Когда Цзян Чэн хотел как лучше

С тех пор, как Цзян Ваньинь появился в Юньшэне, Лань Хуань потерял сон. Знает, чем ему аукнутся бессонные ночи, но волнение клокочет в груди, и мысли путаются, стоит завидеть его в белых одеждах, бредущего в неизменном сопровождении своего шумного шисюна. Они с Цзян Ваньинем были представлены друг другу уже давно, когда сопровождали своих родителей на какой-то праздник. Но когда это было-то? Сейчас они чувствуют себя в меньшей степени людьми и в большей – наследниками своих кланов. И даже это не самое главное. Лань Сичэнь был бесконечно… разочарован. Кто знает, чего именно он ожидал. Когда он рассказывал своему лучшему другу о том, как красивый мужчина свалился ему на голову и похитил его сердце, а теперь ему придется познакомиться с ним же, но юношей, когда тот приедет учиться в клане Гусу Лань, Не Минцзюэ резонно заметил, что Цзян Чэн этот будет сильно отличаться от своей взрослой версии. (Конечно, после того как попытался уличить Хуаня в одержимости, помутнении рассудка, искажении ци и прочих болезнях тела и души). И Хуань знал это, знал, что юноша не будет похож на мужчину, что Цзян Чэн не будет похож на Цзян Ваньиня, пронесшего с собой опыт многих лет, как он сам не похож на того “Цзэу-цзюня”, о котором Ваньинь рассказывал. Знал, и все равно остался разочарован. Как этот нескладный тихий парнишка способен стать тем, кто мог одним взглядом заставить колени трястись? Эта предвзятость здорово мешала здравому смыслу. Цзян Чэну сейчас столько же, сколько было Хуаню тогда, когда он узнал свою судьбу – был ли сам Хуань четыре года назад таким же неказистым отроком, взволнованным окончанием своего детства? Наверняка, да, был. Но мужчина к нему предвзят не был. Совсем наоборот… Достоин ли он такого высокоморального титула, когда в душе поселился яд? Разумом Лань Сичэнь понимал, что личность формируют время и события, поступки и лишения, другие люди, в конце концов. Дагэ подшучивал над Хуанем, говоря, что, если Сичэнь станет привередничать, то может выясниться, что сам он ни капельки этому сыну главы Цзян не симпатичен. Что тогда он станет делать? А ведь действительно, что ему делать, если Цзян Чэну будет не интересно его общество? Ваньинь говорил, что он просто стеснялся выйти из тени своего шисюна, которая будто бы расстилалась на много ли вокруг. Хуань не понимал, о чем он говорил. Нет, серьезно. Вот уже неделю Лань Сичэнь наблюдаел за наследником клана Цзян почти все свое свободное время: как он разговаривает, как ведет себя в компании, как смущается и огрызается, стоит шисюну подшутить над ним, как он старательно занимается и внимательно слушает учителей, даже когда весь класс едва ли не открыто зевает на монотонной лекции. Наблюдает за тем, как он задает правильные вопросы, как шифу хвалит за них, а его шисюна Вэй Усяня выгоняет с урока за неподобающее поведение. Так почему бы Цзян Ваньинь считал, что он для всех скрыт чужой тенью? – А-Чжань, как же так получилось? – Сичэнь чувствует потребность позаботиться о брате, кладет ему на лоб мокрое полотенце, поправляет подушку. Но в то же время совсем не может сдержать улыбки – с порозовевшими щеками Лань Чжань похож на ребенка. – Прости, гэгэ, – бормочет Лань Чжань на его постели. – Сяоди* хотел как лучше… Его дыхание пахнет кисловатым вином. Сичэнь гладит ладонь брата, надеясь, что теперь-то он заснет и не будет больше вскакивать – и так перепугал друзей, упав лицом в стол. Кто же знал, что он так плохо переносит алкоголь? – Чем сяоди хотел помочь? – спрашивает ласково. – Узнать больше о суженом гэгэ, – говорит тихо, засыпая почти сразу после. Оставляя Сичэня сидеть у постели в темноте комнаты, ошарашено глядя на Лань Чжаня. Сейчас подумалось, что зря, наверное, он поделился тревогами с ним. Но, с другой стороны, младший