то, что она почуяла его под мантией-невидимкой, говорит о способностях вроде Дамблдоровых. Раньше Гарри никогда с таким не сталкивался. Наконец Гарри заговорил — Гермиона даже подпрыгнула от неожиданности. — Вы Батильда? Закутанная фигура кивнула и снова поманила пальцем. Гарри и Гермиона переглянулись под мантией. Гарри вопросительно поднял брови, Гермиона тревожно кивнула. Они сделали шаг, и старуха тут же заковыляла прочь, туда, откуда они пришли. Миновав несколько домов, она свернула в калитку. Гарри и Гермиона прошли следом за ней через сад, почти такой же заросший, как и тот, на который они только что смотрели. Повозившись с ключом, старуха открыла дверь и отступила, пропуская их вперёд. От неё скверно пахло, а может, это от дома. Гарри сморщил нос, боком протискиваясь в дверь и стягивая мантию-невидимку. Оказавшись рядом со старухой, он заметил, какая она низенькая; согнутая от старости, она была ему по грудь. Старуха закрыла за ними дверь — синеватые костяшки пальцев резко выделялись на фоне осыпающейся краски — и уставилась Гарри в лицо. Глаза её, затянутые бельмами, прятались в складках полупрозрачной кожи, лицо было всё в красных прожилках сосудов и старческих пигментных пятнах. Непонятно, могла ли она что-нибудь вообще видеть, а если и могла, то разве что лысеющего маггла, чью украденную личину носил сегодня Гарри. - Батильда всегда бы чистоплотной. - сказал Дамблдор. - С ней действительно что-то не так.       "Декан." - Да, Авиен?       "У вас с мадам Помфри есть большое количество противорвотного? Для сильно впечатлительных." - Там что-то будет?       "Описание кое-чего, а воображение доделает работу." - Типпи! - рядом с мадам Помфри появился домовик. - принеси из Больничного крыла маленький ящичек с противорвотными.       Когда ящичек был принесён, Люциус продолжил. - Старуха размотала побитую молью чёрную шаль, открыв реденькие белые волосы, сквозь которые просвечивала кожа. Запах старости, пыли и немытого тряпья стал ещё сильнее. — Батильда? — повторил Гарри. Она опять кивнула. Гарри вдруг почувствовал, как ожил медальон у него на груди, сквозь холодное золото ощущался пульс. Может быть, то, что скрывается внутри, почуяло угрозу? Батильда, волоча ноги, прошла мимо них, толкнув по дороге Гермиону, как будто не видела её, и скрылась в комнате — надо полагать, гостиной. — Гарри, что-то я сомневаюсь, — зашептала Гермиона. — Смотри, какая она мелкая. Если что, мы с ней уж как-нибудь справимся, — ответил Гарри. — Слушай, я тебе не говорил, она немного не в себе. Мюриэль сказала, что она выжила из ума. — Иди сюда! — позвала Батильда из-за двери. Гермиона дёрнулась и схватила Гарри за руку. — Всё нормально, — успокоил он её и первым вошёл в гостиную. Батильда ковыляла по комнате, зажигая свечи, но всё-таки здесь было очень темно, не говоря уже о том, что безумно грязно. Под ногами скрипел толстый слой пыли, а нос Гарри различил, кроме запаха затхлости и плесени, нечто гораздо худшее, вроде протухшего мяса. Да когда же в последний раз к Батильде кто-нибудь заглядывал поинтересоваться, не нужна ли ей помощь? Она, кажется, напрочь забыла, что владеет магией, — свечи зажигала неуклюже, одной рукой, рискуя поджечь обвисшую кружевную манжету. — Давайте я, — предложил Гарри, отбирая у неё спички. Батильда молча смотрела, как он зажигает свечные огарки, расставленные на блюдечках по всей комнате, на шатких стопках книг и на чайных столиках среди растрескавшихся плесневелых чашек. Последнюю свечку Гарри обнаружил на пузатом комодике, где теснились фотографии. Вспыхнул огонёк, отражение заплясало в пыльных стёклах и на потускневших серебряных рамках. Изображения на снимках чуть заметно зашевелились. Пока Батильда возилась с дровами у очага, Гарри прошептал: — Тергео! Пыль с фотографий исчезла, и сразу стало видно, что с полдюжины самых больших и вычурных рамок пусты. Интересно, кто вынул фотографии — сама Батильда или кто-нибудь другой? Тут Гарри бросился в глаза один снимок, стоявший сзади. Он схватил фотографию. Из рамки на Гарри смотрел, лениво улыбаясь, весёлый вор с золотыми волосами, сидевший когда-то на корточках на подоконнике в мастерской Грегоровича. И тут Гарри вспомнил, где он видел это лицо, — в книге «Жизнь и обманы Альбуса Дамблдора», рука об руку с молодым Дамблдором. Там же, наверное, и все остальные фотографии, Рита Скитер их прибрала. — Миссис… мисс Бэгшот! — окликнул Гарри слегка дрожащим голосом. — Кто это? Батильда стояла посреди комнаты и смотрела, как Гермиона разводит огонь в очаге. — Мисс Бэгшот? — повторил Гарри, подходя к ней с фотографией. В камине вспыхнуло пламя. Батильда оглянулась на голос, и крестраж забился чаще у Гарри на груди. — Кто этот человек? — спросил Гарри, сунув фотографию ей под нос. Старуха молча воззрилась на снимок, потом на Гарри. — Вы знаете, кто это? — повторил он очень громко и раздельно. — Этот человек? Вы его знаете? Как его зовут? Батильда тупо смотрела на Гарри. Он почувствовал глухое отчаяние. И как это Рита сумела её разговорить? — Кто этот человек? — громко повторил он. — Гарри, что ты делаешь? — спросила Гермиона. — Тут на фотографии тот самый вор, ну, который украл что-то из мастерской Грегоровича! Пожалуйста, вспомните! — взмолился он. — Кто это? Старуха всё так же молча смотрела на него. — Зачем вы позвали нас, миссис… мисс Бэгшот? — спросила Гермиона, тоже повысив голос. — Вы что-то хотели нам рассказать? Батильда словно и не слышала Гермиону. Она, шаркая, подступила к Гарри и движением головы указала на дверь. — Вы хотите, чтобы мы ушли? — спроси Гарри. Она повторила свой жест, однако на этот раз ткнула пальцем сперва в него, потом в себя, потом в потолок. — А, понял… Гермиона, По-моему, она хочет, чтобы я поднялся с ней наверх. — Ладно, пошли, — сказала Гермиона. Но стоило Гермионе двинуться с места, Батильда на удивление энергично затрясла головой и снова