Когда Цзян Чэн хотел как лучше

– Гэгэ, – Лань Чжань остановил Сичэня на улице, когда тот направлялся в сторону ханьши после завершения утренних клановых дел. Глава Лань мягко улыбнулся, оборачиваясь к младшему брату всем телом. – А-Чжань? – Я хотел узнать, как отреагировал шифу*. – Отреагировал на что? Брови Лань Чжаня едва заметно дрогнули в удивлении. – На ваш разговор. Разве вы не о Ваньине говорили сегодня? Лань Сичэнь бросил взгляд в сторону, оценивая расстояние до проходящих мимо адептов. Лань Ванцзи не нужно было ждать указаний брата, чтобы направиться в сторону своих покоев, где их никто не побеспокоит. В цзинши тихо. Лань Сичэнь давно здесь не был, даже слишком давно, не находилось повода среди своих радостей и печалей, но взгляд сразу зацепился за полотно на стене. Ему не отведено какое-то особенное место, но на фоне откровенно сдержанных и пустых покоев картина… Выделялась. Неаккуратные мазки тушью собирались в дерево с раскидистыми ветвями, стоящее на фоне намеченных горных пиков. Рука художника нетвердая, как будто бы у него совсем не было опыта в подобном – Лань Сичэнь много рисовал и мог узнать первые попытки в изобразительном искусстве. Вряд ли работа могла выйти из-под кисти Лань Чжаня, тот слишком усерден. Лань Ванцзи привел брата в цзинши не для любования несмелой попыткой в пейзаж, но, заметив интерес, перевел взгляд на гобелен и медленно выдохнул. Тогда Лань Сичэнь вспомнил, что его супруг, когда только переехал в Юньшэнь, какое-то время интересовался разными искусствами. Остановился тогда на музыке, но… Может ли быть так, что Лань Ваньинь постеснялся показать свои попытки талантливому художнику в лице супруга? Взгляд Лань Хуаня потеплел. – Гэгэ, – позвал Ванцзи негромко, как будто бы стесняясь нарушить тишину собственных покоев. – Я еще не говорил с шуфу**, – Сичэнь вынырнул из своих размышлений и кивнул младшему брату. – Позже, когда в этом будет больше смысла. – Разве сейчас в этом смысла нет? Лань Сичэнь вздохнул, качнул головой. – Ваньинь еще нуждается в отдыхе. Наверняка шуфу захочет с ним пообщаться, этот стресс придется некстати для обоих. – Гэгэ, – Лань Чжань не был уверен, что может говорить об этом, но чувствует, что должен. В нем клокочет волнение, даже если не знает и не умеет его показать. – Это не Лань Ваньинь. Не твой супруг. Лань Сичэнь опустил взгляд, закрыл глаза, будто бы собирался с мыслями, но ответил не скоро: – Я знаю. – Разве он не должен уйти? – Лань Чжань почти кусает себя за язык, не хочется сделать брату больно, но вынужден надавить на старую рану, чтобы напомнить об осторожности. – Снова. – Как он уйдет, А-Чжань? Лань Сичэнь будто моментально выбивается из колеи. Лань Чжань уже чувствует укол вины, но предпочитает продолжить. – С помощью артефакта. Так он ушел в прошлый раз. – Нет, А-Чжань. Сейчас все иначе. – Почему? – Он же изменил собственное будущее нашей встречей. Переписал свою же жизнь, понимаешь? Нет больше ничего... Что он знал, – Лань Сичэнь чувствовал, как мурашки ползут по его спине, как холодеет его кожа, как дыхание сбивается, а каждый вздох дается с дополнительным усилием. – Все пошло не по тому пути, которым шел сам Ваньинь в своей реальности, и перемены эти… глобальны. Не все могут быть достаточно смелыми, чтобы принять свою жизнь такой, какая она есть. Для него все изменилось слишком быстро, но Ваньинь готов быть сильным и принять это. На лице больше нет прежнего спокойствия, брови подскочили и сошлись на переносице, а уголки опущены, и весь его вид будто бы- Как в тот роковой день. Лань Чжань приоткрыл рот, чтобы что-то сказать, но не решился. Ему не впервой видеть, как его любимый брат надламывается, он может с легкостью различить это по одной лишь мимике. В тот день Лань Ванцзи потерял не только дорогого друга, но и старшего брата – тоже. И чувство, что своими словами он, Лань Чжань, вновь причиняет ему боль – уничтожает в нем что-то. – Гэгэ… – голос прозвучал совсем тихо, едва ли не со скрипом. Лань Чжань коснулся предплечья Сичэня, тот в ответ обхватил его руку под локтем. – Разве он может заменить Его? – Нет, – Лань Сичэнь покачал головой. – Он не заменит. Но ему нужен я, а он нужен мне. Ему некуда больше пойти. Он умрет, А-Чжань. Слова мужчины полны горечи, но глаза излучают тепло и надежду, из-за чего Лань Чжань готов осесть на пол от бессилия. Он совершенно растерян, а потому все слова, что он хотел сказать, застревают в горле, когда чувствует дрожь руки Хуаня. Лань Сичэнь просто рад знать о том, что не только он хранит память. Мир пошел дальше, как будто бы