брат, наконец, нашел себе друзей по возрасту, что не может не радовать. По крайней мере, в компании юньмэнцев сяоди чувствует себя лучше, чем в компании диди главы Не – с Не Хуайсаном они как-то не сошлись темпераментами за столько лет общения их гэгэ. – Вы позволите? Хуань мягко улыбается, а Цзян Ваньинь смотрит внимательно и совсем немного робко, здоровается подобающе, вынуждая Лань Сичэня сделать ответный жест, а после кивает, приглашая собеседника сесть. В библиотеке тихо. Лань Хуань садится за столик напротив со своими записями, какое-то время просто наблюдает за будущим супругом, теперь уже с близкого расстояния. Если они, конечно, станут супругами, как пообещал ему взрослый Ваньинь несколько лет назад. Если ему верить, то наследник Цзян наблюдал за ним, когда Хуань не видел и не обращал на него внимания. Вот только казалось, что сейчас у них ситуация иная – это Лань Хуань не сводит глаз, изучая его, исследуя, как диковинного зверя, в то время как Цзян Ваньинь совсем им не интересуется. – Непривычно видеть Вас в одиночестве, – попытался начать издалека. – Без Вэй Усяня и Не Хуайсана. Предпочитаете учиться без посторонних? Почему тогда разрешил Сичэню остаться? – Предпочитаю учиться, – утверждает торопливо, но брови дрогнули, будто в попытке нахмуриться. Ох. – Пожалуйста, простите мое невежество, я вовсе не хотел Вам помешать, – вот же, еще и разозлил его. Сичэнь, какой же ты глупый. – Нет! – выпалил Цзян Чэн, вскинув голову и взглянув в лицо Хуаня своими большими серыми глазами. Растерянно? – Нет, простите Вы меня, – вздохнул, пытаясь подобрать слова. – Моему шисюну не нужно тратить время на подготовку к контрольным, он гений и без книжек все знает. А Не Хуайсан – бездельник, надеется списать. Потому я здесь один. Он подбирается, выпрямляет спину, расправляет плечи, подбородок приподнимает, будто вспомнил, что хочет казаться взрослее и собраннее, хочет показать себя с лучшей стороны. Угловатый такой, лицо еще не лишилось следов детской припухлости, глаза большие, чистые. Любая эмоция на лице написана, вот только Хуань не умеет еще их читать: то была совсем не злость, но смущение. Вот оно как. – Могу ли я помочь Вам чем-то? Я хорошо знаком с этой темой и, кажется, знаю, на чем шифу попытается завалить студентов, – Сичэнь улыбается, но сам будто бы не понимает, почему он лезет. Потому что ему пообещали, что все будет хорошо? Потому что Цзян Ваньинь попросил дать молодому Цзян Чэну шанс? – Если Вас не затруднит, Сичэнь-гэ, – произнес Цзян Чэн и тут же поджал губы, устремив взгляд в книгу. Как странно звучит, небо, зачем он вообще так сказал? Хуань вскинул брови и… смягчился. С тех пор Лань Сичэнь старался разговаривать с Цзян Чэном чаще. Встречался с ним в саду и в библиотеке. Больше узнавал его. На самом деле, этот юноша очень усерден и трудолюбив, с уважением относится к правилам клана Лань, нахваливает Юньшэнь: культуру и обычаи. Боится опозорить Юньмэн Цзян. Сяоди отзывается о нем хорошо, одобрил выбор Лань Хуаня, а сам он, похоже, присматривался совсем к другому юноше. Так казалось. Несколько раз они встречались на тренировочной площадке – Сичэнь думал поддаться своему избраннику, но, на удивление, Цзян Чэн хорошо держался с мечом, движения его были обдуманными, брал измором, выносливостью. И пусть Хуань, в конце концов, находил брешь в его защите – не мог не, он опытнее и посвятил тренировкам с мечом минимум на четыре года больше, чем оппонент – Цзян Чэн, ненавидящий проигрывать и уступать, благодарил глубоким поклоном за спарринг. Хуань снисходительно улыбнулся – зачем это все? Хочет показаться лучше, чем он есть? Сичэнь знает, что тот сейчас должен быть в бешенстве. Но когда Цзян Чэн поднимает глаза, те кажутся такими яркими на раскрасневшемся лице, что Лань Хуань вздрагивает. У юноши все еще сбито