указала на себя и на Гарри. — Она хочет, чтобы я пошёл с ней один. — Почему это? — резко спросила Гермиона. Её голос звонко разнёсся по освещённой свечами комнате. Старуха качнула головой от громкого звука. — Может, Дамблдор не велел ей давать меч никому, кроме меня? — Ты думаешь, она на самом деле знает, кто ты? — Да, — ответил Гарри, глядя сверху вниз в обращённые к нему белые глаза. — Думаю, знает. — Ну хорошо, только возвращайся поскорее, Гарри. — Ведите, — сказал Гарри Батильде. Она как будто поняла, во всяком случае, заковыляла к двери. Гарри оглянулся и ободряюще улыбнулся Гермионе, хоть и не был уверен, что она это видела. Она стояла, обхватив себя руками, посреди озарённого свечами запустения и не отрывала взгляда от книжного шкафа. Выходя из комнаты, Гарри незаметно сунул за пазуху фотографию незнакомого вора в серебряной рамке. Лестница была крутая и узкая, Гарри посетило искушение подпереть руками мощный зад Батильды, нависавший у него над головой, чтобы она ненароком не рухнула на него. Медленно, с хрипом дыша, старуха взобралась по ступенькам, на площадке свернула направо и провела Гарри в спальню с низким потолком. Здесь было черно, хоть глаз выколи, и пахло совсем ужасно. Гарри разглядел выступающий изпод кровати ночной горшок, но тут Батильда закрыла дверь, и комната погрузилась в непроглядный мрак. — Люмос! — произнёс Гарри. Волшебная палочка засветилась, и Гарри вздрогнул: за короткие мгновения темноты старуха успела подойти к нему вплотную, а он ничего не услышал. — Ты Поттер? — прошептала она. — Да. Она кивнула, медленно и торжественно. Крестраж на груди у Гарри бился часто-часто, чаще, чем его собственное сердце. Ощущение было неприятное, тревожащее. — У вас есть что-нибудь для меня? — спросил Гарри, но старуху, похоже, отвлекал огонёк на конце волшебной палочки. — У вас есть что-нибудь для меня? — повторил Гарри. Тогда старуха закрыла глаза, и тут случилось сразу много разных вещей. Шрам кольнуло болью, крестраж забился с такой силой, что приподнял свитер. Тёмная, душная комната на мгновение словно растаяла, Гарри ощутил вспышку дикой радости и высоким, холодным голосом проговорил: «Взять его!» Гарри шатнуло. Тесная, вонючая комната снова сомкнулась вокруг него; он не мог понять, что с ним было. — У вас есть что-нибудь для меня? — спросил он в третий раз, ещё громче. — Там, — шепнула она, указывая в угол. Гарри поднял волшебную палочку и увидел смутные очертания захламленного туалетного столика возле окна. На этот раз Батильда не захотела его вести. Гарри протиснулся между нею и разобранной постелью, высоко подняв волшебную палочку и стараясь не упускать старуху из виду. — Что это? — спросил он, добравшись до столика, на котором было навалено какое-то вонючее тряпье. — Там, — сказала Батильда, указывая на бесформенную груду. Гарри на мгновение отвёл глаза, отыскивая взглядом украшенную рубинами рукоять меча. Старуха сделала какое-то стремительное движение, Гарри уловил это краем глаза, испуганно обернулся и застыл от ужаса: дряхлое тело осело на пол, а из ворота платья, где только что была шея старухи, выползала громадная змея.       Ящичек практически сразу опустел, а особо впечатлительные ученики залпом выпили зелье.       "Не благодарите." - Змея ударила в ту секунду, когда он взмахнул волшебной палочкой. Палочка выскочила из ужаленной руки, крутясь, взлетела к самому потолку и погасла. Сильный удар хвостом в солнечное сплетение вышиб у Гарри весь воздух из лёгких, он повалился на туалетный столик, прямо в кучу грязных тряпок… Он откатился и грохнулся на пол, едва увернувшись от огромного хвоста, который обрушился на столик в том месте, где секунду назад был Гарри. Его осыпало дождём осколков. С первого этажа донёсся голос Гермионы: — Гарри! Он не мог ей ответить — не хватало воздуха. Тяжёлая гладкая масса навалилась на него и придавила. Гарри чувствовал, как змея скользит по нему, мощная, мускулистая… — Нет! — выдохнул он. — Да, — прошелестел голос. — Да… держжжу… я тебя держжжуу… — Акцио… Акцио, волшебная палочка! Ничего не получалось, а он не мог освободить руки, которыми отталкивал змею, обернувшуюся кольцом вокруг него, выжимавшую из него дух с такой силой, что крестраж вдавился в тело, — кружок льда, пульсирующий собственной отдельной жизнью так близко к обезумевшему от страха сердцу, а разум затопила волна холодного белого света. Все мысли куда-то пропали, дыхание прервалось, в потоках ослепительного света потонули чьи-то далёкие шаги и весь мир… Металлическое сердце стучало у него на груди, он летел, летел на крыльях своего триумфа, не нуждаясь ни в метле, ни в фестралах… Гарри вдруг очнулся в кисло пахнущей тьме. Нагайна отпустила его. Он вскочил и увидел силуэт змеи на фоне освещённой лестничной площадки. Змея метнулась вперёд, Гермиона с криком отскочила; отражённое заклятие ударило в занавешенное окно, и стекло разлетелось вдребезги. В комнату хлынул морозный воздух. Гарри пригнулся, уклоняясь от нового ливня осколков, под ногу ему попало что-то вроде карандаша… волшебная палочка! Гарри схватил её, но змея уже вползала в комнату, молотя своим страшным хвостом. Гермионы не было видно, и Гарри подумал было самое худшее, и тут раздался громкий треск, мелькнула красная вспышка, змея взметнулась в воздух, задев Гарри по лицу. Одно за другим разворачивались тяжёлые кольца — вверх, вверх, к самому потолку. Гарри взмахнул волшебной палочкой, и вдруг шрам пронзило болью такой силы, какой не было уже несколько лет. — Он близко! Гермиона, он сейчас будет здесь! Одновременно с криком Гарри змея, бешено шипя, плюхнулась на пол. Обрушились какие-то полки, на Гарри посыпались осколки фарфора, он перепрыгнул через кровать и схватил тёмную фигуру, в которой узнал Гермиону. Она вскрикнула от боли, когда он потащил её назад, через кровать. Змея вновь подняла голову, но Гарри знал, что близится нечто