Когда Цзян Чэн хотел как лучше

Лань Сичэнь смотрит на мужчину подле него, касается пальцами щеки, убирает прядь волос с лица в сторону. Спящим он выглядит таким умиротворенным, Ваньиню идет быть вымотанным, будто бы только так и раскрывается в полной мере. Стоило бы подняться и приступить к своим обязанностям главы клана, но Сичэнь предпочитает пренебречь ими сегодня в пользу той близости, что восстановилась между ними – нужно обязательно дождаться, пока он проснется, а не оставлять его одного в постели, что вчера была полна удовольствия. Мужчина вспоминает любовь. Какой она зарождалась, какой она была обещана, как она умерла и воскресла вновь. Дышится будто бы проще и хочется горы свернуть, да только от него ничего не просят – какая незадача. Цзян Чэн просыпается позднее, с трудом разлепляет ресницы, трет глаза, стонет устало. Вроде крепко спал без кошмаров, но тело ломит, будто после хорошей ночной охоты. Или продолжительной тренировки. Или голодного Ланя, изливающего на него свою жажду. Да, точно, они вчера переспали. Цзян Чэн ощущает себя умершим и воскресшим вновь – на этот раз, не фигурально ни разу. Только, видимо, ради воскрешения пришлось рыть землю и сдвигать каменные плиты, иначе как объяснить, что… – Ваньинь… – нежный голос у уха помог яснее осознать себя в пространстве. Цзян Чэн медленно повернул голову, чтобы встретиться взглядом с лежащим рядом мужчиной. Очень красивым мужчиной. Сволочь, да он едва не светится, будто бы только что вышел из горячих купален и провел всевозможные косметические процедуры. Да у него даже волосы не спутались! Цзян Чэн вот уверен, что он выглядит крайне помято сейчас… – Демон… – застонал Цзян Чэн и подтянул одеяло на голову, засопел недовольно. Сколько времени вообще? Почему он здесь? – Разве нет пяти утра? – Думаю, сейчас около полудня, – задумчиво заключил, обнимая недовольный комок поперек груди. Цзян Чэн поворчал, да и успокоился, пригревшись. – Работы у тебя нет, что ли? Он это не со зла. Просто… Странно. Лань Сичэнь не выглядит так, будто бы поднимался с постели, это что же, лежал с ним все время? С одной стороны, это крайне беспечно! С другой… Приятно. – Не хотел тебя будить, – произнес мужчина над самым ухом. Цзян Чэн медленно выдохнул. Действительно, остался. Не может вспомнить момента, когда Цзэу-цзюнь оставался с ним утром, отодвигая клановые дела на несколько часов. Наверное, это слишком эгоистичные мысли, потому что клан – это важно. И все он понимает. Вот только… Сейчас Лань Сичэнь остался с ним. И Цзян Чэн остро почувствовал, что он не на своем месте. Он – не тот. И Лань Сичэнь – не тот. … Он соскучился по своему Лань Хуаню. Как-то особенно отчетливо это понимает сейчас. Да, им предстоит многое обсудить и поднять в разговоре темы, которых они никогда не касались. Цзян Чэн, наконец, может сформулировать свои желания и потребности. Может, они смогут пойти на компромисс в некоторых делах… – Ваньинь? – М? – Цзян Чэн вырвался из своих мыслей, откинул одеяло и повернул голову к собеседнику. Сичэнь потянулся к нему, а его любовник как-то замялся и ответил не сразу. Мягкий поцелуй осел на губах, согревая внутри. Цзян Чэн уже решил, что не будет жалеть ни о чем, напротив, он предпочитает думать, что их встреча многое прояснила, из-за чего руки чесались прибраться в собственной голове и расставить все мысли по своим местам. – Я бы не отказался от завтрака, – усмехнулся в губы, прежде чем подняться, оставляя Лань Сичэня в постели. – И ванны. Стесняться наготы было бы странно, учитывая, что с ним вытворял этот мужчина буквально вчера, но подобрать с пола нижние штаны и надеть их казалось необходимым для продолжения какого-либо связного диалога. Внутри чувствуется дискомфорт и непривычное жжение. Что же, за ночь он совсем не восстановился после вчерашнего? Лань Хуань был напорист, но не сильнее привычного, так отчего же тело так странно себя ведет? – И от лекаря, – задумчиво вздохнул, затягивая завязки на поясе. – Чувствую себя... непонятно. Хочу знать, что происходит с ци, и когда я смогу воспользоваться талисманом, чтобы вернуться. Знаешь, будто бы в пальцах такое странное покалывание, а в теле – слабость. Я думал, что смогу уйти уже завтра, но что-то мне не кажется, что- Сичэнь поймал обмякшее тело Цзян Чэна в свои объятья, бережно поднял на руки. Тихо цокнул языком. Почему же он такой упрямый? Это начинает серьезно беспокоить. Вновь эти разговоры об уходе, это что же, Ваньинь собирался оставить его уже завтра? Сичэнь не мог этого допустить, совершенно точно не мог. Пришлось скинуть подушки