не случилось ничего страшного или особенного. Может, так оно и было: война унесла много жизней, но мир проснулся и сдвинулся с места, оправившись от потерь. Один Хуань, как древний дракон, утонул в своем горе, проживая собственную жизнь по инерции, не запоминая ни событий, ни дней, ни месяцев. А мир шел дальше. И Сичэнь злился на него за это, искренне. Приятно знать, что кто-то еще помнит. Как будто не только он может скорбеть по-настоящему. В ханьши дожидается Ваньинь. Он просил придумать себе занятие, а потому все утро провел за чтением клановых переписок с соседями, чтобы быть в курсе внешнеполитических дел. Лань Сичэнь застал его, стоящего в планке на локтях, читающего расстеленный перед ним свиток, иногда поправляя его рукой для удобства. – Пожалуй, не стоит спрашивать тебя о самочувствии. Выглядишь хорошо, – улыбается Лань Сичэнь, привлекая к себе внимание. – Древесину возите бесплатно из Цзянся***! – Цзян Чэн тут же поднялся, шумно выдохнул и вытер лоб тыльной стороной руки. Рубашка на нем пропиталась потом, не давая возможности мужчине умолчать о том, что тренируется он довольно давно. – Мм? – Сичэнь улыбнулся, напоминая. – Возим. Мы. – Почему это? – смотрит пытливо. – Как этот Цзян Усянь подписывает такие торговые условия? Да он клан разорит! – Это был свадебный подарок, – глава Лань сдерживает мягкий смех. – Взамен Юньмэн Цзян из Куайцзи**** возит шелк. – Да кому сдался ваш шелк? – Наш шелк. – Наш шелк, – цокнул языком Цзян Чэн. – Это сколько его надо вывезти, чтобы покрыть затраты на добычу и обработку древесины? – Шелк стоит дорого, Ваньинь, – улыбается. – Вообще-то, это торговое соглашение подготовил бывший глава Цзян, а не нынешний. – Я?! – возмутился Цзян Чэн. – Врешь! – Как я могу? Цзян Чэн поправлялся даже быстрее, чем рассчитывал. Ци струилась в его теле ровным потоком, требуя больше движения, больше активности. Вернулся аппетит и сны теперь менее беспокойные. Ясно, что мужчина предпочел отгородиться от травмирующих воспоминаний и разрушительных мыслей, встать и... идти, надеясь, что его старания окупятся. Он ничего не забывал, просто… Почти силой заставлял себя испытывать покой и приспособиться к новым условиям жизни. В клане Гусу Лань, в качестве супруга главы клана. Что же… Так проще, чем объяснять, кто он и откуда. Хотя с новыми родственниками объясниться все же придется, но Цзян Чэн воспринимал это как необходимую программу мероприятия, как будто не до конца осознавая масштабность событий. – Не хочешь сам написать письмо главе клана Цзян? – … Не думаю, – Цзян Чэн пожимает плечами. Это действительно кажется как минимум неуместным. Лань Сичэнь лучше знает этого человека, сможет подобрать слова. У самого Цзян Чэна не найдется вразумительного объяснения, которое можно было бы изложить на письме. – Тогда завтра отужинаем с шуфу и напишем в Юньмэн Цзян и Ланьлин Цзинь вместе. Небо, спасибо Лань Хуаню за то, что он готов разобраться с этим сам. Чем больше Цзян Чэн думает о предстоящих встречах, окончательно впишущих его в историю этого мира, тем больше идет кругом голова. Вот бы не думать ни о чем и плыть по течению. Отпустить… Возможно, собственный мозг просто старался защитить трезвость рассудка своего обладателя любыми доступными способами… – Ты спишь? – интересуется Цзян Чэн тихо. Чем больше он старается не думать, тем больше мыслей роится в голове. Как отреагирует Лаоши***** Лань? Примет ли в семью самозванца? Что скажет Цзян Усянь, глава клана Юньмэн Цзян? Позволит ли пройтись по Ляньхуа, сунуть нос в чужие дела из интереса? А Цзинь Лин? Как он отнесется к своему-не своему цзюцзю? И шицзе… При мысли о ней Цзян Чэн едва не лишается дыхания. И не хочет больше думать ни о чем. Все потом, когда столкнется лицом к лицу, когда увидит ее, когда коснется- Цзян Чэн перекидывает ногу через спящего Лань Хуаня и нависает над ним, упираясь ладонями в постель у его головы — изголовье так и не починили, лежит на полу рядом с кроватью. Чужие руки запоздало обнимают его за талию, жест очень нежный и трепетный, Цзян Чэн ищет в нем участие и покой. И забытье. Потому двигает бедрами, запрокидывает голову, будто бы так будет проще дышать, позволяет сильным рукам мужчины направлять его, стонет, гудит и насаживается на член со все большим остервенением, зная лишь одну доступную ему сейчас панацею от душевных мук. И пока в ханьши двое утоляют печаль друг друга любовью, в цзинши печаль сконцентрирована в глазах лишь одного, кто безотрывно смотрит на полотно на стене и тонет в раскидистых ветвях горюющего дерева на фоне унылых горных пиков.