похуже змеи. Может быть, он уже у дверей; голова готова была лопнуть от боли… Змея метнулась вперёд в то самое мгновение, когда Гарри бросился к двери, таща за собой Гермиону. Гермиона крикнула на змею: — Вспыхни! Заклятие разнесло в пыль зеркальную створку платяного шкафа и заметалось по комнате, отскакивая от стен и потолка; Гарри опалило тыльную сторону руки. Осколок стекла рассёк ему щеку, когда Гарри, волоча за собой Гермиону, прыгнул с кровати на туалетный столик, а оттуда через разбитое окно — в пустоту. Вопль Гермионы зазвенел в ночи, они перекувырнулись в воздухе… А потом его шрам словно взорвался, и он был Волан-де-Мортом, он промчался через зловонную спальню и вцепился в подоконник длинными белыми пальцами. У него на глазах лысенький мужичок и щуплая тётка перекувырнулись и растаяли в воздухе, и он закричал от ярости, и крик его смешался с визгом девчонки, отдаваясь далеко среди тёмных садов, перебивая колокола, славившие Рождество… Его крик был криком Гарри, его боль была болью Гарри… чтобы это случилось именно здесь, там же, где и прежде… в двух шагах от того, другого дома, где он вплотную приблизился к тому, чтобы познать, что значит смерть… смерть… такая чудовищная боль… вырван из собственного тела… но если у него нет тела, почему так ужасно болит голова… если он умер, отчего же ему так тошно, разве боль не кончается со смертью, разве она не уходит… Дождливая ветреная ночь. Двое детей, наряженных тыквами, семенят через площадь, витрины разукрашены бумажными пауками — пошлые ухищрения маглов, копирующих мир, в который они не верят… Он скользит над землёй, переполненный привычным ощущением силы, цели и правоты. Не гнев — это для слабых духом… торжество — о да… он долго надеялся и ждал этой минуты… — Красивый у вас костюм, мистер! Он видел, как улыбка сползает с лица мальчишки, стоило тому заглянуть под капюшон, как страх затуманивает размалёванное личико. Ребёнок бросился наутёк… Он нащупал волшебную палочку под мантией… Одно небрежное движение — и сопляк никогда уже не добежит к своей мамочке… но это лишнее, совершенно лишнее… Он скользнул в другую улицу, где темнее, и вот наконец перед ним цель его путешествия. Заклинание Доверия разбито, хоть они об этом пока ещё не знают… Он движется почти бесшумно, только мёртвые листья шуршат на мостовой, заглядывает через тёмную живую изгородь… Шторы не задёрнуты, и ему прекрасно видно, как они сидят в своей маленькой гостиной. Черноволосый мужчина в очках пускает клубы разноцветного дыма из волшебной палочки, чтобы позабавить черноволосого малыша в синей пижамке. Малыш хохочет и ловит ручками дым… Открывается дверь, и входит женщина. Длинные тёмно-рыжие волосы падают ей на лицо. Ему не слышно, что она говорит. Отец подхватывает сына на руки и передаёт матери, бросает волшебную палочку на диван, зевает и потягивается… Калитка чуть скрипнула, когда он её открывал, но Джеймс Поттер не услышал. Белая рука выхватила из-под плаща волшебную палочку, направила её на дверь, и та послушно открылась. Когда он уже шагнул через порог, в прихожую выскочил Джеймс. Всё было до того просто, чересчур просто, этот глупец даже не успел подобрать свою волшебную палочку.. — Лили, хватай Гарри и беги! Беги! Быстрее! Я задержу его… Задержать его с пустыми руками! Он смеялся, произнося заклинание… — Авада Кедавра! Зелёная вспышка наполнила тесный коридорчик, осветила детскую коляску у стены, превратила столбики перил в сверкающие молнии… Джеймс Поттер рухнул, совсем как марионетка, у которой перерезали ниточки… Он слышал её крики на верхнем этаже. Она в ловушке, но если будет разумно себя вести, опасаться ей нечего… Он поднимался по лестнице, посмеиваясь про себя над её слабыми попытками загородить дверь… У неё тоже не было при себе волшебной палочки… Как они глупы, доверчивые дураки, разве можно полагаться на верность друзей, разве можно хоть на мгновение выпускать оружие из рук… Он распахнул дверь, одним движением волшебной палочки отодвинув в сторону стул и наспех наваленные коробки… Она стояла посередине комнаты, держа ребёнка на руках. Увидев его, она опустила малыша в кроватку и заслонила собой, раскинув руки, как будто это могло помочь, как будто она надеялась, что, если ребёнка не будет видно, её выберут вместо него… — Только не Гарри, пожалуйста, не надо! — Отойди прочь, глупая девчонка… Прочь… — Пожалуйста, только не Гарри… Убейте лучше меня, меня… — В последний раз предупреждаю… — Пожалуйста, только не Гарри, пощадите… Только не Гарри! Только не Гарри! Пожалуйста, я сделаю всё, что угодно… — Отойди… Отойди, девчонка… Он мог бы просто отшвырнуть её с дороги, однако счел благоразумным покончить со всей семейкой разом… Вспыхнул зелёный свет, и она упала точно так же, как и её муж. За всё это время ребёнок ни разу не запищал. Он уже умел стоять, ухватившись за прутья кроватки, и с весёлым любопытством смотрел в лицо чужаку — может быть, думал, что это его отец прячется под плащом и сейчас покажет ещё красивые огоньки, а мама со смехом выглянет откуда-нибудь из-за шкафа… Он тщательно прицелился, наведя волшебную палочку мальчишке прямо в лицо; он хотел увидеть, как это произойдёт, своими глазами наблюдать уничтожение необъяснимой угрозы. Ребёнок заплакал — похоже, понял, что перед ним не Джеймс. Плач был неприятен, ещё в приюте он не переносил детского нытья. — Авада Кедавра!       Гарри уткнулся крёстному в грудь, переживая свой самый частый кошмар вновь. Сириус крепко обнял крестника, едва сдерживая себе от того, чтобы дать волю боли.       Они не заметили, как к ним подплыли два флакона с Успокоительным. Только когда холодное стекло коснулось кожи, Поттер и Блэк повернули головы и увидели их.       Взяв предложенное, они уже было хотели поблагодарить мадам Помфри, когда и Римус с Тонкс, что сидели совсем рядом, и Помфри указывают на Снейпа. "Это он отлевитировал вам Успокоительное." - одними губами произнесла медиведьма. - Спасибо, профессор.       