на пол и уложить на них Ваньиня – нельзя же позволять ему лежать на несвежем белье. Лань Сичэнь достал другие подушки из шкафа, постелил чистые простыни, педантично пригладил одеяло, и только после уложил мужчину на постель. Ну и что же с ним теперь делать? Сичэнь стоял над ним какое-то время, размышляя. Погладил ногу с нежностью, очертил пальцами лодыжку, перехватил под щиколоткой. Если сломать в этом месте, то восстановление займет больше недели, особенно с нарушенной, как у Ваньиня, циркуляцией ци, мешающей привычной регенерации. Тем более, сейчас он тоже нажал на несколько акупунктурных точек, чтобы вырубить его, наверняка ци тоже сбилась на время. Идея заманчивая, но пришлось признать, что Ваньиню будет сложно довериться ему – он совершенно не выносит ощущения беспомощности, с ума сойдет, если поставить его в такое положение. Совсем перестанет мыслить рационально. Поэтому же Сичэнь отказался и от нитей божественного плетения, хотя они точно заставили бы Ваньиня присмиреть и перестать дергаться. Что же делать?.. Лань Сичэнь задумчиво подбирает с пола пурпурную ленту и связывает запястья Ваньиня, закрепляет их у того над головой. Жаль, что пришлось до этого дойти. Мажет взглядом по Цзыдяню на пальце, но решает не снимать – пусть Ваньинь думает, что может контролировать ситуацию. Нужно позаботиться о завтраке. И ванне. Лань Сичэнь уже оделся и привел себя в порядок к тому моменту, как послышался стук. Убедившись, что спальню закрывает ширма, глава Лань снял с двери несколько заглушающих и запечатывающих талисманов, вешая их рядом, на дверной косяк, приоткрыл ее, глядя сверху вниз на младшего брата. – А-Чжань, – улыбнулся мягко. – Брат. Что-то случилось? – Ванцзи смотрел спокойно, но Сичэнь все равно прочитал во взгляде тень волнения. – Ничего. Просто решили поспать подольше, – делает шаг вперед, вынуждая диди отступить. Дверь за ним закрылась, Ванцзи совершенно необязательно знать, как много талисманов по ту сторону. – С Ваньинем все хорошо? – спрашивает негромко, вынуждая Сичэня остановиться. Тот улыбается через плечо, немного кивает. – Он набирается сил. Думаю, скоро сможет выйти и пообщаться с дядей и старейшинами, но пока ему нужно время, а остальным – покой. Лань Чжань кивает тоже – он никого не ставил в известность, как они и договаривались. – Шифу просил тебя зайти. – И что ему нужно? – вздохнул. – Спасибо, что передал. Я найду время для дяди. Сичэнь удаляется, проплывая по мощеной камнем дорожке, здороваясь по пути с адептами, но Ванцзи не спешит за ним. Он обращает взгляд на ханьши, медлит, говоря себе, что из-за сомнения, но, что более вероятно, выжидает, пока брат отойдет дальше. Подходит к двери и касается ее, а после пытается приоткрыть, но чужая ци резонирует и отозвается болезненным импульсом в пальцах. Дверь не поддалась. Брови Лань Ванцзи едва заметно дрогнули, но пришлось уйти в раздумьях. Цзян Чэн не совсем осознает, где находится и сколько сейчас времени. Помнит, что просыпался утром, но больше воспоминаний как будто бы и нет. Это хоть сегодня было? В попытке потереть лицо, чтобы избавиться от сонливости, мужчина вдруг обнаруживает, что руки его привязаны к изголовью кровати лентой, что тоже не всплывало в памяти. А? Почувствовав движение рядом, Цзян Чэн повернул голову, чтобы обнаружить Лань Сичэня, работающего над чем-то за столом. Он будто бы не заметил, что его любовник очнулся, но Цзян Чэн даже рта не успел открыть, как мужчина заговорил первым. – Ваньинь, – нежный голос главы Лань будто бы успокоил зарождающуюся внутри Цзян Чэна тревогу. – Ты уже пришел в себя. Пожалуйста, дай мне несколько минут, я должен закончить письмо. Цзян Чэн уже было хотел согласиться, но связанные руки не давали покоя. – Это что же, какие-то сексуальные игры? – усмехнулся, дернул головой, в попытке убрать с лица челку. Волосы распущены… Разве он не поднимался сегодня с постели? В комнате зажжены свечи, уже, что ли, вечер? Чем дольше Лань Сичэнь не отвечает, тем больше Цзян Чэн путается в своих мыслях. – Лань Хуань. – Пусть будут они, если тебе хочется, – Лань Сичэнь, наконец, поднял голову и улыбнулся, глядя на Ваньиня с нежностью. – Но сначала лучше принять ванну и поужинать. Дай мне несколько минут. Лань Хуань повторяет просьбу, но ответов меньше не становится. Какие к демонам “несколько минут”? Цзян Чэн дергает рукой отмечая, что привязан он совершенно не символически, и если он захочет освободиться, придется ломать изголовье, чего делать не хотелось. Почему он вообще в таком положении… – Разве я не вставал утром? Вопрос тонет в