дыхание, он вытирает тыльной стороной ладони пот со лба, поджимает губы добела. Обидно проигрывать. Но- – Еще раз, пожалуйста. Лань Сичэнь чувствует, что внутри у него что-то зашевелилось. Угловатый юноша с яркими глазами цвета пасмурного неба запал в душу. Хуань все чаще думал о нем, сравнивал с образом, сохранившимся в памяти, приходил к выводу, что образ выглядит лучше и желаннее. Но это все ночью. А днем, стоит взглянуть на Цзян Ваньиня, так не получается отвести взгляд. Он, оказывается, очень красиво улыбается. И смеется – тоже. А еще, когда хмурится, между бровями получается складка, хоть еще и не такая глубокая. И челка забавно торчит. Цзян Ваньинь ходит бесшумно, и колокольчик его никогда не звенит – удивительно. Шифу просит его зайти в кабинет после занятий. Напоминает о благочестии и манерах, о поведении. Шифу знает больше, чем сам Лань Сичэнь? – Если я решу связать свою судьбу с мужчиной, что Вы скажете на это, дядя? – Исключено, – Лань Цижэнь отрезает строго, смотрит хмуро и цепко. Лань Хуань разучился бояться его взгляда еще несколько лет назад. – Кого ты имеешь в виду, Сичэнь? – Интересуюсь на будущее, придется ли мне воевать с Вами, дядя, или мы сможем договориться миром, – произносит спокойно. – Бесстыжий мальчишка. Что у тебя на уме? Хочешь стать позором клана? – Хочу привести клан к процветанию, – возразил Лань Хуань. – Главе клана не помешает быть счастливым в браке, прервав череду уединений и страданий, Вы так не считаете? – Тебе нужно думать не об этом. Благочестие! Следование традициям! Что скажут другие кланы, если узнают, что глава Гусу Лань – обрезанный рукав? – шифу злится, Хуань делает глубокий вдох, прикрывает глаза. – Мы слишком много думаем о том, что скажут другие. Традиции когда-то были нововведениями. Строить что-то новое можно только на расчищенном фундаменте. Это я и собираюсь делать в будущем. Прошу меня простить, – поднимается из-за стола, не дожидаясь ответа, и даже когда мужчина попытался ему возразить, перебил его. – Я не спрашивал разрешения. Я интересовался Вашим мнением на этот счет. Если мне придется потратить время на то, чтобы переубедить Вас, уверяю, я доведу дело до конца. Так меня учили. Вы учили, дядя. Кровь бурлит. Сичэнь не первый раз препирается с дядей, чье мышление кажется излишне консервативным и не подразумевает никакой свободы, будто бы у Хуаня не должно быть никакого личного мнения на все темы разом. Хуань медленно дышит носом, стараясь вернуть себе контроль над эмоциями. И взгляд сам собой находит Цзян Чэна в знакомой компании, бредущего по дальней дорожке сада, что-то бурно обсуждая и жестикулируя. Решение принимается мгновенно, и Лань Хуань не дает себе времени передумать. Он не торопится и не переходит на бег, но уверенно пересекает сад, направляясь к троице, чем, конечно, привлекает к себе внимание. С ним здороваются почтительным поклоном, и Сичэнь отчего-то злится про себя, что его вынуждают затормозить и поклониться в ответ. Он же слишком занят! Это так важно сейчас, почти жизненно необходимо. – Цзян Чэн, – улыбается мягко, темно-медовые глаза выглядят светлее на солнце. – Я хочу пригласить тебя прогуляться в город. – Меня? – юноша смотрит недоверчиво, а его друзья притихли, крайне заинтересованные происходящим. – Тебя, – протягивает руку. – Это свидание. – Сви-что-о? – его брови поднялись так высоко, выглядит забавно. – Свидание, А-Чэн! – звонкий голос Вэй Усяня оглушает, тот хихикает и, в попытке подбодрить или, возможно, нарочно, ударяет шиди по плечу так, что тот делает несколько шагов вперед, едва не падая в руки Лань Сичэня, но тут же смущенно отшатывается. Но Хуань все равно успел мазнуть ладонью по его талии, отчего желание заполучить согласие разгорелось лишь сильнее. Он обязательно его добьется, сколько бы времени это ни заняло.