Снейп не ответил, только кивнул и опустил одну руку под стол, достав из кармана мантии ещё один флакон и выпив его. Гарри удивился этому, но Блэк - нет. Он будто что-то понял, но не решался сказать. - Люциус, продолжи. - И тогда он был сокрушён. Он был ничто, ничего не осталось, кроме боли и ужаса, он должен был скрыться, спрятаться, только не здесь, в руинах разрушенного дома, где надрывался от плача испуганный ребёнок, а далеко, очень далеко отсюда… — Нет, — простонал он. Змея шуршала по грязному, замусоренному полу, и он убил мальчишку, и всё же он сам был этим мальчишкой… — Нет… А теперь он стоит у разбитого окна в доме старой Батильды, захваченный воспоминаниями о своей великой потере, и у ног его скользит по битому стеклу и фарфору огромная змея… Он смотрит вниз и видит… нечто невероятное… — Нет… — Гарри, всё хорошо, всё в порядке! Он наклоняется и поднимает разбитую фотографию. Вот он, вор, неведомый воришка, которого он столько времени ищет… — Нет… Я уронил её… Уронил… — Гарри, всё хорошо. Очнись, Гарри! Это он — Гарри. Гарри, не Волан-де-Морт. А то, что здесь шуршит, — не змея. Он открыл глаза. — Гарри, — прошептала Гермиона. — Ты как… нормально? — Да, — соврал он. Он был в палатке, лежал на нижней койке под грудой одеял. По тишине и особому холодному блёклому свету, падавшему сквозь матерчатую крышу, чувствовалось, что скоро рассвет. Гарри был весь в поту, даже простыни и одеяла намокли. — Мы удрали. — Да, — сказала Гермиона. — Пришлось задействовать заклинание Левитации, чтобы уложить тебя на койку, я никак не могла тебя втащить. Ты был… Ну, в общем, ты был немного не того… Под её карими глазами залегли фиолетовые тени. В руке у Гермионы Гарри заметил губку — она обтирала ему лицо. — Плохо тебе было, — заключила она. — Совсем плохо. — Давно мы оттуда смотались? — Несколько часов прошло. Уже почти утро. — А я, значит, был… без сознания, что ли? — Да не то чтобы, — замялась Гермиона. — Ты кричал, и стонал, и… и вообще, — закончила она таким тоном, что Гарри стало совсем не по себе. Что он тут вытворял? Выкрикивал заклятия, как Волан-де-Морт? Плакал, как младенец? — Я еле сняла с тебя крестраж, — сказала Гермиона, явно стремясь переменить тему. — Он прямо-таки прилип к твоей груди. Там даже отметина осталась. Ты прости, мне пришлось применить заклинание ножниц, иначе не получалось его оторвать. Ещё и змея тебя укусила, но ранку я промыла, обработала бадьяном… - Видимо, Нагайна яд не пустила. - тихо сказал Снейп. - Гарри стащил промокшую от пота футболку, бросил её на пол и осмотрел себя. Чуть повыше сердца виднелся багровый овальный ожог от медальона. На запястье он разглядел подживающие ранки от змеиных зубов. — А куда ты положила крестраж? — К себе в сумку. Пусть он лучше пока там полежит. Гарри откинулся на подушки и посмотрел в её осунувшееся, посеревшее лицо. — Не надо было нам лезть в Годрикову Впадину. Это все я виноват, Гермиона, прости. — Ты не виноват; я тоже хотела там побывать. Я вправду думала, что Дамблдор там оставил для тебя меч. — Угу… Видно, мы ошиблись. — Что там было, Гарри? Что произошло, когда она отвела тебя наверх? Змея пряталась на втором этаже? Выскочила, убила её и напала на тебя, да? — Нет, — ответил Гарри. — Она и была змеёй… Вернее, змея была ею… С самого начала. — Ч-что? Гарри закрыл глаза. Он всё ещё чувствовал запах Батильдиного дома, от этого всё случившееся казалось ужасно ярким и реальным. — Наверное, Батильда уже довольно давно умерла. А змея… была у неё внутри. Её оставил в Годриковой Впадине Сама-Знаешь-Кто, чтобы караулила. Ты была права: он знал, что я туда вернусь. — Змея была внутри Батильды? Гарри снова открыл глаза: у Гермионы было такое выражение, как будто её сейчас стошнит. — Люпин говорил, что мы столкнёмся с магией, которую и представить себе не могли, — пробормотал Гарри. — Она не хотела разговаривать при тебе, потому что говорила-то она на змеином языке, всё время говорила на змеином, а я и не заметил, я же её понимал. Как только мы поднялись наверх, змея известила Сама-Знаешь-Кого, я всё слышал мысленно, я почувствовал, как он обрадовался и велел меня схватить… а потом… Гарри вспомнил, как змея выползала из шеи Батильды. Не обязательно Гермионе знать все подробности. — …она преобразилась, обернулась змеёй и бросилась на меня. — Он посмотрел на следы от зубов. — Ей не было приказано убить меня, только задержать, пока не явится Сама-Знаешь-Кто. Если бы только он сумел уничтожить змею, всё было бы не напрасно… С тоской на сердце он сел и откинул одеяла. — Нет, Гарри, тебе же, наверное, надо отдыхать! — Это тебе надо выспаться. Не обижайся, но вид у тебя кошмарный. А я уже в норме, могу подежурить. Где моя волшебная палочка? Гермиона молча смотрела на него. — Где моя палочка, Гермиона? Она закусила губы, глаза её наполнились слезами. — Гарри… — Где моя волшебная палочка? Она наклонилась, подняла что-то с пола и показала ему. Палочка из остролиста переломилась надвое, только стержень от пера феникса удерживал обе половинки вместе. Гарри взял палочку в руки, словно это было живое раненое существо. Он не мог собраться с мыслями, всё терялось в тумане страха и неуверенности. Гарри протянул палочку Гермионе: — Почини её! Пожалуйста! — Гарри, вряд ли я… когда она вот так сломалась… — Пожалуйста, хоть попробуй, Гермиона! — Р… репаро! Отломанная половина приросла на место. Гарри взмахнул палочкой. — Люмос! Вылетели несколько искорок и сразу потухли. Гарри прицелился в Гермиону: — Экспеллиармус! Волшебная палочка Гермионы, слабо дёрнувшись, осталась у неё в руке. Палочка Гарри не выдержала ничтожного магического усилия и снова переломилась пополам. Гарри смотрел на неё с ужасом. У него не укладывалось в голове то, что было перед глазами. Волшебная палочка столько с ним пережила… — Гарри, — прошептала