тишине комнаты, Лань Сичэнь продолжает выводить иероглифы на свитке, придерживая объемный рукав. Мозг подкидывает новую идею – Цзян Чэн беспокоился о своей ци по пробуждению. – Мы были у лекаря? – вдруг он вырубился после его посещения? Или у него был приступ искажения ци, кто знает? Но Лань Сичэнь молчит, и Цзян Чэн не выдерживает и повышает голос. – Лань Сичэнь! …Цзян Чэн готов поклясться, что услышал, как мужчина цокнул языком. Лань Сичэнь отложил кисть на подставку, качнул головой и поднялся с подушки, расправил ханьфу. Цзян Чэн отчего-то замер, наблюдая за ним, будто бы нутро протестует от непонимания, даже волоски на руках поднимаются. Но ничего из этого мужчина не показывает собеседнику, напротив – хмурит брови, источая раздражение. – Я спросил тебя. – Я попросил подождать, – отрезал Сичэнь, и в голосе его Цзян Чэн слышит непривычные металлические нотки. Что, впрочем, не пугает, но Цзян Чэн все равно занимает оборонительную позицию, демонстративно дергает руками. – Почему я связан? – Потому что ты мог натворить глупостей. Лань Сичэнь смотрит на мужчину сверху вниз спокойно, голос его ровный и вкрадчивый, будто бы должен проникнуть сразу в голову и навести там порядок. Совершенно не хочется врать Ваньиню, это претит и вызывает неприятную горечь на языке. Ложь и недоверие между ними недопустимы. Правда, сам Ваньинь не выглядит так, будто готов принять правду. И что же с ним делать? Да у него язык не повернется, чтобы солгать ему. – Блядь! – протестует Цзян Чэн, смотрит кусаче. – Отвяжи меня немедленно! – Ваньинь, – позвал чуть громче, вряд ли чтобы действительно повысить голос, скорее чтобы мужчина услышал его за собственным негодованием. – Ты собирался воспользоваться артефактом завтра? Вопрос поставил Цзян Чэна в тупик, он смотрел на Сичэня непонимающе, шумно дышал. Так значит, сегодня тот же самый день? Что случилось утром, если он снова в постели? – Я хотел поговорить с лекарем о том, что моя ци восстанавливается недостаточно быстро. – произносит, чеканя каждое слово, будто бы это что-то очевидное. – Я не смогу вернуться в свое время, если не приду в норму. – Одумайся, – Сичэнь вздохнул. – Ты не сможешь больше использовать артефакт. – Лань Сичэнь! – рявкнул почти по-звериному, Цзыдянь заискрился на пальце, обращая на себя внимание главы Лань. Только он, почему-то, совсем не заволновался. – Я с самого начала сказал тебе, что не собираюсь здесь оставаться! – Зато собираешься умереть? – спросил строго, как если бы это был не Лань Хуань, но его шифу. – Попытка перемещения убьет тебя. – Чушь. Бред! Я делал это раньше! Я буквально несколько дней назад был с совсем молодым юношей, Лань Хуанем. Я провел неделю в его времени, прежде чем переместиться сюда, ясно тебе? – То было в прошлый раз, но сейчас все иначе, Ваньинь. Ты должен остаться здесь! – Я не твой муж, Лань Сичэнь! – Цзян Чэн свирепо дергает руками, из-за чего изголовье постели издает неприятный сухой треск. – Я знаю это! – что же, Ваньинь совсем его не слушает, если он говорит спокойно? – Тогда ПОЧЕМУ ты так упираешься? Ты что же думал, я останусь здесь? У меня есть свой дом. Я уже делал это! Я был с юным Лань Хуанем! Я переместился дважды с помощью сраного талисмана, и, как видишь, жив до сих пор! – Ваньинь, это был последний раз, когда ты мог переместиться, – надавил Сичэнь. На этот раз он действительно выглядел обеспокоенно. – Да с чего ты это решил!? – Потому что Я и есть тот юноша! Цзян Чэн вздрогнул и так и замер с широко распахнутыми глазами. Тот юноша, с которым он провел неделю, которому рассказывал о любви и их совместном будущем. Таким он вырос? А разница в будущем возникла из-за вмешательства самого Цзян Чэна? Мужчина замер, глядя на Сичэня неверяще. Тот смотрит выжидающе, будто дает время примириться с этой мыслью, но Цзян Чэн не хочет думать об этом, это неважно в данном разговоре! – … Пусть так! – выдавил из себя Цзян Чэн, сопротивляясь каким-то надуманным запретам, сдвинул брови сильнее. Он будто бы уже знает ответ. Будто не хочет его слышать. Будто бы, пока он есть только в голове Цзян Чэна, он не существует в реальности. – Ваньинь... – Сичэнь прозвучал как-то почти примирительно. – Если ты вернулся не в свое будущее тогда, а сюда, то, возможно, нет больше никакого “твоего будущего”? Может, твои действия изменили все насовсем? Цзян Чэн закрывает глаза, чувствуя, как зрение поплыло. – И если ты попробуешь переместиться, куда ты попадешь? В голове звенит, болит, ноет. – Что, если попытка применить артефакт убьет тебя? Задыхается. – Я не могу потерять тебя больше.