Гермиона еле слышно, — прости, пожалуйста… Боюсь, что это я её… Понимаешь, когда мы убегали, змея кинулась на нас, я швырнула в неё Взрывающим заклятием, а оно отскочило и… и, наверное, зацепило… — Ты же не нарочно, — машинально ответил Гарри. Он чувствовал себя совершенно опустошённым, раздавленным. — Ничего… что-нибудь придумаем. — Гарри, вряд ли её можно починить, — со слезами проговорила Гермиона. — Помнишь… помнишь, у Рона сломалась волшебная палочка? Когда вы разбились на машине? Её так и не смогли исправить, в конце концов пришлось покупать новую. Гарри вспомнил Олливандера в плену у Волан-де-Морта, вспомнил убитого Грегоровича. Где же он возьмёт новую волшебную палочку? — Ладно, — сказал он фальшиво-бодрым голосом. — Пока что буду одалживать твою. На время дежурства. Гермиона, заливаясь слезами, протянула ему свою волшебную палочку. Она так и осталась сидеть у его постели, а Гарри выбрался наружу, больше всего на свете мечтая оказаться как можно дальше от неё. Конец. - Пейдж.       "Да? - В таком случае с палочкой, чтобы ты сделала, будучи артефактором?       "Ммм... На самом деле, стоило вынуть перо феникса из оболочки и создать корпус заново, но это очень сложный процесс, который не каждый артефактор выполнит. Мастер палочек, подобный Олливандеру или Грегоровичу, это целое отделение артефакторов, в которое мало кто суётся. Артефактор подобной категории чувствует древесину и сердцевину на ментальном и магическом уровне, можно сказать, говорит с палочкой и тем, что в ней. Остальные артефакторы также могут чувствовать компоненты, но не говорят с ними, что значительно усложняет процесс воссоздания палочки не мастером палочек." - Как всё просто и как всё сложно.       "Это ты ещё не проходил курсы колдомедицины." - И не сидел в ординаторской. - добавил Снейп.       "Клянусь, декан, я твои рассказы с этих курсов воспринимала как преувеличенные, пока сама не прошла их." - А я говорил.       "Ну прости!" - Кто следующим читает? - Давай я, пап. - Люциус передал книгу сыну. - Глава 18. "Жизнь и обманы Альбуса Дамблдора" Всходило солнце, над головой раскинулось огромное выцветшее небо во всей своей чистоте и беспредельности, равнодушное к Гарри и его страданиям. Он сел у входа в палатку и глубоко вдохнул умытый воздух. Просто быть живым, смотреть, как солнце поднимается над блистающими снежными холмами, — это же величайшее сокровище на земле, но Гарри сейчас был неспособен его оценить. Всё в нём онемело от сознания страшной беды — потери волшебной палочки. Перед ним лежала укутанная снегом долина, в сверкающей тишине разносился далёкий колокольный звон. Гарри, сам того не замечая, впился пальцами в собственные руки, как будто старался победить физическую боль. Он несчитанное множество раз проливал свою кровь, однажды лишился всех костей в правой руке, и нынешнее путешествие оставило шрамы у него на груди и на запястье вдобавок к тем, что уже были на руке и на лбу, но никогда ещё он не чувствовал себя настолько беспомощным, голым и беззащитным, как теперь, словно у него отобрали большую часть магической силы. Он совершенно точно знал, что ответила бы Гермиона, расскажи он ей об этом: волшебная палочка может не больше того, что умеет сам волшебник. Только она ошибается, она ведь не видела, как волшебная палочка Гарри сама собой повернулась, точно стрелка компаса, и выстрелила во врага струёй золотого огня. Теперь его больше не защищает родство двух волшебных палочек. Раньше он сам не понимал, как сильно полагался на эту защиту. Гарри вытащил из кармана половинки волшебной палочки и, не глядя, сунул их в мешочек Хагрида, висевший у него на шее. Мешочек был уже битком набит разными бесполезными обломками. Гарри нащупал сквозь ишачью кожу свой старый снитч и чуть было не поддался искушению выбросить его вон. Упрямо хранящий свою тайну, бесполезный, никчёмный, как и всё, что оставил ему Дамблдор… Злость на Дамблдора вдруг нахлынула на Гарри потоком раскалённой лавы, обжигая всё внутри, сметая все прочие чувства. Они с отчаяния уговорили самих себя, будто в Годриковой Впадине найдутся ответы на все вопросы, вообразили, будто обязаны явиться туда по некоему тайному плану Дамблдора, но не было на самом деле ни карты, ни плана. Дамблдор предоставил им тыкаться вслепую в темноте, в одиночку сражаться с неведомыми и небывалыми ужасами, ничего не объяснил, никогда ничего не давал бескорыстно. Меча как не было, так и нет, а теперь ещё нет и волшебной палочки. И фотографию вора Гарри уронил, по ней Волан-де-Морт без труда выяснит, кто это такой… Теперь Волан-де-Морт знает всё, что ему нужно… — Гарри! — Гермиона подходила нерешительно, как будто боялась, что он её заколдует её же собственной волшебной палочкой. Вся заплаканная, она присела рядом с ним на корточки, держа дрожащими руками две чашки с чаем и ещё что-то объёмистое зажав под мышкой. — Спасибо, — буркнул Гарри, принимая чашку. — Можно с тобой поговорить? — Да, — ответил Гарри, чтобы не обижать её. — Помнишь, ты хотел узнать, что за человек был на фотографии? Так вот, у меня тут книга… Она робко положила ему на колени «Жизнь и обманы Альбуса Дамблдора» — новенький, идеально чистый экземпляр. — Как? Откуда? — Валялась в доме у Батильды… Из неё торчала вот эта записка. Гермиона прочла вслух несколько строк, набросанных ядовито-зелёными чернилами: — «Дорогая Батти, спасибо за помощь. Дарю экземпляр книги, надеюсь, тебе понравится. Ты всё мне открыла, хотя, быть может, не помнишь об этом. Рита». — Я думаю, книгу принесли, когда настоящая Батильда была ещё жива, только, наверное, читать уже не могла. — Да, наверное. Гарри с каким-то злорадством посмотрел в лицо Дамблдора: теперь он узнает всё то, что Дамблдор не считал нужным ему рассказывать, а тот не сможет ему помешать. — Ты всё ещё сердишься на меня? — спросила Гермиона. Из глаз у неё снова текли слёзы; Гарри понял, что его злость, должно быть, отразилась на лице. — Нет, — тихо сказал он. — Нет, Гермиона, я знаю, что это вышло нечаянно. Ты замечательная, ты нас вытащила оттуда живыми. Если бы не ты, я бы сейчас уже был мёртв. Она улыбнулась сквозь слёзы. Гарри постарался ответить на её улыбку, а потом уткнулся в книгу. Обложка плохо гнулась — очевидно, книгу ещё ни разу не открывали. Гарри перелистал страницы, отыскивая фотографии. Та, которую он искал, попалась почти сразу — молодой Дамблдор и его красивый приятель дружно хохотали над какой-то давно забытой шуткой. Гарри перевёл взгляд на подпись: «Альбус Дамблдор вскоре после смерти матери, со своим другом Геллертом Грин-де-Вальдом». Когда Гарри прочёл последнее слово, у него отвисла челюсть. Несколько долгих секунд он изумлённо таращился на страницу. Грин-де-Вальд. Друг Дамблдора! Гарри покосился на Гермиону. Она тоже смотрела не отрываясь на напечатанное имя, как будто не верила своим глазам. Потом очень медленно оглянулась на Гарри. — Грин-де-Вальд?! Пропустив остальные фотографии, Гарри принялся листать ближайшие страницы — не мелькнёт ли ещё раз роковое имя. Скоро он отыскал его и начал жадно читать, но быстро запутался. Чтобы хоть как-то понять смысл, нужно было вернуться назад, и в итоге он оказался в начале главы под названием: «Общее благо». Они с Гермионой вместе стали читать.       «На пороге восемнадцатилетия Дамблдор покинул Хогвартс в расцвете славы. Староста школы, лучший ученик, лауреат Премии Варнавы Финкли за выдающиеся успехи в наведении заклятий, представитель британской молодежи в Визенгамоте, удостоенный Золотой медали за эпохальное выступление на Международной алхимической конференции в Каире, Дамблдор планировал для завершения образования предпринять кругосветное путешествие совместно с Элфиасом Дожем по прозвищу Вонючка, своим недалёким, но преданным приспешником в школьные годы.       Молодые люди остановились в лондонском „Дырявом котле“, намереваясь на следующее утро отправиться в Грецию, но внезапно Дамблдор получил с совиной почтой известие о смерти своей матери. Вонючка Дож, не пожелавший беседовать с автором этой книги, поделился с читающей публикой своей сентиментальной версией дальнейших событий. Он преподносит смерть Кендры как трагедию, а решение Дамблдора об отказе от путешествия как благородное самопожертвование.       И действительно, Дамблдор сразу же вернулся в Годрикову Впадину якобы для того, чтобы заботиться о младших брате и сестре. Но какова на самом деле была его забота?       — Он был просто больной на голову, этот Аберфорт, — вспоминает Энид Смик; её семья жила в то время на окраине Годриковой Впадины. — Никакого сладу с ним не было. Надо бы, конечно, его пожалеть, всё-таки сиротка, да только он вечно бросался в меня козьими какашками, а сам хохочет-заливается. По-моему, Альбус не шибко-то за него переживал, хотя я, почитай, и не видала их вместе.       Чем же занимался Альбус, если не присматривал за буйным младшим братиком? Надо полагать, по большей части следил, чтобы сестра не вырвалась из-под надзора. Хотя прежняя тюремщица скончалась, в жизни несчастной Арианы Дамблдор не наступило перемены к лучшему. За пределами семьи почти никто не подозревал о её существовании, кроме разве что немногих доверчивых друзей вроде Вонючки Дожа, кто готов был проглотить историю о её „слабом здоровье“.       Ещё одним таким доверчивым другом семьи оказалась Батильда Бэгшот, автор широко известных научных трудов по истории магии, много лет прожившая в Годриковой Впадине. Разумеется, Кендра отвергла первые попытки Батильды наладить добрососедские отношения, однако несколько лет спустя писательница прислала сову Альбусу в Хогвартс, находясь под впечатлением от его статьи о межвидовых превращениях в журнале „Трансфигурация сегодня“. Завязалась переписка, которая привела к более близкому знакомству со всей семьёй Дамблдоров. Ко времени своей смерти Кендра из всей деревни соглашалась поддерживать общение с одной только Батильдой.       К несчастью, блестящий ум Батильды под конец жизни заметно притупился. „Огонь горит, но в котле пусто“, — сказал мне о ней Айвор Диллонсби, или, если воспользоваться более приземлённым выражением Энид Смик, „совсем свихнулась бедная старушка“. Тем не менее проверенные долгим опытом журналистские приёмы позволили мне извлечь крупицы реальных фактов, на основе которых и удалось воссоздать всю эту скандальную историю.       Батильда, как и вся магическая общественность, объясняет преждевременную кончину Кендры неправильно сработавшим заклинанием — это же объяснение приводили позднее Альбус и Аберфорт. Кроме того, Батильда, как попугай, повторяет утверждения родных о слабом здоровье Арианы. И всё же я не зря потратила усилия, добывая сыворотку правды! Батильда Бэгшот — единственная, кому известна тщательно охраняемая тайна Альбуса Дамблдора, и сейчас об этом впервые узнает читающая публика. Моё открытие ставит под сомнение столь любимый поклонниками образ Альбуса Дамблдора — непримиримого противника Тёмных искусств, борца за права маглов и прекрасного семьянина.       В то самое лето, когда Альбус вернулся в Годрикову Впадину главой осиротевшей семьи, к Батильде приехал погостить внучатый племянник — Геллерт Грин-де-Вальд.       Имя Грин-де-Вальда пользуется заслуженной известностью: в списке самых опасных волшебников всех времен и народов он уступает только Сами-Знаете-Кому, явившемуся поколение спустя, чтобы потеснить его с первого места. Впрочем, террор Грин-де-Вальда не затронул Британию, и потому подробности его прихода к власти здесь мало кому известны.       Грин-де-Вальд получил образование в Дурмстранге — эта школа славится своей терпимостью в отношении Тёмных искусств. Он рано проявил блестящие способности, так же как и Дамблдор. Однако вместо того чтобы направить эти способности на получение премий и наград, Геллерт Грин-де-Вальд избрал для себя иные цели. Даже руководство Дурмстранга не могло смотреть сквозь пальцы на его рискованные эксперименты, и в шестнадцать лет Геллерт Грин-де-Вальд был исключён из школы и уехал.       До недавнего времени было известно только, что Грин-де-Вальд „несколько месяцев провёл за границей“, но теперь мы можем объявить открыто: Геллерт отправился навестить двоюродную бабушку, проживавшую в Годриковой Впадине, и там, как это ни поразительно, у него возникла крепкая дружба не с кем иным, как с Альбусом Дамблдором.       — По-моему, он был чудесным мальчиком, что бы там ни случилось после, — откровенничает Батильда. — Естественно, я познакомила его с бедным Альбусом, которому так не хватало общества сверстников. Мальчики сразу подружились.       Что верно, то верно! Батильда показала мне сохранившееся у неё письмо, которое однажды глухой ночью Альбус Дамблдор прислал Геллерту Грин-де-Вальду.       — Да, хоть они и проводили целые дни за разговорами — им было о чём порассуждать, они ведь оба такие умницы! — я частенько слышала по ночам, как сова стучится клювом к Геллерту в окошко, приносит записочку от Альбуса. Ему не терпелось поделиться новыми идеями.       И что же это были за идеи? Они способны глубоко шокировать пламенных сторонников Альбуса Дамблдора. Вот перед вами мысли семнадцатилетнего героя, изложенные в письме к его новому лучшему другу (факсимиле письма можно увидеть на странице 463):       "Геллерт!       Твой тезис о том, что правление волшебников ПОЙДЁТ НА ПОЛЬЗУ САМИМ МАГЛАМ, на мой взгляд, является решающим. Действительно, нам дана огромная власть, и, действительно, власть эта даёт нам право на господство, но она же налагает и огромную ответственность по отношению к тем, над кем мы будем властвовать. Это необходимо особо подчеркнуть, здесь краеугольный камень всех наших построений. В этом будет наш главный аргумент в спорах с противниками — а противники у нас, безусловно, появятся.       Мы возьмём в свои руки власть РАДИ ОБЩЕГО БЛАГА, а отсюда следует, что в случае сопротивления мы должны применять силу только лишь в пределах самого необходимого и не больше. (Тут и была главная твоя ошибка в Дурмстранге! Но это и к лучшему, ведь если бы тебя не исключили, мы бы с тобой не встретились.)       Альбус"       Пусть это письмо удивит и ужаснёт легионы поклонников, но оно ясно доказывает, что Альбус Дамблдор в своё время мечтал ниспровергнуть Международный статут о секретности и утвердить власть волшебников над маглами. Какой удар для всех, кто превозносил Дамблдора как великого защитника маглов и лиц маггловского происхождения! Красивые речи о правах маглов становятся пустыми словами в свете новых разоблачительных данных. И в каком недостойном виде предстает сам Альбус Дамблдор, строящий планы мирового господства в то время, когда ему следовало бы оплакивать умершую мать и заботиться о судьбе сестры!       Несомненно, найдутся желающие во что бы то ни стало помочь Дамблдору удержаться на треснувшем пьедестале. Они станут лепетать, что он, дескать, всё же не привёл свои планы в исполнение — должно быть, он одумался, изменил взгляды… Однако истина куда непригляднее.       Не прошло и двух месяцев, как великие друзья Дамблдор и Грин-де-Вальд расстались и не встречались вновь до своего легендарного поединка (подробнее об этом см. гл. 22). В чём причина внезапного разрыва? В самом ли деле Дамблдор одумался и объявил Грин-де-Вальду, что не желает более принимать участия в его замыслах? Увы, ничего подобного.       — Полагаю, это случилось из-за смерти бедняжки Арианы, — говорит Батильда. — Ужасное несчастье потрясло нас всех. Геллерт был у них, когда это произошло, и прибежал ко мне просто-таки сам не свой. Сказал, что завтра же возвращается домой. Страшно расстроился. Я организовала для него портал, и больше мы с ним не виделись. Альбуса смерть Арианы совсем пришибла. Братья потеряли всех своих родных, остались одни на свете. Неудивительно, что порой они срывались. Аберфорт обвинял Альбуса, будто тот виноват в случившемся, — вы знаете, так бывает с людьми в тяжёлые минуты. Да Аберфорт и всегда был с сумасшедшинкой, бедный мальчик. И всё-таки сломать нос родному брату прямо на похоронах — это уже выходит за всякие рамки! Кендра не пережила бы, если бы увидела, как её сыновья дерутся возле мёртвого тела её дочери. Жаль, Геллерт не смог остаться на похороны… Хоть поддержал бы Альбуса…       Кошмарная потасовка у гроба, о которой знают лишь немногие присутствовавшие на похоронах Арианы Дамблдор, вызывает ряд вопросов. Почему Аберфорт Дамблдор винил Альбуса в смерти сестры? Был ли это нервный срыв убитого горем молодого человека, как уверяет Батильда, или для его выходки имелись реальные основания? Грин-де-Вальд, исключённый из Дурмстранга за нападения на других учеников, едва не повлекшие за собой человеческие жертвы, бежит из страны всего через несколько часов после гибели девушки, причём Альбус (возможно, под действием стыда или страха) в дальнейшем уклоняется от встречи с ним до тех пор, пока его не вынуждает к этому давление магической общественности.       Насколько известно, ни Дамблдор, ни Грин-де-Вальд никогда не упоминали о своей недолгой юношеской дружбе, однако нет сомнений, что Дамблдор пять лет всеми способами избегал прямого столкновения с Геллертом Грин-де-Вальдом, несмотря на продолжавшиеся всё это время исчезновения, несчастные случаи и прочие бедствия. Что ему мешало — остатки прежних дружеских чувств или страх разоблачения? Быть может, Альбус Дамблдор скрепя сердце отправился на битву с человеком, которым в юности восхищался?       И как всё-таки умерла таинственная Ариана? Пострадала случайно в ходе некоего Тёмного ритуала? Узнала нечто такое, чего ей знать не полагалось, о планах захвата власти, которые строили двое друзей? Неужто Ариана Дамблдор оказалась первой жертвой, погибшей „ради общего блага“?» Здесь заканчивалась глава. Гарри поднял голову. Гермиона дочитала страницу раньше него. Она выдернула книгу из рук Гарри, явно испуганная выражением его лица, и захлопнула не глядя, словно прятала что-то непристойное. — Гарри… Он молча покачал головой. У него как будто сломалась какая-то внутренняя опора. Точно так же было, когда ушёл Рон. Он верил Дамблдору, считал его воплощением добра и мудрости, а теперь всё это рассыпалось прахом. Сколько ещё можно потерять? Рон, Дамблдор, волшебная палочка с пером феникса… — Гарри! — Гермиона словно подслушала его мысли. — Гарри, что я тебе скажу. Конечно, это… не очень приятное чтение… — Да уж, не то слово. — Но ты не забывай, Гарри, это всё пишет Рита Скитер. — Ты ведь прочла его письмо к Грин-де-Вальду? — Я… Да, прочла. — Она запнулась, с несчастным видом баюкая чашку чая в замёрзших ладонях. — Наверное, это хуже всего. Батильда считала, что у них были одни только разговоры, но «Ради общего блага»? — это же был лозунг Грин-де-Вальда, которым он оправдывал все свои зверства. А тут… Получается, Дамблдор и навёл его на мысль. Говорят, даже над входом в Нурменгард была надпись: «Ради общего блага». — Что это — Нурменгард? — Тюрьма, которую Грин-де-Вальд построил для своих противников, а в конце концов сам в неё сел, когда Дамблдор его победил. И всё равно ужасно думать, что идеи Дамблдора помогли Грин-де-Вальду прийти к власти. С другой стороны, даже Рита Скитер признаёт, что они были знакомы не больше нескольких месяцев, причём оба тогда были совсем молодые и… — Я так и знал, что ты это скажешь, — бросил Гарри. Он старался не срывать на ней злость, но трудно было справиться с голосом. — Так и знал, что ты скажешь: «Они были совсем молодые». Им было столько, сколько нам сейчас! Мы с тобой рискуем жизнью, сражаясь против Тёмных искусств, а он в нашем возрасте обнимался со своим лучшим другом и строил планы, как бы захватить власть над магглами! У Гарри больше не было сил сдерживаться, он вскочил и заходил кругами, чтобы хоть немного успокоиться. — Я его идеи не защищаю, — сказала Гермиона. — Всякое там «право на господство» — всё это просто чушь, та же самая «Магия — сила». Но, Гарри, у него только что умерла мать, он был так одинок… — Одинок? Он не был одинок! У него был брат, а ещё сестра-сквиб, он её держал взаперти… — Вот этому я не верю, — твёрдо сказала Гермиона и тоже встала. — Не знаю, что с ней было не так, но я не думаю, что она была сквибом. Дамблдор, каким мы его знали, никогда бы не допустил… — Дамблдор, каким мы его знали, не рвался к господству над маглами! — заорал Гарри, так что несколько чёрных дроздов сорвались с деревьев и с криками закружились в пасмурном небе над вершиной холма. — Он изменился, Гарри, я тебе говорю! Просто изменился, и всё! Может, в семнадцать лет он и верил в эту ерунду, но вся остальная его жизнь была посвящена борьбе против Тёмных искусств! Именно он, и никто другой, остановил Грин-де-Вальда, он всегда голосовал за защиту маглов, за права волшебников из семей маглов, он с самого начала сражался Сам-Знаешь-с-Кем и погиб в бою! Книга Риты Скитер лежала на земле между ними, и Дамблдор на обложке печально улыбался обоим. — Гарри, прости, но, по-моему, ты злишься, потому что Дамблдор сам тебе об этом не рассказал! — Может, и так! — рявкнул Гарри и обхватил голову руками, то ли чтобы сдержать свою ярость, то ли защищаясь от обрушившегося на него разочарования. — Подумай сама, чего он от меня всё время требовал, Гермиона! Рискни жизнью, Гарри! И ещё разок! И опять, и снова! И не жди никаких объяснений, ты должен слепо мне верить. Поверь, я знаю, что делаю, поверь, хоть я тебе не доверяю! Ни разу он не сказал всей правды! Ни одного раза! Голос Гарри сорвался. Они стояли друг против друга посреди белой пустоты, и Гарри казалось, что они ничтожны, словно букашки, под этим бесконечным небом. — Он любил тебя, — прошептала Гермиона. — Любил, я знаю. Гарри уронил руки. — Не знаю, Гермиона, кого он любил, только не меня. Это не любовь, если он бросил меня в такой жуткой каше. Чёрт, да он с Геллертом Грин-де-Вальдом был откровеннее, чем со мной! Гарри подобрал упавшую в снег волшебную палочку Гермионы и снова сел у входа в палатку. — Спасибо за чай. Я додежурю свою смену, а ты иди в тепло. Гермиона поняла, что её прогоняют. Она подобрала книгу и ушла в палатку, но, проходя, легко провела рукой по его макушке. Гарри закрыл глаза. Он ненавидел себя за то, что ему так хочется, чтобы её слова были правдой, чтобы Дамблдору в самом деле было на него не совсем наплевать. Конец. - Профессор? - Это правда. Я действительно изменил свои взгляды после смерти сестры, которую я до сих пор виню в себе. Именно тогда я осознал, что в жизни есть более достойные способы существования всех. Однако, даже спустя столько времени, мы с Аберфортом не всегда ладим.       "Профессор." - Да, мисс Пейдж?       "Когда я вернусь, вы должны будете вместе со мной и вашим братом собраться в вашем кабинете. У меня к вам двоим есть предложение." - Какое же, мисс Пейдж?       "Портрет перестанет быть портретом." - Не совсем понимаю ва... - голубые глаза Дамблдора расширились от осознания. - Вы...       "Одна из моих Гильдий позволяет мне быть той, кто следует за своими мечтами близко к черте." - А...       "Самоучка, если так можно сказать." - Поразительно. Но...       "Пусть только попробуют. Меня остановит только ошейник." - Ошейник? - Существует ошейник, который в Аврорате надевают на задержанного, чтобы тот не сбежал с помощью использования Магии. Ошейник просто блокирует Магию. - сказал Кингсли. - Но я не могу понять, кто вы, Пейдж.       "Вуаль её накроет каждого,       И каждый падёт перед нею, как неукротимый жаждою       мудрец. Как луна, что перестанет отражать солнечный свет.       И каждому под её рукой придёт свой конечный век." - Говорите загадками, как Дамблдор.